Невероятные приключения Золотого Божества

Юсаку в смешанных чувствах рассматривал свои коленки. С одной стороны, ему все еще было слишком весело, чтобы заплакать, с другой — он упал. Он поднял взгляд. Из-за дерева на него выжидающе смотрели две пары глаз, очевидно, готовящихся либо сочувствующе зареветь с ним за компанию, либо с дикими воплями броситься врассыпную. Юсаку ещё раз посмотрел на свои коленки. На штанах появились пятна от травы, но он был уверен, что это не проблема. Юсаку все еще считал на "раз, два, много", а одежды дома у него было "много-много". Даже "много-много-много". Поэтому Юсаку поднялся на ноги и завопил, давая понять что он в игре. В ответ ему завизжала Чиеми, полностью поддерживая это начинание, в знак согласия заухал Макото. Они принялись носиться по кустам, как бешеные белки, периодически втыкаясь в деревья — в четыре года сложновато вписаться в поворот! Когда Юсаку упал второй раз, Чиеми без колебаний плюхнулась за компанию. Макото посмотрел на них, на себя, и из солидарности упал тоже. Это был замечательный сад, потому что в нем были плодовые деревья. У Юсаку дома таких дома не было, поэтому он завороженно смотрел на висящие фрукты. Макото, маленький и ловкий как кошка, даже забрался на ветку повыше и кинул в Юсаку персиком. Это было совсем не обидно — персик оказался спелым и очень сладким. Это был замечательный день для Юсаку. Правда, взгляд отца Макото и Чиеми его немного напугал, а ещё папа дал подзатыльника за пятна грязи и травы, но все равно, это был очень, очень хороший день. *** Юсаку вежливо поздоровался. Чиеми ответила не менее вежливым приветствием, впрочем, не слишком формальным; в конце концов, они были друзьями. Как полагается, они выпили чаю; пристальное внимание со стороны взрослых их не смутило. В конце концов, им позволили выйти в сад, пока отцы сели обсуждать что-то своё. В сизой дымке сумерек фонари сияли особенно ярко, привлекая детей словно мотыльков. Юсаку их не помнил — но он и не мог, в свой последний визит он был слишком мал. Чиеми лукаво улыбнулась, с лёгкостью скидывая с себя груз взрослых правил. За мгновение она превратилась — стала собой. Юсаку удивлённо посмотрел на нее и вдруг получил веером по носу. Он дернулся вперед, пытаясь ухватить Чиеми, но она увернулась, звонко смеясь. Им не нужны были слова, чтобы друг друга понять; Юсаку сорвался вслед за Чиеми сквозь полумрак вечернего сада, свежего и влажного от легкого тумана, наполненного сладковатым ароматов цветов. Кимоно Чиеми развевалось и трепетало на бегу, отчего Юсаку казалось, что он гонится за огромной бабочкой, словно мерцающей в тусклом свете далеких фонарей. Они выбежали к маленькому искусственному пруду, и Чиеми замедлилась, чтобы ненароком не упасть в воду. Юсаку догнал ее, и все еще увлеченный погоней, прижал к себе — крепче, чем следовало бы, искреннее положенного, от чистого сердца. Чиеми ничего не успела сказать, как он уже ее отпустил. Они чинно прошлись вокруг пруда, стараясь незаметно поправить сбившуюся от бега одежду, рассуждая о том, могут ли в таком пруду водиться утки и если да, то когда они прилетят? — Я всё-таки думаю, — сказал Юсаку, — что они могли здесь быть, если бы в этом пруду была рыба. — Рыба? — переспросила Чиеми, прикрывая улыбку веером, — мы могли бы кормить их хлебом и семенами, разве это не лучше рыбы? Юсаку решительно помотал головой. — Если бы тебе предложили выбрать: семена или рыба, то что бы ты выбрала? Чиеми солидно кивнула, соглашаясь с доводом. — Да, ты прав, Юсаку. Ужасно прав! — А что, могу быть прекрасно прав? — засмеялся Юсаку, желая подразнить Чиеми. — Конечно же не можешь, — неожиданно серьезно ответила она, — ты и вполовину не дотягиваешь до Макото! — Ты так говоришь, потому что он твой брат, — возразил Юсаку, — а на деле мы не проверяли. Где он, кстати? Мы виделись с ним на праздниках, и он обещал мне показать, как научился фех... фехтовать. Чиеми вдруг резко погрустнела. В неверном вечернем свете казалось, словно она выцвела. — Макото нехорошо. — Он болеет? — забеспокоился Юсаку, — он скоро выздоровеет? Чиеми молча обмахнулась веером несколько раз. — Макото... Брат будет в порядке, — ответила она наконец, — пойдём? Окна дома мерцали болезненно желтым светом. *** — Макото! Фудживара Макото! Здравствуй! Макото оборачивается на оклик. Юсаку улыбается ему до ушей — и с радостью замечает, как на тонких губах Макото загорается ответная улыбка. — Ханазава Юсаку, — говорит он, распахивая руки для объятий, — Юсаку, своей собственной персоной! Я уж боялся, что ты совершенно меня позабыл. Какими судьбами? Юсаку несколько смущённо поправил фуражку. Он гордился своей формой, гордился тем что ему выпала честь служить, но одновременно с этим переживал, что может допустить ошибку. Опозориться в первую же неделю... Юсаку действительно беспокоила эта мысль. Он крепко обнял Макото, мимоходом заметив, как тот вздрогнул.  — Я знаменосец, Макото. Представь себе! Я не знаю, как мне отблагодарить свою страну за эту честь. И отца. Если бы не он, я... Макото улыбнулся, но как-то болезненно.  — Отец... — повторил он, — да, ты прав. Если бы не наши отцы, мы бы не встретились, уж поверь мне. — Ну что ты, — возразил Юсаку, — я бы подошел к тебе, даже увидев тебя впервые только здесь, в армии. Ты необыкновенный человек, и это заметно. Макото снова улыбнулся своей странной улыбкой. — Но что, если бы я не пошел в армию? Юсаку решительно мотнул головой. — Разве может мужчина отсиживаться дома, когда его родина в опасности?  Фудживара согласно кивнул, хотя в его движениях было что-то... нерешительное. Это было странно. Это не было свойственно Макото. — Неужели ты подумывал уйти от призыва? — больше с любопытством, чем с подозрением спросил Ханазава. В ответ Макото фыркнул с искренним возмущением. Юсаку не смог сдержать улыбку — в этот момент его друг слишком уж походил на кота, который наступил лапой в лужу. — Нет конечно! Разве может человек с фамилией Фудживара позволить себе даже думать о таком? Нет, тут другое дело. Боюсь, я не могу тебе сказать. Прости. — Все в порядке, Макото. Ты боялся, что не пройдешь по здоровью, да? Макото поперхнулся воздухом. — Как ты?! — Просто ты часто болел. В детстве... — А, — пробормотал Макото, поднеся руку ко лбу, — ты об этом... Да. Да, здоровье могло помешать. Поэтому я был взволнован. Именно. Юсаку осторожно взял его руку и легко сжал в своей. Макото ответил тем же, отреченно глядя куда-то в пустоту; их пальцы переплелись.  — Макото, ты мой друг. Макото посмотрел на их крепко сцепленные руки. — Да, так и есть. Юсаку осторожно начал поднимать руку, Макото последовал за этим движением. — А значит, ты можешь мне доверять. Теперь они стояли так, словно собирались танцевать вальс. — Да. Могу. Юсаку подхватил Макото за талию (хотя скорее за бок) и потянул на себя. От неожиданности Макото чуть не упал, но удержал равновесие. Они описали небольшой полукруг; Фудживара не смог сдержать смеха, и Юсаку присоединился к нему. — Господи, Юсаку, что ты творишь? — с улыбкой сказал Макото. — Танцую, — засмеялся Ханазава, но выпустил друга из рук. — Я вижу! На глазах у всех, совсем стыд потерял! Хоть это и было шуткой, Юсаку невольно на секунду поверил в нее.  — С другом, а не с девушкой, — возразил он, — но ты прав; дурачиться в мундире нехорошо. На лице Макото промелькнула тень, но тут же исчезла. — Дурачиться можно в чем угодно, — сказал он, — главное, в меру. И незаметно. — Что ты такое говоришь, Макото! Фудживара посмотрел на него спокойно и насмешливо. —  Пойдем уже, — Макото положил руку на рукоять меча, — что-то мне подсказывает, что за разговором мы оба можем опоздать.  Юсаку кивнул.