От сквиба сквибу

— Три через три…и третий потри. Тре-тий по-три. Стоп, третий — это от третьего щербатого? Или от вот этого цветного? Или…бля… На станции Голококово, что торчала бетонным пеньком у дороги в сорока километрах от Омска, и в двух — от колдунского поселка Сымай-Портки, творилось небывалое оживление. Точнее будет заметить, что оживление это устроил собой один лишь человек, но для пустующей месяцами остановочки, подобное явление приравнивалось автоматом к масштабнейшему из карнавалов в Рио-де-Жанейро (год эдак 2008). Чудаковатого вида мужчина в цветастой, алыми и пурпурными переливами мантии, в растерянности елозил язычком зажигалки по земле, чесал светлый ершистый затылок, хмурил брови. Весёленькое дело — застрять посеред нигде, пусть и летней, да все же ночи. Мантию вздымало зябковатым ветерком, звёзды игриво подмигивали в черном, как жучий глаз, небе, на трассе — ни души, а позади и впереди шумит травами серое поле. Ветхая остановка — шлакобетонная конструкция на четырех тумбообразных ногах с полуобвалившимся стиляжьим коком-козырьком — сочувственно потрескивала, но ничем, видимо, помочь не могла своему недотепистому гостю. Он уже и перекурить успел, и покопаться в своем немаленьком рюкзаке, и посидеть на липковатой, ножиком расписанной (М+А, пидор+хуй) лавочке… — А если так… — мужчина вновь подсветил зажигалкой щербатую мозаику у подножья остановки. Кирпичи повыбивались ногами ещё в годы детства Хрущева, потому рисунок мозаики — квадратнолицые морячок и крестьянка, крепко ухватившиеся за руки — скорее, угадывался, нежели проглядывался. И все же…если от лица морячка три…то нос крестьянки…потри… Мужчина носком ботинка потер нужный ему кирпичик. Один раз, второй, третий. И тут же закрыл уши ладонями. Тишину сонных просторов в секунду на клочки раздербанило адскими шумами — словно сотня «Москвичей» прогревалась после зимней ночи. Молочный свет ударил по глазам, где-то что-то громко хлопнуло раза четыре, ветер рьяно взметнул мелкий сор у дороги, воздух вокруг навонялся бензином и паленой кожей. У остановки примостился — словно и стоял тут все это время — черный автобус-междугородка, двухэтажный, на вид давно не знавший ремотных рук. Вмятина у заднего колеса, на стекле пара паучих трещин, свет в окнах мутнился, словно в немытом стакане. На боку светлой когда-то, а ныне зеленоватой вязью красовалась надпись «Старый варяг». Передняя дверь с тоскливым скрипом съехала вбок. Из проема показался водитель — плечистый мужик лет сорока с короткими, дыбом торчащими волосами, и такой кривой физиономией, какую можно отыскать лишь на конкурсе скоростного поедания лимонов. — Мест нет, — сходу гаркнул он, чесанув безволосую грудь. Тяжёлый зелёный куртец мужик носил на голое тело. — То есть, как это нет? Совсем? — опешил мужчина в мантии. Водитель ощерился. — Нет, е-мое, наполовину. Места либо есть, либо их нет, тут просто все. — Так я же вызывал… — Вызывают духов по доске, — с явным удовольствием протянул мужик, — Ничем не помогу, мест нет. Там детей целый автобус — везу во Владивосток на соревы по плюй-камням или какому там ещё говну…не уточнял. — Ну а в водительской? — Что в водительской? «Морда твоя хамская в водительской». — Место есть в водительской? — терпеливо проговорил мужчина. — А с водителем не положено, увидят на контроле, взбучат, — развязно ляпнул водитель, — Да я и сам не поощряю. Плохо уживаемся. «Вот уж интересно — почему». — А мы уживемся как-нибудь, — мужчина широко улыбнулся и похлопал по карману, демонстрируя широту и глубину своей уживчивости, — Пожалуйста. Мне очень надо, ночь ночевать здесь совсем не радостно. Заплачу сполна. — Как за полный салон? — водитель нахмурил густые брови, — Восемь соклев… — Да хоть десять! — в сердцах бросил недопассажир, — Мне до Читы нужно добраться кровь из носу. — Ну… десять так десять, — мужик, чего-то себе подумав, тяжко вздохнул, — Залезай, чародей. Чаю, кофе нету, сразу говорю. На контроле, если спросят, скажи, что помощник. Стюард там, не знаю, как правильно. Помогаешь пассажирам носы вытирать, понял? Лицо чародея просияло, он быстро закивал головой. — Не чаевник, не кофейник, — чуть попыхивая от натуги, он поднялся по ступенькам, — А вот от пива бы не отказался! Меня, к слову, Андрей зовут. Андрей Колпаков. Приятно… Договорить не успел — дверь за ним съехалась на место с оглушительным щелчком, его резко, словно невидимой рукой, усадило на пассажирское кресло. Водитель, никак не отреагировавши на жизнерадостную отповедь, и не представившись в ответ, резво вдарил по газам. **** Первые десять минут езды Колпаков осмотрительно помалкивал — таращился в окно, за которым с тошнотной скоростью мелькали темные полосы ночных лесов и полей, прикидывая, насколько сильно шатает и потряхивает пассажиров в салоне (доносились порой приглушенные вскрики и охи), если он даже здесь, у водительского, подпрыгивает, будто сельчук на телеге с деревянным колесом. Водила смачно крутил-вертел руль, бешено качал башкой в такт каким-то диким, явно простяцовского авторства мелодиям из орущего дурниной радио («Ты хотел правды — пожалуйста слушай: ты просто мудак и никому не нужен»), ну а рот держал на замке — только что порой хмыкал да по-дедовски пыхтел. Когда однотипные оконные виды наскучили, а к тошноте потиху попривыклось, Андрей принялся вертеть головой, разглядывая салон — все выделано в черной, в трещинах коже, поверху пущено трепаное полотнище со знакомой уже надписью «Старый варяг», выцветшая фотка прилеплена кнопкой к приборной панели — улыбчивая женщина в строгом платье и темноволосый мальчик с кирпатым носом машут руками, того и гляди взлетят (жена и ребенок?), елочка со смазанным, едва различимым банановым запахом постукивает по стеклу, какие-то ещё открытки, сигаретные пачки… Внезапно вся эта дорожная сокровищница исчезла, ухнула в темноту. — Да ну ебаны бобаны..., — прокомментировал ситуацию водитель и чуть сбавил скорости. По неясным шуршам сбоку Колпаков понял, что тот ковыряется в бардачке. Ещё пара секунд, три-четыре порции деловитого матерка, и свет появился вновь — на приборной панели стоял мелкий дорожный фонарик в виде плоской пластиковой лампочки с фиолетовым ободком. — Пока так. Потом остановку сделаем в городе, починю. Коротнуло, наверное… опять. Андрей недоуменно поглядел на водилу, который, казалось, чем-то был слегка смущен — уж не тем ли, что его развалюха закономерно разваливалась? В дробном свету лампочки лицо водителя заскулело, осунулось; навыкате черные глаза настороженно блестели под длинными, по-девчачьи закрученными вверх ресницами. — Коротнуло? Ну а разве не проще… Послушай…– Колпаков внезапно разулыбался так, словно кто-то закинул ему в рот хохотай-халвы, — Ты, получается, сквиб, да? Ответом послужил мрачнейший взгляд, который даже девичьи ресницы смягчить не пытались, не могли. — И чего теперь? Не поедешь, что ли? Лампочка мешает, надо люмосами обязательно? — буркнул водила, нахмурившись пуще прежнего. — Да нет, зачем не поеду-то? — удивился Колпаков, — Я просто… — Ну вот и едь тихо, — подвёл черту диалогу водила, закручивая руль так, что автобус едва не прошелся по узкой дороге левой стороной. Из салона донеслись новые вскрики и охи — кажется, проснулись даже те немногие, кто успел каким-то чудом прикорнуть. — Да нет, ты…ох ты ж бля!.. ты не понял — я просто тоже, ну...сквиб, — Колпаков, чуть придерживаясь за спинку сиденья одной рукой, дружелюбно подал вторую. — И чего теперь? — водила покосился на протянутую ладонь, — Мы теперь должны за ручки гулять по приморским берегам? — Да нет, просто… — Колпаков мгновенно руку прибрал. — Просто непросто, — бросил водила как будто сам себе. — Просто редко сквибов встречаю, вот и все. Впервые за весь путь водила улыбнулся — только улыбка была нехорошая какая-то, уж больно широкая, не по делу. — А чего их встречать? Такое прям диво невиданное, е-мое. Мало радости от таких встреч. — Почему это мало? — А ты где-то видел много? Колпаков не нашелся что ответить, на том и замолчали. Водила, казалось, сосредоточился на дороге — башкой под музыку уже не качал, под нос себе ничего не мычал. Колпаков с унынием опять обратился к окну — вдруг чего интересного покажет? Окно лишь предательски мылилось, вместо черных сосонников демонстрируя скопления вялых груд, в которых ёлки хорошо если угадывались случайно. — Извините! Эй! Про-сти-те! В водительскую кто-то требовательно постукивал из салона. Водила, зачем-то бросив на Колпакова ещё один суровый взгляд, покачал досадливо головой и дёрнул за какой-то шнурок, отчего дверь в кабину слегка, на полшишечки приоткрылась. В узкую щелку тут же влезла лохматая голова — молодой волшебник в лупатых очках отчаянно требовал к себе внимания. — Слушай…те, ты! Можно вообще как-то поаккуратнее ехать? Нас там всех уже растрясло к чертовой бабушке, — проговорил он, чередуя в голосе то кипиш, то смущение, отчего прозвучал его спич хорошим таким шлепком по ушам, звонким. — Делаю все, что могу, — просто сказал водила и снова дёрнул за шнурок. — Делай лучше, — парень вдруг наставил палочку прямиком ему в лицо; водила пусто, без выражения глядел на подрагивающий кончик, покуда дверь не закрылась окончательно. — Сквиб ебучий, — послышалось тихо и глухо. Водила в ответ криво ухмыльнулся и резко крутанул руль. Что-то тяжко грохнуло в салоне, возмущенно заухали совы, тотчас взметнулась ругань, зазвенел дамский, на высоких тонах, хай. — Не закрывай, — быстро буркнул Колпаков, — В туалет надо. Есть же здесь туалет? — Прямо, налево, вниз. Там это…туалетки если нет…то, значит, и нет, они обычно себе сами колдуют. Водила дёрнул за шнурок, дверь снова поползла вбок. Андрей скоренько ухватился за рюкзак и потопал по салону, аккуратно обходя следы секундной катастрофы — повсюду валялись перья, по полу разлилась озерцами черная жижа, запахом напоминающая то ли зелье скорейшего выздоровления, то ли декохт мгновенного паралича. Когда вернулся, то в водительской музыка орала пуще прежнего, однако, водила ее приглушил, стоило Колпакову усесться рядом. — Видишь вот какое дело, братец мой сквиб, — вдруг обратился он к Андрею, как будто заготовив речь заранее, — Парень этот, смышленыш мелкий, давно ездит, птиц возит по торговым точкам. И следи-ка за руками, — тут он выставил широкую, всю в каких-то закоревших цапках пятерню, — Не мудаком меня назвал, не хуеводилой. «Сквиб ебучий». Такие вот, значит, встречи у нас. Сам себе уверенно кивнув, будто теорему доказал, он опять уставился вперёд, на дорогу. Колпаков пожевал горячие щеки — сначала одну, потом другую. Мысли в голове бегали с шаленой скоростью, ухватиться бы хоть за одну… — Мудак, — произнес он, наконец, от души надеясь, что голос не дрогнул. — Чего? — протянул водила, кажется, до конца не понимая, что именно только что услышал. — Говорю — мудак ты. Ведёшь себя как мудак. И хуеводила заодно, — уже смелее сказал Колпаков, — Объективная тебе такая оценка. Без ненужных примесей. От сквиба сквибу. Водила, по ожиданиям Колпакова, зверем не разъярился — лишь опять ухмыльнулся, мол, все мне ясно с тобой. — Это такое спасибо за то, что тебя наперекор правилам взял? — неожиданно певуче спросил он. Колпаков глянул в его сторону с прохладцей. — Мое спасибо тебе карман согреет — не бесплатно ведь брал, десять соклев свои получишь. А тот парень… он тоже свое получил…если уж хочешь знать, и тебе это горит. — Чего кто получил, эншульдегум? — мгновенно скорчил любопытную рожу водила, отчего, без хмурых морщин поперек лба, стал похож на взволнованного Новым годом ребятенка. Колпаков и не хотел, но улыбнулся — краешком рта. — Теперь у того любителя тыкать палочкой две одинаковые палочки — но одна из них и сама любит тыкать в своего владельца. Настойчиво и подолгу. Я работаю в магазине волшебных приколов, — пояснил он, увидев непонимание на лице своего собеседника, — Везу в Читу на ярмарку кое-какие штуки, которые совами не отправишь, могут колдануть, им нужен присмотр. Подкинул парню кое-что из образцов. — Зачем? — водила, вдоволь отыгравши глазами и носом сложную эмоцию, пожал плечами, — Ты у нас типа весь за справедливость? Меня мудаком обозвал, его наказал… — Ага, — чуть устало кивнул Колпаков, — Такой вот я справедливый, с самого детства. Держу мир на балансе. Повисло молчание. Андрей прикрыл глаза — возможно, до конца поездки ему удастся хоть немножко поспать? Нужно было сразу ложиться спать, тогда бы и не… — Иван, — неожиданно произнес водила, — Меня Ваня зовут. Ваня Факов. Будем знакомы.