Acceptance

Спросите у Минхо, что он ненавидит больше всего. Он ответит, что не ненавидит, но сильно недолюбливает философию, переваренную лапшу и невнимательных людей. А вообще, на свете существует куда бóльшее количество вещей, которые он любит. Искренне так, до непроизвольной улыбки и глубокого, льющегося из груди смеха. Из самых любимых вещей Ли может выделить четыре самых главных: Суни, Дуни, Дори и Джисона. И если коты – слишком очевидная любовь, то с Ханом не все так однозначно. Для начала стоит отметить, что Джисон, конечно же, не его кот (как сильно Минхо этого бы не хотелось), а потому все сложнее. Если кота можно почесать за ушком, потрепать по пузику и угостить чем-нибудь вкусненьким, то тебе останется только быть хорошим человеком – и кошачья любовь в кармане. Любовь Хана не заслужить почесываниями (вкусняшками можно), потому что он самый замечательный, чуткий и добрый человек, которого Ли когда-либо знал. И, даже если Джисон часто бывает невнимательным, для Минхо это точно не проблема. Они познакомились год назад, когда Ли учился на втором курсе и подавал документы на новые дополнительные занятия, а Хан заканчивал первый и участвовал везде, где только можно. Первая встреча была нелучшей, откровенно паршивой, честно говоря. Минхо забыл, что сменил дополнительные, поэтому опаздывал на первое занятие. Джисон тем временем, непонятно каким чудом ставший старостой, извинялся перед студентами за то, что забыл предупредить о болезни преподавателя. Минхо мало кричал в обычной жизни, но в тот день орал на Хана так, что у последнего в уголках глаз скопились слезы. Джисон тоже был уставшим и нервозным, потому после тирады Ли не поскупился в выражениях. Напуганные и взбудораженные студенты, поневоле оказавшиеся свидетелями тирады двух беспокойных, горячих умов, быстро разошлись. Минхо пригласил Хана в кафе. Была пятница, они немного выпили и долго бродили по парку (из-за того, что перепутали расписание транспорта, но эта часть воспоминания неинтересная, куда приятнее думать, что они просто захотели пройтись). Джисон того времени запомнился ему бунтарскими синими волосами, проколотой губой и всеобъемлющим желанием покорить мир. Впечатлить было чем: младше всего на год, у него оставались силы на мечты о ярком будущем звезды. Хан уже тогда пел лучше всех, кого Ли когда-либо слышал. Он писал песни, хорошо танцевал, читал рэп так быстро, что Минхо не успевал ловить звуки, чтобы складывать их в слова. От его высоких нот по рукам шли приятные мурашки. Ли знал, что тоже неплохо поёт, но долго не рассказывал об этом Джисону. Пение нового знакомого было не затмить ничем, Минхо был (и до сих пор) уверен, что даже Сынмин поёт не так прекрасно. Сначала они продолжали общаться из-за взаимопомощи: Минхо не гуманитарий от слова совсем, зато хорошо разбирался в математике, с которой были проблемы у Джисона; Хан же был гением языков, но имел проблемы с общением. Однажды Ли стал свидетелем зарождающейся панической атаки. С тех пор он исправно становился позади Хана при любой возможности, прикрывал ему спину, чтобы сжать плечо или мягкую горячую ладонь в знак поддержки. Они сошлись как два созданных друг для друга пазла, Минхо не мог и не хотел игнорировать лёгкую, пока ещё только зарождавшуюся химию между ними. Через пару месяцев все изменилось: Джисон был вынужден перекрасить волосы в приятный темно-медовый оттенок, достать серёжку из губы и реже подкрашивать глаза. Не потому, что повзрослел или поумнел, просто его наконец позвали выступать на мероприятии, где требовался довольно строгий дресс-код. Этот день Минхо тоже помнит: он впервые увидел Хана в смокинге. Его широкие плечи обтягивала матовая угольная ткань, пиджак был приталенным и, ох, как много сил стоило не сжать его бока где-нибудь в темном углу. Глаза не были подведены, но Джисон все равно обошёл систему: губы мерцали красноватым блеском. Ли сидел за отдаленным столиком, который удалось выхватить в последний момент. Ресторан оказался настолько дорогим, что Минхо потратил на ужин заначку для новой моторной лодки. И все равно это была лучшая трата денег в его жизни. Ни один пойманный окунь, ни одна отпущенная после сельдь не могла сравниться с тонкой, абсолютно нереальной в свете падающих на нее софитов фигурой Хана. Он не был главной звездой праздника: люди переговаривались за столиками, подзывали официантов и смеялись иногда слишком громко. Минхо хотел подпрыгнуть и обратить внимание на него – Джисона – отдающего всю душу в несколько отведённых ему песен. Хана похвалили в конце вечера, получивший одобрение не только учителей, но и посторонних людей, он расцвел. Улыбался самой нежной улыбкой из всех, которую мог представить себе Ли. Они закончили ужин вместе, сбежали из ресторана и до отвала наелись в уличном кафе. В тот момент, когда они отмывали соус с арендованного Джисоном костюма в старом, плохопахнувшем туалете, Минхо позволил себе наконец открыть душу и осознать свои чувства. Он был очарован. Он был безответно, абсолютно по-идиотски влюблён. С того дня появились все казалось бы неуместные шутки с “любимый”, “дорогой”, “Сон-и”. Ли не умел скрывать свои чувства и не хотел. В старшей школе он много играл в флиртовочные игры с одноклассницами и был в этом абсолютным мастером. Спойлер – Джисон был абсолютным профаном. Он не реагировал ни на что. НИ. НА. ЧТО. Будто бы в речи Ли всегда были игривые нотки и заискивающие поглаживания колена. Минхо знал, что мог частенько не контролировать эту свою сторону, однако он надеялся, что когда начнёт флиртовать по-настоящему, то его поймут. Не поняли. Хан отвечал на флирт флиртом, улыбался мило, иногда смущённо поджимал губы. Он был уверен, что это чёртова норма Минхо. Он был уверен, что Ли ведёт себя так, потому что наконец раскрепостился. Все нутро Джисона кричало благодарностью за доверие. Проблема была только в том, что ему с самого начала доверяли. Никакого чудесного становления друзьями не случилось, потому что именно эту грань Минхо и старался перейти. Через пару недель после инцидента Х оказалось, что у них помимо кучи общих интересов, куча общих друзей: Минхо дружил с Банчаном и Хёнджином, которые помогали Хану вырвать то самое выступление в ресторане; Джисон общался с Сынмином и Феликсом, которые забабахали Минхо лучший проект по политэкономии. Они начали общаться компанией. Было приятно и весело проводить время вместе. Банчан однажды привёл Чонина, забавного первокурсника с лисьей улыбкой и самыми умилительными глазами на этом свете. Компания стала сбалансированнее. Они устраивали пятничные попойки, выбирались в парк или боулинг. Минхо никогда не был частью настолько большой компании, поэтому ощущение, что у тебя ещё семь друзей, абсолютно разных, и с каждым из них можно пойти в разные места, его будоражило. Неизменным во всем потоке нового общения оставался Хан Джисон. Их периодические посиделки на квартире Минхо, когда Хан уставал от соседей по общежитию, были лучшими и самыми долгожданными событиями. Потом Джисон устроился на работу певцом, смог начать снимать квартиру. Теперь они виделись ещё чаще: дома находились рядом, но Минхо иногда заходил к Хану, чтобы передохнуть после долгой прогулки к магазину. Он проводил в чужой квартире двадцать-тридцать минут и, благодаря за своевременно оказанное убежище, шагал до своей. Такие выходки веселили Джисона, а Ли все больше и больше влюблялся в его очаровательную улыбку. Два года общения превратились в прекрасные, нежные воспоминания. Минхо нравилось проводить вместе время, петь, танцевать, вытягивать заспанного и ничего непонимающего Джисона на рыбалку. Окончательным моментом признания стала любовь его котов к Хану. Ли тогда наконец уговорил хозяйку на содержание животных. После долгой разлуки мама привезла ему повзрослевших Суни, Дуни и Дори. Хан ввалился к нему в квартиру с упаковкой чипсов и звенящими в рюкзаке бутылками соджу. – Чаги-я, встречай меня! Я успешно все сдал! Ой! Ли выкатился с кровати, поспешно размышляя об отношении Хана к котам. Он искренне не понимал, как они умудрились избегать тему животных все это время. Раньше при любом удобном случае Минхо хвастался фотографиями своих маленьких детей. Наверное, сыграла долгая разлука: каждую присланную мамой фотографию он бережно хранил и никому не показывал. Слишком ревностно отзывалась в его груди разлука с малышами. Минхо открывает дверь спальни, пропуская Суни вперёд, и выплывает в коридор. У двери Джисон сидит на корточках, рассматривая Дори. Кот наклоняет голову в бок, Хан копирует движение. Они смотрят друг на друга, примеряясь к новому для каждого члену территории. – Ты здесь откуда, сладкий? – Хан тянет к Дори руку, и кот, что удивительно, отвечает не шипением, а лаской. Утыкается головой в чужую руку и тихо урчит. Джисон хихикает. И все. На этом моменте Минхо заканчивается как личность, как живое существо, как набор взаимосвязанных, работающих по строгому регламенту клеток. Хан для него теперь – ходячий, яркий, концентрированный зеленый флаг. – Это Дори, – почти шепчет, боясь нарушить внезапно появившуюся идиллию. Хан даже не дёргается, кот ведёт головой, сверяясь с положительной реакцией хозяина. Всё ощущается правильно. Все на своих местах. Они проводят вечер в компании котов, бесконечно рассматривая фотографии сначала маленьких, а потом уже повзрослевших питомцев. У Минхо фотографий – несчетное количество, он часами готов расхваливать своих малышей. Джисон слушает все истории, как самую важную информацию в своей жизни, ловит каждую мелочь, смеётся открыто и глубоко, гладя по макушке прижавшегося Дори.

◦ ○ ◦ ҉ ◦ ○ ◦

День, несмотря на довольно паршивое утро, проходит неплохо. Ли на заочном, поэтому позволяет себе пропустить несколько неважных пар. Минхо плохо понимает, что чувствует: внутри как-то пусто. После утреннего сообщения он больше не берет в руки телефон, знает, что игнорирует сообщения не только Джисона, но и Сынмина. Все равно. Он приходит только на танцевальную практику, где хорошо танцует свою партию, (учитель по танцам даже хвалит его). После занятия ноги приятно гудят, он смывает пот в душе, позволяя себе концентрироваться на стекающих по телу каплях. Ли слишком хорошо понимает, что вчерашняя новость Хана – последняя капля в его импровизированном стакане проблем. Он мало думал об этом, но только сейчас понимает, что устал. Устал от учебы и танцев, ему хочется сменить рутину на нечто более приятное и расслабляющее, возможно, найти новое хобби. Слишком долго Ли концентрировался на одном только обучении. Около пяти ему звонит Бан Чан, интересуется, сможет ли Минхо прийти, и он не может не согласиться. Ли надеется, что разговор с хёном поможет если не разобраться в ворохе проблем, то хотя бы отвлечься. Конечно, в голове ярким красным горит «Хан Джисон», но общая усталость и желание написать что-нибудь тоже хочется обсудить. Минхо не писал полноценных песен с конца старшей школы, только помогал однажды Сынмину и совсем недавно правил текст Хана. Когда вокруг тебя все поют, и ты тоже потенциально можешь этим заниматься, становится тяжело сопротивляться. Еще совсем недавно мама передала коробку со старыми тетрадями. Ли искал конспекты со второго курса, а нашел блокнот с текстами. Что это, если не знак вселенной? Он проводит в магазине добрых двадцать минут. Ходит вокруг кофейного ликёра (потому что звучит хорошо), рассматривает бутылки коньяка (потому что дорогое по определению хорошее), помимо бутылки спиртного берет упаковку пастилы и маленький шоколадный тортик. Он знает, что на такие случаи в холодильнике Криса всегда есть мороженое. Золотое правило их компании после неудачно сданной сессии Феликса: мороженое – это святое. Он оплачивает все на кассе, выходит из магазина, рассматривает свое помятое отражение в киоске с журналами и возвращается обратно: мороженое, конечно, нечто святое, но клубничный ликёр к нему – ещё лучше. Квартира Чана встречает приятным тёплом и улыбкой с порога. Его отправляют в ванную, а потом накидывают на плечи мягкий плед. В квартире тепло, но Ли все равно чувствует себя зябко. Банчан ставит на журнальный столик бокалы и несколько коробок с пиццей: – Мы не будем пить на голодный желудок. Минхо соглашается, единственное, что он пока успел сказать за время нахождение в квартире – “привет”. Он не знает, с чего начать, не знает, чем расстроен больше: сильной нагрузкой, бесячим преподавателем экономики или ориентацией Джисона. Они едят пиццу, пьют чай с тортом, успевают посмотреть две части японского боевика – и все в тишине. Через три часа и двадцать две минуты Чан приносит бутылку коньяка, ликёр и мороженое. – Что будешь? Минхо кивает на ликёр и закутывается в плед сильнее. На часах уже девять, ему пора что-то сказать. Крис берет две порции мороженого, заливает их ликером, сыплет сверху шоколадные чипсы и кокосовую стружку, суёт одну тарелку Ли в руки, другую оставляет себе. Минхо пробует первую ложку, морщит нос: слишком сладко. – Что ты чувствуешь? – Банчан разрывает тишину, его голос чуть хриплый, он звучит осторожно. Ли отставляет тарелку, проводит рукой по волосам. Хорошее начало разговора: он рад, что пока не нужно рассказывать про конкретные ситуации. Разобраться с эмоциями отдельно от их причин не совсем правильно, но зато в холодную воду без подготовки он не прыгает. Крис дает ему время, чтобы решить, о чем и как он будет говорить. – Непонимание. Одиночество. Думаю, еще подавленность. Банчан кивает и выглядит при этом так, будто переживает самый ужасный период своей жизни. Минхо не чувствует жалости от Чана, никогда не чувствовал. В их отношениях нет места жалости и лживому «все будет хорошо». Они редко устраивают разговоры по душам. Так было раньше, сейчас времени нет. Они собираются только всей компанией сразу, и в такие моменты душевным, тихим посиделкам с бутылочкой чего-нибудь нет места. Банчан опускает руку на его плечо, сжимает легонько. – Это из-за Джисона? – Не только… Я не знаю… – Ли перекатывается на диване, вытягивает замлевшую ногу вперёд. – Думаю, это просто меня добило. Все эти годы я думал, что у нас нет шансов. Крис кивает, Минхо и сам понимает, что не знает, как можно ответить. Ситуация из ряда вон, как говорится. – Это так в его духе, – он ухмыляется невесело и сразу продолжает: – Просто переспать с кем-то. Захотеть – и переспать. По приколу. Ради шутки. – С тобой он бы не стал так поступать. Старший выглядит серьёзно, Ли только головой трясёт. – Со мной он никак бы не стал. Я сам виноват: всегда делал вид, что флирт – ничего особенного. Если бы я хоть как-то его привлекал, то мы не застряли на мёртвой точке. – Ты можешь снова намекнуть ему. Сейчас, когда он понимает, что что-то не так. Минхо не говорил, что игнорирует Хана, но это и вслух проговаривать необязательно. Слишком очевидно. – Я не хочу переспать с ним и ещё два года играть в друзей с привилегиями. На первом уровне и так задержался, – он хихикает и тут же обращает внимание на постановочную драку. Крис отвлекается на фильм. Тема закрыта, быстро и просто. Ли не успел достаточно разобраться в себе, чтобы искать решение, но даже такой короткий разговор ставит все по местам. С учебой он справляется не первый год, напряжение вызвано банальной усталостью. Проблемы в желании писать тоже особой нет. Минхо, как и любой творческий человек, всегда выливал свои эмоции и переживания в искусство. Изменял, обрабатывал, придавал форму и показывал людям. Раньше он передавал свои мысли с помощью танца, сейчас, устав от учебы и постоянной оценки профессоров, ограничивающей его желания и безжалостно пресекающей творческие порывы на корню, хочется просто поменять способ. Ли хочет писать, и он это сделает. Чувствует даже, как кончики пальцев начинает покалывать от желания схватить телефон и открыть заметки. Но он должен сделать это позже. Когда порыв станет желанием, а не потребностью. Творить он тоже любит на холодную голову. Сейчас ему нужно только отвлечься, мороженое и Чан под боком – лучшее решение, не хватает только котов, но это упущение он восполнит позже, когда вернется домой и сгребет малышей в охапку. Сезонная хандра пройдёт, как проходит всегда. Он вернётся к обычным отношениям с Ханом, дружеским и теплым. Минхо никогда не считал себя мазохистом, но утренние объятия, легкое поглаживание чужих щёк и шутливые щепки за попу – лучшее, что с ним когда-либо случалось. Он не захочет и не сможет добровольно отказаться от настолько чудесной близости из-за более низменных желаний. Слишком эгоистично, слишком неправильно. Они сидят с Крисом вместе до раннего утра, пьют и говорят на отвлеченные темы. Минхо чувствует долгожданное облегчение. Хмельной, чуть пошатывающийся, он доходит до такси. Крепко обнимает Чана на прощание. День, наверное, выходит и не плохим совсем. Философию он сдаст как-нибудь, от учителей избавится уже через два года, нужно только маме завтра позвонить и купить новую уточку для Дори, остальные проблемы если и требуют своего решения, то подождут.

◦ ○ ◦ ҉ ◦ ○ ◦

Большую часть недели он проводит в компании кошек, не заканчивающегося объёма заданий по философии и нескольких лёгких романтических дорам. Сообщения Сынмина остаются практически без ответа, Минхо чувствует, что утопает в количестве навалившихся на него дел. Придумывать сообщения в таком состоянии не в его духе. Ли игнорирует несколько обеспокоенных звонков Хана, присылает исправно фото завтраков и открывает дверь только нагрянувшему внезапно Банчану. У Криса в руках пакет еды – это единственное, что спасает Минхо сейчас. Если апатия «выходного» дня ещё казалась чем-то нормальным (ему часто становилось грустно по субботам, Минхо оставался один и был уставшим после рабочей недели), то её продолжение в будни начинало напрягать. Заваривая чай, Ли снова почувствовал неприятно плывущее по горлу раздражение и тревогу, скручивающуюся внизу живота. Шестое чувство снова помогло ему, когда он выбрался на пары, то учитель танцев назначил его на подготовку хореографии. Практические задания такого рода давались раз в несколько недель, выбранному студенту было необходимо составить хореографию для местной художественной школы. Минхо ждал этого шанса весь второй курс, но сейчас, получив задание, был расстроен больше обычного. Под конец дня запас агрессии иссяк, осталась только лёгкая грусть, и вывозить только на ней было сложнее. Он замкнулся в себе ещё сильнее. Особой причины в этом не было, но Минхо честно устал думать. Когда ты учишься в университете, много что может отвлечь тебя от занятий. Однако Ли всегда относился к учебе серьёзно, возможно, слишком серьёзно. Ему тяжело было уйти из школы, когда последней оставалась физкультура, он всегда выполнял домашнее задание вовремя. Минхо до сих пор думает, что такое отношение к учёбе у него от отца: тот всегда относился к физическому отображению знаний (читай: оценкам) с особым трепетом. Во время старшей школы Ли часто слышал, что относится к чему-то спустя рукава. Наверное, это была правда, но его неудовлетворительные оценки по поведению никогда не влияли на оценки по предметам. Во взрослой жизни его ответственная часть не была проблемой. До того, пока он не стал замещать старосту и выиграл несколько областных конкурсов. Ли радовался возможности подготовить хореографию, но ему правда было плохо. Самым главным желанием было уйти подальше от бесконечных забот и, возможно, устроиться к Чану на работу в студию. Минхо знал, что пел неплохо, и помогать записывать песни он мог. Более того, в последнее время это интересовало его больше обычного: больше танцев, учебы и других привычных увлечений. Минхо смотрел много видео про создание песен, погрузился в тему настолько, что мог лекции по истории музыки читать. И преподаватель из него вышел бы отличный – Сынмину бы понравилось. Как минимум жалобы на профессора Чон точно закончились бы. Утро пятницы было хорошим. Лучше остальных, по крайней мере. Контрольный тест по философии он написал на 83. Приятно. До сдачи хореографии оставалось всего пару дней, но Минхо успел набросать варианты до этого, так что особых проблем не видел. Возможно, это будет не лучшая его работа, но и выкладываться особого желания не было. Вероятно, он пожалеет о своем решении после, когда преподаватель посмотрит разочарованно и скажет что-то в духе: «Ты мог лучше». Не мог, не сейчас точно. День в университете тоже был приятным. После удачной утренней пары и 83 баллов по философии (да, он будет говорить об этом до конца своей жизни) Соён угостила его имбирным печеньем, а преподаватель экономики похвалил его работу (успешно списанную, но кого это волнует). Вечером, возвращаясь домой с кормом для котов и бутылочкой яблочного сидра, он встречает у подъезда Хана. Тот стоит в безразмерной тай-дай толстовке, ярко-зеленой, чуть светящейся в опускающихся сумерках, перекатывается с ноги на ногу. Минхо хмурится, разглядывая его рваные джинсы. – Замёрз ведь, идиот, – бросает он, доставая из кармана карточку-пропуск. Джисон оборачивается резко, улыбается открыто и широко, как и всегда. Ли улыбки тоже сдержать не может: соскучился. – Минхо! Ты где пропадал? – выхватывает из рук пакет, придерживает открывающуюся дверь. – В последнее время много дел. И я ведь тебе пишу, - чуть укоризненно, но Ли может себе позволить немного поканючить. Они стоят в лифте, касаясь плечами. Хан уже не такой напряжённый, болтает о последних днях. Ли тоже выдыхает: он привык много общаться, но в последнее время боялся сказать что-то не так. Сказать напрямую, конечно, шансов не было, но Джисон звонил. И Сынмин звонил. Минхо ответил только Киму. Сорваться Хану, в конце концов, было слишком просто. Он мог явно представить, как берет в руки телефон и на невинный вопрос «Чаги-я, ты как?» выдает усталый всхлип. Джисон бы приехал, обеспокоенный, готовый поддерживать и обниматься. Такого Ли бы не пережил. В квартире на них налетает свора пушистых. Он бы может и хотел отбиться, чтобы уделить время котам позже, но малыши так радостно мяучат, путаясь под ногами, что Минхо не выдерживает – садится на пол, сгребая всех в охапку. Хан хихикает и, кажется, успевает сделать пару фотографий, когда Ли все же идёт переодеваться, обращая внимание Суни, Дуни и Дори на Джисона. Пока он выбирает комфортную пижаму, Хан успевает выбраться из прихожей и начать хозяйничать на кухне, заваривая себе чай. Они раскачиваются медленно, как всегда в конце рабочих дней. Обоим нужно время, чтобы восстановиться после учебы и отдохнуть от людей. Минхо знает, что Джисон волнуется и поднимет тему самочувствия Ли позже, но пока они дают друг другу шанс на отдых. Минхо идет в душ, пока младший кормит котов и разогревает дакжим. Они переносят тарелки в гостиную, и все в такой уютной тишине, будто делят квартиру не первый год. Теоретически так и есть, конечно, но практически они все же живут в разных. Вечер спокойный и приятный. Давно таких не было: Хан выглядит довольным и сытым, он согрелся, наваливается на Ли практически всем своим телом. Минхо и не против – приобнимает Джисона за плечо. Кошки бегают где-то вокруг, иногда только трутся о ноги, прося ласки. Одна дорама сменяет другую, и все наверняка закончилось бы хорошо, но Ли включает ту, которую еще не успел досмотреть. От начала он видел минут пятнадцать, так что перематывает и посвящает Хана в детали. Фильм обычный совсем: что-то легкое и романтическое про офисных работников. Минхо редко кому признается, но такие глупые дорамы – его настоящая слабость. Их просмотры кажутся безопасными, проверенными временем. Ли был уверен, что включив нечто такое, убережет свои мозги от порции неприятных размышлений: Джисон в происходящее всегда погружается настолько сильно, будто на экране нолановский фильм: моргнешь – и в следующую секунду не заметишь, как тридцать лет прошло, а главный герой умер. От этого обычно только забавнее: они много шутят, обсуждая абсурдность и по-идиотски очаровательное отсутствие сюжета как такового. Минхо замечает, что что-то идет не так, когда на экране появляются кадры из клуба. Главная героиня уже не невзрачная серая мышь: вызывающе яркий макияж и короткое красное платье на экране сияют как сигнал светофора. «Нужно остановиться», - мелькает в голове, хотя Ли машину никогда и не водил. А дальше – круговорот ярких картинок в духе Эйфории, так несвойственных классическим представителям корейского кинематографа. В кадре мелькают алкоголь и наркотики. Героиня сосется с первым встречным, выхватив у него стакан чего-то темно-коричневого. – Ее бунт что-то затянулся, – выдыхает Минхо чуть удивленно. Хан рядом хихикает. Стоит отметить, что на экране и правда не происходит ничего из ряда вон: никакой обнажёнки, даже алкоголь показывают не так открыто, как могли. Однако уже одно существование такой вечеринки – нечто неподходящее офисной драме. Ли чуть ерзает на диване, заинтригованный продолжением, которое не заставляет себя долго ждать. Минхо подбирается и с выпученными глазами смотрит на начавшуюся эротическую сцену. Он был уверен, что рейтинг не выше PG-13, может, R. Хан под боком тоже начинает ёрзать, соскальзывает с чужого плеча, неловко поджимает губы. Ли знает такое его состояние: он хочет что-то сказать. Минхо не хочет знать что и спрашивать тоже не хочет. У них за плечами не один просмотренный фильм с рейтингом повыше R, они, как, наверное, и все друзья-парни, порно вдвоем тоже смотреть пробовали, поэтому причина внезапной смены настроения одна – субботний вечер неделю назад. – Хён, – Минхо хмурится, Джисон не часто так его называет. Только если хочет сказать что-то серьёзное или боится, что провинился. – Я… Мы можем поговорить? Ли теряется немного, понимает, что разговор может выйти неприятным, а он ведь так надеялся, что вечер закончится безболезненно. Но заминка такая очевидная, что о возможной теме разговора даже гадать не приходится. Минхо ставит дораму на паузу, залазит на диван с ногами, откидывает голову на спинку и внимательно разглядывает Хана. Он сидит на диване, скрестив ноги, одетый в потертую желтую майку и штаны, растянутые на коленках, (одежда его, но настолько давно находящаяся в квартире Ли, что вне стен уже не представляется), хмурится чуть от пристального взгляда, подбирает слова. Закатные лучи падают на него через неплотно закрытые жалюзи, путаются в волосах. У Джисона приятная медовая кожа, чуть светящаяся, волосы цвета молочного шоколада с карамелью. Он весь такой органичный в теплых оранжевых оттенках и окружении кошек на диване Минхо. Именно в такие моменты Ли влюбляется еще больше в теплого, домашнего Джисона и жалеет, что сил не хватает признаться. Так страшно потерять такие вот моменты между ними. Если у него не будет Джисона, Минхо плохо представляет, зачем ему нужно все остальное. – Я кое-что заметил… И хотел спросить, правильно ли я все понял, – Хан звучит смущенно, и это тоже плохой знак. Они по-настоящему не смущались рядом друг с другом уже на четвертом месяце общения. Ли незаметно щипает себя за бедро. Он понимает тему разговора, но мыслей в голове все равно больше, чем за всю эту неделю. Главная и самая опасная из них – Джисон узнал о его чувствах. У него колет в районе сердца и чуть кружится голова. Боже, он стал таким чувствительным. Он точно все это потеряет. – Ты перестал общаться со мной… – Я с тобой общаюсь, – резко, Джисон даже вздрагивает, испугавшись. Ли не хотел так бестактно перебивать, но сделать ничего не может, волнуется, да и момент главного вопроса хочется оттянуть. Хан тем временем только хмурится. – Не так, как раньше. Я же чувствую, – уверенно, с лёгкой обидой. Минхо плохо. – В последнее время я довольно плохо себя чувствую, – почти не врёт. – Это из-за того, что я сказал в ту субботу? Та суббота звучит как дата, которую нужно обводить в календаре и каждый год вспоминать. Минхо не нравится: что-что, а ту субботу он вспоминать не намерен. Однако его лицо, видимо, говорит само за себя, потому что эмоции на лице Джисона сменяются точно картинки в калейдоскопе. – Прости, – Хан тянется, чтобы взять за руку, но Ли отстраняется чисто рефлекторно, и боль, которую он видит на чужом лице, – худшее, что он вообще в жизни видел. Джисон сжимается весь, обхватывая колени руками. Тоже рефлекторно, тоже просто потому, что хочет спрятаться. Минхо не может не винить себя, пододвигается ближе сам, кладет ладони на чужие колени, сжимает, ждет, пока Хан поймает его взгляд. – На меня и правда многое навалилось, – начинает аккуратно, потому что сам не уверен еще, что рассказывать собирается. – Та новость… Была неожиданной. – Ага, – Джисон усмехается, все еще зажато немного, но и это своего рода прогресс. – Я волнуюсь за тебя, – из всех мыслей Ли выделяет самую главную. Именно она беспокоит больше всего, потому что как бы там ни было, решение Хана было не просто опрометчивым, а по-настоящему безрассудным. Те парни могли сделать ему больно, заснять их секс и выложить в интернет. Да вообще что угодно сделать могли. Джисон его посыл понимает, поднимает наконец глаза и падает в объятия Минхо. Хлюпает носом как-то расстроено, но быстро расслабляется, когда чужие руки начинают вырисовывать круги на спине. – Все было не так спонтанно, как я тогда рассказал. Я правда мог контролировать ситуацию, и со мной ничего не произошло. Спасибо за твое беспокойство, Хо. – Почему же ты тогда волновался? Джисон выбирается из объятий и снова мнется. Минхо не может не хмуриться. – Я подумал… Подумал, что ты против геев… Хан звучит серьезно – Ли расхохотаться от абсурдности готов. Тот факт, что это по-настоящему беспокоило Джисона, его веселит. Серьезно, Минхо начинает чувствовать, как в уголках глаз скапливаются слезинки из-за сдерживаемого смеха. Кто бы мог подумать? Минхо, определившийся со своим влечением к парням еще до начала старшей школы, Минхо, никогда не переживавший кризис ориентации и никогда не скрывавший особое отношение к своему же полу, этот самый Минхо – гомофоб. В его голове все настолько смешно, что он даже закашливается, скрывая ухмылку, когда Хан поднимает глаза. Конечно, для Минхо абсурдность ситуации очевидна, но вот Джисон в полном неведении, что плохо. Ли знает, что даже если Хану в своих чувствах не признается, то каминг-аут рано или поздно совершит. Но не сейчас и не в такой ситуации, поэтому он просто улыбается и сообщает со всей серьезностью: – Я не гомофоб, Джисон. И Хан верит, улыбается повеселевши, расслабляется весь, вытягивает ноги, открываясь. – Я так боялся, что ты можешь меня не понять… – чуть тише положенного. – Я и сам в себе не до конца разобрался, и если бы ты не был рядом… Не знаю… Минхо притягивает Джисона ближе, щелкает по носу и утыкается в макушку. Сердце сжимается от того, какой Хан нежный, как доверяет и нуждается в нем. – Я всегда рядом, чтобы поговорить. Когда определишься, знай, что я буду готов тебя выслушать. – Спасибо, чаги-я. Ли знает, что роет себе этим нешуточных размеров яму. Возможно, он хорошо переживет новость о сексе и в будущем будет реагировать на нее со смехом. Типа, чего только Джисон от скуки не вытворял. Но сможет ли он пережить рассказы о первой влюбленности Хана? Не просто о физическом влечении, но о настоящих чувствах? Сейчас Ли не уверен, но он все еще достаточно хороший друг, чтобы убедить Джисона, что тот не один. В следующий раз Минхо просто будет готов к разговору об ориентации и поможет Хану. Как хороший друг. – Ладно, Минни, – Джисон отстраняется, щелкает Ли по носу в отместку за недавнее и тянется к отставленной тарелке с едой. Остывшей, но не значит, что невкусной. Минхо включает дораму. Джисон кивает и это, кажется, конец разговора. Ли надеется, что выдыхает не слишком заметно. Ему приятно поддерживать Хана, он знает, что должен это делать. Минхо почти не прокручивает в голове другое развитие событий. Что было бы, спроси Джисон про другое? Просто продолжи расспрашивать? Он почти уверен, что раскололся бы, рассказал все: от своих чувств до абсолютного недовольства Ханом и его личной жизнью. Неприятно, он рад, что до такого не дошло. Минхо в последнее время – натянутая тетива, дотронься – лопнет, затопит потоком мыслей и чувств, взаимосвязанных только на первый взгляд. Ли не сторонник переговоров такого рода, ему, как и Хану, хочется сначала немного самому разобраться, а потом просить помощи. Возможно, это не лучший вариант, но ему так проще и привычнее. Дораму они все-таки досматривают. Минхо слишком загружен, чтобы смущаться или хотя бы заметить появившуюся на втором плане гомосексуальную пару. Хан, что интересно, замечает и реагирует довольно воодушевленно: обсуждает их отношения и надеется, что их конфликт решится быстрее. Ли не уверен, сошёл ли он с ума или Хан и правда раньше не обращал на такие вещи внимания, но сейчас он рад, что Джисон открылся ему. Теперь Минхо знает, что Хан сомневается, пытаясь разобраться в новой грани своей личности. – Я могу остаться? – спрашивает Джисон, когда время близится к двенадцати. – Надеюсь, ты планируешь лечь не на диване? – Минхо подмигивает и ему совсем немного тошно, когда Хан улыбается широко, вытягивая из шкафа вещи и убегая в ванную. Когда Джисон успел оставить здесь свою одежду? Ответить тяжело. Ли помнит только, как нашёл в комнате чужую чашку, а на забытую Ханом кофту получил ответ «пусть будет у тебя, все равно смысла забирать нет». Замечать в квартире чужие вещи уже давно стало приятной игрой, в которую Минхо часто проигрывает. Он много раз путал одежду спросонья и замечал только, когда Хёнджин игриво спрашивал про новую толстовку. Еще одна очаровательная часть их с Джисоном общения. В комнату он уходит не попрощавшись, не закрывает дверь, чтобы кошки смогли выходить. Минхо падает на кровать, находит в телефоне один из подготовленных для хореографии плейлистов. Времени немного, желания ещё меньше. Выбор падает на Honey–Johnny Balik. Настроение подходящее, спокойное и чуть игривое. Танцевать в небольшой спальне он не может, поэтому просто достаёт из тумбочки блокнот и рисует несколько траекторий на листе. Сцена в зале небольшая: много места, чтобы развернуться не будет. – Доброй ночи, чаги-я! – кричит Джисон из коридора. Минхо улыбается, ероша волосы. – Доброй, малыш-квокка!