Ликорис

      Громкий гул сирен отбавлял спокойствие, которое итак расточилось в мелкие песчинки пыли от увиденного в Канто. Юзуха готова сейчас пообещать соулмейту все, что тот захочет, лишь бы поехать с Хаккаем в больницу и убедиться, что с ним все будет в порядке. Шиба должна быть рядом с ним в такой момент. Только вот Ран этого не понимает, лишь сильнее сжимая пальцы в белесых перчатках на мягком капюшоне ее куртки.        Хайтани толкает двумя пальцами хрупкую спину девушки, корча мученическую гримасу, от чего уголки рта дергаются пару раз в непринятии ситуации. В излюбленной манере предлагает по-хорошему идти ей вперед,  заведомо зная, что она не глупая и бежать не станет. Да и куда, если он вслед отправит за ней не меньше сотни отмороженных? Ран — любитель поиграть в кошки-мышки и припугнуть до трясущихся коленных чашечек. Глаза широко распахиваются от его слишком мнительной доброты. Боковым зрением замечая телескопическую дубинку, Юзуха нервно кривит губы — завуалированная угроза ей вполне понятна. Несмотря на начинающуюся вьюгу, Шиба передвигается медленно, чувствуя, как конечности дрожат от ледяного зимнего ветра, а пальцы рук, скрытые под рукавами, не предполагают возможности нормально функционировать.        — Попробуешь свалить, я переломаю тебе ноги, — звучит его хриплый, не требующих возражений голос над ухом, а после отдается едким смешком. — До ближайшей больницы несколько миль, так что будь послушной.       Стискивая зубы, Юзухе неимоверно сильно хочется возразить. Хочет доказать, что не подходит на роль смиренной овцы и команды его заучивать не станет. Гордость, недавно заштопанная, возобновилась, и рвать ее по швам дороже смысла жизни. Где-то в самых сокровенных отсеках головного мозга она понимает, что если ускорит шаг, то инстинкт самосохранения сработает, и попытка ускользнуть проявит себя. Знает со стороны, что у ее соулмейта переменчивое настроение, и он явно не будет с ней шутить. Не понимает только того, как судьба может быть настолько неблагосклонной, что послала ей именно старшего Хайтани.        Тонкой вуалью природное влечение накрывает тело изнутри. Прорезается прямо к главной мышце, посылая звон в уши, словно уведомление об экстренном обновлении. Связь дает знать о себе тягучим жжением, растекающимся под каждой костью. Пробегается неприятным трескучим порывом, окутывая горло со всех сторон, и в конце оседает сыпучей золой в желудке.        Ей точно больше незачем ходить в церковь.       — Стой здесь.        От надменного тона коленка разгибается, и Шиба не осмелилась сделать лишний шаг. Всегда бесстрашная перед старшим братом защитница, которая без задней мысли могла вступить в потасовку с «Чёрным Драконом» сейчас трясется перед каким-то отморозком. Выполняет все его команды без единой мысли о побеге. Враньё, мысли окутывают вихрем и давят на виски, а понимание бежит впереди всего, подсказывая «так безопаснее». Ведь знает, что Хаккай может и не дотянуть до больницы.        Замирая перед аркой под большим ветхим мостом с облупившейся по бокам краской изумрудного цвета, Юзуха подносит покрасневшие руки ко рту, пытаясь согреть хоть на самую малость. Только сейчас, спустя монотонную четверть часа, наконец задается разумным вопросом: почему он заставил идти ее в противоположную от станции сторону? Наверняка, подальше от скопления людей. Качает слабо головой из стороны в сторону, думая, что никакое количество людей не удержит его на цепи от изощренных поступков.        — Вот оно что! — звучит сбоку другой голос с изощренными играющими нотками, и Шиба дергается, выныривая из своей головы автоматически в суровую непогоду.        В нескольких шагах от нее стоит парень в такой же аспидной форме, и Шиба со скрежетом в подсознании вспоминает, что Хайтани вовсе не один. Их два. Братья, правящие Роппонги и не щадящие никого на своем пути. Кажется, они ломают кости и рвут связки смеха ради. Отсутствие морального воспитания, исправительная колония, куча разбоев и грязные приемы против заведомо слабых соперников.        — Хорошенькая, — вновь подает голос Риндо, кажется, обходя девушку по кругу. Походит на слюнявую псину, по мнению Юзухи. Все они здесь неизлечимые животные, а соулмейт ее восседает на троне среди этого отребья.        — Завались, — цедит Ран, бесцеремонно выглядывая на дорогу, будто ожидает кого-то. После окидывает испытующим взглядом замерзшую Шибу, что начинает тушеваться перед ним. — Как твое имя?        Убирая немного согревшиеся пальцы от воспаленных холодом губ, Шиба слегка качнулась с ноги на ногу, приводя себя в чувство. Их голоса звучат словно через несколько слоев ваты. Прекрасное ощущение, дарящее иллюзию ее полного отсутствия в этом месте. Мозг разыгрывает больную фантазию без явного желания.        — Юзуха вроде, — лениво тянет Риндо, протирая стекла на очках рукавом плаща. Ее словно выставили голой перед всем Токио, назвав имя.       Вопросительный взгляд старшего долго ждать не заставляет. Кажется, даже птицы перелетели на дерево подальше. Неужели настолько ее соулмейт ужасен? Не подходит для общественных общепринятых рамок, как единственная белая ворона, что пожирает всех черных с перьями.        — Ее дружок, которого мы почти убили, звал ее несколько раз. Удивительно, правда? — тоскливо изрекает Хайтани-младший, но, решив закончить спектакль, его губы приоткрываются в неконтролируемом смехе, что стихает слишком резко. Будто обрубили электричество, и питание перестало поступать в его пустое тело.        Делая шаг в сторону, прибиваясь ближе к стене, Шиба намерена всего-то спрятаться от непогоды. Однако холёные длинные пальцы Рана вновь хватают за несчастный капюшон, от чего замок куртки впивается в открытое горло. Жмурится, предварительно прикусив кончик языка, стараясь молчать. Обращается с ней, как с вещью. Это незаслуженно после ее старшего брата. Чёртов урод.        — Не ожидала такого исхода? — обращается Ран с крайней неестественностью, в которой проскакивают нотки удовольствия. Наклоняется ниже, кажется, желая слышать, как она дышит и дышит ли вообще. — Сломя голову побежала спасать своего ненаглядного и встретила соулмейта, что готовился добить его до самого конца.        На минусовом морозе и ненавистном ветре, что хлестал нежную кожу, слезы застывают, разъедая кожу до пунцовых ожогов, которые не получится даже замазать. Медленно поднимая взгляд на долговязого парня, Юзуха больше не могла держаться до последнего и казаться сильной. Из ее рта вырывается тихий скулеж, звучащий как мольба. Оседает любимой молитвой отныне в смоляном сердце Рана подобно самой яркой печати. Не трогай Хайтани дорогих ей людей, и Шиба вытерпит довольно многое. Как и всегда ранее.        — Хаккай ведь…        — Жив, — отрезает, не давая ей возможности договорить. — Но это не значит, что я остановлюсь, — Ран делает паузу, укладывая подбородок на поднятый вверх кулак. — Юзуха.        Смакуя ее имя, старший прочувствовал все необходимые вибрации в первой связи с соулмейтом. Знает, что постепенно связь будет требовать большего, вплоть до самого ее закрепления, когда плавить будет совсем не по-смешному, а давать заднюю будет не вариант. Рациональное мышление все еще преобладает над плавно формирующейся хернёй, что зовут связью, которая никому из них не нужна.        Чувствуя каждой клеточкой своего тела наседающий страх девушки, Ран продолжает сдержанной интонаций:        — Не вздумай портить мою репутацию, прелесть.        — Она давно испорчена! — не подумав о последствиях, выкрикивает Шиба, резко кусая себя за кончик языка. Совсем спятила, а может, подняла остатки гордости из помойного ведра, куда Ран успел их поместить. Вовсе не важно. Ей необходимо было выплеснуть этот крошечный яд, потому как ругаться на зиму смысла нет.       На несколько мгновений ей показалось, что время остановилось и сейчас совсем ничего не произойдет. Захотелось, чтобы время мгновенно отмоталось назад. Вплоть до момента, когда Юзуха решилась отправиться в Канто. Нет, до того времени, когда она решила, что ей необходимо знать, где происходит встреча двух группировок. Наигралась в героиню, а теперь пора все это удалить и лечь спать, чтобы утром собрать себя в единую кучу и отправиться на беседу с лечащим врачом Хаккая.       Блять.        Это выше ее сил.       Ран довольно проворно хватает ее костлявое запястье и пребольно выкручивает. Брови Риндо ползут вверх, но он продолжает наблюдать в тишине за действиями старшего брата, одергивая себя от мыслей «не так выкручиваешь» и «аники, она же девушка». Терпение и сила воли у Юзухи увеличена в два раза благодаря Тайджу. Она сдавленно вскрикивает сквозь плотно сжатые зубы на двенадцатой секунде. Действуй Ран в полную силу, не продержалась бы и двух.         — На твоем месте я бы следил за языком, — шепчет Ран, и это отдается в ушах со скрежетом, а в памяти оседает стальным эхо с примесью февральского промозглого ветра и мокрого снега.        Худая спина прижата к его массивному торсу непозволительно близко. Вплотную, практически полностью, будто хочет в себя ее запихнуть и унести. Ран выше на полторы головы, от чего может лениво наблюдать за хлопьями снега на ее макушке, что походит на каштан и персик в цветовой палитре, пока Шиба стоически терпит его агрессию по теме неуважения. Хайтани чувствует, как ее лучевая кость, которую он заломил, отдает теплым импульсом по его ладони. Его светлые брови вытягиваются, принимая необходимую разрядку, и клыки цепляют губы поочередно. Вот он, контакт соулмейтов. Хочется еще, хочется ближе и насовсем. Так, чтобы не думать о последствиях, полностью утонуть в бездну родственной связи и утопиться в ее запахе, таком пряном, но нежном.       Отпускает ее так же резко, как и схватил. Практически отпихивает от себя вперед, выбивая из Юзухи болезненный полустон. У Хайтани сердце вспыхивает и тлеет моментально, до образования сгоревших щепок от жаркого костра, когда мысли смешиваются до кучи и превращаются в клубок, что никому не под силу распутать. Старается контролировать заходившие под кожей желваки. Она не нужна ему, но и делить своего соулмейта он не намерен ни с кем.        Иссеня-черная машина, в марках которых Шиба совсем не разбирается, подъезжает с натужным рёвом, останавливаясь у троицы стоящих, с визгом стирая шины так, словно они могут воспылать до густого дыма от контакта с влажной дорогой. Плечи Юзухи напрягаются, подобно струнам музыкального инструмента, когда под кожу головы пробирается гадкая мысль о собственной кончине. Ран не станет терпеть ее, рядом сама не останется. Точно вывезут ее и испоганят угрозами последний кусок ее потухшей жизни, после зарывая во влажной земле.        Окно со стороны водителя открывается плавно и бесшумно, показывая Ясухиро Муто. Глаза медовые распахиваются в непонимании, перенимают шок всего ее хрупкого тела, и она, заметив его взгляд, отворачивается, благодарная тому, как хорошо распущенные волосы закрывают ее профиль. Вот бы еще дыхание утихомирить, да перестать мерзнуть. Из автомобиля надменными тяжелыми шагами выходит блондин в маске — Харучиё. Оперевшись на приоткрытую дверь, он ловко достает из кармана смятую пачку ненавистных для Шибы сигарет и закуривает, снимая маску. По щелчку зажигалки Юзуха удивилась, как парень не разругался на гребаный ветер.  Харучиё делает первую желанную затяжку, боковым зрением осматривает Шибу, и его белоснежные тонкие брови ползут вверх, высказывая поддельный интерес. Игра на публику, ни больше, ни меньше.        Риндо подходит к Санзу и о чем-то перетирает с ним довольно тихо. Успевая словить заинтересованный взгляд курящего блондина Юзуха понимает, что речь идет о ней и, вероятно, это не самый приятный разговор. Вряд-ли они осыпают комплиментами, скорее, неприязнь источают. Шатко ее, удивленную грубой силой, оттаскивают за локоть в сторону, прерывая наблюдение за теми, кого все равно не слышит.       — Мне плевать, кому ты там отдала свое сердце, которое с этого момента бьется лишь по моей воле, — грязно вырывается со рта Хайтани, и, видимо, от переполняющих эмоций его пальцы крепче стискивают рукав ее куртки до беспощадного треска плюшевой ткани.       Стоя перед ним, Шиба прикусывает щеку изнутри, стараясь не отъехать головой от слишком сомнительного спектра эмоций. Пугает абсолютно все неизведанное, и связь эта подарком не является. Девушка опускает влажные глаза вниз, к своим ботинкам, но его проворные пальцы быстрее обхватывают небольшой девичий подбородок, заставляя смотреть страху прямиком в аметистовые глаза.        — Ты мне не нужен, Хайтани, — негромко, будто собираясь с силами, но довольно твердым тоном ставит позиции Шиба. Все же с опаской отводит свой взгляд, не желая смотреть, а еще видеть, слышать и чувствовать его касания на своей коже.       Ран цокает языком так, словно собирается объяснять что-то довольно простое, о чем знает каждый второй.       — Ничерта не знаешь о связи соулмейтов выходит, — с хрипотцой подводит итоги. — Мне поебать, что ты любишь слабака, но если до меня дойдет то, как вы трахаетесь, я подарю тебе его по частям, а себе возьму то, что мое по праву, —  угрозы Рана звучат монотонно и рассудительно. Так, словно он говорит о бытовых вещах, а Юзуха перед ним маленький нашкодивший ребенок.        Веки вздрагивают, и замученные глаза начинает вновь щипать, будто в них беспощадно брызнули лимоном. И не важен сам смысл противостояния. Шиба ведь ни слова не поняла, кому она отдала сердце и с кем, по его мнению, она трахается. Просто слушает каждое его слово, отдающееся малоприятным импульсом в саднящих ранках, и понимает с горечью, чего ей делать не стоит. Выходит, нужно стать смиренной овцой, хотя бы для виду, подкормить его авторитет со всех сторон, а после сбежать пугливо, но сохранить свободу.       — Это не твое дело, — отмахивается от него стоически и крайне легко высвобождается из его хватки. Подбородок словно по асфальту проехался. Так ощущается контакт с Раном. Приятного мало.       — Видишь ли, природа решила нас связать. Это значит, что с того самого момента, как твои ключицы начала разъедать зудящая боль, ты, твои проблемы и проёбы, твои слезы и жалкие попытки выжить принадлежат мне.       Внутри не ёкнуло, а сразу разбилось. Разлетелось в щепки, подобно самой ветхой и ценной вазе. Юзуха с трудом приказала своей нижней губе не дергаться перед рыданиями, которые она так же отложила в дальний ящик много лет назад. Явившийся ублюдок слишком сильно влияет на все ее аккуратные стежки, которыми перекрыты давние страхи.       — Эта связь просто ошибка. Я и ты — все это оплошность, — не узнавая свой скрипучий голос, выдавливает Шиба, гадая, как долго она способна терпеть нападки от ублюдка в ее глазах.       Пальцы сильнее оплетают девичью тонкую руку, точно липкой паутине или клейкой резине, сжимают до побеления участка итак, светлой кожи. Если он недостаточно дал понять словами, то оставит отпечаток на ее коже. Чтобы через чур храбрая смотрела и каждый раз вспоминала его слова о пищевой цепочке в этом мире.       — Не зарекайся, — предупреждает Ран обманчиво-вежливо прямо над ее ухом.       — Отпусти меня, — лепечет от навалившейся усталости, дергая локтем дважды, — пожалуйста. Словно ожидая этого молящего слова, от которого сильнее распаляется азарт ломать кости смертникам, Хайтани хищно улыбается и отпускает своего соулмейта играющим немым аккордом «я здесь вообще ни при делах», наблюдая, как та отшатывается на несколько шагов назад, пока, наконец, не подпирает пыльную холодную стену из камня своей спиной.       Это заставляет эго Хайтани наполниться всеми победоносными вибрациями и, вдохнув полной грудью, Ран смотрит в сторону, давая себе право прервать скитания остальных парней из «Поднебесья».       — Эй, Мучо, — скалится так, словно у него огромное преимущество и проявит его прямо сейчас. — Отвези ее.