Чжунчи кинктобер 2023

      Тарталья знает, что ему следует быть осторожным. Он знает также, что было бы гораздо лучше, если бы он вообще никуда не пошёл. Но он не может отступиться. Разве кто даст ему денег на новые серёжки Тоне или набор цветных карандашей для Тевкра? А они должны быть обеспечены всем, чего хотят, это главное правило Чайльда.       К тому же, уверяет себя юноша, в старой заброшенной фабрике нет ничего опасного, кроме отсутствия света и шатающихся металлических штуковин на потолке. Первую проблему легко разрешить фонариком, ну а вторую… что ж, он просто будет осторожен.       Конечно же, никаких духов и прочих глупостей, о которых Тарталья с таким знанием и профессионализмом рассказывал клиенту несколько дней назад, не существует. Дом просто действительно слишком старый, вот весь и скрипит не только внутри, но и снаружи, Чайльд прекрасно это понимает. Но кто он такой, чтобы противостоять толстосуму, который всё равно бы потратил деньги на какого-нибудь шарлатана? Тарталья, по крайней мере, немного разбирается в старых зданиях и сможет указать на несколько самых крупных изъянов после проверки. К тому же, он обладает достаточной смелостью, чтобы облазить фабрику вдоль и поперёк, а не пройтись по двум-трём комнатам и сбежать.

Он бывал в местах пострашнее, гораздо более подходящих на роль идеальной локации для ужастика, напоминает себе юноша, медленно переступая порог здания и включая фонарик. Он справится.       И он справляется. Несмотря на подозрительные звуки, издаваемые некоторыми стенами и множеством труб на потолке, Чайльд держит себя в руках. Разве что немного более активно отскакивает от дохлой мыши, пикирующей ему на голову, только и всего.       У Тартальи появляется определённая цель. Он слышит странные скребущие звуки из дальнего помещения, наверняка такого же длинного, пустого и холодного, как остальные. Наверное, здесь завелись мыши или крысы, решает Чайльд. Надо проверить и уведомить хозяина. Правда, ни те, ни другие не отличаются страстью танцевать где-то под потолком все вместе, но юноша видел и не такие вещи, чтобы сейчас удивляться.

***

      Луч фонарика не высвечивает ровным счётом ничего. Хотя бы одного коротенького хвостика, и того нет. Тем не менее, кто-то определённо скребётся там, наверху, где-то на длинной трубе, выглядящей так, будто она готова упасть прямо сейчас.       Тарталья хмурится, но говорит себе не волноваться, продолжая настойчиво шарить фонариком, заходя с другой стороны.       Сначала он видит острые большие когти, вцепившиеся в несчастную железку, затем и лапу, из которой они торчат, а потом… «О Боже,» — мысленно бормочет Чайльд, до этого считавший себя убеждённым атеистом. Он хочет сделать шаг назад, нет, просто выбежать из дурацкого помещения в дурацкой заброшенной фабрике, а затем доложить клиенту, что духов многовато, а потому он требует прибавки, но не может шевельнуться.       Большие золотые глаза, явно не принадлежащие ни одному известному юноше существу не мигая смотрят на него, словно оценивая, насколько он съедобен. Тарталья чувствует себя освещённым прожектором на сцене, среди тысячи желающих разодрать его на куски тварей, но всё равно не отступает. Он не может.       Не то чтобы Чайльд никогда не попадал в дерьмовые ситуации, нет, скорее даже наоборот. Где он, там и проблемы. Но он ещё ни разу не стоял перед неведомым существом, составляющим, как юноша успевает лихорадочно прикинуть, по крайней мере пять метров. Что это вообще такое? Огромный кот? Огромное… Тарталья не знает ни одного вида, имевшего бы такие глазищи! — Привет, — запнувшись, но всё равно нестерпимо громко бормочет Чайльд, наконец заставляя себя сделать осторожный шаг назад. — Может, спустишься, а? Лучше на другую сторону помещения.       Юноша пытается нашарить ногой хоть что-нибудь, напоминающее кусок трубы, чтобы быть вооружённым не одним тупым фонариком. Ему кажется, что все животные одинаковы, а потому разговаривать с огромной страшной тенью можно точно так же, как он общается с любой другой собакой или кошкой.       Очевидно, на таких гигантах подобные методы не работают. Существо шевелится, да, но только в сторону Тартальи, причём так медленно, что юноша на несколько мгновений лишается возможности дышать от страха, что ему отсюда не выбраться. Разве стал бы хищник двигаться спокойно, если бы не был уверен, что добыча в его лапах?       Глаза закрываются и открываются, словно две потухшие на мгновение лампочки. Пока оно не видит, Чайльд подбирает наконец-то найденный обломок и целится им прямиком в то, что было бы переносицей у нормального человека или животного.       Он не кидает. Ещё нет. Может быть, всё ещё уладится и без его вмешательства.       Существо внимательно смотрит на занесённую руку а затем приподнимается на трубе под потолком и, кажется, рычит, прежде чем сделать резкий рывок вперёд. Чайльд не особенно задумывается, что делает. Он знает, как бороться с людьми и бродячими тварями в заброшенных домах. Правда, он понятия не имеет, что делать с чем-то настолько огромным, но это кажется ему неважным.       Тварь получает-таки меж глаз, но это её не останавливает. Наоборот, грозный рык сотрясает стены, и Тарталья даже кажется, что он глохнет.       Чайльд пребольно ударяется головой об пол, прежде чем отпустить фонарик, и быстро пытается вздохнуть хоть толику воздуха, прижатый к холодному покрытию тяжёлым гигантским телом существа. Он пытается дёрнуться, но это лишь злит тварь, заставляя её отчаянно дёрнуться и ударить его вновь.       Тарталья шипит, но уже не противится лежащему на нём созданию, покорно принимая свою участь. Эта тварь длиннее, гораздо длиннее, чем он ожидал, так что он может сделать? По крайней мере, пока он не съеден, жизнь можно считать выигранной. — Убирайся, — приказывает существо, раскатами рокота заставляя Чайльд оглохнуть окончательно. — Вон отсюда.       Юноша стонет, приподнимая голову и кидая быстрый взгляд на две золотых горящих Бездны. Его совершенно не волнует неожиданное умение говорить. В конце концов, это не самая странная часть того, что сейчас с ним происходит. — Не могу, — бормочет он устало. — Я придавлен.       Он хочет добавить ещё боль в затылке, но удерживается. Хоть это и вина неведомой твари, но она гораздо менее очевидна, чем то, что он не способен пошевелиться. Существо медленно ворочается, а затем открывает пасть, и Чайльд зажмуривается, готовый умереть.       Но ничего не происходит. Проходит минута, как ему кажется, затем больше, а он до сих пор живёт. Тарталья осторожно приоткрывает глаз, чтобы обнаружить… Эта тварь решила устроить сеанс очищения? Иначе юноша не может объяснить то, с каким упоением она облизывает свою морду.       Наконец существо сдвигается. — Убирайся, — повторяет оно, подталкивая юношу когтистой лапой.       Чайльд со стоном перекатывается на бок и спешит ощупать себя в поисках телефона, чтобы в итоге… О Боже, его прекрасный дорогущий телефончик полностью разбит. Чем он будет освещать свой путь?       Кажется, это мало волнует зверя. Он совершенно не ведёт себя как смущённый или заметивший затруднение Тартальи. Или, может быть, юноша просто не знаком с его видом.       В любом случае, уползти отсюда, пусть и стукнувшись о несколько стен, гораздо лучше, чем оставаться рядом с непонятным существом. Ему повезло ещё, что его словам потом поверят без доказательств.       Что ж, может быть, он и вернётся сюда, но только вооружённым и уж точно не в полном одиночестве. Правда, Чайльд молится, чтобы тогда здесь уже никого и в помине не было.