Однажды в книге

Всю дорогу до Торкилстона меня везли на лошади, заранее связав руки и надев на голову мешок. Похититель не побрезговал и кляпом, чтобы я не вздумала кричать. Разбойник, чей голос показался знакомым, то и дело подгонял свою лошадь и отдавал приказания другим головорезам. Наступила глубокая ночь. Похитители то и дело останавливались в поисках верной дороги. Ничего не было видно, а факелы не зажигали, чтобы никто не смог узнать лица злодеев, не смотря на то, что все они носили темные маски. Предосторожности были приняты — все попытки Седрика воззвать к совести бандитов или пощадить хотя бы женщин, не увенчались успехом. В ответ ему было лишь молчание и грубость. Пленников связали цепочкой между собой словно рабов, опасаясь, что кто-то из них попытается сбежать. Ехать было чрезвычайно неудобно. Помимо того, что похититель перекинул меня через седло, рот мой быт заткнут и дышать было очень тяжело. Всю дорогу я ерзала и пыталась соскользнуть с седла, но сильные руки упорно удерживали мое хрупкое тело, а последние силы я потратила на то, чтобы попытаться освободиться от кляпа. Только после того, как вся кавалькада и пленники подъехали к замку, разбойник сжалился надо мной, а может и впрямь испугался, что я задохнулась, и снял с меня мешок, а также убрал кляп. После, он грубо стащил меня с лошади и отвел куда-то в сторону, ближе к кустам. Как только он вытащил кляп, я чуть было не задохнулась от свежей порции воздуха, хватая губами живительные порывы ветра посреди ночного леса. Голова кружилась, тело немного тряслось от продолжительной скачки. Руки были по-прежнему связаны.  — Вот мы и встретились, моя сладкая. Уж не думал найти тебя живой. — голос, который был мне очень хорошо знаком, принадлежал рыцарю Храма, сэру Бриану де Буагильберу. Рыцарь стащил с себя маску и тряхнул головой.  — А я не думала, что когда-нибудь вновь попадусь к тебе в руки… — ответила я с трудом переводя дыхание. — Разве я отпускал тебя? Что-то не припомню. — рассмеялся храмовник, прекрасно понимая, что сбежать мне не удастся.  — Зачем? Ответь, зачем я тебе нужна? Ты ведь убедился, что я не шпион, не подосланная Ричарда или его людей, ни коварная отравительница. Я всего лишь человек, сбившийся с пути и та, кто хочет найти свой дом. — тщетная попытка пробить каменную стену была не к месту.  — Я не привык терпеть отказ или расставаться с тем, что завоевал своим луком и копьем. Ты принадлежишь мне и ты моя по праву победителя. А потому, только я и никто другой не может решить твою участь. — ответил Буагильбер, протягивая мне флягу с водой. — Выпей немного, это вода. Скоро будем на месте.  — Я не рабыня и не вещь! — крикнула я, отталкивая флягу. — Я — человек, свободный от рождения, и никто, слышишь, никто не в праве распоряжаться моей жизнью и свободой, кроме меня самой… Никто не в праве делать за меня выбор… Никто не в праве решать жить мне или умереть…  — А вот тут ты ошибаешься, мое солнышко, теперь все вы в наших руках, как ваши жизни и судьбы. — спокойно ответил Бриан, вновь протягивая мне воду. — Выпей немного, я не хочу, чтобы тебе стало совсем плохо. Ты еле держишься… Знаю, я виноват… Моя горячность и несдержанность.  — Несдержанность?! Горячность?! — удивительная наглость храмовника заставила меня раскрыть рот.  — Да, я был не сдержан и пьян. — ответил Буагильбер, помогая мне напиться. — И я желал тебя, ты мне понравилась. А твой пыл и сопротивление только дали огню разгореться еще сильней.  — Значит, я во всем виновата?! Неправда… Ты мог получить любую женщину. Зачем тебе искать какую-то бродяжку? Да и все те удовольствия, которые можно купить за деньги, тебе вполне доступны. — проговорила я, качая головой и отдавая обратно флягу, пить со связанными руками был еще тот фокус. — Пойдем, нам пора ехать. — Бриан хотел сказать что-то другое, но резко оборвал свою речь и вновь потащил меня обратно к лошади, накинув на голову мешок.

***

Наконец, не смотря на ночное время, кавалькада разбойников и их пленники выехали на дорогу. Проехав так еще какое-то время, весь отряд поскакал быстрее. На этот раз путь им был знаком. Занималась заря и уже через мгновение в дали показались очертания замка. Судя по насмешливому взгляду Седрика, ему был знаком сей пейзаж — это был Торкилстон. Замок невиданный по своим размерам, мощный, возвышавшийся на холме подобно гигантскому утесу, обнесенный большим, глубоким рвом с тухлой сточной водой, двойной каменной толстой стеной и, вдобавок, двойным частоколом, за которым располагалась немалая охрана и стая лучников, охранявшая покой обитателей замка днем и ночью — на тот случай, если кто-то посмеет покуситься на собственность барона Реджинальда Фрон де Бефа, его всегда ждал «теплый» прием. Торкилстон оказался вовсе не таким, каким было описание в книге. Замок был куда мощней, больше и лучше защищен. Множество стрелков высыпали на стены замка и башен, как только отряд приблизился к дороге, ведущей прямиком ко рву. Со всех сторон Торкилстон был окружен башнями, а также еще одной широкой крепкой каменно стеной внутри. Такой замок было не возможно взять штурмом без специальных осадочных машин, да и вместе с ними, смельчаку, отважившемуся на подобную глупость, понадобился бы не один месяц и многочисленная армия. Кавалькада остановилась перед рвом и один из разбойников протрубил в рог, оповещая о прибытии. Вода во рву была мутной и грязной, кое-где изменив цвет из-за тины. Запах, который витал в воздухе не отличался благородными оттенками. Но я рано приписала смердящее «благовоние» воде. Когда мы подъехали еще ближе, перед нами предстала ужасная картина. На закрытых воротах замка, окованных железом, висело чье-то полуразложившееся тело. Наверняка, этот несчастный был одним из нарушителей закона об охоте, либо кто-то из многочисленных врагов барона. Спустя мгновение, тяжелый мост начал опускаться, открывая дорогу в замок. Ворота и тяжеля железная решетка с шипами с грохотом поднимались, впуская отряд во внутренний двор замка. Когда мы ехали по мосту, мой пленитель сжалился и снял мешок с моей головы. Наконец-то я смогла глотнуть воздуха, но тут же чуть не задохнулась от запаха разлагающегося тела на воротах. Зрелище было впечатляющим и мерзким.  — Закрыть ворота и поднять мост! — первая фраза, которая донеслась до меня, принадлежала хозяину замка Торкилстон барону Реджинальду Фрон де Бефу. Он спустился во двор вместе с четырьмя слугами и двумя сарацинами Буагильбера. Облаченный в длинную черную тунику из простого сукна и кожаный сюртук, доходивший барону до бедер, рыцарь оглядел пленников и усмехнулся. Остальные разбойники спешились и сняли маски. В них больше не было необходимости. Как оказалось, скрываться они вовсе не собирались. Возможно, изменив по дороге свой первоначальный план.  — Я не сомневался, что это ты, Реджинальд Фрон де Беф, встал на путь грабежа и разбоя! Проклятый стервятник! — выпалил Седрик, рванувшись в сторону норманна, но его ударил в живот один из слуг, заставив опуститься на колени перед своим хозяином. — И тебе доброе утро, Седрик. — рассмеялся чернобровый богатырь, сложив руки на груди и оглядывая свою будущую «долю» со всех сторон. — Не могу сказать, что рад видеть саксов у себя в гостях, но как ты уже догадался, я буду рад расстаться с вами за определенную сумму.  — Сколько ты хочешь за нашу свободу? Не трогай женщин… Мы заплатим выкуп вдвое больше… — начал было Седрик, в надежде, что леди Ровену и остальных служанок опустят.  — Не перестаю удивляться тебе, Седрик. — продолжал с насмешкой Фрон де Беф. — Ты мой пленник, под моей охраной, с петлей на шее, а смеешь ставить условия? Ей богу, еще и торгуешься! Дело не касается женщин, а также раненного Айвенго и евреев. Уведите их.  — Не забудь забрать свою награду, де Браси, иначе твоей красоткой не побрезгует кто-нибудь из моей охраны. — также насмешливо и спокойно произнес барон, кивнув в сторону побледневшей Ровены. Ее разлучили со служанками, но руки как остальным вязать не стали. Несчастная саксонка дрожала и еле держалась на ногах. Де Браси не стал дожидаться повторного приглашения и любезно попытался взять Ровену под руку, но девушка с криком отшатнулась от норманна, закрыв лицо руками.  — Не смей трогать Ровену! — выпалил Ательстан и попытался вырваться, почти разорвав веревки. К нему подскочило сразу несколько стражников, чтобы утихомирить разбушевавшегося сакса. Сопротивляющегося Конингсбургского увели вслед за Седриком куда-то в глубину замка. Де Браси колебался какое-то время, но взглянув на снимающего маску де Буагильбера, поспешил силой увести Ровену со двора.  — Этих, вниз! — скомандовал Фрон де Беф, глядя на еврея и саксов. Слуг Седрика и Ательстана тоже куда-то увели, как и стенающего Исаака.  — Неплохая добыча, сэр барон. — Бриан наконец-то подал голос и подмигнул Реджинальду.  — Недурно, сэр храмовник. — рассмеялся Фрон де Беф, по-видимому, уже представив как будет выколачивать из саксов и Исаака выкуп. Оба они теперь смеялись во весь голос, а барон похлопал Бриана по плечу и наконец повернулся к Ребекке.  — А не много ли женщин для одного рыцаря Храма? — Реджинальд вновь рассмеялся, заметив как Буагильбер стащил меня с лошади и развязал мои затекшие запястья. — Ты не представляешь, дорогой Реджинальд, мне повезло найти свою красавицу, она была вместе с евреями. Вот уж никак не ожидал найти, мою служанку после побега. — ехидно ответил Буагильбер, хватая меня за шею сзади и осторожно поглаживая.  — Вы же не причините ей больше боли, чем уже сделали? Она не здорова и нуждается в помощи и уходе — отчаянно взмолилась Ребекка, опасаясь, что Бриан прикажет меня высечь на правах хозяина за мою провинность. Причина была проста как ясный день — побег карался также серьезно как и нарушение закона об охоте. Порка — это было самое невинное наказание.  — М-м-м-м-м, какой нежный, милый голосок. — ответил храмовник и сдернул с Ребекки покрывало. — А бриллианты и изумруды еще милей! — подхватил Фрон де Беф, приблизившись к еврейке и разглядывая серьги и ожерелье. Он уже было протянул руку к Ребекке и хотел схватить драгоценность.  — Не смей ее трогать, жердяй! Или хочешь последовать примеру своего отца? — выпалила я и ударила по руке барона. Мне уже было все равно, что они со мной сделают, лишь бы не трогали Ребекку. Все самое плохое, как я думала, уже произошло. Девиз, который я прочитала вслух, был грубо начертан на одном из щитов, висевших у самого входа в замок.  — Твоя красотка и впрямь дерзкая! Ты еще и грамотная? — глаза барона сверкнули недобрым огнем, когда он услыхал собственный девиз на гербе. — Где ты ее нашел, Бриан?  — В лесу! — рассмеялся Буагильбер и принял самую непринужденную позу, чтобы смягчить гнев своего друга. — Кажется я начинаю понимать, почему ты так грустил о пропаже. — усмехнулся Фрон де Беф, а его черные глаза устремились на меня. В них отражался интерес и похоть. — Может уступишь мне свою малютку на вечер-другой?  — Не сегодня, Реджинальд. Да вид у нее… Сам понимаешь. — храмовник прищурился и вовсе не был рад моему «выступлению» и вниманию со стороны барона, но и ссориться со своим другом он тоже не хотел.  — Что ж, развлечемся в другой раз, а пока мне нужно заняться евреем и Седриком. — кивнул Фрон де Беф, вновь одарив меня противным скользким взглядом. — Я бы свернул тебе шею, цыпленочек, если бы не Бриан. — процедил барон, наклоняясь ко мне ближе и обдавая лицо запахом вина смешанного с чесноком. — Только ради тебя, друг мой. После, он ткнул храмовника пальцем в грудь и проследовал широкими шагами в ту часть замка, куда утащили Исаака. Ребекку, раненного Айвенго в носилках и меня, Буагильбер приказал отвести в дальнюю башню. Все это время, пока происходила дележка трофеев, я видела немолодую женщину, которая наблюдала за нами у порога замковой двери. Ее длинные седые волосы рассыпались по плечам и груди длинными прядями. Платье было поношенным, а небольшая шерстяная накидка кое-где была залатана, а где-то вновь протерлась. Глаза ее вовсе не были безумными или страшными. Это были очи полные печали и горести, сожаления и бессилия, когда она увидела новых пленниц. Тонкие сухощавые пальцы перебирали какой-то клубок, похожий на скомканный моток плохо обработанной шерсти, а ее бесцветные губы что-то прошептали, когда нас с Ребеккой потащили в башню. Эта была Урфрида — я узнала ее. Дочь покойного Торкиля Вольфгангера, Ульрика, уже более тридцати лет жила бок о бок со своим насильником и мучителем.

***

Двери захлопнулись за двумя стражниками, как только они внесли в комнату раненного Айвенго, уложив его ближе к стене. Щеки Уилфреда пылали, а сам рыцарь бредил и периодически терял сознание. Третий слуга оставил нам два кувшина с водой, хлеб и мясо. На столе, что был чуть подальше от небольшого узкого окна, стоял еще один кувшин с вином. Там же лежала большая головка сыра и яблоки.  — Ему нужно сбить жар и перевязать раны. — Ребекка тут же принялась за дело. — А тебя нужно осмотреть. Ты вся бледная, да и кровь никак не остановиться. Мне нужны травы и чистая вода… Но, где же их раздобыть…? Особенно травы. — Не трудись, еврейка — неожиданно раздался женский голос. — Вот, дай этой несчастной выпить отвар. Урфрида тихо зашла в комнату с небольшим кувшином в руке и маленьким свертком. Ее конура, ибо, этот угол был похож на скорее на конуру, чем на что-то пригодное для жилья, была рядом с нашей комнатой и отделялась небольшой деревянной дверью. Там Ульрика, а ныне Урфрида, коротала свои дни в одиночестве и забвении, влача жалкое существование приживалки. Некогда очень красивая молодая женщина превратилась в старуху с обреченным взглядом и выцветшими от горя и слез глазами.  — Выпей все до капли. — обратилась она ко мне, протягивая питье.  — Что это? — поинтересовалась я, скептически принюхиваясь к напитку.  — Пей и не спрашивай. Неужели ты хочешь понести от своего мучителя? Сколько прошло дней? — сказала Урфрида серьезно оглядывая мои раны. И ведь она была права! Почему-то я совершенно об этом не подумала.  — Что? С тех пор… — я была смущена и стыд сковывал, чтобы говорить о подобном.  — Тебе нечего стыдиться, дитя. — продолжала Урфрида, будто прочитав мои мысли и страхи. — Не ты первая, не ты последняя, кто стал презренной жертвой победителей как и я когда-то. Сколько дней прошло с того момента, когда храмовник надругался над тобой?  — Два дня… — тихо ответила я, опустив голову.  — Что ж, тогда пей это немедленно и еще три дня после, будем надеяться, что отвар тебе поможет. — ответила Урфрида и слегка коснулась ладонью моих волос, ласково убирая выбившиеся пряди с лица. Ребекка приняла снадобье из ее рук и поднесла к губам. Знакомый горький привкус вселял надежду.  — То, что надо. — кивнула она в подтверждение и отдала мне напиток. Я зажмурилась и выпила все до последней капли горький настой, стараясь не думать о составе средства. Не успела я поставить кувшин на стол, как на лестнице, ведущей в комнату, послышались шаги, а потом звуки ключа, отпирающего дверь.

***

Дверь отворилась и в комнату вошел Бриан де Буагильбер. Он успел переменить одежду разбойника и предстать перед нами в своем обычном виде. Белоснежный плащ с красным восьмиконечным крестом ниспадал крупными складками, а начищенные золотые шпоры блестели и отражали тусклый свет факелов. На груди рыцаря красовалась толстая золотая цепь, которая оканчивалась интересным символом в виде круга со списанным восьмиконечным крестом. Внутри креста было изображение двоих рыцарей-храмовников, едущих на одной лошади. Точно такой же символ я рассмотрела на рукоятке меча, торчащего из кожаных ножен. За поясом храмовник носил длинный обоюдоострый кинжал. Он остановился и еще какое-то время разглядывал свою «добычу».  — Выйди, Урфрида, я позову, если понадобиться помощь. — сказал Бриан. Урфрида еще раз мельком взглянула на меня и вышла.  — А теперь, мне кое-что следует объяснить вам обеим, — продолжил храмовник, расхаживая по комнате. — Отныне ваши судьба, как и жизнь раненного Айвенго, находятся в моих руках.  — Вот — начала Ребекка, решив задобрить Буагильбера, протянув ему свои драгоценности, которые так понравились Фрон де Бефу перед тем, как нас отвели в башню. — Возьми золото и будь милосерден к нам и моему старому отцу. Здесь изумруды и бриллианты большой ценности, они помогу купить удовольствия и все, что пожелаешь.  — Прекрасный цветок Палестины — отвечал Бриан, глядя на Ребекку с неподдельным любопытством. — Эти сокровища ничто по сравнению с твоей красотой. Но, видишь ли, тебе придется очень постараться, чтобы заменить мне мою потерю. Я имею в виду мою дерзкую служанку, которая имела глупость сбежать. Если будешь со мной ласковой и уступчивой, обещаю замолвить словечко за твоего отца перед Фрон де Бефом. Ребекка испуганно глядела на храмовника и крепко взяла меня за руку, словно предчувствуя что-то дурное.  — Нет. — сказала я тихо, поднимаясь с лавки, не выпуская руку Ребекки из своей. — Ты не тронешь эту женщину. Если уж начал измываться надо мной, так имей смелость довершить начатое!  — Тебе никто не давал право открывать рот, солнышко, тебя ждет кнут, моя сладкая. — ехидно усмехнулся Бриан, постучав пальцами по рукоятке хлыста, который висел у пояса по другую сторону от ножен. — Но я не сержусь на тебя и буду снисходителен, и даже нежен, если эта красавица покориться мне добровольно. Я даю слово, что хлыст не коснется ни твоей бархатной кожи, ни лица. А теперь вставай и иди за мной.  — Я никуда с тобой не пойду и не позволю тебе тронуть Ребекку, бесчестный ты человек! — выпалила я, разозлившись. — Не тебе решать и не тебе ставить условия. — ответил Буагильбер со свойственным ему спокойствием, усмехнувшись и не принимая мои слова всерьез. — Я сказал, вставай и иди за мной. Что касается евреев — их участь давно решена, ты все равно не сможешь защитить ни Исаака, ни этот прелестный цветок.  — Это мы еще посмотрим, я не намерена отдавать на растерзание ту, которая спасла мне жизнь! — выкрикнула я. Сама того не ожидая, я подскочила и выхватила меч из ножен храмовника и вновь отскочила назад, закрывая Ребекку собой. Бриан опешил на какой то момент, не ожидая такого поворота событий. Меч был тяжелый, даже двумя руками удерживать его было непросто, но я твердо решила не сдаваться и не давать нас с Ребеккой в обиду. Пусть только попробует!  — А вот это уже интересно! — воскликнул Бриан, медленно приближаясь, словно почуяв добычу. — Я всегда знал, что в тебе есть что-то необычное, подобное редко встречается среди женщин. Этот запал и смелость, граничащая с отчаянием, придающая тебе силы. Что ж, я по достоинству оценил твою храбрость и мужество, а теперь — отдай мне меч.  — Черта-с два! Сэр рыцарь, никак не ожидал, что запуганные и слабые женщины могут дать тебе отпор? — я злилась, железо тянуло руки вниз. Меч был очень тяжелым и предназначался отнюдь не для каждого воина, но отдавать его я не собиралась. Да и рассчитывать на какую-либо милость со стороны храмовника тоже не приходилось.  — Неужели ты думаешь, что я буду драться с женщиной? Этот меч слишком тяжел для тебя. — рассмеялся Буагильбер, подходя еще ближе. — К тому же, да будет тебе известно, моя красавица, я бы не стал драться с тобой и в том случае, если бы ты родилась мужчиной. На свете есть всего лишь два рыцаря, кто мог быть мне равным в боевом искусстве: король Ричард Львиное Сердце и Уилфред Айвенго. Но Ричард вряд ли решился бы бросить мне вызов и он далеко в чужеземной тюрьме, а сэр Десдечадо сейчас ни на что не годиться.  — Я всегда готов сражаться с тобой, подлый храмовник! Оставь этих женщин в покое… — Уилфред тщетно пытался бодриться, но раны его были слишком тяжелы и помочь нам в эту трудную минуты рыцарь не мог.  — Сначала залечи свои раны и встань на ноги, а пока, ты ничем не отличаешься от той падали, что висит на воротах замка Реджинальда Фрон де Бефа. — рассмеялся Бриан, отвесив солидный удар ногой в грудь своему сопернику. Айвенго тихо застонал и скорчился на полу. — Ну, что, мой маленький птенчик? — храмовник вновь обратился ко мне, на этот раз его глаза сверкнули и сосредоточились на моих дрожащих руках. — Решила бросить мне вызов? Я согласен принять его и повоевать сегодня же ночью в моей постели! Клянусь, буду сдержан и учтив, не так как в первую ночь, предоставив место даме. Что скажешь, моя сладкая? Самоуверенная улыбка храмовника просто выводила меня из себя, но попадаться на провокацию было бы слишком глупо. Я еще сильней сжала меч в руках, а Ребекка, изрядно напуганная происходящим, вцепилась мне в плечи, прижимая меня к себе.  — Даже, если бы Господь сотворил меня мужчиной, даже, если бы мои руки были вдвое сильней, я бы не стала марать об тебя столь благородное оружие, а просто бы пришибла тебя багром или кнутом, сэр храмовник! А теперь — пошел прочь, ублюдок своего ублюдочного ордена! — выпалила я и сделала несколько взмахов мечом, да так ловко, что Буагильбер резко отскочил, а улыбка тут же сползла с его лица и на смену ей пришло серьезное и злобное выражение.  — Отдай мне меч, немедленно, если не хочешь, чтобы твои спасители пожалели о том, что родились на свет! — рявкнул храмовник, вынимая длинный обоюдоострый кинжал из-за пояса.  — Попробуй взять! — ответила я с вызовом. — Не бойся, ничего не бойся. — шепнула я Ребекке.  — Мне и брать не придется, отдашь сама! Или я перережу ему горло! — с этими словами Буагильбер схватил Уилфреда, который еле держался, чтобы не потерять сознание от боли и потери крови, и приставил кинжал к его горлу. Сопротивляться рыцарь не мог, остатки сил почти что покинули храбреца и сэр Десдечадо в руках храмовника сейчас напоминал тряпичную куклу нежели грозного соперника.  — О, праведный отец Авраам! Отпусти несчастного или ты настолько жесток и бесчестен, что собрался добить раненного?! — Ребекка не выдержала, а полу-обморочный вид Айвенго пугал ее куда больше, чем сам разгневанный Бриан.  — Ну, как я погляжу, твои друзья не разделяют твоей бравады, мой птенчик. — продолжал Бриан, неотрывно гладя на мои руки. — Отдай меч, пока дело не зашло слишком далеко! И кончим эту мистерию! Не сомневайся, я прирежу златокудрого сакса и даже глазом не моргну! Взывать к моей чести и совести в вашем положении было бы также глупо, как призывать всех существующих богов и пророков! Я не намерен уступать ни пяди своих прав даже тогда, если бы передо мной стояло целое войско неверных сарацинских псов!  — А знаешь, режь. Добей своего врага, а я швырну твой меч в сточную прогнившую канаву, что окружает замок, если конечно, не найду другого применения этому куску железа! — отозвалась я на предложение храмовника. Окно было узким, пролезть сквозь него было бы невозможным, но не настолько, чтобы туда нельзя было выкинуть меч или еще что-нибудь побольше.  — Ну, давай, бросай! В оружейной Фрон де Бефа нет недостатка в выборе — меч или секира вполне меня устроят! А после всей этой заварушки, мне ничего не будет стоить получить новый меч в ближайшей прецептории моего ордена! Наши кузнецы изготовят лучше прежнего. — злобно ответил Буагильбер, притиснув кинжал к самому горлу Айвенго. Тонкая красная линия обозначилась на бледной коже сэра Десдечадо.  — Не думаю, что в каждой прецептории твоего ордена куют мечи с особой печатью прецептора — два рыцаря, едущие на одной лошади — символ бедности и смирения? Чего нельзя сказать о тебе, сэр Бриан де Буагильбер. — сказала я, делая вид, что разглядываю рукоятку меча. — И родовым гербом в придачу на другой стороне, не так ли? Или рыцарю Храма не будет зазорным огласить истинные причины потери своего оружия? Интересно было бы послушать славную байку о том, как столь уважаемый брат во Христе, храбрейший воин ордена, потерял свой меч, да вдобавок с родовым гербом в сточной канаве замка своего дружка-бандита. — ответила я и приблизилась к окну. Храмовник замолчал на какое-то время и только сверлил меня горящими темными глазами. Потеря оружия для рыцаря Храма грозила суровым наказанием.  — Отдай меч, мерзавка! Я прирежу не только эту падаль, но и старого еврея! Не думаю, что твоя спасительница обрадуется подобному обмену! — наконец крикнул он, а лицо Буагильбера вновь приобрело багровый оттенок, исказившись судорогой.  — Что мешает тебе пойти и поискать его в канаве после?! Я умею держать слово. — я не отступала, вцепившись в рукоятку меча, что было сил. В этот момент, когда напряжение достигло апогея и даже воздух раскалился, прозвучал звонкий протяжный сигнал боевого рога.  — Я слышу звуки трубы, возможно мое присутствие необходимо. — быстро и спокойно проговорил храмовник, будто найдя центр опоры и спокойствия, отшвыривая Уилфреда к стене и убирая кинжал. — Наш разговор еще не окончен. Я не буду заступаться за евреев перед Фрон де Бефом, если немедленно не отдашь мне мой меч. Старика прикажут повесить прямо во дворе, а что касается этой красавицы — мои слуги, как и стража барона, будут рады развлечься сегодня вечером. Соображай быстрей, меня ждут! Мне ничего другого не оставалось, кроме как бросить меч на каменные плиты комнаты и отшвырнуть его ногой в направлении к храмовнику. Бриан подобрал свой меч и, сверкнув темными глазами, быстро вышел из комнаты, со всей силой захлопнув за собой дверь и заперев ее на ключ.

***

Казалось, все самое страшное позади и бояться больше нечего, но я понимала — все еще только началось.  — Ты спасла меня! Нас, нас всех! — Ребекка крепко обняла меня, руки ее и голос немного дрожали от волнения и недавней близкой опасности. — Но ты не должна так больше рисковать — добавила она, серьезно осматривая мое пылающее лицо и приложив свою руку к моему лбу. — У тебя вновь разыгрался жар.  — Все хорошо… — проговорила я, ощущая неимоверную слабость в ногах. — Все хорошо, не могла же я позволить этому стервятнику… Договорить я не смогла, ноги были будто ватными, а тепло вновь пронзила невыносимая боль. Отчаяние перехлестывало все остальное. Надежда на спасение таяла с каждым днем, а теперь вновь оказаться в плену, в моем положении, было равносильно медленной смерти. Мне было страшно не только за себя, но и за Ребекку, за ее отца, который так милостиво разрешил остаться в их доме, да еще сам предложил не только довести меня до нужного места, но и отправиться с ними в Йорк и, если понадобиться, жить с ними под одной крышей в случае нужды и одиночества. Что я могла предпринять и как спасти своих друзей? Мои руки были слабыми, а тело болело. Все было против нас. Я чуть было не упала на каменные плиты, если бы Ребекка не помогла мне присесть на широкую деревянную скамью. Слезы хлынули из глаз, а плечи тряслись от рыданий. Я не выдержала напряжения и дала волю чувствам…  — Я виновата… Втянула вас в этот ужас… Никогда себе не прощу… — мой тихий шепот нарушал тишину, которая на какое-то время воцарилась в комнате.  — Что ты, не надо, не плачь. — успокаивала меня Ребекка, обнимая и поглаживая по голове. — Ты ни в чем не виновата, ты настолько храбрая и мужественная… Ты спасла нас всех…  — Я не спасла, а лишь отсрочила приговор. — отозвалась я, вытирая заплаканные глаза. — А возможно, накликала беду… Храмовник не простит такого унижения… Не простит всем нам…  — Не твоя в том вина, что этот человек жестокосердный и беспощадный. Тебе нужно прилечь и вновь выпить отвар. Прошу, за это короткое время ты стала настолько близка нашей небольшой с отцом семье, что чем-то напоминаешь мою погибшую сестру… — тихо проговорила Ребекка, а глаза ее увлажнились. — Она была такая же красивая и храбрая как и ты… Надежда и гордость отца… Я отняла руки от лица, поглядев на Ребекку. Ее большие темные глаза излучали такую нежность и заботу, что было трудно противиться умелому лекарю, врачующему не только тело, но и душу.  — Почти вся наша семья лежит в склепе наших предков. — продолжила Ребекка, поднеся к моим губам свежей воды из кувшина. — А когда каменная плита легла на могилу моей сестры, отец совсем потерял надежду и состарился за один день. Я не хочу потерять и его… Я больше не хочу никого терять. Пожалуйста… — Но, прошу, прости мне мою слабость. — добавила она поспешно, по всей видимости опасаясь навредить мне своим откровение еще больше.  — Все будет хорошо, Ребекка, хоть я сама слабо верю в добрый исход, но мы выберемся… А если нет, то просто так сдаваться я не собираюсь. — ответила я, улыбнувшись и вытерев окончательно влагу с лица. — Давай сюда еще отвар и травы, я готова выпить любую гадость, лишь бы по-скорей встать на ноги. Ребекка была рада моему настрою и потом, я вполне могла позаботиться о себе, тем самым высвободив время для Айвенго, который по-прежнему был в плохом состоянии. Наша целительница вновь незамедлительно занялась ранами сакса. Наступил вечер. Ульрика заходила проведать нас и принесла большое спряденное шерстное одеяло, а еще небольшой кувшин молока. Последующая ночь выдалась очень холодной. В башне гулял и завывал ветер. Каменные стены были словно ледяные, но, не смотря на холод, Айвенго задремал, а его жар удалось унять. Это был добрый знак. Пока нас еще грела слабая надежда на спасение. Но заснуть я не могла. В моих мыслях, словно тени, мелькающие на каменной стене замка, вставали те, кто был мне так дорог, все то, что превратилось в прах и то, что когда-то было моей жизнью. Теперь — все это лишь тени… Тени на каменной стене.