Детские чувства

Каникулы тянулись слишком медленно. Главным образом из-за того, что они не виделись, хоть Матвей и неистово пытался придумать повод для этого в условиях приостановленных занятий по биологии, но продолжающейся подготовки к ЕГЭ Стаса. Но он просто не смог попросить его погулять вместе: Матвей не думал, что Стас ему откажет, но воспоминания о произошедшем в новогоднюю ночь заставляли его внутренне содрогнуться и покраснеть каждый раз, как проигрывались в памяти - и не было никаких сомнений в том, что они бы не выходили у него из головы во время их встречи. Учитывая, что все две недели каникул он изводил себя в одиночестве, Матвей был даже рад, когда началась новая четверть, пусть это и означало, что он должен был увидеться с Тороповым. Который вместе со своей компашкой явно заметил в Матвее нечто потешное - а если точнее, то они сделали его своей личной игрушкой. Ничего такого: просто теперь куртка Матвея частенько магическим образом исчезала с крючка, на котором он ее оставил, чтобы потом быть обнаруженной в другом конце раздевалки; или его вещи вдруг летели на пол, когда мимо парты проходил кто-то из них; или его сбивали с ног в коридоре, заставляя врезаться в проходящего мимо человека или стену - в общем, ребячество, пропитанное агрессией, но вполне безобидное. Раздражающее… но терпимое. Матвею хватило того, что до Стаса, судя по всему, слухи так и не дошли. Проводить два занятия в неделю стало для них нормой. Стас будто сам тянулся к нему, хоть и было видно, что со всей подготовкой, собственными репетиторами и пробниками времени у него оставалось крайне мало. Но несмотря на это, он перестал сбегать сразу после занятий и стал задерживаться у него в гостях: ненадолго, всего на полчаса, чтобы спокойно выпить чашку чая с каким-нибудь печеньем, которое Матвей покупал специально для него, видя, с какой скоростью сладости улетали со стола в присутствии Стаса. А вот Матвею всегда было мало времени с ним: хотелось растянуть его на подольше, хотелось просто его не отпускать; эти несколько десятков минут пролетали до неприличия быстро. А потом приходилось мириться с тем, как время, словно патока, тянулось бесконечно медленно, отсчитывая дни до их следующей встречи, когда Стас мог снова остаться на чай. По крайней мере, так было в начале четверти. На одно из занятий в конце января Стас пришел мрачнее тучи и сообщил, что, ввиду приближающихся экзаменов, для одиннадцатиклассников ввели факультативы по математике - которые, вопреки названию, оказались обязательными к посещению для всех. Проводить два урока в неделю он больше не мог, как и задерживаться после. Но и этого оказалось недостаточно: Стас был вынужден начать заниматься своей учебой и во время их занятий по биологии, предварительно дав Матвею задания на выполнение. Лишь изредка Матвей спрашивал что-то у репетитора, все остальное время Стас был полностью погружен в тесты по предметам, которые собирался сдавать. Матвею в принципе было очень неловко, что Стас, у которого явно не хватало времени хотя бы на минимальный отдых, продолжал с ним возиться. Поэтому, когда в феврале он вдруг попытался провести занятие как обычно, Матвей, пусть и с тяжелым сердцем, остановил его: - Ты и так устал. К тому же наверняка будешь продолжать учиться по приходу домой. Поэтому не стоит тратить на меня время. Стас так и не нашелся с ответом. Матвей чувствовал, как они опять отдаляются друг от друга, но ему хотелось, чтобы у Стаса была возможность не забивать себе голову хотя бы этим - поэтому он дал этому случиться. *** Февраль выдался богат на морозы. Уже почти неделю отметка термометра держалась на уровне минус тридцати градусов по цельсию, начальные классы отменили уроки, в школе было необыкновенно тихо. По просьбе учителя физики помочь с подготовкой к практическому занятию для семиклассников, Матвей задержался после уроков и покинул школу уже в сумерках. Пусть он и не был фанатом зимних аксессуаров, едва высунув нос на улицу он обрадовался, что утром поддался сантиментам и надел стасин шарф, тут же кутаясь в него в попытке спрятаться от холода, и поспешил домой. Дорога в это время дня и в такую погоду была практически безлюдна, да место это и само по себе было полузаброшеным - и не скажешь, что речь о городе-миллионнике. Одиночные фонари едва освещали улицу, теплый свет из окон окружающих его пятиэтажек лишь смутно отражался на снегу, но Матвей ощущал себя спокойно: сложно чего-то бояться, когда ты всю жизнь жил в этом районе и ни разу не произошло ничего плохого. И все же, когда, проходя мимо гаражей, его вдруг окликнули, Матвей насторожился. Он обернулся: из закоулка, будто выплывая из тени, к нему приблизилась компания из нескольких ребят его возраста; Матвей, пусть совсем не удивился, обнаружив в их главе Торопова, тут же захотел покинуть место событий. Он развернулся и попытался уйти, но был остановлен еще двумя парнями, выступивших спереди и блокирующих ему путь. - Так-так, - начал Торопов, выдвигаясь вперед, своим приторно-сладким голосом, в котором отчетливо слышалась усмешка. - Какая интересная встреча. Чем занят, Орлов? К парню своему идешь? - Не твоего ума дело, - отрезал Матвей, обводя взглядом обстановку: парни обступили его, окружая. Положение было более чем безнадежным. - Как грубо, - он изобразил разочарование, но быстро вернул на лицо свою идиотскую ухмылку. - Я всего лишь начал дружескую беседу. “Ага, такую дружескую, что вплел в нее целую компанию будущих дебоширов,” - подумал Матвей, но ничего не сказал, лишь смерив Торопова ледяным взглядом. Того же, впрочем, это только еще больше позабавило: он хохотнул и встал к Матвею вплотную, притягивая к себе за плечи. Матвей отшатнулся, освобождаясь от его хватки, но Торопов все же успел стянуть с него шарф. - Неплохой, - хмыкнул он, проводя по шарфу ладонью, будто наслаждаясь его мягкостью. - Новиков подарил? - Еще раз говорю, отъебись, - процедил Матвей, подаваясь вперед, чтобы выдернуть шарф у него из рук, но Торопов не дал ему это сделать. - Нет, все-таки с друзьями так не разговаривают, - практически пропел он, аккуратно оборачивая шарф вокруг шеи Матвея. - Где твои манеры, Орлов? - Сдохли, как только рожу твою увидел. Ухмылка Торопова застыла, на секунду превратившись в оскал. Потом он резко потянул за шарф, заставив Матвея приблизиться, чтобы не быть задушенным. - Так ты по миленьким, да? Забавно, я-то думал, ты не очень разборчив, учитывая, как выглядит твой нынешний интерес, - со стороны окружающих их парней послышались смешки. - Ну, в смысле, ты его рожу-то видел? Стремный, невзрачный, да еще и очкарик - ну вылитый олень. Хотя нет, наверное, все же не видел… он ведь такой длинный, что ты до его лица не дотянешься, - отдельные хохотки на заднем фоне превратились в заливистый смех, но Матвей едва обращал на него внимание, ощущая, как внутри него все закипает. А Торопов, как ни в чем не бывало, продолжал: - А знаешь, я всегда знал, что Новиков твой по мальчикам. Он же прям выглядит как пе… Договорить он не смог: Матвей размахнулся и, пока ярость застилала ему глаза, со всей силы вмазал ему в нос, наплевав на последствия. А последствия ждать себя не заставили: ему тут же прилетело сзади по ногам, заставляя колени подогнуться, но упасть ему не дали, схватив за волосы и припечатав о стену гаража так, что аж зубы лязгнули, а в глазах замелькали звездочки. Когда зрение наконец сфокусировалось, Матвей увидел, как Торопов выпрямился. Из носа у него хлестала кровь. - Сволочь, - гневно прошипел он; от его сладкой интонации не осталось и следа. - Ты мне нос сломал! - Может, ты хотя бы станешь чуть менее уродливым, - отозвался Матвей, пусть его все еще прижимали к стене, и тут же ощутил, как в его собственный нос врезается кулак. Кровь залила ему горло и потекла на снег, окрашивая все в ярко-алый, но опомниться ему не дали, врезав в челюсть. Матвей, больше не удерживаемый за волосы, упал на землю. - Сученок, - процедил Торопов, разминая использованную руку, и пнул его в ребра, выбив из легких воздух. За этим последовали новые удары, теперь от его дружков, присоединившихся к нему - по животу, по ногам, по спине. Матвей попытался сгруппироваться, чтобы уберечь голову, но его опять схватили за волосы и ударили по скуле, явно целясь в глаз. Остальное было как в тумане. Еще какое-то время - для Матвея это могло быть как пара минут, так и полчаса - его продолжали пинать, после чего с него стащили верхнюю одежду, оставив лежать на снегу в школьной форме, которая тут же вымокла. Торопов брезгливо взял шарф двумя пальцами, а потом с отвращением кинул его на Матвея: - Не нужны мне сувениры для гомиков. С этим они ушли, унося пуховик с собой. Несколько минут Матвей продолжал лежать на окрашенном его кровью снегу, промерзая до костей, пока кое-как не очухался и не попытался встать. Голова поплыла; он поморщился и зажмурил глаза, пережидая, пока мир перестанет кружиться. Наконец он смог подняться и, шатаясь и западая на одну ногу, которую при первом шаге пронзило острой болью, медленно поплелся домой. Всего через несколько десятков мучительно длинных метров его снова окликнули - в этот раз до боли знакомый голос. Матвей вздрогнул и на миг замер, а потом вновь засеменил вперед, ускоряя шаг, но Стас все-таки догнал его и положил руку на плечо: - Ты почему так одет? И вообще что делаешь на улице в такое время? - с волнением в голосе спросил он, задыхаясь от быстрого темпа. Матвей не ответил, отвернув от него голову и все еще пытаясь оторваться, хотя с хромающей ногой шансов на это не было. - Ответь мне, - уже раздраженно потребовал Стас и встряхнул его, заставив повернуться к себе. И тут же ахнул от удивления, увидев его лицо. - Кто тебя так? - выдавил он из себя, когда начальный шок спал. Матвей отвернулся и вновь зашагал вперед. - Никто. На льду поскользнулся. - Ага, и шапку с курткой там же потерял, - парировал Стас, нагоняя парня. Голос Матвея стал раздраженным: - Слушай, что пристал? Это не твое дело. - Потому что если тебя избили, это нельзя оставлять просто так, - ответил Стас. - Во-первых, я уже сказал, что меня никто не избивал, - процедил Матвей сквозь зубы. Они тихо постукивали друг о друга от холода. - А во-вторых, некому рассказывать. И хватит об этом. Оставшийся путь до дома они молчали, и Матвей уже подумал, что парень действительно от него отстал - но как только они вошли в подъезд, Стас вновь повернул его к себе: - Просто расскажи, кто это сделал, и мы вместе попробуем разобраться. - Я уже дважды сказал тебе, что упал на льду, - Матвей с силой стряхнул чужую руку со своего плеча. - Не с чем разбираться. - Я хочу помочь! - не выдержал Стас, поднимая голос. - Я не просил тебя о помощи, - огрызнулся Матвей. - Занимайся своим делом, их у тебя и так полно, а меня оставь в покое. Все так же сжавшись и кутаясь в длинный шарф, он начал двигаться к лифту. Стас остался стоять на месте. - Вот так, значит? - услышал Матвей его тихий голос. - Опять сбегаешь? Матвей тут же остановился и резко обернулся. - Что? - Ну да, это ведь, похоже, твой любимый способ решения проблем, - продолжил Стас набирающим силу голосом. - Отстать от тебя? - он невесело усмехнулся. - Да эти три месяца я только и делаю, что пытаюсь сблизиться с тобой, а ты продолжаешь отталкивать меня и закрываться в себе, как будто мира вокруг и вовсе не существует, - Матвей вздрогнул, чувствуя, как при этих словах что-то внутри него упало. А Стас продолжил: - Я тебя вообще не понимаю! Сначала ты избегаешь меня, потом мы целуемся, потом ты приводишь к себе девушку, и я думаю, что ты просто надо мной издеваешься. Но потом мы опять почти целуемся, и вот это уже не издевательство, это просто какое-то мучение, ведь ты никогда ничего не объясняешь! - он на секунду остановился, очевидно, пытаясь взять себя в руки, но Стас и сам, кажется, уже дошел до точки невозврата. - А теперь ты появляешься весь избитый, отказываешься что-либо говорить и пытаешься просто уйти, когда я лишь хочу помочь! Ты настолько сильно меня ненавидишь? Что плохого я тебе сделал? - Заткнись! - взревел Матвей, прерывая его и заставляя вздрогнуть. - Ты ничего обо мне не знаешь! Ничего! А если думаешь, что это не так, то ты глубоко ошибаешься, - он замер, тяжело дыша и разъяренно смотря на него. На глаза у него навернулись слезы, его будто разрывало от скопившихся внутри чувств, хотелось выплеснуть их все наружу - но он заставил себя остановиться. Когда Матвей заговорил вновь, голос его звучал гораздо слабее и сквозил отчаянием: - Уйди, Стас. Просто оставь меня. Но вместо того, чтобы дать парню уйти, он сам развернулся и стал стремительно, почти бегом, подниматься по лестнице, совершенно забыв и про лифт, и про поврежденную ногу. Он вернулся в пустую темную квартиру и, едва захлопнув за собой дверь, сполз по ней на пол и разрыдался.