Брелок дружбы

      Маленький зелёный уголок, именуемый парком 14 улицы, в тот день — через пару недель после начала летних каникул, оккупировали художники. На яркой лужайке они расставили свои складные стульчики и уселись полукругом, увлечённые своими инструментами — планшетами, на которых располагались листы, карандашами и углями.       На той самой лужайке, которую семнадцатилетний Фрэнк Айеро присмотрел для разучивания аккордов на гитаре. И уже неделю благополучно посещал это место.       Ему нравилось думать, что где-то там, за пределами этого зелёного мирка шумел Манхэттен, и текла древняя река Гудзон. А он здесь — скрылся вместе с другими, искавшими местечко спрятаться.       Фрэнк иногда выходил на набережную посмотреть на воду и лодки, на заходящее солнце и людей. Если получал вдохновение, то начинал перебирать струны висящей на ремне акустической старенькой гитары, считай, семейной реликвии.       Он не был каким-то крутым музыкантом, временами фальшивил и не делал записи аккордов той мелодии, которая пришла в голову, но это было от души. Это было для всего окружающего.       Фрэнк, вздохнув, окинул взглядом художественный кружок.       Посередине лужайки, обмазанный белой краской с головы до пят, включая волосы и одежду — что-то наподобие тоги с крылышками за спиной, стоял юный мальчик. В руках он держал две половинки кораблика, такого же белого. Глаза его были закрыты.       А ещё он казался… симпатичным? Лицо спокойное, умиротворенное, аккуратный прямой носик.       И он подходил этому месту. Если бы это была реальная статуя, и её поставили здесь, то это казалось бы верным решением.       Фрэнку захотелось сыграть. Он снял со спины чехол, вытащил гитару, перекинул ремень через плечо. Это было просто наитие, муза.       Муза, которая стояла посреди лужайки.       Третья струна, вторая, первая, опять вторая, третья… Фрэнк начал перебирать аккорды. Что-то складывалось. Художники оборачивались на него, улыбались.       Фрэнк запнулся и прекратил.       И тогда мальчик открыл глаза. Травяные, летние, как лужайка парка 14 улицы. И повернул голову в сторону Фрэнка, туда, где пропал звук.       Фрэнк растерялся и отступил к лавочке под деревом, на которой и устроился.       — Джерард, пожалуйста, прикрой глаза, — раздался голос и мальчик послушался.       Фрэнк не стал больше играть то, что придумалось. Он открыл блокнотик с записанными аккордами песни «Мой путь» Синатры.       На некоторое время Фрэнк ушёл в себя, следя за своими пальцами. Дул прохладный ветерок, доносились гудки пароходов, шумели листья… Обстановка творческая, легко увлечься и ничего не замечать.       — Если у тебя найдётся влажная салфетка, угощу мороженым.       Фрэнк резко вскинул голову. Джерард, кажется, мальчик-ангел, стоял напротив. Он был своего натурального цвета, с каштановыми волосами, со слегка вьющимися кончиками. Зелёная футболка подходила под глаза. Но кое-где на волосах, лице и руках всё ещё виднелись белые разводы.       Фрэнк потянулся к кармашку на чехле от гитары и вытащил упаковку антибактериальных салфеток, которые получил от мамы, чтобы «раз вряд ли пойдешь мыть руки в своих кафешках, то хотя бы вытри».       — Ты мой спаситель, — Джерард взял упаковку салфеток и уселся рядом. Он старательно потёр кожу на руках, полосу краски на голени.       — Ещё вот тут, на лице, — тихо сказал Фрэнк. Уж было протянул руку, но одёрнул и показал на себе.       — Спасибо, — Джерард потёр щёку. — Теперь всё?       — Вроде да…       — Итак, — выбросив использованную салфетку в урну возле скамьи и передав Фрэнку упаковку, произнёс Джерард. — Какое мороженое ты любишь? Вот там стоит уличный продавец, и он в вафельные рожки наливает такое мягкое… вкусное… наверное.       — Это необязательно, — отмахнулся Фрэнк.       — Обязательно, — возмутился Джерард. — Я обещал. К тому же, заработал несколько долларов, изображая… непонятно что. Могу себе позволить угостить мальчика, который своей музыкой сделал мою работу не такой унылой. Пожалуйста, не уходи.       Джерард вскочил и быстрым шагом, чуть ли не вприпрыжку, отправился к мороженщику. Некоторое время стоял в задумчивости, читая меню, потом что-то спросил. И через пару минут с довольной сияющей физиономией отправился обратно.       Джерард вручил Фрэнку закутанный в салфеточку бледно-жёлтый вафельный рожок со светло-зелёным мороженным.       Зелёный цвет сегодня — хит.       — Фисташковое, — с неким благоговением произнёс Джерард, полуприкрытыми глазами глядя на свою порцию, а потом осторожно лизнул замороженную массу. — Обалдеть.       Он что — мороженое ни разу не ел? Тем более, одно из самых популярных — фисташковых?       — Я Джерард, — сказал мальчик.       — Фрэнк, — произнёс Айеро.       — О, как Синтара, песню которого ты играл только что. Хорошая песня… о том, как человек делал всё по-своему.       Фрэнк, сузив глаза, покивал.       — Прости, наверное, тебе не раз это говорили. И я не исключение. Но я даже рад быть банальностью.       Угадал.       — А ещё я живу в Хобокене, — добавил Фрэнк.       Джерард прыснул. Фрэнк продолжил:       — Заняться в этом городе музыкой, да ещё и с моим именем — не избежать сравнения.       — А что ты играл, когда стоял у лужайки?       — Да так… ничего особенного…       — Неужели придумал сам?       — Я… — Фрэнк опустил глаза.       — Это было неплохо.       — А ты подрабатываешь этим летом? — сменил тему Фрэнк.       Джерард похрустел вафлей.       — У меня немало планов на лето. Но не думаю, что вернусь к позированию. И вообще, ты видел, что я изображал?       — Ну… ангела, — смутился Фрэнк и немножко порозовел.       — Я держал в руках половинки «Титаника». Типа, здесь рядом Пирс 54, к которому причалила «Карпатия», приютившая выживших. И что вот это всё должно значить? Что ангелы устроили эту катастрофу? Или что они забрали погибших? Пошло как-то… не знаю.       — Искусство бывает странным, — произнес Фрэнк.       Джерард проглотил последний кусочек вафельного конуса.       — Пойдём в музей? — предложил он.       Фрэнк удивился просьбе и захлопал глазами.       — Я подумал, может быть, ты хочешь подружиться с кем-то этим летом, — сказал Джерард. — Как я… Если нужны подробности — мне восемнадцать, фамилия Уэй. Живу… кхм… тут недалеко.       — Семнадцать, Айеро, — и Фрэнк протянул ладонь для рукопожатия.       Музей американского искусства Уитни, который находился неподалеку, представлял собой грубоватое здание, возвышающееся над старинным районом. Большой любовью посетителей пользовались площадки, с которых открывался потрясный вид, и где выставлялись современные скульптуры, которые могли перенести внезапный дождь. Но двое мальчишек бродили и разглядывали картины.       — Так много имен… — проговорил Джерард. — Эти люди талантливы, но не растиражированы, и о них мало знают. Почему в школе мы должны учить про старых художников, а про новых говорят только на специальных курсах? Это ведь тоже культура. И она ближе нам. Хочу в свой последний год взять курс изобразительного искусства. И фотографию. Может, поздно, но я наверстаю… Ты знаешь, куда будешь поступать?       — Думал про психологию, — ответил Фрэнк. Поддержать уверенную позицию Джерарда об искусстве, но и немножко защитить культуру прошлых веков, он постеснялся. А мог бы, например, сказать, что для понимания того, как сформировалась культура сегодняшняя, нужно посмотреть, что было раньше. Провести параллель, как события веков влияют на её становление, и что вдохновение можно черпать и из «старого». Но промолчал.       — Не музыка?       — О, это просто хобби. Я не посещал ни музыкальной школы, ни даже курсов.       — А вот если бы тебя попросили уйти из колледжа ради рок-группы?       — Такого не будет, — усмехнулся Фрэнк.       — Представь. Ушёл бы?       — Ну… не знаю… если бы действительно хотел, и были какие-то перспективы…       — К чёрту перспективы. Вдруг именно из-за твоего участия в группе эти перспективы бы появились? Вдруг, не пойдя за мечтой, ты бы потерял не только свой шанс, но и разрушил музыкальную карьеру других людей? Вдруг…       — Иногда поход за мечтой может обернуться и катастрофой.       — А может и нет. «Мой путь», Фрэнк. Лирический герой песни делал по-своему и не разочаровался.       — Или просто принял свою жизнь на её закате. Со всеми ошибками.       — Какая интересная интерпретация! Но, если я сейчас начну говорить, что даже ошибка в выборе — это твоя ошибка и твой выбор, то вернусь к началу… Фрэнк, с тобой так здорово болтать! Мне не хватало такого человека!       Фрэнк снова ничего не ответил. По его мнению, болтал тут один Джерард на возвышенные темы. Ну что ж, если человеку не хватало, чтобы его слушали, или никто не воспринимал его мысли всерьёз… Это грустно…       Джерард схватил Фрэнка за руку и потащил.       — Пойдём, посмотрим на Нью-Йорк с открытой площадки!

***

      Джерард проводил Фрэнка до автобусной остановки, поделился своим номером телефона. После повторения рожков с фисташковым мороженым, высказанных восторженных мыслей о прогулке под взглядом сверкающих глаз, Фрэнк пообещал позвонить и встретиться ещё раз.       Сейчас же он, подперев щёку, смотрел в окно автобуса и думал, что, в общем-то, неплохо заиметь друга. Из другого района, другой школы. У Джерарда были мысли по каждому поводу, наверняка они смогут делиться и школьными делами…       Ой, Фрэнк, ты представил уже дружбу на века, стоило кому-то хорошо к тебе отнестись. Может, Джерарду просто скучно этим летом. Но он не выглядел таким. Он располагал к себе, смотрел в глаза, улыбался. И вообще, первое мнение о себе не поменял, когда смыл краску — как казался симпатичным, так таким и стался.       Выскочив из автобуса, Фрэнк побрёл по улочке. Добрался до таунхауса. Возле лестницы мама на лето наставила вазоны с петуньями, бархатцами и геранью. Без единого стиля, все горшки разные. И в этом тоже был свой стиль.       Фрэнк поднялся по лестнице и отворил дверь. На всю гостиную вкусно пахло жареным на масле перцем.       — Мам, ты где? — позвал Фрэнк, аккуратно кладя чехол с гитарой на диван. Он прошёл через гостиную и отворил стеклянные двери, ведущие на тенистый задний двор. Ну, конечно, мама, облокотившись на забор, болтала с соседкой. — Перец не сгорит?       — Ой, — Линда Айеро оторвалась от беседы. — Анна, рецепт я занесу через полчасика. До встречи! — женщина попрощалась и повернулась к сыну: — Мастер намёков! Мог просто сказать, что, мол, мать, ты опять заболталалсь. А перец давно выключен, кстати. Ты задержался сегодня.       — Я с мальчиком познакомился.       — Я знала, что однажды этот день настанет! — всплеснула руками Линда. — Что мой сын когда-нибудь влюбится, и я начну видеть его дважды в год — когда он будет отвозить детей ко мне на лето, и потом забирать.       — Мам! — возмутился Фрэнк. — Мы просто подружились. И какие дети, до них ещё лет пятнадцать, не меньше.       — Малыш, вот только вчера ты учился ходить в этой самой гостиной, — Линда потрепала сына по волосам. — Пойдём, покормлю. Руки помыл?