Адские Наслаждения

      Севиафан с детства отличался непоседливостью и эксцентричным характером. В детстве зачастую именно он выступал главным зачинщиком всяких мелких пакостей и шалостей. Как это обычно бывает, будучи сыном знатной семьи ему многое сходило с рук, и родители зачастую потакали прихотям младшего сына. Как и Чарли, Севиафан рос в окружении роскоши, любви и никогда ни в чём не нуждался. Будучи потомком высокородного клана, Севиафану с самого раннего детства прививали чувство собственной важности и взрослея вера юного фон Элдрича в своей исключительности лишь укреплялась. Он, как и остальные члены его семьи смотрели на других демонов ниже них по статусу с нескрываемым призрением, а простых грешников воспринимали не больше, чем грязь под ногтями. Справедливости ради, несмотря на свою, порой чрезмерную заносчивость, младший ребёнок фон Элдричей обладал недюжинными способностями к обучению. Опередив даже свою старшую сестру, Севиафан первый овладел сверхъестественными способностями и уже к шестнадцати годам мог спокойно составить конкуренцию любому из тогдашних Оверлордов и с каждым годом его силы росли. Оттачивать свои навыки Севиафан любил на обычных грешниках, которые не способны были дать отпор. Пропорционально его силе, росло и его эго. Воспитание и возрастающая сила давали Севиафану неопровержимое подтверждение тому, что их семья была исключительной даже среди остальных высших демонов. Хотя взгляды на обычных смертных у семьи фон Элдричей были достаточно определённые, это не мешало старшой сестре Хельсе время от времени проводить время среди тех самых грешников, предаваясь плотским утехам, за что она нередко получала нагоняй от своего брата, хотя сам Севиафан был не меньшим сладострастником и редко когда проводил ночь в одиночестве, и так получалось, что раз-другой он и сам проводил ночь с теми самыми ничтожными грешниками, хотя сам Севиафан этого никогда не признавал. Возможно, его образ жизни, наряду с непомерным эгоизмом стал одним из факторов его дальнейшего расставания с принцессой, которая одна из немногих (если вообще не единственная) во всей Преисподней не поддерживала полигамные отношения и не могла постоянно закрывать глаза на постоянные измены Севиафана. Разрыв отношений с принцессой Ада не сильно сказались на Севиафане (хотя его отец был недоволен тем, что его сын упустил такую кандидатку) и вскоре он возобновил свои гулянки, но уже без опасения, что его могут застукать в неприличной компании. Но даже такой праздный образ жизни вскоре наскучил даже Севиафану и спустя пару лет младший фон Элдрич решил отправиться в мир людей в поисках новых развлечений. Мир смертных не разочаровал юного демона. Как оказалось, вселяться в тела простых смертных и истязать их на протяжении нескольких недель, а парой и месяцев, доставляло юноше не меньше удовольствий, чем плотские утехи и другие радости Преисподней. Одно из его излюбленных забав было вселение в совсем ещё юных детей и творить их руками бесчинства, параллельно злорадствуя над бедными родителями, измываясь и доводя их до крайней степени отчаяния, и под самый конец, когда казалось хуже быть уже не может, он зверски лишал одержимого ребёнка жизни на глазах несчастных родителей, при этом стараясь подстроить всё так, будто это было их рук дела. Обезумевшие от горя родители как правило заканчивали жизнь самоубийством или становились на кривую дорожку, тем самым обрекая свою душу на вечные мучения. За несколько лет своей разрушительной деятельности Севиафану даже удалось привлечь внимание самого Ватикана, о чём он с большим энтузиазмом рассказывал Чарли.       — Нет, ты можешь себе представить, эти жалкие людишки действительно думали, что какими-то сраными молитвами и позолоченными крестиками смогут избавиться от меня!       — смеялся во всё горло демон. — Подумать только, насколько ничтожны и глупы эти мартышки!       Из чувства благодарности за спасение своих друзей Чарли молча выслушивала нелестные слова своего бывшего, который с упоением продолжил рассказ о своём последнем «деле», в мельчайших подробностях описывая как он на протяжении нескольких недель медленно сводил с ума одного американского юношу и по итогу, заставил одержимого застрелить всех членов своей семьи, включая двух младших братьев и сестёр.       — Сев, — наконец прервала его Чарли, не в силах больше слушать рассказы кровожадного бывшего, — Я очень тебе благодарна за оказанную помощь с Валентино …       — Пустяки, Чарли! — махнув рукой прервал её демон, напыщенно ухмыляясь, — всё равно людишек нужно время от времени ставить на их место, иначе они начинают забываться.       —… но мои друзья сильно пострадали, и я должна проведать их. — докончила Шарлотта.       — Ой, да что с ними будет! Эти грешники живучие как тараканы; хоть топи, хоть голову руби — один хрен помрут! Хорошо это ангельское отребье раз в год избавляют нас от этих созданий, иначе нам вообще нечем было бы дышать. Чарли нахмурилась, однако Севиафан этого даже не заметил. Его апатичность к чувству других напомнило Чарли ещё одну причину, по которой они расстались. Поблагодарив Севиафана ещё раз, она направилась проверить своих друзей, но Севиафан успел ухватить её за руку.       — Послушай, Чарли, ну что ты нянчишься с этими… людишками? Мы так давно не виделись. За столь долгое расставание я поведал тысячу демонесс, но всё это время думал только о тебе. Ни одна из них не может даже близко сравниться с тобой. — Вульгарно улыбаясь, Севиафан приблизился к Чарли, позволяя рукам поглаживать её талию. — Давай смотаемся куда-нибудь? Снимем пентхаус на ночь, а может и на пару, закажем лучшее шампанское, вспомним прошлое… Севиафан был близок к тому, чтобы поцеловать Чарли, однако девушка отвернулась и слегка оттолкнула демона. Севиафан, привыкший получать всё и сразу, на долю секунды впал в ступор.       — Сев, — начала говорить принцесса серьёзным тоном, — мы с тобой не виделись десятки лет. Не знаю, чего ты там себе нафантазировал, но позволь напомнить, что у меня есть девушка, которую я очень сильно люблю.       — Ах да, как же я мог забыть! — наигранно стукнув себя по лбу и вскинув руку вверх, сказал Севиафан. — Вся Преисподняя трещит о том, что дочь Люцифера встречается с обыкновенной грешницей! Ты должна быть более избирательной в выборе партнёров, чтобы не подрывать авторитет своей семьи… — Севиафан покрутил головой, будто только сейчас осознал, где именно находиться, и скривился —… ещё сильнее.       — Что прости?!       — Ничего, ничего, просто переживаю за твоё благополучие, вот и всё! Птицы нашего полёта не должны окружать себя всякими насекомыми, иначе это может навредить нашей репутации. Я лишь хочу сказать, твой круг общения … как бы это помягче выразить… уёбищный. Сама посуди, мало того, что твой отель предназначен для всякой людской швали, так ты ещё умудряешься допускать на свою территорию гончую! Ты разве не знаешь на что способны эти варварские существа …?       — Позволь я сама буду выбирать с кем мне общаться, а с кем нет! К твоему сведению, Луна прекрасная гончая и хороший друг, и я никому не позволю оскорблять ни её, ни кого-либо ещё в моём отеле, это ясно?       Севиафан же, закатил глаза и приподнял руки вверх, дав понять, что не собирается переубеждать принцессу. — Возвращаясь к предыдущей теме, — продолжила Чарли, — не знаю, что на тебя нашло и почему ты резко решил заявиться ко мне спустя столько времени, но, между нами, всё кончено. Если ты хочешь «вспомнить прошлое», я не против поностальгировать, но как ни будь в другой раз, а сейчас прости, у меня дела.       Выслушивая бывшую, Севиафан изо всех сил старался не зевнуть. Характер Чарли нисколечко не поменялся за все эти годы и Севиафана это сильно раздражало. План его отца с каждой секундой нравился ему всё меньше.       Тем временем в подвале Корбу заканчивал помогать пострадавшим. После передряги, произошедшей в ночном клубе «Содом и Гоморра» многим потребовалась специализированная помощь доктора. Вегги и Энджел получили несколько огнестрельных ранений и пули приходилось извлекать. Мираж и Джим отделались незначительными ушибами и синяками. Оказав четвёрке быструю необходимую помощь, Корбу отправил их по комнатам восстанавливать силы. Немного иная ситуация обстояла с Риком, получившим несколько открытых ножевых ранений. Дав дворецкому пару болеутоляющих, Корбу принялся зашивать раны. Для любого другого грешника, такие ранения были бы не опасней обыденной царапинки, но опытный еврейский врач слишком хорошо знал своего давнего пациента, поэтому немедленно приступил к обработке ран. Закончив с Ричардом, Корбу переключил всё своё внимание на Хаскера, которому досталось больше всех. Помимо обрезанных крыльев, кот получил множество других травм, из-за чего сильно корчился от боли, поэтому доктору пришлось вколоть ему сильнодействующий наркоз. Только когда кот отключился, чумной доктор смог спокойно обработать его раны и пришить крылья обратно. Спустя около двух часов кропотливой и непрерывной работы, Корбу закончил и немедленно отошёл доложить принцессе об успешной операции, оставив перевязанного Рика лежать на койке.       В прохладном подвале лишь посвистывания спящего бармена нарушали умиротворяющую тишину. Несмотря на принятие сильнодействующего препарата, оно не освобождало англичанина от боли, а лишь притупляло её. Медленно поднявшись с койки, следя за тем, чтоб вновь не пошла кровь из забинтованных ран, Рик накинул на себя рубашку и подошёл к спящему Хаскеру. Кот лежал на животе. Его пришитые крылья придерживались с помощью специальных тросов, закреплённых на потолке, не давая им сложиться полностью. Лицо его было скрыто от Ричарда, но дворецкий хорошо запомнил это опухшее от побоев синее лицо. В этот короткий, почти незаметный миг, смотря на полуживого бармена, Ричард впервые за долгое время испытал чувство сожаления. Но чувство это было вызвано далеко не от того, что по его вине сильно пострадал непричастный человек, о нет. Ричард сожалел лишь о степени урона, полученного Хаскером для осуществления его плана, который по итогу потерпел фиаско.       Неожиданно Ричард услышал позади себя маленькие быстрые шаги. Обернувшись, он никого не увидел. Лишь одинокая мерцающая лампа на потолке подозрительно покачивалась. Ричард насторожился, зелёные его глаза забегали по комнате, но даже прекрасно видя в плохо освещённом помещении он ничего и никого не видел, а стремительные шажки всё не утихали.       — Однако какая любопытная штука, — раздался позади Рика радиоголос. Повернувшись, он увидел Аластора, стоявшего над Хаскером, осторожно поглаживая его крылья. — бедняга Хаскер полуживой лежит здесь с вырванными крыльями и побитым лицом, в то время как ты выглядишь весьма недурно. Не находишь это странным?       — с грозной ноткой проговорил Аластор и посмотрел на собеседника своими кроваво красными глазами.       — Как вам наверняка известно, — хладнокровно начал Ричард, — у мистера Макалистора скверный характер. Болтал много лишнего, ругался, угрожал прикончить всех, вот ему пару раз и приложили прикладом по голове, чтобы меньше скандалил.       — Ах, ну да! Как я мог забыть! Действительно, мой дорогой Хаскер никогда не отличался сдержанным характером. А тебя, я полагаю, за истинно джентльменское поведение и пальцем не тронули?       — Как я неоднократно рассказал принцессе, у врагов численное преимущество и все они вооружены до зубов. Нас застали врасплох и повязали по рукам и ногам, что мы даже опомниться не успели.       — Ну да, ну да, мы все это уже слышали. — очевидно не веря в историю Ричарда, сказал Аластор. — А теперь почему бы тебе не сказать, как всё было на самом деле? Или, по-твоему, я должен поверить в то, что тебя смогла связать кучка недоумков Вала? Ты можешь одурачить принцессу, но я-то хорошо знаю тебя и в такую байку ни за что не поверю.       — К чему ты клонишь? — отбросив наигранную любезность, немного погодя спросил Рик, и какая-то даже высокомерная нотка прозвучала в тоне вопроса.       — Ты чертовски хорошо знаешь к чему я клоню. — сердито сказал Ал. — Ну так что, начнёшь говорить, или попросить дорогую Ниффти развязать тебе язык?       Ричард не успел опомниться, как на его шею запрыгнула маленькое злобное создание и приставило большой кухонный нож к горлу. Ричард предпринял безуспешные попытки вырваться из маленьких, но цепких лап Ниффти, но карликовая горничная плотно придерживала острие ножа к сонной артерии, грозя в любой момент пустить кровь.       — Я бы на твоём месте начал говорить. Ниффти очень расстроилась, увидев в каком состоянии пребывает наш горячо любимый Хаскер.       — Ты обидел нашего друга! — злобно шипела Ниффти, прижимая нож ещё плотнее. — Ал, можно я порежу его здесь и сейчас!       — Не так быстро, Ниффти. — остановил её радио-демон. — Сперва этот негодяй скажет нам, что произошло на самом деле, а потом мы дадим принцессе решить его судьбу.       — Ты уверен, что хочешь начать это здесь? — оскалился Рик, чувствуя, как лезвие ножа медленно начинает прорезать кожу.       — О да, я уверен. — злобно улыбнулся Аластор. — Видишь ли, одно дело пытаться убить меня, но совсем другое — ставить жизнь моих товарищей под угрозу. О, этого я простить никак не могу.       — Давайте, ребята, без глупостей. — раздался третий голос за спиной Аластора и уже радио-демон почувствовал что-то острое приставленное к своему горлу. Радиоведущий в миг узнал приглушённый голос, скрывающийся под маской чумного доктора.       Помещение наполнилось звуками шагов и через мгновение к ним вышла Шарлотта в сопровождении Севиафана и Корбу. Ниффти обернулась и не поверила своим глазам, но Корбу действительно стоял возле принцессы, но кто же тогда был тот самозванец, который как две капли воды был похож на чумного доктора? Ответ на данный вопрос она получила буквально в ту же секунду. Когда объявилась принцесса, тело Корбу (который стоял за спиной Аластора, придерживая скальпель у его горла) начало неестественно дёргаться и в конце из его живота вылетела чёрная птица и пролетев уселась на плечо Корбу, а тело двойника, рухнуло на пол словно кукла.       — Что здесь происходит?! — крикнула Чарли.       Аластор многозначительно посмотрел на Ниффти и та, отпустив Ричарда, юркнула в его сторону.       — Я спрашиваю, что здесь происходит?! — с жаром повторила свой вопрос Чарли.       Ричард и Аластор начали поспешно объяснять произошедшую ситуацию, каждый выдавая свою версию. Аластор утверждал, что он лишь зашёл проведать Хаскера и Ричарда, и параллельно с тем разузнать у последнего подробности похищения, «Чтобы в будущем предотвратить подобные инциденты» — аргументировал он. Ричард же стоял на том, что Аластор вместе с Ниффти грозили убить его, пока тот находился в ослабленном состоянии. Тогда Аластор поделился с Чарли своими подозрениями насчёт её верного слуги.       — Не знаю как вы, а я нахожу эту ситуацию чересчур подозрительной. — подытожил Аластор.       — Всё клевета и наговор! — в несвойственной себе манере, вскричал Ричард. Вся сдержанность его вдруг исчезла. — Я не намерен терпеть беспочвенные обвинения в свой адрес от гнусного рогатого психа! Принцесса, этот злодей ищет только повод, чтоб очернить моё доброе имя и избавиться от меня! Прошу, не верьте ни единому его слову!       — Довольно! — топнула ногой Чарли. — Как вам не стыдно! Хаскеру и остальным тяжело досталось сегодня, а вы тут отношения решили выяснить!       В голосе Чарли зазвучала такая повелительная нотка что вся троица виновато опустила голову.       — В таком случае, я, пожалуй, пойду. — прокрутив тростью в руке, сказал Аластор и направился к выходу. Ниффти последовала за ним. Проходя мимо Севиафана мужчины встретились взглядом. Злобная искорка пробежала между этими двумя. Заметив, небольшую разницу в росте, Севиафан отчаянно попытался казаться больше, чем он есть на самом деле, что лишь позабавило радио-демона.       — Что смешного, грешник? — раздражительно спросил он.       — О, ничего такого, просто вы напомнили мне одного задиристого мальчугана из моего детства, который вечно строил из себя непойми что и докучал всем подряд.       Должен признаться, его печень с тушёными бобами и кьянти было превосходным блюдом.       Назревавший новый нешуточный конфликт вновь был остановлен Чарли, которая чуть ли не силком заставила Аластора покинуть подвал. Следом за ними последовал Севиафан, бросив напоследок на англичанина и француза взгляд полный пренебрежения.       — Мои вещи всё ещё у тебя? — оставшись наедине с Корбу, спросил Ричард.       Не ответив, врач подошёл к книжному стеллажу, отодвинул в сторону книги, за которыми находился небольшой сейф. Открыв его, он достал пару больших пистолетов и небрежно бросил их Ричарду на стол.       — Я знаю, — начал Корбу, — что это всё твоих рук дело.       — Не понимаю о чём ты. — невозмутимо ответил Ричард, проверяя своё оружие.       — Со мной можешь не придуриваться. Ты спланировал ваше с Хаскером похищение, чтобы выманить Аластора и по итогу прикончить его, я ведь прав? Иначе с какой стати тебе было просить меня перед поездкой сохранить своё оружие? Не иначе как для того, чтобы упростить работу для людей Вала. Вместе с этим напрашивается вопрос, был ли сам Вал в курсе твоего хитроумного плана или нет? В любом случае, как ни посмотри, ситуация выглядит мало приятной, особенно для Хаска. — доктор бросил неоднозначный взгляд в сторону спящего. — Тебе не кажется, что ты немного перегнул палку? Можно было просто обойтись отрезанным пальцем, который в течение месяца заново отрастёт.       — Валентино любит вести дела по-своему. Он решил, что пальца будет недостаточно.       — Единственное, что не укладывается у меня в голове, появление отпрыска Фредрика фон Элдрича входило в твои планы или же всё это ахуительное стечение обстоятельств? — спросил Корбу с нескрываемым презрением.       — Ты напрасно забиваешь свою светлую еврейскую голову ненужной информацией, — попытался уйти от ответа Рик, — тебе не о чем беспокоиться.       — А я думаю иначе. Откуда мне знать, что ещё взбредёт в твой английский котелок? Какие у меня гарантии, что ты не захочешь расквитаться с радио-демоном за мой счёт? Я не собираюсь быть очередной пешкой в твоей игре!       — Ты недооцениваешь себя. Ты далеко не пешка. Как и было обговорено в нашем контракте, ты мне нужен чтобы быть рядом с принцессой и оберегать её, в случае если мне этого не удастся. Сложив пистолеты в кобуру и взяв оставшиеся вещи, Ричард покинул операционную, не проронив больше ни слова.       — Cochon anglais! — выругался Корбу и вернулся к своим обязанностям.       Поднявшись наверх, Ричард застал Севиафана одного сидящего за барной стойкой.       — Мне казалось, ты обещал отцу избавиться от этого рогатого грешника, — не глядя на Ричарда, сказал Севиафан, покручивая в руках стакан с алкоголем. — Ну и какого хуя этот рогоносец ещё ходит?       Ричард вздрогнул. Его напугало не само присутствие демона, а то, как непринуждённо и пренебрегая всяческой конспирацией говорил Севиафан. Обеспокоившись, что рядом могут быть посторонние, он мигом осмотрелся, но в холле они были одни. Соблюдая крайнюю осторожность, он подошёл поближе сыну фон Элдрича и начал говорить как можно тише.       — Произошла небольшая неувязочка… ситуация вышла из-под контроля…       — Бесполезное ты, однако, существо, лакей. Я всегда знал, что от вас людишек проку нет.       Ричард сел на соседний стул.       — Вы напрасно беспокоитесь. У нас ещё будет предостаточно возможностей избавиться от радио-демона, а за это время вы как раз сможете наладить отношения с Шарлоттой.       — Мне проще и быстрее самому бросить вызов этому наглому грешнику и разрубить его на мелкие кусочки и скормить его своим псам.       — Это был бы весьма опрометчивый поступок. Принцесса вряд ли положительно встретит подобный жест, и вы тут же потеряете её расположение. Вам стоит держаться поближе к принцессе и быть с ней более обходительней.       — Ты что, только что сказал мне, что делать?! — с негодованием произнёс Севиафан и грозно посмотрел на собеседника.       — Я лишь пытаюсь вам помочь, только и всего. — осторожно заметил Рик.       Севиафан собирался было ответить, но, заметив медленно спускающуюся по лестнице Вегги, брезгливо скривился и поднявшись направился к выходу.       — Не угодно ли вам переночевать в отеле? — предложил Ричард уходящему гостю.       — Я что, похож на какое-то отребье вроде вас? Я ни минуты дольше не собираюсь проводить в этом клоповнике.       Открыв дверь с ноги, разбив при этом окно, Севиафан покинул территорию отеля.       — Вот же мерзкий тип. — вырвалось у Вегги. — И чего ему у нас только понадобилось?       Ричард подошёл к лестнице и поздоровавшись тут же поинтересовался о здоровье девушки.       — Не хрустальная, жить буду. — утвердительно ответила Вегги.       Видневшиеся бинты из-под рубашки прямо как у Ричарда и кривившееся лицо после каждого движения свидетельствовали о том, что девушка преувеличивает о своём самочувствии. Окончательно же убедиться в слабости Вегги Рик смог, когда грешница сделала несколько неуверенных шагов вниз по ступенькам и потеряв баланс, полетела вниз. Благо дворецкий был рядом и успел подхватить Вегги в последний момент. В смятении девушка крепко вцепилась в плечи дворецкого и несколько секунд не отпускала его. Они находились близко друг к другу, чересчур близко для Вегги. Последний раз так близко к нему она была в 19-м Дистрикте, когда Рик в мягкой форме отчитал её за излишнюю вспыльчивость. На мгновение она потерялась в этих ярко изумрудных глазах. В его небольших плечах, тем не менее, чувствовалась сила, грубые руки аккуратно придерживали её насколько это только было возможно. Угодив в подобную ситуацию с кем-либо другим, Вегги почувствовала бы себя в опасности и незамедлительно постаралась бы выбраться, но не в этом случае. По той или иной причине, Рик не вызывал у неё тревогу, которую она обычно чувствует, находясь рядом с противоположным полом, а даже наоборот, у неё просыпалось давно забытое чувство спокойствия и надёжности рядом с ним.       Опомнившись, Вегги поспешила выбраться из рук англичанина.       — Вы не ушиблись? — мягко проговорил Рик.       — Перестань уже наконец вести себя так любезно, — скрестив руки на груди и отвернувшись, бросила Вегги, — это жутко бесит.       — Прошу прощения. Вырвалось.       Одноглазая внутренне взбесилась ещё сильнее. Ей казалось, что англичанин просто дразнит её, однако его спокойное выражение лица говорило об искренности его слов. Как бы парадоксально это не прозвучало, но от этого ей стало ещё противнее.       — Сам-то как? Выглядишь не очень.       — Беспокоиться не о чем, бывало хуже.       Из-под белой рубашки Ричарда виднелись свежие бинты, которые медленно становились багряными. По всей видимости после спасения Вегги от падения, швы от резкого движения разошлись, и рана на груди стала кровоточить. Вегги была сильно удивлена. Получив несколько пулевых ранений пару часов назад, она хоть и чувствовала общее недомогание, но раны на её теле довольно быстро затягивались, как, впрочем, и у остальных. Ранения англичанина же наоборот, не хотели заживать. Такое в Аду девушка видела впервые.       — Я могу взглянуть? — поинтересовалась Вегги.       Ричард хоть и на секунду смутился от просьбы Вагаты, всё же не стал задавать вопросы и, расстегнув пуговицы, снял рубашку. Как уже было упомянуто ранее, свежие раны на груди раскрылись, из-за чего повязки на груди медленно стали окрашиваться в багряный цвет Проведя взглядом по всему телу, Вегги обнаружила многочисленные шрамы, украшавшие почти всё тело Рика; от шеи, до самого живота. Обе руки были тоже в ссадинах и рубцах. На правой стороне, чуть выше плеча она увидела большой укус, который оставила ему Луна больше месяца назад. Рана была большая и оставила после себя чёткий след от зубов, который будто не собирался никуда исчезать. На мужчине, казалось, не было живого места. Завороженно смотря на эту жуткую картину, внимание грешницы привлёк очередной шрам, расположенный чуть выше таза. Длинный порез, помимо своего размера, выделялся от остальных тем, что кожа вокруг него выглядела неестественной, не как у простого человека. Она имела роговую текстуру и зеленоватый оттенок. Рука Вегги непроизвольно потянулась вперёд. Почти прикоснувшись к шраму, она услышала посторонние звуки доносившиеся сверху и резко отдёрнула руку.       Источником шума оказалась Чарли, которая, едва заметив свою девушку, пулей спустилась вниз. Дворецкий, заметив принцессу, поспешил накинуть рубашку.       Быстро спускаясь по лестнице, Чарли тут же накинулась на Вегги и заключила её в крепкие объятия, что последняя аж взвизгнула от боли.       — Прости, прости! — поспешила извиниться Чарли.       — Да всё нормально. — мягко улыбнулась Вегги.       — Но что ты здесь делаешь? Корбу сказал, что тебе нужно отдохнуть.       — Мне уже гораздо лучше. — заверила её девушка.       — А ты как себя чувствуешь, Ричи? — поинтересовалась Чарли, — может тебе стоит прилечь отдохнуть?       — Помилуйте, госпожа, со мной всё хорошо. Вам не стоит так сильно переживать за меня.       Принцесса облегчённо вздохнул и тоже заключила своего старого друга в крепкие объятия. Рик почувствовал нежный цветочный аромат, которым принцесса постоянно пользовалась. Дворецкому было не комфортно, но не из-за того, что принцесса полностью обхватила его обеими руками, не давая свободно дышать. В груди у него неприятно кололо, а мысли уводили его непонятно куда. Чувство его не покинуло даже после того, как Чарли отпустила его, оно, напротив, только усилилось, когда он посмотрел в эти большие глаза с бледно-жёлтой радужкой и на эту улыбку, полной неиссякаемой, искренней доброты, которой, казалось, не место в этом богом забытом месте. Тут тяжёлая дверца подвала с характерным скрипом отварилась и из неё показался Корбу. Почувствовав на себе пристальный взгляд доктора, Рик поспешил удалиться наверх, ссылаясь на желание проведать всех остальных. Уходя, Рик мог чувствовать на себе пронзительный взгляд лечащего врача отеля Хазбин.       Оставшись втроём, Чарли тут же набросилась на Корбу с вопросами по поводу здоровья своего бармена.       — Повторяюсь вновь, принцесса, — уныло сказал Корбу, — вам не о чем беспокоиться. Здоровью Хаскера ничего не угрожает. Через пару часов он будет как новенький, правда, летать он сможет не скоро. Его крылья были сильно повреждены и потребуется время для полного восстановления. — добавил в конце доктор.       — А что насчёт Рика? — спросила Вегги.       — За него вообще не переживайте. — махнул рукой Корбу. — Этот английский сукин сын переживёт даже конец света.       — Но прошлым вечером ты выразил беспокойство насчёт перерождения; ты говорил о Ричи, так ведь? — подметила Чарли. — Почему ты не был уверен в его перерождении? Ведь все грешники после смерти заново перерождаются, если только они не были убиты ангельским оружием.       — Да, и что с его телом? — подключилась Вагата. — Почему у него столько много ран, некоторые из которых свежие. Даже укус Луны остался на нём, хотя прошло много времени с их схватки. Грешники не способны получать новые травмы, а лишь оставляют прежние, полученные в мире людей.       — Точно! Когда я впервые увидела Ричарда в том злополучном ринге без верхней одежды, я подумала, что это пережиток его прошлой жизни. Но укус Луны всё ещё с ним. Пожалуйста, расскажи, что не так с Ричардом!       Корбу подозревал что рано или поздно данный вопрос всплывёт на поверхность и внимательная принцесса обратиться к нему напрямую с этим вопросом.       — Есть вещи, — начал Корбу, — о которых я не могу говорить, да и вам лучше не знать. Единственное, что я в праве сказать, так это то, что ваш горячо любимый слуга своему внешнему облику и другим «улучшениям», целиком и полностью обязан мне. Можно сказать Ричард — мой магнум опус! Хотя должен признаться, у любого творения есть свои недостатки. Если не вдаваться в подробности, Рик — ходячее хрустальное орудие.       — Что ты имеешь в виду говоря о внешнем виде и прочих улучшениях? — любопытство принцессы взяло вверх.       — А вы думаете откуда у него такой внешний облик, или считаете его уникальным грешником, который сохранил свой прежний облик? Ха! Ушло несколько месяцев, чтобы только достать нужные компоненты и примерно столько же, чтобы кожа как следует срослась с новым телом.       — Значит изначально Рик выглядел иначе? — полюбопытствовала Чарли.       — Пфф, если бы у аллигатора и варана появился бы внебрачный отпрыск, думаю он как раз бы походил на вашего слугу. Ваша maman не желала постоянно видеть возле себя такую физиономию, поэтому обратилась за моими услугами.       — Я что-то до конца не понимаю, хочешь сказать, что проводил опыты над Риком и сейчас если он погибнет, то не сможет возродиться? — рассерженно, проговорила Вегги.       — Ну в общем и целом так оно есть.       — А какое отношение его внешний облик имеет к его неспособности к воскрешению?       — Я могу начать многочасовую лекцию, в мельчайших подробностях объясняя этот феномен, но, боюсь, тебе будет не интересно, да и вряд ли ты что-либо сможешь понять. — важно ответил Корбу. — В общих чертах могу сказать вот что: в результате моего научного опыта, стволовые клетки Ричарда мутировали и утратили способность восстанавливаться так же быстро, как любой другой грешник. Его тело больше не способно как следует исправлять повреждённые органы и тем более регенерировать повреждённые части тела. Говоря простым языком, клетки Ричарда стали больше напоминать клетки обычных бесов, которые хоть и способны к быстрому восстановлению, однако и близко не стоят с тем, чем обладает обычный грешник. Поэтому, если Рик потеряет слишком много крови, ему уже ничто не поможет.       — Когда ты говорил о том, что с тобой связалась мама, чтобы сделать операцию Ричи, значит ли это что ты знаком с родителями? — неожиданно спросила Чарли. Тут Корбу осознал, что сболтнул лишнего и под предлогом проведать остальных пациентов поспешил удалиться, оставив девушек с большим количеством вопросов чем у них было изначально.

***

      Выпроводив Аластора и Севиафана из подвала, Чарли вновь пришлось исполнять роль миротворца, чтобы мужчины не перегрызли друг другу глотки. Оставив своего бывшего в холле, Чарли поднялась с Аластором на этаж выше. Ниффти следовала за ними попятам как тень. Оставшись наедине, принцесса долго отчитывала сладкую парочку за их неподобающее поведение. В этот раз даже досталось больше Ниффти, потому что принцесса никак не ожидала от крохи-горничной такой свирепости. Одноглазая малютка, понурив голову, молча выслушивала замечания принцессы, в то время как Аластор в свойственной себе манере широко улыбался и непрерывно смотрел в глаза собеседнице. Из-за разницы в росте между принцессой и радио-демоном, сцена выглядела достаточно комичной. Выслушав тираду хозяйки отеля, радио-демон, ссылаясь на сильную усталость, изъявил желание переночевать в отеле и отправился к себе в комнату.       — И ещё вот что, — сказала напоследок Чарли, — я больше не желаю слышать от тебя глупых обвинений в адрес Ричи. Он хороший и преданный человек.       — Никогда не задумывались, где именно лежит его верность?       — Что за вопрос?       — На первый взгляд достаточно простой, и тем не менее именно на него вы и должны найти ответ. Сладких снов, принцесса.       Закрыв за собой дверь, Ал сел на кресло рядом с окном. Ниффти, принялась расстилать кровать.       — Поверить не могу, как ты можешь так спокойно сидеть, пока бедный Хаскер находиться в подвале один с этими двумя. — негодовала Ниффти.       — Пока Чарли рядом, нашему мохнатому товарищу ничего не грозит. — спокойно проговорил Аластор.       — Но как эта наивная принцесса сможет помешать им?       — Принцесса может наивна и действительно слепа как котёнок, но даже она не позволит им навредить Хаскеру. Да и к тому же, не забывай, что первоначальной целью, скорее всего, являюсь я.       — Да, но через Хаскера они могут попытаться добраться до тебя, как они уже это попытались сделать. Может, пока мы сидим здесь, Корбу вскрывает ему мозг и бог знает какие проводит над ним опыты.       — Очень сомневаюсь, что он на это пойдёт.       — Откуда такая уверенность?       — Скажем так, я уже имел удовольствие столкнуться с ним, и у него был шанс тогда на месте разделать меня по кусочкам, однако он не стал этого делать. Он не будет убивать, если на то нет явных причин.       — Мне не нравиться, что ты рискуешь жизнью нашего друга, опираясь лишь на свои какие-то догадки. Ну, допустим, я поверю тебе на слово, всё-таки твоя интуиция не раз помогала нам при жизни, но тогда ответь мне, что за чёрт этот Корбу? Что это был за фокус? Или у чумного доктора есть брат близнец?       — Вовсе нет, дорогая Ниффти, у француза нет никакого брата близнеца, во всяком случае я так не думаю, а то, что тебе довелось лицезреть, это было ни что иное как создание двойника. Настоящий Корбу был с принцессой, а другой был перевоплощённый ворон. Это некое подобие моих теневых копий, только в отличии от них, двойники Корбу имеют физическую оболочку, что делает их куда более сильными. Из увиденного, я осмелюсь предположить, что его птицы способны перевоплощаться в любой момент по своему желанию, тем самым, в отличии от тех же моих теней, чья сила исходит из моих собственных, они используют собственную энергию, не тратя при этом силы самого хозяина.       Аластор задумчиво посмотрел в окно, вид которого выходил на столицу. Проворачивая в голове свою встречу с чумным доктором, он осознал, что сильно недооценил силу противника, ровно так же, как это произошло с Ричардом в тот злополучный день.       — Значит помимо англичанина у нас появилась круасанская угроза? — закончив разбирать постель, спросила Ниффти.       — Честно говоря, я в этом сомневаюсь. У меня есть предчувствие, что лягушатник здесь исключительно ради своих научных целей и его мало заботят насущные вопросы.       — Всё равно, надо быть с ним осторожней. Он может быть опасней Ричарда.       — В этом мы с тобой согласны и поэтому будем впредь осторожней.       — Смотри, Ал, — предупредила Ниффти, — мы хоть и давно дружим, но я не готова рисковать ради твоих амбиций Хаскером и собой.       Аластор оторвался от завораживающего вида и посмотрел прямо на горничную.       — Дорогая Ниффти, за кого ты меня держишь? Я бы ни за какие богатства и титулы не променял бы нашу крепкую дружбу.

***

      Пройдясь по комнатам, Корбу провёл дополнительный осмотр всех пострадавших. Убедившись, что пациенты идут на поправку, он с чистой совестью вышел на прогулку со своими пернатыми друзьями. Вдоволь надышавшись «свежим» воздухом Пентаграмм Сити и по дороге закупив живой корм для Хугина и Мунина, он вернулся в отель. Спустившись к себе подвал, он сразу почувствовал чьё-то присутствие. Будто в подтверждение своих предчувствий, он услышал знакомое клацанье. Сразу догадавшись, кто вторгся в его обитель, он уверенно направился вперёд. Как и следовало ожидать, Октавия сидела за его письменным столом и активно нажимала на клавиши своей старенькой печатной машинки. Печатала она быстро и возбуждённо, что даже не услышала шагов Корбу. Грешник, озадаченный таким поведением, облокотился на железную полку, на которой стояли многочисленные сосуды, и стал наблюдать. Он никак не мог понять, нарочно ли его избегают или же демонесса и вправду столь увлечена своим занятием. Приглядевшись на стопку бумаг рядом с ней, Корбу узнал в них то самое произведение, которое на днях он жёстко раскритиковал. Только сейчас до него дошло, кто именно был автором этой, по его мнению, глупой детской сказки. Вспомнив свои нелестные слова по поводу произведения Октавии, Корбу стало как-то не по себе. Впервые за всю жизнь в Преисподней он испытал жуткую неловкость. Простояв так ещё пару минут, он откашлялся, на что Октавия по-прежнему отказывалась реагировать. Корбу откашлялся ещё громче, но результат был тем же. Устав от подобного отношения, Корбу взял с полки пустую пробирку и опрокинул её на пол.       — Ты сидишь на моём месте. — пояснил еврей, когда Октавия всё же обратила на него внимание.       — Извини. — коротко ответила демонесса и, поспешив освободить место, вновь принялась печатать.       Корбу сел на своё кресло и вернулся к работе, но не в силах сосредоточиться сдался и, сложив руки на груди, начал наблюдать за демоном. За несколько недель Корбу успел привыкнуть к этому раздражительному звуку и каждый раз погружаясь в работу научился абстрагироваться от постороннего шума, но сейчас почему-то он этого сделать не мог. Вскоре Корбу пришёл к выводу что не звук печатного станка терроризирует его, а нечто другое. Сама Октавия была причиной его мучений. Поведение совиного демона не давало ему покоя. Поначалу ему казалось, что демонесса капризничает и банально игнорирует его. Но это было не так. Она была чересчур спокойна, даже холодна. Она не выказывала злости, обиды или негодования; эмоции характерные для любого, кого на днях сильно оскорбили. Но Октавию словно произошедшее будто ни капельки не волновало, и она продолжала упорно что-то печатать. Попытавшись взять себя в руки, Корбу начал читать первую попавшуюся бумагу в руки, с анализами пациента. Почувствовав на себе посторонний взгляд, Корбу поднял глаза на Октавию, но та была полностью погружена в свою работу, ни на секунду не отрывая взгляда от листка бумаги, заправленный в печатную машинку. Осмотревшись, он понял, что таинственный взгляд, который не давал ему покоя, исходил никак иначе как от его крылатых друзей, которые хлопая своими маленькими чёрными глазёнками, в упор смотрели на хозяина.       — Хватит на меня так смотреть! — шикнул на воронов Корбу.       — Я вообще на тебя не смотрю! — гаркнула в ответ Октавия.       — Да я не тебе!       Они оба недовольно поглядели друг на друга пару секунд и вновь вернулись к своим делам. Но Хугин и Мунин не собирались оставлять хозяина в покое и проскакав через стол принялись пощипывать Корбу за рукав. Наконец, устав от надоедливых крылатых бестий, Корбу отложил бумаги в сторону.       — Слушай, Октавия, — начал он, — то, что я вчера прочитал, написала ты?       Оторвавшись от печатания, Октавия посмотрела на Корбу и неуверенно кивнула.       Хугин и Мунин, как маленькие дети, начали подталкивать Корбу своими чёрными головками, призывая того к действиям.       — Только не пойми меня неправильно, — отогнав надоедливых птиц и откашлявшись, продолжил он, — я не извиняюсь за свои слова и по-прежнему придерживаюсь своего мнения, просто не хочу, чтобы между нами были недопонимания. — Корбу впервые в жизни извинялся за свои слова, поэтому выходило у него так себе и слова путались между собой. — Эм… так вот, я допускаю, что мои слова, возможно, гипотетически, могли прозвучали несколько бестактно… — Хугин очередной раз больно клюнул Корбу за руку, — ладно, они были чересчур бестактными, но всё сказанное мной было исключительно… — уже Мунин подключился к веселью и клюнул другую руку, — ай! Хватит! Сколько можно?! Короче говоря, прости меня за сказанное, я был слишком груб! — скороговоркой произнёс Корбу, прогоняя пернатых бестий со стола. Октавия с полминуты смотрела на француза, хлопая своими большими круглыми совиными глазками.       — Почему ты извиняешься? — спросила она наконец.       — Как почему?! — недоумевал Корбу от того, что его первое искрение раскаяние было встречено подобным образом, — Я же сказал, что мои слова были чересчур грубы и…       — Да, но ты сказал правду. — перебила его Октавия. — В моём тексте и вправду присутствуют много недочётов. Поэтому зачем извинятся за правду? Извини, если я заставила тебя думать, будто ты виноват. Напротив. Твоя прямолинейность открыла мне глаза и помогла увидеть недостатки моей работы. Теперь я могу улучшить свой текст, поэтому спасибо тебе за честные слова. Никак не ожидая услышать таких слов, Корбу остался сидеть на кресле, полный смятения.       — Да не за что. — обронил он и вернулся к бумагам.       — Корбу, — сказала Октавия немного погодя, — могу я тебя попросить об одной просьбе?       — Смотря какой. Октавия заёрзала на стуле, подбирая нужные слова.       — Ты поможешь мне в написании сюжета для спектакля?       — В каком смысле?       — Будешь моим редактором? — выдавила из себя Октавия. Дюмаж скрестив руки откинулся на спинку кресла, опрокинул голову назад и начал изучать каменный потолок.       — Хорошо! — наконец прервал долгое молчание Корбу. — Я согласен, но у меня есть условия!       — Какие же?       — Во-первых, ты аннулируешь нашу предыдущую сделку! Ты по-прежнему можешь находиться здесь сколько твоей душе угодно, — поспешил добавить Корбу, — но я не хочу быть связанным очередным контрактом. У меня от них одни неприятности.       — Хорошо, но ты даёшь слово, что я всё ещё могу работать здесь?       — Клянусь всеми моими научными исследованиями!       — Хорошо, что-то ещё?       — Ты разрешишь мне взять несколько своих образцов.       — Каких образцов? — насторожилась Октавия.       — Всего понемногу: крови, слюны, волос, ногтей, хорошо было бы ещё сдать анализ мочи, для подробного изучения состава флоры в организме… — несмотря на то, что Корбу рос в небогатой семье, он при этом получил должное воспитание и назвать его хамом никак нельзя было, однако, когда дело касалось медицины, Дюмаж полностью забывался и говорил всё что было на уме. Увидев смущение на лице Октавии, француз поспешил исправиться.       — Последнее не обязательно! — замахал перед собой руками он, — это исключительно для дополнительных исследований. Анализа крови и волос будет вполне достаточно! Ты не пойми неправильно, дело в том, что за всё время пребывания в Аду, мне редко доводилось сталкиваться с истинно высшими демонами! А гоэтянские демоны, насколько я знаю, одни из древнейших рас во всей Преисподней! Поэтому меня разрывает от любопытства узнать о вашем, так сказать, «виде» побольше! Я не хочу и не буду заставлять тебя делать что-то против твоей воли! Всё исключительно на добровольной основе!       Октавия не знала, как правильно реагировать на столь наглое предложение. Любой другой на её месте послал бы сумасшедшего доктора куда подальше и впредь держался бы от него подальше как от чумы. Октавия же, не спешила с выводами. Помимо отца с матерью, Корбу был единственный, кто знал о её тайном увлечении, и оба были разного мнения. Графиня Стелла откровенно не одобряла влечение дочери к письменной деятельности и считала это детскими шалостями, которые пора бы уже прекратить. Граф Столас же напротив поддерживал хобби любимой дочурки, но из-за своей чрезмерной любви, постоянно хвалил работу Октавии, даже когда последняя нарочно писала как попало, лишь бы получить хоть грамм критики. А поделиться своим творчеством с другими Октавия стеснялась. Даже Чарли до конца не знала о её хобби, хотя и имела кое-какие догадки. В этом соотношении, грамотность и грубая прямолинейность Корбу сильно подкупали Октавию, желавшую преуспеть в своём творчестве.       — Я согласна. — спустя несколько минут раздумий дала свой ответ Октавия.       Корбу не сразу поверил в истинные намерения демонессы, поэтому замешкался, когда та протянула ему руку. Сняв перчатку, он крепко пожал её руку и по руке вновь пробежал неприятный электрический импульс, такой же, когда они впервые заключили сделку. Посмотрев на ладонь, Корбу увидел, как татуировка в виде полумесяца начала медленно исчезать.       Не теряя ни минуты, Октавия взяла свою печатную машинку, положила её на стол Корбу прямо поверх остальных бумаг, забрала его место и стала в упор смотреть на него, словно ребёнок, ожидающий, когда фокусник покажет очередной трюк. Доктор был поражён, что демонесса так сразу решила приступить к исполнению их устного договора, но делать было нечего.       Переработка классической истории оказалось куда сложнее, чем поначалу предполагал Корбу. Он чувствовал себя как рыба на суше, толком не зная какие реплики прописывать персонажам, детально описать их чувства, переживания, и так далее. В действительности, львиную работу выполняла Октавия, которая словно с цепи сорвалась и печатала без остановки, да так, что доктор еле поспевал за ходом её мыслей. Дюмаж, как и обещал, выполнял роль редактора, время от времени внося небольшие правки в текст. Оба настолько погрузились в работу, что не заметили, как пролетели несколько часов, за которые им удалось полностью закончить сценарий. На радостях Октавия загорелась желанием написать ещё одну небольшую пьесу, но вымотанный Корбу отклонил данное предложение и напомнил о её части сделки.       — Почему выбрала именно такое хобби? — поинтересовался Корбу, нащупывая вену на тоненькой ручке Октавии, скрывающейся под опереньем.       — Когда я была совсем ещё маленькой, родители часто пропадали на работе и им некогда было до меня. В те времена на нашу семью помимо бесов работали несколько грешников и одной из них было поручено следить за мной. Её звали Марфа. Это был первый человек с кем я познакомилась. Она была удивительно заботливой и очень доброй. Мы часто с ней игрались, а перед сном она каждую ночь рассказывала мне замечательные истории. Я всегда поражалась, откуда она столько всего знает и как я узнала намного позже, Марфа была одной из величайший писательниц в людском мире. — рассказ о своём детстве навеял тёплые воспоминания на Октавию, из-за чего та непроизвольно улыбнулась самой нежной улыбкой, заставив Корбу на долю секунд застыть на месте. — Воодушевлённая всеми этими рассказами, я тоже начала ей рассказывать всякие глупые истории, которые только приходили мне на ум. Она слушала и смеялась, а однажды, она сказал, что у меня богатая фантазия и из меня выйдет отличная писательница. Для меня это было что-то невероятное и после того случая, я каждый день писала в тетрадке разные истории, в надежде однажды показать их Марфе. — на этом моменте улыбка спала с лица Октавии, и она заметно погрустнела. — Когда я впервые написала свой первый короткий рассказ, я с нетерпением ждала наступления следующего дня, когда я смогу прочитать его Марфе. Но когда я проснулась, то узнала, что мать прогнала всех грешников, включая Марфу. С того дня в нашем доме не было больше ни одного грешника и моим воспитанием стала заниматься мать. После ухода Марфы я подолгу не выходила из комнаты и плакала целыми ночами. Однажды я набралась смелости прочитать маме свой рассказ, но она лишь махнула рукой, сказав, что я уже не ребёнок и пора бы мне повзрослеть и начать заниматься более серьёзными вещами. Слова матери ранили меня до глубины души, это был словно удар в самое сердце. Я была полностью разбита и на долгое время забросила писать, но всё же вернулась к своей деятельности, но с тех пор больше ни с кем не делилась своими рукописями. А что до отца, он хоть и был куда добрее ко мне, не мог повлиять на мать и увлёкся своими личными делами. А Марфу с тех пор я так и не видела. Октавия настолько сильно погрузилась в свой рассказ, что не заметила, как Корбу успел наполнить целых несколько пробирок её кровью и сейчас стоя на одном колене держал обеими руками её ручку, придерживая медицинскую вату проколотый участок. Он смотрел прямо на неё. Повисла неловкая пауза. Вглядываясь в красные стеклянные линзы доктора, демонессе на мгновение показалось что она могла разглядеть глаза доктора. Смутившись, Октавия поспешила подняться, но Корбу остановил её.       — Я взял у тебя много крови, — пояснил врач, — тебе необходимо восстановится, поэтому лучше посиди несколько минут без резких движений и придерживай вату. Демонесса и вправду чувствовала лёгкое головокружение и слабость, поэтому сделала как ей было велено. В это время Корбу заботливо предложил ей стакан воды и шоколадку «Гематоген», для стимуляции кроветворения.       — Тебе разве удобно постоянно носить эту маску? — поинтересовалась Октавия. — Она выглядит жутко неудобной.       — Со временем привыкаешь. — ответил Корбу, параллельно взбалтывая наполненные чёрной демонической кровью колбочки и складывая их в холодильник для дальнейшего изучения.       — И ты её никогда не снимаешь?       — Иногда снимаю.       — Раз так, почему ты её постоянно носишь?       — Привычка.       — Если тебя смущает твоя внешность, то тебе не о чем волноваться, я не буду над тобой смеяться.       Корбу замер на месте и посмотрел на Октавию.       — С какой это стати мне стеснятся? — серьёзно спросил он.       — Ну иначе зачем тебе постоянно ходить с ней, когда ты в любой момент можешь снять её?       Корбу продолжил стоять на месте, пристально глядя на Октавию. Слова демонессы почему-то засели у него в голове. За всё его время в Преисподней никто и никогда не интересовался у Корбу насчёт его маски. Он мог запросто придумать сотни убедительных оправданий почему он постоянно носит её, но в данный момент, по неизвестной себе причине он не хотел врать. Но и изливать душу он тоже не намеревался, поэтому помотав головой, он отбросил наводящие мысли и, взяв один образец крови, закрыл холодильник, направился к столу, оставив вопрос Октавии без ответа.       — У меня никогда ещё не брали кровь. Я думала, будет больно. — внезапно призналась Октавия, заметив, что собеседник не намерен продолжать предыдущую тему.       — Не будет, если точно проколоть вену и войти не глубоко.       — Ты говоришь так, будто это легко.       — Любого идиота можно научить точечно прокалывать вену. В этом нет ничего сложного если у человека есть обе руки. Нужна лишь практика.       — И долго ли ты занимался медицинской деятельностью?       — Почти всю свою сознательную жизнь. Признаться честно, я не припомню, чтобы занимался в жизни чем-либо ещё, кроме медицины.       — И тебе нравится это?       — Не меньше, чем тебе нравится писать свои сказки.       — Это не сказки! — слова бестактного доктора задели Октавию. Ей казалось, что Корбу глумиться над её творчеством, и, если бы не слабость от потери крови, она бы с пылом продолжила бы отстаивать свою позицию. — Почему выбрал именно такое направление? — успокоившись, продолжила она. Достав из шкафчика микроскоп, Корбу уселся за своё рабочее место и положил на стол оптический инструмент и пробирку с кровью.       — В моё время, — начал Корбу спустя пару секунд молчания, — люди часто болели и была высокая детская смертность. Моя семья не была исключением. Моя mamman была очень болезненной женщиной и умерла, когда я ещё был младенцем. Тех грошей, которые зарабатывал мой папá, едва хватало чтобы прокормить семерых детей, а в скором времени в наш небольшой городок пришла оспа; в семье выжил только я один. Тогда-то меня и взял к себе на обучение приезжий врач из столицы. Мне крупно повезло, что Жюльен де Ламетри оказал мне такую честь, и следующие несколько лет я обучался под его чутким руководством. За своё спасение я решил отплатить ему, последовав по его стопам и помогать людям.       — Какая благородная цель! — с неприкрытым восхищением произнесла Октавия.       Корбу едва заметно усмехнулся.       — Знаешь, люди бы сильно удивились, услышав такое от демона.       — Я знаю, что люди представляют демонов в негативном свете и питают к нам не прикрытую ненависть и эти чувства взаимны, но лично я не питаю отторжение к людям. Я, конечно, в отличии от Чарли не идеализирую их и готова признать, что есть как хорошие, так и плохие представители и так получилось, что большинство одиозных личностей попадают именно сюда, развращая наш дом ещё больше.       — Значит люди виноваты в нынешней обстановке? — с интересом спросил Корбу.       — Не целиком, но часть ответственности лежит на них.       Корбу помолчал с полминуты.       — Ты очень интересная особа. — подытожил доктор.       — Ты тоже человек загадка. — ответила Октавия. — Вроде всю жизнь занимался благородным делом, спасал жизни, а попал сюда. Как так получилось?       Корбу на минуту оторвался от микроскопа, будто обдумывая слова демонессы.       — Вероятней всего это связанно с моими методами лечения и общими взглядами на жизнь. — озвучил предположение Корбу.       — Не совсем тебя понимаю.       — Скажем так, в определённый момент жизни, мои приоритеты изменились. Спустя пару лет активной практики, я с ужасом осознал всю ограниченность своих знаний о человеческом организме и окружающем меня мире. Я понимал, что способен на большее, но люди чересчур темпераментные создания и оковы морали мешают великим умам раскрыть свой полный потенциал. Вот и я не стал загонять себя в навязанные обществом рамки и делал то, что должен был, чтобы совершенствоваться. На мою удачу в то время по всему континенту во всю бушевала чума и подопытных для моих экспериментов у меня было с избытком.       — Значит ты проводил опыты над больными? — с осуждением спросила Октавия.       — Только над смертельно больными и закоренелыми преступниками. Спасение первых не представлялось возможным, соответственно тратить на них лишние силы бессмысленно и уж лучше извлечь из этого хоть какую-то пользу, чем безуспешно бороться за того, кого спасти уже нельзя. а вторые представляют для общества угрозы не меньше, чем та же чума.       — Мне казалось, что врачебная этика велит докторам бороться за жизнь каждого пациента до самого конца.       — Именно подобные доктрины мешали мне на моём пути. Развитие не должно ограничивать себя моралью, этикой или прочей чушью. Если цель оправдывает средства, так почему бы ради этого не нарушить пару человеческих и природных законов?       — Звучит как-то цинично, не находишь?       — А люди по своей природе циничные создания, хотят они этого признавать или нет. Я тебе больше скажу, с возрастом начинаешь осознавать какие люди всё-таки гадкие, подлые и неразумные создания, готовые перегрызть друг другу глотки, дай им только повод. На самом деле человек, ничто иное как дикий зверь, скрывающий свою зверскую натуру за моралью, верой и прочей ересью. Нет в мире зверя кровожаднее, чем человек. Хотя даже не так! Это страшно несправедливо и обидно по отношению к любому зверю сравнивать его с человеком: зверь никогда не может быть так жесток, как человек, так артистически, так художественно жесток. Я на своей шкуре испытал всё человеческое зверство.       — Тебе ли судить о человеческой жестокости? Не ты ли минуту назад утверждал, что цель оправдывает действия? Не ты ли говорил, что использовал тяжело больных в своих корыстных целях? — рассуждала Октавия.       После сказанных слов демонессы, Корбу окончательно отложил микроскоп в сторону и до конца беседы к нему не притрагивался.       — Все свои решения я принимал исходя из сурового прагматизма. Я ни одному человеку за свою жизнь не причинил бессмысленной боли. Ни одна человеческая душа, которую я принёс в жертву во имя науки не была напрасной! Я совершенствовался, чтобы в дальнейшем иметь возможность помогать остальным! Сам не зная, что на него нашло, Корбу впервые за долгие годы потерял самообладание и перешёл на крик.       — Да будет вам известно, юная графиня, что меня на протяжении всей моей жизни принимали за неполноценного члена общества, просто из-за того, что мне довелось родиться в «неправильной» семье по мнению общества! Знаешь скольких усилий мне пришлось вложить чтобы поступить на медицинский факультет?! Я был лучшим учеником академии и эти суеверные кретины до последнего отказывали мне в медицинской практике из-за моей еврейской крови! А когда по всей Европе распространилась чума, кого одним из первых обвинили в её распространении, угадай с первого раза?! Я один из немногих, кто смог сохранить своё положение, исключительно благодаря своим знаниям в области медицины. А по итогу меня всё равно сожгли на костре, из-за моей трижды проклятой стервы жены, которая из-за своего скудоумия не смогла понять всего моего гениального плана и сдала меня с потрохами властям! Чумной доктор тяжело дышал, густые мокрые от пота тёмные волосы падали ему на лоб, стеклянные линзы на маске запотели. Он быстрыми шагами направился к умывальнику, находившемуся за медицинской ширмой. Октавии был видел лишь тусклый силуэт доктора, по которому она увидела, что собеседник снял маску и начал активно умывать лицо. Спустя пару секунд журчание воды прекратилось, но Корбу так и остался стоять за ширмой, оперившись на раковину. Наконец успокоившись, Корбу продолжил, но его голос больше не был заглушён плотной маской и Октавия услышала настоящий голос грешника-доктора. До сего момента, Октавия предполагала, что у доктора хриплый и даже грубый старческий голос и какого же было её удивление, когда она услышала мягкий тембр с немножечко типичным французским акцентом. И было ещё что-то в этом голосе, какая-то щемящая тоска, которую Октавия не могла определить.       — Ответь мне, демонесса, только говори чистую правду. Можно ли пожертвовать пару десяткой жизни, чтобы сохранить несколько тысяч?       — Не… не знаю, — замешкалась Октавия, — я не могу дать ответ на такой вопрос.       — Я сделал тяжёлый выбор, но он был единственно верный. Я, может, и совершал злодеяния, но я старался ради будущего. Ну да ладно, ничего с этим не поделаешь. Сделанного не воротишь. — тоскливо произнёс он. — Если тебе не сложно, я бы хотел побыть один. Корбу не слышал, как уходила Октавия. Лишь медленно закрывающаяся металлическая дверь оповестила его об уходе собеседницы. Он поднял взгляд на треснувшее зеркало. В отражении на него смотрело до боли знакомое обезображенное обожжённое лицо, с язвами. Корбу закрыл глаза и отвернулся, не в силах долго смотреть на это чудовище. Подняв с пола маску, он надел её и уселся за стол. Желание работать полностью отпало, и он апатично смотрел куда-то в пустоту. Потеряв счёт времени, он направился к выходу. Ему необходимо было развеяться. Покинув свою «операционную», он увидел нескольких сотрудников, включая Шарлотту, столпившихся в холле и что-то горячо обсуждая. Решив узнать причину внезапного переполоха, Корбу подошёл к принцессе.       — Приехала мама Октавии и забрала её. — взволнованно, с печалью в глазах ответила та.