Acceptance

По носу проходится что-то пушистое. Минхо хихикает, вслепую хватая кота со своей груди. Суни мяукает недовольно, но Ли переворачивается набок, крепко прижимая вырывающуюся тушку. Кот успокаивается через несколько минут, урчит, устраиваясь поудобнее. – Утро, Суни-и, – поет Минхо, разлепляя глаза. Он тянется за телефоном. На улице пасмурно, он забыл закрыть окно прошлым вечером и чувствует, как неприятный холод наполняет комнату. Вылазить из постели не хочется. Дуни гремит мисками с кухни. До назначенной встречи ещё полтора часа. Минхо позволяет себе отмокнуть в душе, а после укутаться в плюшевую толстовку. Он кормит котов и тратит привычные двадцать минут на почесывания за ушком. Кошки ведут себя беспокойно, не сидят долго на одном месте, периодически мяукают как-то неудовлетворенно. Ли начинает тревожиться без видимой причины, забывает обо всем и потому пропускает время выхода. Погода снаружи оправдывает все возможные плохие ожидания: ветер сильный и чересчур холодный для начала осени, дождь мелкий и скорее походит на застывшие в падении капли. От влажности начинают виться волосы. Минхо натягивает капюшон посильнее, наконец забегая в здание. Ким сидит у окна, натягивая рукава темно-зеленого джемпера. В кафе работают обогреватели, кое-где на столах стоят свечки. Ли замечает, как девушка в самом углу греет над одной из таких руки. Он бы тоже хотел, но боится, что у Хана потом закружится голова от приторного запаха кокоса и нероли. – Привет, щеночек! – Утро, Минхо-хён. Сынмин не только занял им столик, но и заказал Ли кофе. Минхо треплет младшего по голове. Знает, что портит укладку, знает, что получит в ответ грозный взгляд. Ли ничего не может с собой поделать: желание намного сильнее. – Ты такой хороший, Сынмин-и. Взял своему хёну кофе. – Это не значит, что я собираюсь за него платить, – Ким звучит строго, но искорки в глазах выдают хорошее настроение. Минхо искренне не понимает, чему можно радоваться так рано утром и с такой ужасной погодой, да еще и испорченной теперь укладкой. Официант приносит яблочный штрудель, на этот раз всего один, к великому сожалению Ли. – Рассказываю, вчера вечером я как обычно пришёл в аудиторию раньше… Минхо улыбается: истории Сынмина из университета его забавляют. Он не помнит половины людей, о которых слушает, но выходку профессора Чон все равно считает возмутительной. Через двадцать минут Ли просит еще один кофе. Первые всплески раздражения Кима спадают, они устраивают молчаливый перерыв, пока Минхо вспоминает что-нибудь интересное. В конечном итоге он решает быть счастливым и достает телефон, чтобы показать, как Дори гонялся за голубикой. Они сидят в кафешке 47 минут. Джисон опаздывает, Минхо успевает выпить два кофе, показать самые интересные видео и немного устать от рассказов Сынмина. Он, если честно, немного волнуется. Вчера у Хана была студенческая пьянка, и Ли прекрасно знает, что на таких мероприятиях случается. Джисон забегает в кафе по прошествии часа, запыханный, красный и чересчур радостный. У Минхо с самого утра предчувствие странное, и сейчас ощущение только усиливается. Хан заказывает что-то у стойки, плюхается за столик с широкой улыбкой, Сынмин, удивлённый чужим хорошим настроением, прерывает тираду об учителях. Первые десять минут Джисон убивает на приветствие, вежливо интересуется, как прошёл чужой день. Сынмин отвечает на вопросы и подозрительно косится на молчащего Минхо. Странное волнующее ощущение усиливается, поднимается от живота к грудной клетке и застревает где-то в горле. Он будто в кривое зеркало смотрит, чужих слов не разбирает, концентрируется на уходе от собственных тревожных мыслей. – Что случилось? – кажется, он прерывает разговор прямо посередине чей-то реплики, голос хриплый, взгляд острый и сосредоточенный, цепляется за каждый маленький кусочек чужого лица. Сынмин выдыхает, радуется, что воодушевленный монолог вываливать будут не в его сторону. Джисон хмыкает, в глазах радостные чертики. – Не поверишь, – начинает он, ловит изогнутую бровь напротив и, неудовлетворенный результатом, продолжает: – У меня был секс. Сынмин присвистывает, прячет глаза в стакане с холодным чаем. Минхо скрещивает руки на груди. – Это рано или поздно должно было случиться, – и он, в общем-то, не врёт: конечно, Хан должен был с кем-то переспать. Это нормально. – Дааааа, – тянет Джисон, ни капли не расстроенный чужим равнодушием. – Но должен был он случиться с парнем? Минхо чуть со стула не падает, хотя даже двинуться не успевает. В голове мыслей резко ноль, он удивлённо вертит головой, ища поддержки. Что?.. Что? Что? Сынмин держится не так стойко, хлюпает и начинает громко кашлять, когда жидкость попадает в нос. Джисон улыбается ещё шире, будто есть шанс добить Минхо окончательно. – А если скажу, что с двумя? Шанс определенно был. Минхо теряется, хлопает глазами. Сынмин сжимает его колено под столом ободряюще. Все знали. Все знали, что Ли флиртовал с Джисоном уже второй год. Хан казался непробиваемым, реагировал спокойно на все пошлые комментарии, шлепки и свидания, завуалированные под простые прогулки. Все думали, что он натурал, потому что другого варианта, почему он так спокойно относился к подкатам Минхо, не было. Он встаёт тихо, видя, как теряется Хан. Тот испуганный, весёлые огоньки пропадают из глаз, Минхо злится, что не может порадоваться за Джисона, но с собственным потерянным состоянием сделать ничего не может. Мысли накатывают разом, одним сплошным потоком, в котором слов не разобрать. Остатками сознания он понимает, что все это подозрительно смахивает на паническую атаку. Возможно, в этом виновата не только обрушившаяся тяжёлой бетонной плитой новость, но и три часа сна и постоянный стресс из-за учебы. Возможно. Ли не знает. – Я за кофе, – совсем тихо. Он игнорирует стойку и бредет к туалету. Идиот. Минхо закрывает кабинку, дёргает на пробу, чтобы убедиться, что никто не зайдёт. Будто кто-то может. Он разворачивается к раковине, облокачивается на неё руками и не знает, о чем думать в первую очередь. За два года невзаимной влюблённости он, казалось, успел пройти все стадии: от “у меня есть шанс, Джисон отвечает на подкаты” до “он правда не понимает, что я делаю?”. Были ещё “он правда натурал”, “он думает, я со всеми так общаюсь”, “он просто играется мной?”. Ли пережил многое и даже не думал о том, что сможет когда-то быть с Джисоном не друзьями. Однако он и вправду надеялся, что Хан не слепой, просто сохраняет их дружбу. Надеялся, что новость о сексе с парнем не получит в таких обстоятельствах (в любых обстоятельствах): посреди дня, в кафе, с широкой улыбкой на лице. Мир перевернулся настолько стремительно, что Минхо чувствует себя пассажиром, опоздавшим на самолет: его друзья успели улететь в другую страну, вернуться и сейчас сидят, обсуждают «тот самый вечер, когда они отравились креветками», а Ли тем временем забегает в аэропорт с чемоданами и не понимает, почему никого нет. Что он упустил? Когда все пошло не так? Минхо в это короткое мгновение успевает пережить все стандартные и несколько побочных стадий принятия. Останавливается в итоге между Злостью и Опустошением. Добрый, милый, очаровательный Джисон с этими своими зефирными щечками в мгновение ока превращается в надменного идиота, играющегося чужими чувствами. Смотри хён, я потрахался с двумя парнями, а твои намёки на свидание не понимаю второй год. Он сжимает раковину сильнее, потому что все это – бред. У Хана и в мыслях не было выставить его придурком. Так получилось и все. Минхо успокаивается и честно пытается мыслить здраво. Он подросток что-ли? Такую драму устраивать. С логикой Минхо тоже чувствует отсутствие контакта. О возможности существования такой новости он даже не думал, а потому так сильно теряется. Конечно, Ли сможет вести себя, как раньше: поддержать Джисона и, возможно, дать любовный совет. Вот честно, ему просто обидно. И досадно. И хочется выбежать из туалета и расставить все точки над и прямо тут, посреди кафе. Накричать на Хана, признаться, вероятно, даже расплакаться. Но он взрослый, и никто ничего ему не обязан. В своем потрясенном настроении виноват только он сам. Ли чувствует, что от размышлений расклеился еще больше. Справедливости ради, такую новость и правда не каждый день получаешь. Минхо умывает лицо холодной водой, ерошит волосы, пишет Чану ёмкое “у меня были шансы, он никогда не хотел” и выходит из туалета. Немного драматично, но внезапно вспоминается совет Хёнджина: «Моя драма помогает мне переживать эмоциональные моменты». И, хотя драма Хвана о ярких мультяшных эмоциях, а драма Минхо о громких словах, он все равно чувствует себя лучше. Ли видит их столик сразу и сглатывает наконец тревожный комок в горле (так вот почему так волновался все утро), Сынмин ловит его взгляд, кивает, Джисон, замечая, разворачивается и весело машет рукой. Ли кусает губу с силой, сжимает веки крепко, пока идёт к столику. Мы друзья. Мы друзья, мы друзья, мы друзья. Друзья-друзья-д-р-у-з-ь-я. Садится. – Ты долго, – замечает Хан. – Что-то случилось? Где твой кофе? – У меня живот заболел. Он не смотрит на Сынмина, потому что знает, он будет его раздражать. Ким посмотрит на него пристально и прочтёт в одном взгляде. Минхо не хочет, ему почти не больно, обидно просто. – Продолжай, – он говорит это не потому, что хочет, а потому что должен, потому что надеется, что они уже начали разговор о танцах или новом фильме. – Я сначала думал отказаться, – продолжает Хан. – Мы ведь даже не общались толком никогда, а тут, бам, – секс. О нет. – Конечно, я не хотел, чтобы меня поимели во все дыры, но они были довольно милыми, пообещали, что все будет хорошо. Что же ты творишь, Хан. – И ты поверил им? – Ким на Джисона не смотрит почти, надеется, что разговор закончится быстро. – Ну…да? Наверное. Все и правда прошло хорошо, я вообще ничего не делал. Дрочили мне, целовали тоже меня. Прикиньте, минет даже сделали! Двойной. Ну, в смысле, дважды по очереди. Ли снова немного выпадает из реальности. От мыслей из туалета прошло не так много времени, чтобы он чувствовал себя лучше. Происходящее напоминает глупую романтическую дораму с плохим концом. Таких дорам – раз, два и обчелся. Минхо не хочет быть героем чего-то подобного. Он не хочет знать подробностей и слушать не хочет, потому что не знает, как может отреагировать. Смотрит внимательно в окно и считает ветки на ближайшем дереве, пытается угадывать бренды одежды у проходящих мимо людей. Джисон неумолим. – Я даже не знаю теперь, как секс вдвоём переживать: слишком мало рук. Хан хихикает, Сынмин рядом – напряженное дерево, Минхо молчит, думает, что матрица дала какой-то локальный сбой. Он проснётся сейчас в холодной пустой кровати, рядом замяукает потревоженный Суни. Минхо чувствовал тревогу и лёгкую дереализацию с самого утра. Кажется, сегодня вечером он умрет, потому что полупустой стакан проблем резко становится наполовину полным. – Тебе разве не нравились девушки? – Ким стреляет наугад, надеясь улучшить ситуацию. – Нравились, наверное. Но разве есть смысл? Я попробовал, оказалось прикольно. Прикольно. Его он прикольным не посчитал. Минхо драматизирует, он это знает, но не делать так не может. Совет Хёнджина искажает сильно конечно, но как же все-таки приятно. Напряжение и волнение об учебе складываются с обескураживающей новостью Хана и наполняют его полностью. Ли думает, что это была последняя капля. Он не сорвался, когда на него без причины наорал профессор Чхве, не сорвался, когда полчаса выслушивал тираду рандомной бабушки в метро из-за того, что не уступил место. Бабушка была бойкой, Ли еле сидел после тренировки. И вообще, «если вы, блять, хотите сесть, то можно открыть рот и попросить!» Сейчас Минхо немного потерян среди последних событий и сформировавшихся наконец эмоций. Типа, серьёзно, Джисон? Прикольно? Вот так ты характеризуешь отношения между двумя парнями? Так бы ты назвал моё влечение? “Тебе нравятся парни? О, прикольно, мне тоже”. – Наверное, я порчу вам аппетит, – Джисон замечает, что все молчат и начинает чувствовать себя некомфортно: вертит в руках шнурок от толстовки. Ему приносят горячий сэндвич и большой стакан кофе с двойной порцией карамельного сиропа. Ли знает, потому что тот всегда такой берет. Минхо не стыдно, что Хан чувствует себя некомфортно. – Просто это неожиданно, – Сынмин снова сжимает его колено под столом. Ли кивает. – Думаю, нам нужно время, чтобы осмыслить это. Не каждый день истории про секс втроём слушаешь! Ким хихикает напряжённо, Минхо молчит. До конца вечера они обсуждают танцы, и кино тоже обсуждают. Договариваются на внеплановую репетицию с Бан Чаном, заказывают пиццу и много шутят про такс, потому что кузина Сынмина завела такую, а они забавные. Минхо молчит девяносто процентов времени, выпивает ещё две кружки кофе (чтобы не разговаривать обоснованно), но все равно уходит раньше всех. Идя домой, он чувствует себя так, будто на него обрушились все проблемы этого мира. Беспричинная (ага, как же) грусть и жуткая усталость валят с ног. Минхо еле доползает до квартиры, лифт сломан, и это точно последняя капля. Дверь хлопает за спиной, он утыкается в неё лбом. Ли пытается понять, что чувствует, но для этого ему, кажется, нужна табличка с перечнем эмоций. Он стягивает с себя футболку и штаны прямо на ходу, кидает вещи где-то в коридоре и ныряет под горячий душ. Он не расстроен, не обижен на Джисона. Ему далеко не семнадцать, Минхо уже давно осознает, что чувства необязательно взаимные, а Хан его любовную привязанность либо игнорирует, либо действительно не замечает. Он решает, что чувствует себя опустошенно. Перед глазами мелькают картинки Джисона, голого, в кольце чужих рук. Ли сильнее трёт волосы на голове, остервенело втирает гель для душа в предплечья. Мелькающие под веками кадры не пропадают. Вот Джисон растянут по постели, один парень медленно растягивает его пальцами, второй рукой водит по бедрам. Хан выгибает спину, кусает костяшки. Ему приятно, перед ним – не Минхо, даже не какой-то симпатичный знакомый парень. В мыслях рядом с Джисоном появляется ещё кто-то, он опускается на колени сбоку от раздетого подтянутого тела. Мажет языком по головке члена, не медлит, сразу опускается до конца. Ли всегда думал, что Хан никогда не бреется полностью, поэтому парень в мыслях утыкается носом в полоску светлых волос и ведёт вверх-вниз. Минхо в реальности ударяется головой о кафельную плитку, кусает губу, его немного тошнит. Он редко плачет, но сейчас самое время. Чан иногда заставляет их плакать на репетициях. Да, они всего лишь студенческое объединение, но пару раз брали республиканские награды, и каждая их репетиция – большой труд. Любить Джисона тоже труд. “Самый простой способ избавиться от негативных эмоций – слезы, плачьте, если хотите, плачьте, если тяжело. Это нормально”, – Чан говорит так каждый раз. Минхо позволяет себе плакать. Потому что это нормально, потому что ему тяжело, и он, в конце концов, хочет. Ли надеялся, что Хану достанется милая порядочная девушка. Она любила бы музыку, читала хорошие книги и проводила вечера, смотря дурацкие фильмы, которые так любит Джисон. Так делает Минхо. Он надеялся, что в отношениях Хан тоже будет наслаждаться такими вещами. Он не думал, что его первый секс будет с двумя пьяными одногруппниками. Ли слишком себя накручивает. Это не его дело. Не его первый секс. Он находит краник вслепую, вылазит из-под душа, не вытираясь плетется до кровати. Ли мокрый, рядом – открытое окно. Минхо честно боится заболеть, но встать сейчас слишком лень. Мысли крутятся и крутятся, плакать больше не хочется, но эмоции не уходят полностью, и от этого тяжело. Под закрытыми веками мелькают картинки: они с Джисоном, просто Джисон, он сам – все смешивается в разноцветный суп из воспоминаний и придуманных, никогда не происходивших событий. Этот круговорот затягивает, топит в себе… Он не помнит, как засыпает. Спит тревожно, вечно ворочаясь, просыпается, завернутый в одеяло, от звука уведомлений. Хан спрашивает, почему Минхо убежал так рано, все ли с ним хорошо, желает доброго утра и кидает фотографию капучино с сердечком из корицы сверху. Сынмин, что абсолютно для него несвойственно, тоже спрашивает о его самочувствии, кидает какой-то мем с обнимающимися котятами и пишет, что всегда рядом, чтобы поговорить. Будто Ли сам не знает. Он снова плетется в душ, спотыкается о брошенные вчера вечером в коридоре вещи. Минхо чистит зубы, отмечая саднящее горло и не спавшую утреннюю эрекцию. Давно такого не было. Он, если честно, немного зол на себя и Джисона, поэтому позволяет себе залезть под душ и подрочить на Хана. Такая дрочка – практически традиция, редкая, но приятная. Он не любит мастурбировать на Джисона, потому что они друзья и его друг гетеро. Вернее, вроде как, уже нет. Он кончает с чужим именем на губах, позволяет несколько раз протянуть его на языке после оргазма. На самом деле, все не так плохо. Не хуже, чем было два года до этого. Просто раньше любить Джисона было проще, сейчас, думая о возможности связи того с мужчиной, что-то противно тянет внутри живота. Минхо тошнит от того, что он сделал, но, хей, мало что изменилось после вчерашнего вечера. Однако он хён, поэтому оставляет переживания в ванной. Минхо завтракает чиа с йогуртом, пишет Сынмину, что все норм, вчера у него была изжога, а Ким – дурачок. Присылает Хану фото каши с дорисованным в телефоне членом и выдыхает. Он расклеился, но сейчас все так же, как и всегда. Днем ему пишет Чан. Он в последнее время довольно сильно занят, поэтому редко когда находит время для общения. Минхо даже немного стыдно за вчерашнее сообщение. Чан не спрашивает о том, что произошло. Пишет время, а потом короткое “жду”. Ли благодарен. Сильно. Возможно, он даже снова разрешит себе напиться и поплакать.