Не враги, не друзья

О нем не было ничего слышно уже третий месяц. Дилюк пропадал и раньше, часто это случалось надолго, вплоть до полугода. Но раньше ситуация была совсем иной. Тарталья знал, что он где-то там в Мондштадте, занят чем-то для себя важным, гоняется за орденом Бездны или очередными врагами родного города. А стоит только отправить ему предложение встретиться, и он обязательно придет. Теперь все иначе. Где сейчас находится Дилюк, Тарталья не имел понятия. Возможно, оставался в Иназуме (как только вообще туда сумел пробраться!), а может, ушел и теперь скрывался в Сумеру или Фонтейне. Впрочем, это для него — скрывался. Вряд ли он сам так назвал бы свое отсутствие. В память о Дилюке у Тартальи оставалось нечто важное. До сих пор казалось невероятным, что эта штучка хранится у него — его глаз бога. Красный камешек в типичной для Мондштадта оправе, прохладный на ладони, но ровно пульсирующий огненной энергией, недоступной Тарталье. Источник силы замеченного богом. Дилюк, правда, легко справится и без этого. Он сильный, ему хватает и опыта, и сноровки. Пока путешествовали вместе, он говорил, что такое с ним уже бывало. Да и документы, собранные агентами, свидетельствовали о том же. Он вернется. Придет забрать свой глаз бога. Вот только когда — это другой вопрос. Из Иназумы ему бы лучше убраться поскорее, конечно. Именно там произошла стычка с тем, кого он не сумел победить. Скарамучча тогда заявился к Тарталье с самодовольным и немного раздраженным видом. Швырнул перед собой на стол этот камешек, фыркнул: — Кажется, это твое. Глаз бога Тарталья, конечно, узнал сразу же. Задержал на нем взгляд, думая, а не ошибся ли. Но нет, даже крохотный скол был на месте, да и цепочка, прикрепленная к нему, знакомая. Как так вышло? Откуда он у Скарамуччи? Но алый камешек не затух, а это значило, что и Дилюк жив. Тогда что? В плену? — Мое? — Тарталья усмехнулся, но глаз бога подобрал, чтобы рассмотреть получше. — Кажется, ты-то должен был знать, что я использую элемент гидро, а не пиро. О, а еще я не из Мондштадта. Ты и этого не знал? Несколько секунд Скарамучча наблюдал за ним, а потом, наверное, ему наскучило. Тяжкий вздох, заметное раздражение, раздраженная гримаса, и он махнул рукой. — Хватит тут из себя дурака строить. Даже этот твой аристократ не стал, в отличие от тебя. Почему ты его не убил? Есть же прямой приказ. Получил бы повышение, может. — Так ты пришел сюда задать мне этот вопрос? — голос Тартальи едва заметно изменился. В нем появились угрожающие нотки. Совсем чуть-чуть еще, полшага — и будет сам виноват. — Я пришел отдать тебе это. Раз уж вы знакомы. Мог выбросить, конечно, но тебе, кажется, было бы неприятно, да? А потом и последовал его рассказ. Там ничего необычного или удивительного, Дилюк снова нарвался, сунувшись, куда не должен был. Серьезно, как он только попал в Иназуму? Его оплошность, как Предвестник Фатуи Тарталья это понимал. Но и финал у этой истории оказался очевидным — он проиграл бой. Против него стояли Скарамучча и несколько особенно сильных мелких генералов. Кто-то из ополчения Дилюка спас, вырвав из-под носа у Фатуи. Где-то в суматохе глаз бога оторвался от его одежды, и Скарамучча его поймал. Два месяца назад. И ведь не поленился приехать отдать! Если это было предупреждением, Тарталья предпочел его проигнорировать. Скарамучча работает не в Ли Юэ, вот пусть и возвращается туда, откуда прибыл. Но этот алый камешек в мондштадской оправе остался у Тартальи. В общем-то, ничего не изменилось. Работы все еще было много — достаточно, чтобы отвлечься и не думать о лишнем. Потому что безумные, неуместные мысли его уже посещали. Тарталья морщился, плескал в лицо ледяной водой и шел выполнять очередное скучное задание. Дилюк важен, но он как-нибудь сам выберется. Не впервые. Он же сильный, он и не из таких передряг возвращался, сам рассказывал. А здесь, в Ли Юэ, Тарталья полезен Царице. На этом следует сосредоточить внимание. Но время шло, события наслаивались одно на другое, и постепенно какие-то связи из прошлого если и не теряли важность, то уж точно переставали ощущаться так остро. Глаз бога одиноко покоился где-то на дне хорошо спрятанной в личных вещах шкатулке. Дела увлекали, и Тарталья не доставал его уже… несколько недель? Но эта ночь казалась какой-то особенной. С моря вместе с запахом соленой свежести приносило ожидание чего-то далекого, долгожданного. Хотелось путешествий, свершений, смеха и сражений. Тарталья, сидевший за столом над очередным письмом домашним, отвлекся, поднял голову, нахмурился. Перед глазами вспыхнули картинки, такие яркие, не забытые, не потерявшиеся. Когда они путешествовали вдвоем, ночи казались не менее насыщенными, густыми, наполненными событиями, чувствами, сражениями. И ветер был таким же. Поддавшись какому-то порыву, Тарталья отыскал спрятанную шкатулку. Хотелось снова коснуться алого камня, ощутить его прохладу и скрытую мощь. Хотелось сжать его в ладони и хотя бы посредством такой штучки почувствовать связь с Дилюком. Но как только Тарталья обнаружил искомое, он застыл на месте. Глаз бога действительно покоился на дне шкатулки, вот только не было ни алого мерцания, ни знакомого ощущения силы чужого элемента. Камня тоже не было. Он… потух. Пальцы, которыми Тарталья так и не решился прикоснуться к глазу бога, едва заметно задрожали. Он одернул руку, словно обжегся. Как… как такое возможно?! Он резко отвернулся, стараясь унять бешено колотящееся сердце, сжал кулаки. Не хотел ни верить, ни воспринимать. Это какая-то ошибка. Но когда он снова повернулся, заглянул на дно шкатулки, глаз бога Дилюка так и не зажегся. Камень оставался мертвым и бесполезным грузом лежал на ладони. В груди не хватало воздуха. — Дилюк… — он даже не понял, что имя произнес вслух. Сжал глаз бога в ладони так сильно, что острые края впились в кожу. Огранка у этих, мондштатскиъ камней, та еще. Хотелось закричать во все горло, и он кричал, но беззвучно. Глаз бога Дилюка потух. А это могло означать лишь одно — Дилюка больше не было в живых. *** Минул еще месяц, но время словно коварно замедлило ход. Дни текли вязко, длинно, а те дела, что недавно вызывали энтузиазм и желание поскорее их завершить, превратились в отягощающую рутину. Ничего, казалось бы, не изменилось. Никуда не делись важные для Тартальи цели, не исчезла мотивация, не пропали желания. Но, тем не менее, многое ощущалось иначе. Как песок сквозь пальцы, утекла почти детская радость от многих вещей, желание дурачиться посещало значительно реже, а целеустремленность словно заострилась. Дилюк тянул его вниз, сейчас это было заметно и очевидно. Кто бы мог подумать, что он вообще имел на Тарталью такое влияние! Или дело было в том, что он сам, под воздействием новости, явно ему неприятной, так изменился? Слышал, конечно, что о нем говорили подчиненные — стал жестоким. Стал требовательным. Настоящий Фатуи! И это смешило. Он всегда таким был. Ну, может быть, раньше — не только таким. Но и врать себе ведь незачем. Это была первая подобная утрата. Первая, неправильная, чудовищная, внезапная. Тарталья так злился на Дилюка — как мог позволить себя убить? Не дождался его, не сохранил свою жизнь для него. Недостоин, значит, Тарталья его переоценил, только время зря потратил. Глаз бога, правда, так и не выкинул. Пустой, мертвый, больше не принадлежащий никому, он лежал на дне забытой шкатулки, словно способен был оттуда кого-то спасти, словно мог еще когда-нибудь понадобиться хозяину.