Make hate to me

I'm face to face with the devil

I am not afraid

My life is worth the struggle

My scars are my warpaint

Face to face with the devil

Pray, it's not too late

My past will not define me

I'm face to face

Кейго некоторое время бездействует, держа брата на мушке, заставляет того нервничать и сжимать телефон влажными пальцами. Мелкий суетливо вытирает потные ладони о домашние штаны и хмурится, глядя на экран. Он понятия не имеет где прячется противник. Кейго это веселит и он терпеливо выжидает, заняв выгодную позицию в траве на пригорке. С такого расстояния он легко его снимет, если тот ещё хоть раз высунется из-за камня. У Кейго есть немного времени подумать и он на пробу кидает осколочную гранату за валун, а потом дымовую в противоположную от себя сторону. Пиксельный дым расплывается бесформенным облаком и игровой персонаж Денки обходит своё укрытие по часовой. Денки щурится в попытках разглядеть Кейго на маленьком экране. Кейго ухмыляется, наблюдая в прицел; маскхалат работает на ура и его невозможно заметить в траве, особенно когда не знаешь где искать. Лёгкая победа. — Мазила. — Денки сидит напротив и мерзко лыбится, пихая его босой ногой. — Пвп или зассал? Выходи и дерись как мужчина, я тебе полный бак из скарлика нашпигую. Кейго лишь хмыкает и пожимает плечами, мол, да, облажался, случается. — Харэ лыбу давить, я чувствую запах твоего страха. — Денки шумно втягивает воздух в подтверждение своих слов. — Зассыха! Прицелиться и нокнуть Денки с полутора ярдов проще простого. На экране моментально всплывает «winner winner chiken dinner» в сопровождении задорной мелодии. Лицо Денки вытягивается в возмущенной гримасе и Кейго готовится к инфразвуковой атаке. Он слишком часто снимает его из снайперской винтовки с возвышений, чтобы не знать что будет дальше. — Да ка-ак? Ты прикалываешься? — Фальцет на грани великой истерики привычно рвёт барабанные перепонки. — Сказал бы сразу, что у тебя «дулька» и камуфляж, я бы даже не пытался! Не зря вы с Серо спелись, два читера. Трагедия от первого лица разворачивается по отработанному сценарию и Кейго небрежно бросает раскалённый планшет на диван. Последняя катка явно была лишней. Он устало трёт глаза и откидывается на подлокотник. Пять часов подряд он не играл с шестнадцати лет, но Денки не оставил выбора, заведя свою шарманку бронебойного нытья и провокаций из разряда «все понятно, струсил, так и скажи». На второй месяц карантина они оба лезли на стену и Кейго с радостью согласился разбавить семейный быт играми. В подростковом возрасте он неплохо справлялся с миссиями в шутерах и здраво рассудил, что очередная игра будет ему по плечу. Управление с сенсорных гаджетов было лажей, но он быстро привык к «картонной» графике и джойстикам. «Правая половина для движения, левая — для стрельбы.» — что-то подобное Денки ляпнул в скомканном «экскурсе для нубов», как он тогда выразился, считая шутку достойной оваций. Кейго учился на лету и через пару дней беспрерывного задротства вышел на приемлемый уровень. Нагнуть Денки в воспитательных целях стало делом принципа. Кейго всегда давалась работа с детьми. Он не может противостоять собственному злорадству и позволяет себе немного покрасоваться на правах человека, всухую выигравшего тринадцать игр подряд: — Позорная клевета, сопливый. Тебя вынести и без читов слишком просто, я бы себя уважать перестал, если бы жульничал, — Кейго демонстративно сдувает с себя невидимые пылинки и Денки молниеносно щетинится, реагируя на жест, — плюс, твои проблемы с мелкой моторикой никак меня не касаются. Играть в четыре пальца научись, а если хочешь пострелять нубов и ботов — катись с рейтинга и не делай мне мозги. Он неуклюже перекатывается по широкому сидению, переворачиваясь на спину и свешивая голову с дивана. Оказавшись поближе к прохладному ветерку из кондиционера, Кейго блаженно выдыхает. Жить становится намного легче и он продолжает внимательно наблюдать за оскорблённым Денки, тому предсказуемо нечего ответить и он по-детсадовски дуется, раздувая ноздри. Вверх ногами он выглядит еще более прозаично и Кейго не сдерживает полуулыбки. Детские обиды остаются актуальными спустя столько лет и его это по неизвестной причине радует. Однажды мелкий повзрослеет, завяжет с играми, наденет костюм и хмурое выражение лица. Вполне возможно, найдёт приличную работу и женится на лопоухой соседской девчонке, а пока можно наслаждаться спорами и быть в моменте. Кейго расслабляется и сползает ещё чуточку ниже, почти задевая ковролин кончиками волос. Денки, видимо, не чувствует этой меланхоличной магии в воздухе и не думает униматься: — Жулик. «Очень оригинально и совсем не заезжено.» — думает он, сверля взглядом мотылька, беснующегося под потолком. Мельтешащее насекомое вызывает слабый приступ головокружения и он прикрывает глаза, чтобы небрежно отмахнуться, демонстрируя абсолютную незаинтересованность в дальнейшем развитии диалога: — Нытик. Отбивать «подачи» более основательно нет необходимости и Кейго не запаривается над облачением мыслей в более острые «тычки», пока Денки держит себя в рамках и не пересекает негласно установленные рамки братского этикета. Слишком много незначительных ссор повисло в воздухе за прошедшие годы и сформировало уникальный биогеоценоз, в котором не было места слишком жестким и обидным словам. Кейго действительно так думает, пока Денки не открывает рот: — Подкидыш. Денки без сожалений пытается ударить побольнее и надеется урвать первенство хотя бы в словесной перепалке, но Кейго подобное уже давно не задевает. В старших классах было куда сложнее и обиднее, он прошел завидную школу жизни и знал наизусть все достойные ответки. У Денки просто нет шансов. — Меня родители хотя бы сознательно выбирали, а ты родился с отклонениями, такое случается. — Кейго разводит руками. — Пошёл ты. — Выплёвывает на грани слышимости Денки, очевидно, не хочет получить подзатыльник от мамы, и берёт на октаву выше, достигая самого невыносимо-писклявого тембра. — Ма-ам, он назвал меня аутистом! — Ябеда. — Чертыхается себе под нос Кейго. Денки страдает от недуга младшего ребёнка под названием «мам, помоги», но, к счастью Кейго, мама не ведётся на эти трюки уже лет десять и воспринимает происходящее с большой долей скепсиса. Она хорошо знает своих детей. Кейго относится к ней с трепетной любовью и не хочет расстраивать подобными выходками, но, в отличие от него, Денки феерический идиот с терминальной стадией эгоизма, за это Кейго хочет ему двинуть. Повзрослей уже. — Аутисты обучаемые, ты больше на дауна смахиваешь. — В приступе злобы бросает он. — Мам! — Возмущается пуще прежнего Денки, подрываясь с места. — Денки, прекращай драматизировать, — Нами выглядывает из проёма кухни и сканирует стальным взглядом пространство гостиной, — если у меня сгорит пирог во время разборок с вашими, — она суетливо вертит рукой в воздухе в попытке подобрать менее оскорбительную формулировку, но вскоре сдаётся, роняя тяжелый вздох, — что бы это ни было, клянусь богом… Заканчивать предложение она не собирается, дети прекрасно её поняли. Будет, мягко говоря, не круто. Настолько не круто, насколько может быть генеральная уборка в гараже отца или двухчасовое мытьё косматого Спарки, вечно цепляющего на длинную шерсть соцветия лопуха и мелкую дорожную пыль во время выгула в полях. Нами имеет спартанский подход к дисциплине и порядку, Денки следовать правилам намного сложнее, хотя бы потому, что он до сих пор не покинул родное гнездо в отличии от предприимчивого Кейго. Не нравится — меняй, элементарная житейская мудрость, которую младший всё никак не может усвоить. — Никто меня не любит в этом доме! — ломает комедию Денки, в надежде вызвать хоть каплю сочувствия. Всё-таки, он вырос капризным. Кейго частично видит в этом свою вину: он редко бывал дома, но, в отличие от трудолюбивого отца, тратил своё время на травку в компании друзей и затяжные репетиции в гараже. Денки всегда плакал и умолял взять его с собой хоть разочек, но Кейго лишь отмахивался. Зачем ему такой балласт на рампе или в заброшке? Кейго не умел мыслить с расчетом на будущее в пубертате, его волновало лишь «здесь и сейчас», а не туманное «через пару лет». Мама больше не появляется и Денки становится серьёзнее: — Какого хрена ты вообще вернулся? — Тревожно озираясь в сторону кухни шипит он. — Сидел бы в своем колледже с горячими цыпочками и бед не знал, но нет, явился. Мёдом намазано? — Дистанционка, дебил, мы в одной лодке до конца карантина и тебе придётся с этим смириться. Плюс, троллить тебя лучше любых цыпочек. — Заговорщически шепчет Кейго ему на ухо, притягивая за шею. Денки подобное отношение бесит до чёртиков и Кейго беспощадно ходит с козырей. — Ты такой милый, когда злишься, просто глаз не отвести, понимаешь? — Фу, ты мне ухо обслюнявил, — он брезгливо сбрасывает ладонь и отступает на шаг, — гомик. Как будто, гейство — болезнь. Кейго хмыкает. — Сказал человек с розовыми волосами. Денки неуверенно проводит пятернёй по влажным, выжженным красителем, волосам и наматывает прядь на палец, пристально рассматривая сечённые концы. Кейго склабится: уделал. Денки упорно косит под янки, коверкает речь междометиями и ублюдскими сокращениями, красится в дикие цвета и старается быть максимально непохожим на азиата. До Кейго не сразу дошло, что тот завидует ему, ведь Кейго не японец и мало что смыслит в расистских предрассудках. Кейго вообще не знает какой он национальности. Кейго на это насрать. Он давно запамятовал любые нюансы прошлой жизни, даже лицо родной матери в воспоминаниях расплывается бежевой кляксой и рябит как водная гладь.
Он уже не уверен, что это когда-то происходило с ним в реальности, а не было странным, сотканным из недообразов кошмаром. Одним из тех, которые заставляют подскакивать на кровати и панически озираться, но быстро забываются с восходом солнца. — Слышу от человека с подведенными глазами. — Высрал и доволен? Это сценический образ, неуч, — небрежно бросает он; продолжать спор нет нужды и желания, — не хочу слышать подобное от человека с проведенной чертой между ним и гетеросексуальностью. — Ты невыносимый засранец. — А ты просто засранец. Думаешь, я не помню что было, когда тебе было пять и ты очень испугался злого Санты? Вкрадчивый тон и иронично поднятая бровь — эдакий образ всезнающего мудреца — всегда выводят Денки на принципиально новый уровень боевой готовности, но в этот раз он просто сдувается, скрываясь в коридоре. За время вынужденного сосуществования взапрети Денки усвоил две вещи: Кейго хорош, когда дело касается споров и внеконтекстных приступов нарциссизма, а ещё он очень больно бьёт с ноги по лодыжкам и косит под дурачка в последствии. Капитулировать менее энергозатратно. — Позвони друзьям расскажи, Джимми Карр ебучий. — Доносится из-за угла вместе со звуком шагов, поло вибрирующих в пустоте под ступенями лестницы. — Денки, рот с мылом сам помоешь или тебе помочь? Громкое предостережение с кухни заставляет Денки замереть на секунду и недовольно цыкнуть, ускорив шаг. — Да-да, я понял, только я тут противный ребёнок и всё такое. Когда я умру и все вы соберётесь у моей могилы, чтобы сказать насколько вам жаль, что вы меня не ценили — я буду смеяться, потому что эти слова мне нужны были при жизни! Кейго почти слышит скрежет, с которым у мамы закатываются глаза и не может сдержать смешка. На втором этаже хлопает дверь их общей спальни и он надеется, что в следующий раз мама снова снимет створку с петель в воспитательных целях. С кухни начинает тянуть восхитительным, домашним запахом выпечки с мясом. Кейго решает подсобить с готовкой или, что наиболее вероятно, с уничтожением запасов свежеприготовленного провианта. Отец возится в гараже со своим старым пикапом уже битый час и Кейго малодушно надеется не встретиться с ним сегодня. Выслушивать заевшую пластинку на тему семейного бизнеса и перспектив автомастерской он не намерен. Поскорее бы всё это закончилось. Жизнь в консервной банке вне времени и пространства с родителями и братом возвращает в неидеальную реальность, мнимые сепарация и свобода выбора отходят на задний план. На правах старшего ребёнка он унаследует бизнес и будет вынужден провести остатки скучной жизни в отцовском кабинете на втором этаже ангара, провонявшего машинным маслом и керосином. Если быть объективным, только мама и Денки поддерживали его желание учиться. Денки из корыстных побуждений отжать комнату в единоличное пользование, мама — в надежде на то, что Кейго остепенится и станет уважаемым членом общества и профессионалом своего дела. Инженерный факультет, приличная работа. Кейго устало трёт веки. — Прости, что не оправдаю твои ожидания, мам. 
Шепот получается громче ожидаемого и Нами отзывчиво интересуется: — Ты что-то сказал, дорогой? Кейго нехотя отрывается от дивана и следует в столовую, останавливаясь в проёме на долю секунды, чтобы впитать счастливое выражение лица мамы, колдующей на кухне. — Пирог, значит? — Натягивает улыбку он. — Будешь? 
Хоукс рывком просыпается на пассажирском и недовольно морщится, шея отдается тупой ломотой от неудобного положения и он упорно её разминает, провожая пейзаж безразличным взглядом. Глаза слезятся и Хоукс сетует на порывистый ветер из окна. Желудок болезненно сводит режущим спазмом, Хоукс припоминает почему он решил отрубиться на несколько часов. Голод. Даби ведёт машину в мрачном молчании и Хоукс не знает сколько он пробыл в небытие. Поза, выражение лица и, он готов поклясться, даже пульс Даби не изменились за прошедшее время. Антураж Аризоны как нельзя лучше подходит ему — так же однообразен — всё та же пустыня, всё то же пекло, всё то же проклятое шоссе. Даби впивается паучьими пальцами в руль, замечая внимание со стороны попутчика, и газует, будто сам Сатана гонит их в преисподнюю. Погони не видно, но преисподняя на месте, Хоукс хмыкает, выбивая из Даби звуки недовольства. Тот косится на него красноречивым взглядом, но молчит из принципа; не портит настроение хладнокровно спланированным выносом мозга и на том спасибо. Даби заметно нервничает из-за стремительно падающего уровня топлива и опрометчиво наращивает обороты двигателя, Хоукса вжимает в сидение и он думает, что человека-пассажирского-сидения в Мстителях точно не было, однако, быстрая интеграция его тела в кресло намекает на подобную возможность. Даби бесится пуще прежнего и роняет: — Весело тебе? Хоукс предполагает, что где-то в начале реплики затерялось смазанное ругательство, но плотная маска успешно поглотила звук, превратив его в нечленораздельный детский лепет в озвучке разъярённого мудака. По личным наблюдениям Хоукса, признаки жизни Даби начинаются на непрерывном поглощении никотина, что сигнализирует об исправной работе воздушного насоса под названием «лёгкие», и заканчиваются на редкой способности глумливо иронизировать сквозь ткань. По всем признакам Даби — экстремально испорченный маппет. Улица Сезам с Даби в главной роли получила бы бан на всех телеканалах, включая самые маргинальные. Хоукс давится воздухом и получает взгляд из репертуара «ты еблан». Запас мимолётных зырков и длительных взглядов у Даби бесконечный, с этим Хоукс смирился. Оно так коммуницирует. 
— Не знаю, зависит от вероятности отъехать в интенсивную терапию, если я скажу «да». — Присвистывает Хоукс, продолжая сверлить профиль водителя. Пристально рассматривать Даби — занимательный процесс хотя бы потому, что тот с этого бесится, а Хоукс никогда не может отказать себе в удовольствии потанцевать с ножами. В Даби Хоуксу странным кажется абсолютно всё: начиная с одежды в стиле «угадайте кто умер» до эмоциональных реакций и поведения в целом. Хоуксу особо не с кем сравнить, но, по его мнению, люди в мире, подобном этому, никак не могут сохранить хотя бы маломальское психическое здоровье. С поправкой на это, возможно, Даби является если не наиболее адекватным, то, хотя бы, не самым поехавшим шизиком на планете. Однако, все эти наблюдения никак не уменьшают степень раздражения, которое Даби вызывает с рвением зубрилы на экзамене. Хоукс прослеживает взглядом чернильную мазню на шее Даби и спотыкается о плотную ткань черной толстовки с изображением лягушки в форме спецназа. Кермит с пистолетом-пулемётом, экипированный в бронежилет с надписью «S.W.A.T.» вызывает смешанные чувства. Дикая шмотка, Хоуксу остается только гадать где Даби её урвал. В эту же категорию попадают видавшие виды Мартинсы, потому что, действительно, какого хрена? Сто четыре по Фаренгейту, какие, к чёртовой матери, Мартинсы? Туда же летят оверсайз кожанка а-ля Дин Винчестер, кожаные перчатки (мезофобия, серьёзно?), дебильный синтетический «намордник»-пылесборник и еще куча иррелевантных вещей из гардероба эмо-дивы. Хоукс блаженно дергает застиранную футболку за ворот, впуская свежий воздух за пазуху и радуется, что не является жертвой постапокалиптического масс-маркета, иначе потеть ему пришлось бы раз в семь больше. Даби замечает самодовольство, горящее сигнальным пламенем на лице Хоукса и мрачно выдаёт: — Для тебя эта вероятность всегда колеблется в пределах ста процентов. Угрожать он точно научился раньше, чем ходить. Хоукс беззлобно хмыкает, пожимая плечами. — Оу, тогда мне повезло, что у тебя есть дела поважнее. — Он вальяжно закидывает ногу на ногу и расплывается в провокационной полуулыбке. — Вести машину и следить за дорогой, например. — Рискованно говорить такие вещи водителю, когда ты не пристёгнут. — Мне уже стоит звонить в службу спасения по поводу похищения этого великолепного тела, — Хоукс скользит по себе ладонями, — извращенцем с проблемами с контролем гнева? — Тебе макияж подправить, птаха? — Настойчивой доброжелательностью его тона можно сбивать самолёты и Хоукс ёжится против воли. — Просто интересуюсь, из лучших побуждений. Он неосознанно тянется к подживающему синяку на скуле и игнорирует насмешливый взгляд. Диалог завершен трусливой капитуляцией, но он обязательно вернется за реваншем. Хоукс отпускает мученический вздох и в очередной раз насилует кнопку включения кондиционера. Даби наблюдает за его потугами украдкой и ухмыляется, Хоукса это по очевидной причине напрягает. Даби придурок. Никакой надежды, механический комрад почил еще во время прошлой вылазки и молитвы Хоукса на него не подействовали. Помнится, Даби тогда наотрез отказался искать новый транспорт. Хоукс до сих пор считает тот спор по-детски тупорылым и не перестаёт грешить на любовь Даби к сучьим тачкам и последнюю стадию болезни «заноза в заднице». Даби нравятся колымаги, способные выжать из себя максимум сто миль в час и поскрипеть тормозными колодками на очередном крутом повороте, ещё Даби нравится делать ему назло. Работает блестяще: Хоукс теряет контроль, потея в три рыла, но вслух высказываться на эту тему не решается. Отбиваться от оплеух в машине будет проблематично. Он хочет отыграться и наугад тыкает в старенький проигрыватель на приборной панели. «Воспроизведение CD» Он понятия не имел, что в дисководе есть какой-то диск и с предвкушением ожидает начала музыкальной паузы. Чем же сегодня его порадует их чудо-пудреница? Хоукс узнаёт трек с первой секунды и поворачивается к Даби с совершенно безумным выражением лица. Даби на секунду перестает следить за дорогой, пялясь на Хоукса в оба и они неприятно подлетают на выбоине в дорожном покрытии. Хоукс потирает пострадавшую во время амортизации поясницу и тянется увеличить звук. По руке прилетает быстрее, чем он успевает осмыслить. Шлепок тонет в ритме чёрного рэпа и лицо Хоукса трещит по швам от довольной улыбки. Даби на грани, ещё чуть-чуть и он детонирует с импульсом сверхновой. Даби читает намерение на его лице и становится ещё на йоту злее, когда Хоукс начинает шевелить губами, вторя тексту с самым гангстерским лицом в мире. — Ты сейчас не серьёзно. — Что? — Хоукс всё-таки добирается до переключателя и выкручивает на максимум. — Очень громко, ничего не слышу, прости! — Пытается перекричать Фифти Цента Хоукс. Уши почти закладывает и Хоукс готов отдать дань уважения японцам за хороший сабвуфер. Езда по пустыне больше не кажется такой утомительной и он понимает, что очень давно не слушал музыку. Элементарное по своей сути занятие незаметно стало некого рода роскошью и Хоукс наслаждается каждой секундой. Скажи ему кто-нибудь пару лет назад, что он будет верещать как школьница, слушая Кэнди Шоп и он бы обделался со смеху, но сейчас эта сомнительного качества музыкальная аллюзия на минет приносит ему почти райское удовольствие. «Я. Придушу. Тебя.» — написано во взгляде Даби, но увы, Хоукс не умеет читать. Он старательно изображает великого слепо-глухо-немого и стоически игнорирует убийственные вибрации с левой стороны. Музыка выключается так же неожиданно, как включилась. Даби с прытью гончей вырывает лениво ползущий диск из разъема и отправляет в полёт из машины. Хоукс мрачнеет, они даже до припева не дослушали, кощунство. — Окей, мистер кислое ебало, что вообще способно тебе угодить, если ты даже классику не перевариваешь? Даби на удивление задумчиво молчит некоторое время, будто действительно вспоминает своих любимых исполнителей, но в последний момент слабо качает головой отмахивается от него: — Вряд ли ты хоть что-то смыслишь в хорошей музыке, зачем мне распинаться? — Говорить такое основателю школьной группы как минимум гадко, чел. Хоукс надеется хотя бы на тень удивления или интереса после небрежно брошенного в лицо достижения и роняет челюсть, когда Даби решает ответить. — Музыкант, значит? Назови все ноты. Самообладание трещит по швам с громким звуком и Хоукса действительно задевает. Задевает настолько, что он предпочитает больше не шутить в попытке поддержать диалог. — Пошёл ты. В порыве возмущения Хоукс переворачивает вверх дном весь бардачок, но не находит других CD: противопоставить Даби откровенно нечего. Он поочерёдно выкидывает вещи в окно, пытаясь утолить жажду отмщения. По хорошему, надо втащить Даби, а не избавляться от чужого хлама. С другой стороны, пытаться ударить Даби в ограниченом пространстве рискованно, неудобно и глупо, да и не помогает особо, у Даби какой-то аномально высокий болевой порог. По этой причине из окна сыплются засохший во флаконе лак для ногтей оттенка «спелая вишня», гигиеническая помада, документы на машину, упаковка засохших влажных салфеток Клинекс с изображением щенка лабрадора, пустая таблетница-органайзер, забитый бумагами файл, который Хоукс зачем-то внимательно рассматривает перед катапультированием. Он перестает вчитываться уже на шапке документа, выделенной жирным курсивом. «Договор найма.» 
Скука смертная, жилищный вопрос сейчас не стоит ребром, спрос слишком низкий. Под мультифорой обнаруживается нетронутый протеиновый батончик и Хоукс проглатывает его почти не жуя. Смотреть на срок годности он даже не думает: ещё одна порция бесполезной информации в его чертоги разума попросту не поместится. Вопреки ожиданиям еда вызывает еще большую тошноту и Хоукс уныло скачет взглядом по кактусам и карликовым деревьям, силясь выцепить особо забавные. Вот этот похож на мексиканца, но без сомбреро. Новоявленный Хосэ пролетает мимо машины замыленным пятном и скрывается за пределами видимости зеркала заднего вида. Хоукс ненароком цепляется за стеклянный талисман, висящий на зеркале, медленно переносит фокус на заднее сидение и его взгляд ощутимо стекленеет. Трёхцветная безделушка ярко бликует на солнце, мерно раскачиваясь на нитяном плетении, пока они с Даби рывками выволакивают разбухший труп из салона. Огрубевшая кожа рвётся и сползает длинными струпьями, исходя гнойной слизью, вперемешку с сукровицей, вязко пачкает хозяйственные перчатки и сводит с ума приторным запахом даже через респиратор. Пальцы скользят по тонким лодыжкам и Хоукс никак не может прочно ухватиться. Даби упрямо толкает с другой стороны, силясь отодрать прикипевшее к сидению тело. — Ты там вообще тянешь или тебе присыпку одолжить? — Себя присыпь, скользкий тип, с какой стороны ни глянь. Хоукса воротит от одного взгляда на труп и он давит желчную тошноту силой воли. Оно отрывается со звуком липучки на детских кроссовках и влажно шлёпается ему под ноги безразмерной тушей, забрызгивая мысы его кроссовок. Хоукс стягивает СИЗ и сплёвывает горечь, опираясь о царапанную бочину Тойоты. От ладони остается липкий след. Когда-нибудь он к этому привыкнет. Даби шутит про кисейных барышень, выбрасывая детское кресло из багажника, Хоукс шлёт его на три хуя. Блёкло-синие глаза смотрят им в след, когда они съезжают на окружную дорогу. Хоукс умоляет себя не думать, открывая окно до упора. В салоне поселилась смерть и не желала поддаваться мощному сквозняку. Разводы буреют уродливыми кляксами и имеют очертания крохотных ладоней на спинке. Стекло замызгано въевшимися брызгами. Дыра от пули со свистом впускает воздух в салон. Хоукс отводит взгляд. Призрачный душок просачивается в сознание вместе с воспоминаниями и вызывает мурашки. Хоукс не может точно определить источник смрада: воняет всё и везде, особенно летом. Пробирающий до глубины души сладкий запах прелого мяса будто въелся в кожу. Хоукс брезгливо передергивает плечами. От духоты и концентрированной гнили хочется блевать и желудочный сок обжигает горло. Глаз Фатимы до сих пор вызывает отторжение и Хоукс срывает его в приступе бессильной ярости, без сочувствия отправляя в полет вслед за прочим хламом предыдущей хозяйки. — Мне он нравился. — Почти с сожалением тянет Даби, искоса наблюдающий за ним. — Тебе всякая дрянь нравится. — Не сдерживается Хоукс, он всё еще зол на Даби за панибратское обращение с его единственной возможностью отвлечься от действительности. — Ну да, ты же нравишься. Даби дарит ему слишком деликатный взгляд и Хоукс шокированно зависает, забывая всё. Эта перепалка изначально кажется ему неуместной и теперь он абсолютно теряет нить. Бурный мыслительный процесс ему не к лицу и Даби не думает давить громкий смешок. — Десять очков Слизарину. Очень смешно, придурок. — Очень приятно, Даби. — Серьёзно? Что-то получше придумать словарного запаса не хватило? Теряешь сноровку, Да-амби. — Хоукс мерзко тянет свою любимую вариацию чужой клички и самодовольно скалится, замечая, как сходятся на переносице чужие брови. Настроение растёт вверх в геометрической прогрессии. У него никогда не было клички в школе или колледже, поэтому он был прилично удивлён, услышав от незнакомца не обыденное «Джон», «Стив» или «тебя ебать не должно, пацан», а непонятное «Даби». Ничего лучше, чем представиться именем талисмана их университетской футбольной команды он не придумал. Тогда эта идея казалась ему здравой, но теперь он страдал, фильтруя через себя остроты про птичьи мозги и куриные лапы с завидной периодичностью. — Знаешь, у меня давно зреет вопрос, который я могу задать только тебе. — Неожиданно продолжает Даби, неотрывно следя за дорогой. Хоукс прибывает в статичном смятении во время каждого приступа биполярности Даби, но приосанивается в предверии серьёзного разговора. Атмосфера меняется и Хоукс корит себя за излишнюю эмпатию. Даби слишком антиномичен, от него можно ожидать сортирный юмор вперемешку с бесконтекстным цитированием конституции США и скомканной матчастью по астрофизике в перерывах на перекур, поэтому Хоукс с готовностью отвечает, отбрасывая последние сомнения: — Допустим, я весь во внимании. — Буду краток, ты выглядишь как человек, способный дать мне максимально исчерпывающий и пространный ответ на вопрос такого рода, так что, будь предельно категоричен при ответе, мне правда очень важно знать твоё мнение. Это что-то из ряда вон: Даби редко так щедр и разнообразен в эпитетах и еще реже просит об одолжении, а значит дело действительно грандиозное. Хоукса хватает лишь на сдавленное мычание в знак согласия. — Так вот, скажи пожалуйста, каково это, когда твои родители — родные брат и сестра? — Невинно заканчивает он. — Боже, и чего я ждал от жертвы домашнего насилия? Хоукс готов пробить дно земли в приступе самоедства. Повестись на подобного рода троллинг надо уметь. — Согласись, это было неплохо. Несмотря на непринуждённую атмосферу Даби звучит слишком глухо и Хоукса это настораживает. Он расслабляется через секунду, списывая подобную реакцию на отсутствие нормальной социализации в течение месяцев, в случае Даби — лет и приваливается к двери плечом. Это было чертовски хорошо, но звучало из уст Даби. — Обманывай себя, я знаю, тебе это необходимо для достижения внутренней гармонии со своим токсичным альтер-эго. Я пас. Ответка слабая и она неуместно повисает в воздухе. Хоукс сдается быстрее обычного и угрюмо смотрит в окно. Раньше он бы не отказал себе в удовольствии просверлить вторую дырку в жопе у оппонента, но связываться с Даби — себе дороже. Тот всегда прибывает в излишне приподнятом настроении после подобных перепалок и Хоукс великодушно позволяет ему потчевать на лаврах. Даби — хороший мышечный релаксант, когда причиной рвотных позывов является не он. Хоукс высовывает голову в окно на встречу ветру, легче не становится, в машине всё ещё пекло. Он готов поклясться, что пятьдесят процентов духоты обеспечиваются автономным генератором вечно мрачного Даби. Этот тип источает темную материю, сквозь которую солнечные лучи не способны пробиться. Стопроцентно поглощает, пока Хоукс ловит убойный заряд ультрафиолета и коптится. Он возвращается к своему любимому занятию — медитативному замусоливанию карты штата, старается подавить остаточные позывы и бездумно водит пальцем по хитросплетениям трасс на глянце, пытаясь вывести контур члена. По большей части машинально, чем ради юмора, шутки про пенисы ушли в прошлое, Хоуксу больше не смешно. Когда-то давно он уже был в Аризоне. Руми всегда хотела побывать в Лос-Анджелесе и они решились на путешествие. Джей Ди недавно взял битый микроавтобус у соседа и без устали шутил про похищение детей, сидя в гостиной, пока Кейго скидывал мятые вещи в спортивную сумку и невпопад смеялся. Было лето две тысячи шестнадцатого. Они планировали добраться за две недели, но зависли у кузена Лоры в Альбукерке дольше необходимого. Парень оказался душевным и круглый сигаретный ожог на запястье горел свежим клеймом, когда они пересекали границу штата. Детская клятва дружбы, скреплённая сигаретным дымом и жгучей болью. Хоукс обводит шрам по неровному краю. У Майка тогда дрогнула рука и он вывел на коже Кейго кривого головастика. Джей Ди ржал, Лора извинялась за глупого брата, а Кейго просто не хотел уезжать. Кейго нравились путешествия, Хоукс от них устал. Жизнь в дороге, свобода движения в неизвестность, дауншифтинг — всё в топку. Он бы душу продал за квартиру с кондиционером и джакузи. Отмыться от мелкодисперсной пыли стало маниакальной одержимостью номер один, когда они пересекли границу юга и двинулись по трассе. Безрезультатный поиск чего-то: лучшего места для существования, лучшей жизни, провианта. Приемлемой жизни, приемлемого существования, в меру стухшего провианта: всего лишь меланхоличное жонглирование словами. Понятие «жизнь» слабо применимо к тому, что он имеет. Без романтизации и крутых технологий постапокалипсис — отстой. Кинематограф нагло врал, пичкая обывателей второсортными боевиками и хоррорами. Реальность мало чем похожа на эпичный калейдоскоп взрывов на экране. На горизонте не появится сексапильная Мила Йовович с арсеналом разнообразного оружия и не спасёт их грешные души. Они безвылазном капкане с самого начала и единственное, что им остаётся — мирно ожидать смерти. Та самая ситуация, когда действительно долгая и мучительная смерть — это жизнь. — У тебя братья есть? — Неожиданно для самого себя спрашивает Хоукс, силясь убежать от невеселых мыслей. — Я уже говорил, тебя это не касается. — Немного помедлив отвечает Даби. Он напрягся сильнее обычного и Хоуксу этого достаточно, чтобы понять: есть. Были. — А сёстры? Даби окидывает его тяжелым взглядом и притормаживает, заставляя непристегнутого Хоукса больно впечататься в приборную панель коленями. Так происходит всегда, когда Хоукс переходит грань. Даби упорно пытается выдрессировать его методикой доктора Еблановского: «кнут, ещё раз кнут, апперкот и с ноги в темечко». Работает со скрипом: Хоукс планомерно злится и старается задеть Даби с тройным энтузиазмом. А потом они начинают с начала. Хоукс стонет от боли, растирая колено и не удерживается от едкого комментария: — Жаль, я как раз думал не твой ли родственник, — он кивает по направлению движения, — знакомый стиль вождения. Хоукс провожает взглядом перевернутую машину на обочине. Следов заноса на глине не видно, значит, она тут достаточно давно. Он не успевает разглядеть наличие пассажиров: они быстро минуют место аварии. — Любишь кемпинг? Голос Даби сочится концентрированным нейротоксином, но Хоуксу уже все равно. Он не боится Даби. Вряд ли он вообще когда-либо испытывал перед ним страх. Хоукс не боится живых, он слишком редко их встречает. — Не особо. Хоукс не горит желанием продолжать очередной бессмысленный диалог, во время которого Даби будет ему угрожать, а он будет отшучиваться. Подобный формат со временем надоедает, как бесконечный и посредственный ситком. Закадровый смех прилично раздражает, потому что шутки не стоят и слабой улыбки. — Придется полюбить, когда я выкину тебя из машины. Агрессирует Даби тоже на автопилоте, Хоуксу очевидно, что тот удавился бы, сказав что-то не в своём стиле и терпит нападки из последних сил. Не было бы возможности отшутиться — он бы разошёлся по швам. — Обидно, — Хоукс ловит на себе удивленный взгляд и спешит подавить поток сознания, бьющий через край, — пощади, дилдобилдер. Силёнок-то хватит? — Хочешь проверить? Даби хмурится, разглядывая его с ног до головы. Хоукс боится, что он заметит его слабости и не выдерживая отворачивается. — Так бы сразу и сказал, что тебе не терпится поносить меня на руках. Я бы сразу отдался. Голос привычно приобретает нотки дерьмового флирта, Хоуксу спокойнее ощущать себя чёртовым клоуном, чем беззащитным, травмированным ребёнком. — У тебя определенно проблемы с объективным восприятием действительности. Шизофрения? Даби не нравится, когда с ним флиртуют и это последняя спасательная шлюпка Хоукса. Она позволяет одновременно деморализовать Даби и трусливо скрыться в глубинах своего подсознания. — О нет, не говори мне, что тебя не существует. У меня скудеет воображение, я бы точно придумал кого-то более сексуального. Хоукс на секунду задумывается и роняет челюсть, когда Даби поддерживает его идиотизм: — Вуичича? — Ну типа. — сипит он. — Вкус у тебя дерьмовый. Даби почти веселится вместе с ним и от этого призрачного ощущения начинает мутить. — Деточка, чёрный уже давно не хит сезона, не тебе говорить мне о вкусах. Хоуксу нравится говорить манерно с убойной дозой жеманности. Амплуа травести-дивы подходило ему слишком хорошо и он добился некоторого профессионализма в этом вопросе во времена бурной университетской жизни. По прошествии времени, Хоукс начал относить эти воспоминания к позорным, как и своё излишне демонстративное поведение, но есть ли хоть какая-то разница, когда весь компромат и все знавшие его люди практически со стопроцентной вероятностью мертвы или пропали без вести? — Скажи это своей козлиной бородке, Дауни младший. Сколько сезонов топ-модели по-американски посмотрел? В чём гейском Даби еще шарит, интересно? Хоукс загорается за секунду, не успевая удержать состав олигофрении над обрывом. — Что я слышу, божечки, кто-то это заснял? Он мной интересуется! Девочки, вы видели? — Он обмахивается ладонью на манер веера и хлопает ресницами так быстро, что кружится голова. Выходит даже глупее, чем в собственном воображении и Хоукс с нетерпением ждёт ответной реакции. В такие моменты с Даби становится интересно. Провоцировать и получать достойную реакцию — в этом весь смысл, в энергообмене. — И зачем я на это подписался? — Так же быстро разрушает идиллию Даби. Хоукса подобный ответ бьёт по самолюбию и он сам себя не понимает. Секунду назад всё было отлично, так что же изменилось? Он предпринимает новую попытку: — Не смог устоять перед моим неземным обаянием? — Нет, просто ты задолбал рефлексировать с выражением лица малолетнего самоубийцы. Улыбка моментально испаряется с лица. Вот оно что. Даби не настолько обделен эмоциональным интеллектом, насколько хочет показать. — Не надо гнать на бэбифейсов. — Сливаться с темы Хоукс научился еще в начальной школе и держится бодрячком. У него всё написано на лице и Даби гнёт свою линию, вцепившись в него взглядом. — Я серьезно, завязывай с этим. Смысла нет, они мертвы. Хоукса это бесит. Нельзя быть с кем-то неискренним и ожидать честности в ответ. На хуй эту философию. Глаз за глаз и только так. Даби этого не понимает, значит Даби может спокойно идти ко всем чертям. — Спасибо, мистер психоаналитик, обязательно воспользуюсь советом, как только сотру себе память и смогу забить на смерти своих родных, прям как ты. — Хоукс перестаёт контролировать тон и ловит себя на мысли, что он слишком громко говорит. Не старается перекричать ветер, а просто кричит. Даби бьёт по тормозу и Хоукс снова влетает в пластик, тот с хрустом даёт трещину. В этот раз даже больнее: они полностью остановились за несколько секунд. Не пристегнись он заранее — вышел бы из машины через лобовое. — Опять? Дешевый трюк, уже было. Даби на него не смотрит и Хоукс чувствует себя не в своей тарелке. Он определенно перегнул. Он надеется привлечь внимание Даби и объяснить всё, но затыкается как только тот поднимает на него глаза. — Вылезай из машины. Хоукс отшатывается. — Завязывай шутить, тебе не идёт. — голос выдает нервное напряжение, срываясь в самом конце предложения и Хоукс прочищает горло. — Вышел. На хуй. Из. Машины. Хоукс продолжает сидеть и изо всех сил давит желание свалить подальше. Даби слишком часто проверяет его психику на прочность, чтобы Хоукс так просто сдался и сделал, как тому хочется. — Живо. Даби не шутит. 
— Ты сейчас серьёзно? Выкинешь меня посередине пустыни? — В нескольких милях есть заправка, не вижу проблемы, поднял жопу. — Даби достаёт ствол отточенным движением. Хоукс провожает его руку взглядом и начинает закипать. Какого хуя вообще происходит? — Я ведь найду и убью тебя. — Клянется Хоукс в приступе застилающей рассудок ярости. Убить Даби действительно хочется. Не пристрелить, а задушить голыми руками, чувствуя заходящийся в панике пульс и дёрганные движения кадыка. — Мне даже искать тебя не надо, проваливай пока я добрый. — Даби снимает глок с предохранителя и Хоукс сглатывает, чувствуя холод металла на лбу. Он не шутит, дела плохи. Кинуться на шею с извинениями будет равносильно прыжку на амбразуру, да и не за что извиняться. Даби — говна кусок. Хоукс рывком открывает заедающую дверь в приступе истерии. За ним наблюдают два ледовитых океана и Хоукс против воли начинает искать зрачок. Его почти не видно, радужка затопила всё доступное пространство. Даби в бешенстве и Хоукс впервые видит его таким. Машина срывается с места, поднимая облако красной пыли как только Хоукс вылезает. Даби даже не оставил ему рюкзак с остатками воды. Просто бросил его подыхать на жаре. Хоукс так и стоит некоторое время: с помятой картой в руках и смотрит на линию горизонта. Вскоре ему становится ясно: Даби не вернётся. Хоукс бесится с этого факта даже сильнее, чем с перспективы собственной скорой кончины и упрямо идет вперед, игнорируя текущий по спине пот. Он идет несколько часов и задаётся вопросом «несколько миль — это сколько?», когда на горизонте начинает маячить знакомая желто-зелёная заправка. Боже храни Бритиш Петролеум. Силы на последний рывок появляются из воздуха и он почти добегает до спасительной прохлады козырька. На песке чётко угадываются следы шин: он побывал тут. Хоукс сплёвывает вязкую слюну и втаптывает в землю чужой окурок. Рядом с бензоколонками обнаруживаются ещё несколько и смердящее тело. — Позаботился, значит? — задумчиво тянет Хоукс, пиная труп с дыркой во лбу под колено, — Еблан. Даби просто оттянул неизбежное, чтобы не испытывать мук совести на его счёт. Хоукс был в этом уверен. Ещё он был уверен, что Даби совсем не подумал, что в пустыне может быть ещё гниль и оставил Хоукса без оружия в разгар апокалипсиса. Труп накренился и глухо шлёпнулся от повторного пинка. — Извиняй, ничего личного, у меня тачку угнали. — Хоукс опускается на корточки и говорит в развороченный затылок заправщика. — Засада, понимаешь? Молчаливая пауза затягивается и Хоукс устало садится на раскаленный гравий, пачкая джинсы. Горы вдали пританцовывают в потоках раскаленного воздуха и Хоукс видит в этом явлении определённую эстетику. Созерцать можно до рези в глазах или пока не ослепнешь, вариантов у него немного. Из простреленной головы все ещё сочится чёрная кровь, она быстро сворачивается сгустками в пыли и слегка поблёскивает влагой на солнце. Хоукс силится разглядеть редкие кучевые облака через её поверхность, но безрезультатно. — Ага, я о том же, придурок редкостный. — Продолжает односторонний диалог Хоукс. Он иногда разговаривает с ними. Вредная привычка осталась с тех времен, когда ему приходилось скитаться в полном одиночестве месяцами, избегая городов и затариваясь на свалках. Еды там, очевидно, не было, но были падальщики, много худощавых ворон и крыс, голодных и дьявольски злых, сухих и безвкусных. Хоукс проглатывает ком, прочищая горло: — Да-да, прямо посреди пустыни, вон там, милях в пяти прямо по дороге. — Он машет рукой в направлении своей вынужденной высадки. «Заправка в паре миль, не вижу проблемы.» «Мне и искать тебя не нужно.» 
«Пока я добрый.» Хриплый голос Даби вибрирует и ветвится эхом в черепной коробке, обретая объём и живую, почти натуральную нотку агрессии. Хоукс с придыханием передразнивает: — Пока я добрый, заправка в паре миль. — И уже своим голосом добавляет. — Пошёл ты на хуй, Дабс. Он оборачивается к мужчине, будто тот действительно что-то сказал и с протестом тараторит: — Издеваешься? За что по-твоему я должен извиняться? Ты представить себе не можешь какой он невыносимый. Я не говорю сейчас о людях мальца конченных, он буквально двинутый. Что за прикол с любительским психоанализом? Волнуешься — так и скажи, заебал — так и скажи, зачем устраивать файер-шоу для экстремалов? Не экологичный запрос, ни капли. Ну да, вспылил, с кем не бывает? Я ж не думал, что он возьмет и бросит меня как шлюху на обочине, кто вообще так делает, бро? Хоукс смакует на языке ещё пару длинных тирад. Но решает не нагнетать обстановку, все-таки, он разговаривает с незнакомцем и немного невежливо выливать свои переживания при первом удачном случае. Особенно, когда собеседник настолько любезен, что не перебивает. Он выводит на песке уродливого вида схематичного человечка и безжалостно стирает ему голову легким движением ладони. — Я и говорю, не круто. Не было бы претензий, скажи он: «такие дела, Кейго, вот тебе вода, оружие, вон там город, пиздуй», но всё было не так. Он был просто «бум», а потом всё как в тумане и вот я тут. Хоукс чешет шею и обнаруживает под пальцами жука-долгоносика. Насекомое падает на землю и притворяется мёртвым некоторое время. Он на пробу тыкает его маленькой хворостинкой, найденной тут же. Жук панически перебирает лапками в попытке перевернуться и уползти прочь. Хоукс подает ему палочку помощи и втыкает хворост с жуком прямо в выходное отверстие в чужом черепе. — Я тебе друга нашёл, знакомься, Ричард. Да-да, у него семья помешана на английских именах для снобов, те ещё кадры. Йоу, не будь таким грубым, — он подцепляет бейджик на рабочей робе указательным пальцем и вчитывается, — Ларри. Ладно, поболтайте тут, я скоро вернусь, дела, сам понимаешь. Без обид? Чудненько. — Хоукс показывает на прощание «мир» и сверкает дружелюбной улыбкой. Ларри на него не смотрит, когда Хоукс скрывается в тёмном зёве минимаркета. Хоукс и не надеется, что тот его запомнит. Одноразовая встреча, такие быстро забываются. В магазине шаром покати, слишком популярное местечко. Хоукс присвистывает, находя на прилавке рюкзак с запиской. Надпись лаконично гласит: «ебаной птице». Хоукс скалится и открывает молнию, проверяя содержимое. Пятьдесят унций питьевой воды, полупустая упаковка Лаки Страйк, остальное принадлежит ему и Хоукс заканчивает с ревизией. Пальцы в последнюю секунду натыкаются на холод металла и он ошалело смотрит внутрь. Даби оставил ему свою любимую игрушку? Он с недоверием проверяет магазин. Даже с патронами? Дикость. Невиданный жест щедрости со стороны эмо-боя вызывает улыбку и Хоукс закидывает сумку на плечо. Он с большой вероятностью проживёт еще немного. Это радует. Обойти здание по периметру не занимает больше пяти минут. Всё чисто, ни одного трупа ни рядом, ни в доступной видимости. Хоукс иронично смотрит на ржавый BMX, притулённый к стене. — Издеваешься? — Хоукс смотрит по сторонам, но глумливой рожи в маске не наблюдает. Судя по карте, ему ехать около тридцати миль до ближайшего города. Даби предлагает ему передвигаться на этом?
Расквасить Даби физиономию хочется всё больше. Хоукс с чувством пинает велосипед в сдутую шину и возвращается в магазин. Под подошвами звонко лопаются крупные осколки бутылочного стекла и Хоукс медленно продвигается вглубь здания. Ночевать здесь не самая лучшая идея, но вариантов у него немного. Дверь с надписью «только для персонала» предсказуемо заперта и Хоукс только с третьего раза сбивает замок. Прочная полипропиленовая дверь, стоит отдать должное, удерживается на петлях и не скрипит. Хоукс вскидывает руку с пистолетом и осматривается. Найти что-то подозрительное в каморке размером в девять на шестнадцать футов сложно и он убирает ствол. На столе лежат скомканный лист бумаги и блокнот с ручкой. «Поздравляю, ты выломал дверь. Ключи были на кассе, кстати.» — Потрясающий квест, придурок.