Я рядом, или как променять Флаффтобер на Райтобер

      Ульфина с великим неудовольствием разглядывала горе-кавалера. Ну да, воистину подлый кайзер-осквернитель подъездов, по совместительству уборщик в Рейнской государственной галерее Франсуа. Если честно, после того случая с консулом она была готова при встрече прибить раба швабры и ведра, но почему-то не прибила. Почему-то, даже наоборот — прикрыла перед начальством и помогла спасти его седушку от выпинывания сапогом из храма искусства, который он, по древней традиции люмпенов, потомков революционеров, осквернил и ни капли не стыдился этого. Может, даже тайно гордился тем, кхм, пятном, в общем — тенью, которую бросил на всю организацию месяц назад аккурат в день конца выборов. Вот что ей помешало? Эти пасмурные плутоватые глаза, щербатая улыбка, или же седалище в мешковатых штанинах комбинезона? Нет. В таком ключе она даже не хотела о нём думать, а пришлось… Ну вот кто просил её спорить?       — Ты, как джентельмен, мог бы и отказаться! — просипела Вейнлесс, разглядывая стрелки на его брюках.       Оказалось, что вне рабочего времени он умел выглядеть прилично и вполне себе смешиваться с благостной толпой на площади отцов революции…       Ах, тонкие журавлиные ноги, только хвоста фалд не хватало для полной картины, а там хоть в театр, хоть на кладбище. Хотя какой журавль? Олень! Да! И рога бы очень подошли к его старомодной плоской кепке.       — Мог, но за пузырь я готов пожертвовать жентельменством! — мило улыбнулся Франсуа, поправляя узкий пиджак; откашлявшись, он добавил: — Мамзель, вы очаровательны!       — Спасибо! — попыталась изобразить не слишком кровожадный оскал Ульфина, про себя проклиная и Жанну, и мадам Дюрси и тот галерейный вечер, когда они всем коллективом, приняв лишнего, наспорили на слишком многое.       «Ы-ы-ы, выходные кайзеру под хвост. А могла бы монографию маршала Рауля читать!» — про себя всхлипывала студентка, но почему-то не так трагично. Франсуа подкупал искренностью, и протянутый им локоть смотрелся как вполне надёжная опора в толпе, состоящей преимущественно из счастливых воскресных парочек.       — Сто лет не был на свиданиях, предлагаю такой план — просто прокатимся пару остановок на трамвае, а потом засядем в одном надёжном местечке, где нам никто не помешает…       Глаза уборщика засверкали азартными огоньками: умел, значит, быть инициативным. Ульфина пожалела о том, как в пьяном угаре спорила, что легко может оплачивать не только свои покупки, но ещё и партнёра. В галерее, конечно, хорошо платили, особенно после выяснения, что она опытный искусствовед-очковтиратель с навыками демагога-педагога, но у уборщика явно был недюжинный аппетит на горячительные. «Этак мы ещё наспорим на целый служебный роман…» — хихикающий внутренний голос был настолько ехидным, что студентка в очередной раз пообещала себе больше не пить. Только молоко там, ну и компот с клубникой…       Вообще, всё происходящее напоминало несмешной анекдот, рассказанный дедом-революционером, свидетелем баррикад на Шансельском проспекте и маршала Рауля на престоле консула-диктума. Такой неловко сладкий, что аж противно, но приятно. Дилемма созрела давно — без Франсуа в тот день у неё бы не вышло ничего из того, что получилось. Ни тёплого места экскурсовода, ни стабильности в сие неспокойное время, когда кайзеры ростом с гладильную доску раздухарились не на шутку. Собственно, по отношению к уборщику — лишь странная благодарность и чуть-чуть здорового азартного гуманизма.       — Вы сатрап, вы слуга лесетрического капитала, вы пролетариат давите! — шумел на контролёра в трамвае Франсуа, во всю уворачиваясь от локтя Ульфины, которая, краснея от стыда, пыталась оторвать ему руку.       — Впервые вижу человека, который пытается проехать по жетону из метро на трамвае… — обижался контроллер, но беззлобно, явно сочувствуя студентке, пунцовой как роза, пришитая к её собственному берету.       — Нас много! Нас таких миллионы, и мы победим! — урезонил кондуктора Франсуа и горделиво подставил бок под локоть Вейнлесс.       «Кто на свидания на спор ходит, того в цирке показывают…» — Ульфине всегда казалось, что профессия клоуна требует выдержки. У неё выдержки не было, хотя то, что пассажиры смотрели сочувствующе, немного раздражало. Она сама решала, с кем на спор на трамвае по жетону из метро катается! Вот!       Франсуа явно был опьянён не только прогулкой и весенней толпой, но и чем покрепче. Однако, Ульфина жутко удивилась, когда оказалась на пороге вполне приличного ресторанчика, а не какого-нибудь полуподвала с названием «Бочка Диогена».       — Удивил… — выдохнула Вейнлесс, присаживаясь за чистый столик и пряча взгляд в сумочку.       Ну вот откуда в ней было это предательское, будоражащее чувство? Может, уже стоило перестать строить из себя непонятно что и честно признаться, что сама последний раз была на свиданиях в прошлый срок консула? Кстати, тоже сразу после выборов, и кончилось это плохо… Потому что кайзер-осквернитель в Рейне один, и он сейчас сидит перед ней, а прыщавых озабоченных недоумков много, и такие тюрбаны из тряпок они делать не умеют, и так пить, и так спорить…       — Это мы ещё не танцевали! — интеллигентно высморкался в салфетку Франсуа и, напустив на себя строгости, взглянул на подскочившего юного официанта, как смотрел маршал Рауль на первый сенат.       — Никакого вина, мы из общества «Трезвенники Руана», — вдруг выдал он и, нежно обхватив пальцы Ульфины своей шершавой мозолистой рукой, так же нежно добавил: — Мамзели мороженого, а мне салата и содовой, у нас месяц коллегии…       Тоже придумал, как обозвать их знакомство… Пьяный бесстыжий уборщик, носивший имя верлинского кайзера. И вот почему она краснела не от стыда, а от смеха? Он обманул её, как и тогда, и, конечно, тут же оправдался:       — Про трезвенников правда, я бросаю с понедельника!       Довольно своевременное заявление для вечера воскресения, но Ульфина одобрительно кивнула, а потом, пища про себя, ела мороженое и слушала политические анекдоты. Франсуа, похоже, тоже решил быть гуманистом. Свидание прошло, конечно, не как по учебнику маркиза де Засада, но более чем приемлемо, и более того, более — счёт он оплатил сам. Это было очень странное свидание на спор, особенно для людей, так странно познакомившихся, так странно сблизившихся и так странно перепивших до споров о романтике, из которых и вышел этот вечер. Эх, а как должно кончаться настоящее свидание?       — Я заслужил… — его губы тоже оказались шершавыми; щека загорелась, казалось, ещё до самого прикосновения, ещё когда его чистое огуречно-помидорное дыхание коснулось её.       Нет! Ну это было против правил! А ещё врал, что отвергает жентельменство! Кайзер-осквернитель! Ульфина исподлобья взглянула на Франсуа. Нет. Дерек ему в подмётки не годился, не только из-за тюрбанов и анекдотов, но ещё и поэтому. По этому искреннему, даже, скорее, дружескому поцелую в щёку.       — Заслужил большего! — выдавила Вейнлесс и приподнялась на носочки.       Нет, конечно Руанский поцелуй был бы слишком, но вот обычный, мгновенный, бархатно-безумный, как и творчество художников-примитивистов-дантистов из галереи…       — А спорим, не сможешь так ещё раз! — ухмыльнулась Ульфина, глядя на опешившего Франсуа, который выпучив глаза, и похоже, не успел понять, что произошло.       «На их одну атаку мы ответим контр-атакой и массированным наступлением со всех сторон, если понадобится, и с воздуха» — цитата из монографии Рауля пригодилась. Брат Ульфины как раз занимался аэромоделированием.       — Спорим! — оскалился Франсуа, прикасаясь своими шершавыми пальцами к губам, словно пытаясь сохранить поцелуй на подольше.       Рукопожатие разбил проходивший мимо жандарм. Одно свидание на спор вылилось во второе. «А говорят, от выпивки отвадить нельзя!» — думала ночью, лёжа на подушках в холодной квартире, студентка, в очередной раз клянясь себе что больше пить не будет, а вот целоваться… Тепло. Просто тепло и шершаво.