Брелок дружбы

      — Это кошмар! — развёл руками Джерард.       Он снова потащил Фрэнка приобщаться к искусству. На этот раз на фотовыставку, посвящённую Нью-Йорку.       — Не позитивные фото, нет, — Джерард погрозил пальцем кому-то воображаемому. — Самые что ни на есть негативы.       Фрэнк повернул голову и снова посмотрел на большое фото в мрачных тонах, изображающее мусорку, в которой копаются чайки.       Депрессивными были все работы. Наверное, они имели свою повестку — показать грязь и недостатки мегаполиса, но лично у Фрэнка (и, видимо, Джерарда тоже) вызывали не злость или недовольство властями, и даже не смирение — «да, да, в городе есть проблемы, есть плохое», а какую-то тоску. Будто бы в Нью-Йорке только так и есть.       — Никуда не годится, — снова заверещал Джерард. — Фрэнк, уходим.       И потащил Фрэнка к выходу.       — У меня к тебе просьба, — сказал Джерард, когда они очутились на улице. — Посиди здесь где-нибудь минут двадцать? Мне нужно сходить за одной вещью… Если хочешь, я тебе оставлю блокнотик порисовать, или что-нибудь напишешь. Стихи для песни…       — Я не умею писать песни.       — Лжец Фрэнк Айеро, — прищурился Джерард. — Я сам слышал, как ты на ходу сочинил мелодию. Так что…       Джерард вытащил из заднего кармана шортов небольшой блокнотик с прикреплённой к нему шариковой ручкой и протянул новому другу.       — Я быстро, — и был таков.       Фрэнк пролистнул страницы. Маленькие зарисовки цветов, кусочков зданий, вот чей-то портрет пытался набросать… Чей-то? Айеро, да это ж ты! Фрэнк покраснел и перевернул лист. Лучше отвлечься от этой мысли. Ну, от той, которую только что себе придумал.       Стихи, значит. Фрэнк мысленно вспомнил, что он играл тогда, когда увидел Джерарда.       Лето глаз сквозь белую краску зимы,       Ангел в парке живой, настоящий,       Зной Нью-Йорка, высотки и яркие мы       В чувства падаем….       …эти манящие?       Нет, что за чушь. Какие чувства?! Фрэнк почёркал ручкой на написанном тексте и захлопнул блокнот.       — Не поэт я, — сказал сам себе Фрэнк.       Он поднялся со скамейки и ступил на бордюр. Туда-обратно по тонкой линии.       Вдоль улицы, на другую сторону, обратно.       Снова на скамейку.       — Я здесь!       Наконец-то!       Джерард уселся рядом с Фрэнком, открыл плотную чёрную сумку, перекинутую через плечо, и вытащил фотоаппарат.       — Депрессни я насмотрелся, — сказал он. — Давай делать позитивные фотографии города? Цветы, радостные прохожие, яркие витрины, фонтаны? Да, вряд ли получим свою выставку, но настроение повысим. А это главное. Вот сейчас… — Джерард направил объектив на небо и сделал кадр с пушистыми облаками, пролетающими между крышами. А потом внезапно сфотографировал Фрэнка.       Фрэнк вздрогнул. Но обидеться не получилось — Джерард так радостно и приятно улыбался.       — Побежали, — Джерард схватил Фрэнка за руку и потянул за собой.       Мальчишки выскочили на авеню. Джерард огляделся.       — Давай в Чайна-таун? Ты там когда-нибудь был?       Фрэнк отрицательно помотал головой.       — И как нам добраться быстрее?       — На метро? — пожал плечами Фрэнк.       — М-метро? Мама говорит, там мусор, нечем дышать, проститутки, наркоманы и бандиты…       — Что? — удивился Фрэнк. — Там люди, которые на работу ездят, на учёбу, просто по делам. Не думаю, что огромен процент тех, о ком говорила твоя мама.       Странный способ напугать ребёнка, чтобы он не ходил один в метро. В его восемнадцать.       — Ты ни разу не был в метро? — поинтересовался Фрэнк.       Пришла очередь Джерарда мотать головой.       — Ну тогда мы можем пешком… только долго…       — Нет-нет, давай на метро! — воодушевился Джерард.       Но этот подъем быстро сошёл на нет, когда они с Фрэнком подошли к лестнице ведущей, вероятно, по мнению Джерарда — в ад для проституток, наркоманов и бандитов.       Джерард взял ладошку Фрэнка в свою и крепко сжал, закусив губу. Да как же мама его стращала?       — Мы всё ещё можем… — произнёс Фрэнк, но Джерард ступил на ступеньку. И, по мере того, как они спускались всё ниже и ниже, прижимался своим плечом к плечу друга. И, наверное, убеждался, что мама была права. Не самая новая и чистая станция метро встречала перилами с обшарпанной краской, грязноватыми стенами, низким потолком, раздражающе мигающей люминесцентной лампой и специфическим запахом железа, креозота и тоннельной сырости. Однако, названных мамой Джерарда слоёв населения заметно не было. Стояла пара молодых людей с рюкзаками, мужчина в костюме и с портфелем, женщина за руку с дочкой.       С резким звуком и порывом ветра вагоны поезда молниеносно вылетели из тоннеля и резко остановились перед пассажирами.       Фрэнк втянул Джерарда в вагон.       Они устроились на свободных местах. Джерард всё ещё не отпускал его руку. И тут он вскинул взгляд. А напротив, развалившись, сидел тип с цветным ирокезом, в кожанке, в куче цепей, татуировкой на лице в виде пентаграммы и множеством, непонятно как там уместившимися, колечек в одном ухе. Он, широко открывая рот, жевал жвачку. Заметив, что Джерард смотрит на него, ухмыльнулся и подмигнул. И тогда Джерард уткнулся в плечо Фрэнка, отпустив его ладонь, но зато обняв руку.       Фрэнк не стал смеяться над Джерардом. Он казался просто неприспособленным, будто бы не городской, а из некоего маленького поселения, где подобным образом самовыражающиеся люди не просто редкость, а вообще отсутствуют. Может, семья Уэев переехала в Нью-Йорк недавно?       А ещё, в чём Фрэнк боялся признаться, ему нравилось ощущение тёплого дыхания Джерарда на своём плече. Он чувствовал себя кем-то важным для него, тем, в ком Джерард видит защиту.       Оказавшись на свежем воздухе, Джерард глубоко вдохнул и выдохнул. Вытащил из чехла фотоаппарат и повесил на шею.       Чайна-таун уж точно нельзя было назвать депрессивным. Яркие дома, вывески, запах специй… Джерард с несходящей с лица улыбкой шествовал по улице, фотографируя каждую минуту. Витрины, лавки с овощами и сувенирами, люди… Он купил два маленьких брелка в форме драконов. Один прицепил к своим ключам, а другой протянул Фрэнку.       — Что-то одинаковое, как у друзей бывает, — сказал он.       И так посмотрел своими ясными глазами, что Фрэнк осознал, что своих отвести не может.       Друзья забежали в место, где для позитивных фотографий Джерарда было много объектов. В Коламбус парке проходили сеансы Тай-чи, молодые люди играли в баскетбол, посетители медленно прогуливались… Это всё подарило Джерарду несколько прекрасных кадров.       Фрэнк сидел на лавочке и с улыбкой наблюдал, как Джерард делает снимки мальчика, который возит за собой машинку, а потом спрашивает у его мамы е-мэил, чтобы отправить фотографии, просто так. Как он чуть ли не ложится на асфальт, чтобы сквозь красные цветы на клумбе сделать снимок скульптуры.       И тут объектив был направлен на Фрэнка, и он закрыл лицо руками.       — Ну пожалуйста! — протянул Джерард. — Ты красивый…       Потом замер (как и Фрэнк), кашлянул и попытался исправиться:       — Сидишь красиво, солнце на лавочку падает…       Ладони Фрэнка сползли на колени, чтобы он мог их вытереть о джинсы. Потому что они вспотели от охватившего жара. Ещё ни одни нравящиеся ему мальчишка или девчонка не говорили, что он красивый. Честно говоря, они вообще ничего не говорили, потому что подойти Фрэнк стеснялся.       Джерард присел рядом.       — Не обижайся, но я сделал пару фото, — произнёс он. — Пока ты не видел. Подумал, будет честно сказать. То есть, можешь обидеться, но не настолько, чтобы не отвезти меня на метро обратно и бросить здесь.       Фрэнк усмехнулся.       — Ты говорил, что хочешь взять курс по фотографии в школе. Только попробуй не включить мою фотку в портфолио для выпускной работы, — произнёс он, доказывая, что совсем не в обиде.       — Это разрешение делать их целый год?       — Ааа… — замялся Фрэнк. — Обсудим.       — Знаешь, я так жду наших встреч. Ты помогаешь мне быть… свободнее. Один бы я не смог. Я бы ходил к тебе в парк на 14 улице каждый день… но не каждый день удаётся…       Джерард не договорил. Замолчал и уставился перед собой, наблюдая за тихой жизнью парка.

***

      Однажды Фрэнку показалось, что он не хочет ехать играть в парк, если туда не явится Джерард. Остался дома, чем удивил маму.       — Здрасте, — удивилась Линда, обнаружив сына дома на диване в гостиной за ноутбуком, когда поздно проснулась в свой выходной. — А я всем хвастаюсь, какой у меня сознательный сын — не сидит дома за компом, а проводит каникулы на свежем воздухе. Не позорь меня, Фрэнк. Сходи куда-нибудь. Только предупреди, что будешь шастать по всему Манхэттену, а не как в прошлый раз.       — Я купил тебе сычуанский перец, и ты не возражала, когда клала его в лапшу.       — А то ты эту лапшу не ел, — сказала Линда, зевнула и с ногами забралась на диван. — Что ты смотришь? Если эротику, то скажи, пока я жмурюсь, и я уйду.       — Фотографии, которые сделал Джерард. Посмотри, как чудесно. Так ярко… Можно в туристический буклет по Нью-Йорку, я бы купил.       Фрэнк нажал на «пробел», и появилась его фотография: сидит на лавочке, на него падает солнце сквозь листву, чуть-чуть улыбается, а в руках вертит брелок в виде дракона.       — Малыш! — воскликнула Линда. — То есть, какой малыш. На этой фотографии — молодой человек. Прекрасный. Буду так тебя называть.       — Если ты будешь называть меня «молодой человек», я каждый раз буду думать, что натворил что-то.       — С какой любовью сделано фото.       Фрэнк встрепенулся и круглыми глазами посмотрел на маму.       — Так говорят, малыш… то есть, молодой человек, когда работа выполнена не на «отвали», а старательно. Но в этом случае, — Линда щёлкнула языком, — может и замешаны чувства к фотографируемому объекту, желание сделать лучший снимок.       Фрэнк положил ноутбук маме на колени и поднялся.       — Я гулять.       А внутри затрепетало.