А ведь сады мне даже не нравятся

В комнате стоял очень сильный фруктовый запах. А с улицы тянуло ароматом пыли. Шото лениво открыл глаза, медленно перевернулся на спину, пытаясь сообразить, где находится. Окинул стены взглядом, понял, что в своих покоях. Через силу сел, зевая. На улице стояла жара, полдень. Тодороки потер виски, только сейчас понимая, что он полностью обнажен. Нахмурился. В голове постепенно начали всплывать воспоминания. Альфа зевнул, обернувшись на другой край кровати, где кто-то лежал. – Ух, – Шото тяжело выдохнул. На постели, завернувшись в одеяло, мирно спал его новый слуга. Он морщился во сне, пряча лицо в подушке. Тодороки болезненно застонал, вновь подумав, какой же этот омега несимпатичный. Но это мелочи. По сравнению с тем, что он сделал. Если воспоминания не врут, у него начался гон. Как последний дурак, альфа не ушел. Вынудил этого… переспать с ним. – Как же так, – Шото запустил пальцы в волосы, – мой первый раз… и с кем? С этим? Да о чем я только думал… – он устало вздохнул, пытаясь привести чувства и мысли в порядок. Как они оказались в комнате, Тодороки помнил очень смутно. Были же вроде в ванной. Вряд ли он сам бы перетащил Изуку сюда… хотя… Альфа встряхнул головой. Сколько слуг, должно быть, видело их! Какой ужас… Он медленно поднялся, потягиваясь. Единственным плюсом во всем этом было только то, что он наконец выспался. Будто Мидория был его лекарством… Шото начал одеваться, хмурясь. Небось, слухи уже расползлись по всему дому и за его пределы. Он глянул в зеркало – вид странный. Глаза красные, губы опухшие. Наверное, от множества поцелуев. Тодороки тихо застонал. Он же всегда считал себя серьезным человеком, способным контролировать желания тела. Но вот появляется этот случайный омега, который в один момент всё рушит… Альфа решительно подошел к нему, нависнул над спящим. Захотелось разбудить, но почему-то передумал. Изуку так смешно улыбался во сне. Его волосы были спутаны, губы так же истерзаны. На плечах осталось много красных пятен. Шото осторожно приподнял край одеяла. Омега ровно так же был полностью обнажен. На его бедрах явственно проступали следы от укусов и синяки. Тодороки нахмурился, но так и не смог вспомнить момент, когда он сжал Мидорию ладонями слишком сильно. Тот не сопротивлялся, напротив, шептал что-то о том, чтобы альфа обнял его крепче… – Что же теперь делать? – Шото присел на край кровати, потирая виски. – Какой кошмар… Нет, я, конечно, не собирался вступать в брак, но… не хочется, чтобы обо мне пошли дурные слухи, – проговорил он вслух. На его реплики никто не отозвался. Только омега что-то тихо забурчал и перевернулся на другой бок к нему спиной. Тодороки глянул на него и вздохнул. Едкое чувство вины пронзило его сердце. Неясно, откуда взявшееся. Альфе казалось, что Изуку этого не хотел. Он пытался, но не мог вспомнить момента, где омега дал бы ему вслух согласие. – И чего меня это заботят его чувства? – пробормотал Шото, потирая виски. Он поморщился. Раньше ему было всё равно по большей части на слуг. А с Мидорией всё по-другому. Тодороки ещё раз на него глянул. Такой же уродливый, каким он его помнит. Но почему-то былого отвращения Шото не испытывает, нет. Неужели из-за ночи, что они провели вместе? Или из-за чего-то другого? Ведь и раньше альфа испытывал странные чувства рядом с ним. Спокойствие, радость, даже восторг. Он задумался, пытаясь проанализировать свои действия. С самого начала рядом с этим омегой он чувствовал себя не так, как с другими. Благодаря нему легко засыпал, чувствовал необъяснимую легкость. А ещё и гон… Не то, чтобы раньше Тодороки удавалось сдерживать себя рядом с омегами. В армии их не было. От тяжелых запахов легионеров гон, как рукой снимало. Через дня два, а то и один. Но рядом с этим Изуку… Стоило Шото вспомнить то буйство эмоций, что он испытал, ту жажду и огонь, что разгорались внутри, как вопрос, почему он не сдержался, отпал сам собой. Это было просто невозможно, нереально. Никогда прежде Тодороки не испытывал такого влечения, такого желания. И причина была не в том, что Мидория – омега. Нет. В чем-то другом. С Изуку и без его сущности что-то не так… – Эй, – альфа потрепал его по плечу, решив всё же разбудить. – Эй, а ну просыпайся. Хватит валяться! – в его голосе послышались вновь приказные нотки, из-за чего Шото сразу же почувствовал себя глупо. Может, ему не стоило тревожить омегу сейчас? Пусть отдохнет… Тодороки передернуло от мысли, как всё это должен был воспринимать Изуку. У него-то не было гона, точнее, течки, он здраво воспринимал всю ситуацию. Ну, насколько это вообще возможно в окружении огромного количества запаха… Рядом с альфой во время гона многие омеги теряют голову… Шото встряхнул руками и отошел к окну, вдыхая свежий воздух. В комнате стояла ядреная смесь их природных запахов. И Тодороки соврал бы, если бы сказал, что ему не нравится фруктовый аромат. Но… стоит уже освежить голову. Альфа вновь прокрутил в голове момент того, как потащил с собой омегу в дом. Тот не сопротивлялся, нет. Мидория ни разу не сказал, чтобы его отпустили, что он не хочет. Он не пытался вырваться, убежать, поднять шум, нет. Но и своего явного согласия омега не дал… Шото болезненно застонал. Он никогда не отличался хорошими душевными и личностными качествами. Людей не жалел, шел буквально по головам. Но насиловать омег… нет, это что-то за гранью, признак нездорового человека. – Просыпайся скорее, – громко повторил он, обернувшись к слуге, и вдруг обнаружил, что тот уже не спит. Изуку сидел на кровати. Он завернулся в одеяло и удивленно осматривался по сторонам, пытаясь понять, где находится. – Ох, – омега вздохнул, робко улыбнулся альфе. Того от этой улыбки передернуло. Тодороки удивленно уставился в ответ. Мидория ни на грамм не стал красивее, нет. Но почему-то Шото перестал считать его таким уж отталкивающим. Запах, взгляд, эта глупая, неуверенная улыбка… очень ему нравились. – Доброе утро, – непроизвольно вырвалось у Тодороки. – Э… – он опешил от собственной любезности. Никогда ещё не был так мил к слугам. – Как спалось? – М… – Изуку нерешительно улыбнулся шире. – Хорошо… Он убрал волосы с лица, медленно поднялся, оглядываясь по сторонам в поисках своей одежды. Таковой здесь не оказалось. Шото со вздохом подумал, что она осталась где-нибудь в ваннах. Своей одежды, в которой он был, тоже нигде не видно. Он сам взял новую, из шкафа. – Я… – Тодороки нервно вздохнул, – э… Мидория неуверенно перемялся с ноги на ногу, морщась. Кажется, он испытывал некоторый дискомфорт. Альфа постеснялся думать над тем, что же они такое делали… – Я… – Изуку так же нерешительно на него посмотрел, – эм… вы… то есть, можно спросить? – он медленно подошел к нему, продолжая кутаться в тонкое одеяло. Шото в обычной ситуации обязательно разозлился из-за того, что он волочит его край по полу, но только не в этот раз. Он злился на всех и всегда, но не мог злиться в присутствии Мидории и, тем более, на него. – Д-да, – Тодороки нерешительно кивнул. Он чувствовал себя ужасно глупо. Не мог отделаться от мысли, что принудил омегу к соитию, из-за чего сейчас вел себя тихо, сдержанно. – То… что вы вчера говорили… – Изуку закусил губу, – это всё серьезно? – он поднял на альфу глаза, полные надежды. Шото нахмурился. Он напряг память, вспоминая. – Э… а что я вчера говорил? – уточнил Тодороки. Мидория опешил. Он отступил, опуская глаза. – Ну… да… я должен был догадаться, что вы говорите это только из-за гона, – его лицо приобрело очень грустное, печальное выражение. – А я… дурак, понадеялся, – он усмехнулся и присел на край кровати, не поднимая головы. Шото удивленно на него уставился. Он всплеснул руками взволнованно и нерешительно к нему подошел. Почему-то из-за такого выражения лица у этого омеги ему становилось не по себе. Как-то особенно грустно, страшно. – А что я говорил? – повторил альфа свой вопрос. – Если вы не помните, то это неважно, – Изуку отвернулся, махнув рукой. Тодороки нахмурился, недовольно на него уставившись. Да, его терзают чувство вины и глупые переживания. Да, он чувствует себя страшно глупо, нехорошо. А рядом с этим омегой всегда расплывается, превращается в безвольную тряпку, но у него всё ещё есть гордость. Шото хорошо помнит, как он трудился для того, чтобы стать господином. – Отвечай мне, – потребовал альфа, нависнув над слугой. Тот задрожал, не поднимая головы. – Это… это правда неважно, – тихо прошептал он. – Отвечай, – потребовал Тодороки. – Что я такого говорил? – он тщательно скрывал волнение в голосе. – Обещал тебе… что-то? Золото? Хорошую жизнь? Что? – Нет, – Мидория покачал головой и грустно улыбнулся. Он поджал губы, как будто еле сдерживался от слез. – А что тогда? – Шото схватил его за плечо и встряхнул, вынудив посмотреть на себя. Ему необходимо было знать, чего он такого наговорил, что довело Изуку до такого состояния. – Пожалуйста, я не хочу повторять, если это всё неправда, – выдавил из себя омега, вжимая голову в плечи. По его щекам медленно потекли слезы. Альфа опешил и отпрянул, осторожно присев рядом с ним на кровать. Он молчал некоторое время, обдумывая. Его раздирали противоречивые чувства. Гордость твердила, что до какого-то слуги ему не должно быть дела. Но всё остальное сопротивлялось, кричало, что надо его пожалеть, приласкать. – Почему ты плачешь? – тихо и неуверенно спросил Тодороки. – Из-за того… что я… не помню, что говорил? Или из-за того, что наобещал? Если я что-то обещал, ты скажи, я от своих слов не отказываюсь! – воскликнул он и поморщился. Будь на месте Мидории кто-то другой, он бы не стал так распинаться. Ведь во время гона он себя не контролирует, не понимает, что говорит. Из-за чего любые его слова становятся недействительными. – Нет… не надо, – омега закрыл лицо ладонями. Одеяло съехало с его плеч и упало куда-то на пол. Шото с беспокойством оглядел спину слуги. На той во многих местах остались красные пятна, следы от укусов. Новый укол вины пронзил сердце. – Ты плачешь из-за того, что я сделал? – шепотом проговорил Тодороки, делая ещё одну попытку угадать. – Из-за того, что я принудил тебя… – в его голосе явственно послышалась печаль. Изуку удивленно на него посмотрел и слабо улыбнулся. – Нет, вы меня не принуждали, – тихо протянул он. – Разве? – альфа нахмурился. – Не помню момента, где бы ты дал свое согласие… – выдохнул он. – Ну-у, – Мидория качнул головой, – ну да. Вслух я ничего не сказал. Как-то стыдно было… Но я не был против, – он посмотрел на Шото, его глаза показались слишком уж грустными. Тодороки нахмурился. – Так всё-таки… что я такого сказал? – вновь спросил он. Облегчение волнами накрыло его, как он понял, что, как оказывается, ни над кем не надругался. Принудить к соитию омегу кажется слишком ужасным, чем-то за гранью. – Вы сказали… – Изуку подался в его сторону, его глаза в надежде будто засветились, – что… что… – он закусил губу, нервно вздыхая. Сердце Шото отчего-то пропустило удар. Он нервно сглотнул, внимательно глядя на Мидорию. – Что? – шепотом спросил альфа. В голове закружилось множество вариантов того, что он мог сказать. Рассказать о своих проблемах со сном? Да нет, глупости… Наговорить гадостей? Да, это Тодороки может. По пьяне как-то такого наговорил одному из легионеров. Потому что всей душой его ненавидел. Но Изуку? К нему Шото не испытывает ничего… Альфа вздрогнул? Так уж ничего? Он встряхнул головой. Ничего дурного определенно. – Что вы любите меня, – тихо проговорил Мидория наконец. Он медленно вздохнул, внимательно глядя на Тодороки. – Что… хотите остаться со мной… – омега взволнованно вздрогнул. Шото опешил. Он дернулся, отклонившись назад. Начал лихорадочно перебирать воспоминания. Вот Изуку лежит под ним, тихо стонет… его лицо всё красное, уставшее. Альфа наклоняется к нему, целует, что-то шепчет… Тодороки вздрогнул. – Я такое сказал?! – воскликнул он в шоке. – Я? Да как можно? – Шото схватился за голову. Мидория грустно улыбнулся. – Что ж… ну да… конечно. Не волнуйтесь, это вас ни к чему не обязывает. Это же просто слова… к тому же, сказанные во время гона, я понимаю, – омега махнул рукой и отвернулся, покусывая губы. Тодороки удивленно на него посмотрел. Изуку замер без движения, глядя в пустоту. Нервно перебирал пальцами, будто еле сдерживался от того, чтобы не заплакать. – Неужели я такое сказал… – шепотом проговорил Шото и нахмурился. Он определенно испытывает к Мидории что-то. Чувствует рядом с ним себя так легко, хорошо, свободно. – Сказали… ладно, это не важно. – Нет-нет, – Тодороки положил ладонь на его плечо, пытаясь приободрить. Рядом с Изуку он испытывает нежное, теплое чувство. Ему так легко, так спокойно. Удается без проблем засыпать, приходит чувство окрыленности. Ровно так Шото чувствовал себя рядом с мамой. Ее он точно любил. Больше, чем можно представить. А как она умерла, так у него начались проблемы со сном, здоровьем… Но это всё же не одно и то же. Мидория разжигает в его груди пожар, страсть, желание. Никогда прежде Тодороки такого не испытывал. И он никак по-другому не может интерпретировать свои чувства, кроме как любовь… – М? – омега вздохнул. – Я… я просто, – он быстро утер со щек слезы. – Почему тебя заставляет это плакать? – тихо спросил альфа. – Ты надеялся, что если я буду любить тебя, мы будем вместе? И ты не будешь ни в чем нуждаться, будешь богато жить… да? – предположил он. Изуку нахмурился, чуть обиженно на него посмотрев. Нервно вздохнул и помотал головой. – Деньги… не сильно меня интересуют, – пробормотал он. – Нет… я просто… хотел, чтобы вы меня любили, – выговорил Мидория и вновь сдавленно заплакал. – Простите меня, – его голос задрожал. Шото нерешительно приобнял его рукой за плечо. Он не обладал сильной эмпатией и не знал, что делать в таких случаях. – Всё хорошо, – проговорил неуверенно. – Почему для тебя это важно? – уточнил он. – А вы не видите? – Изуку поднял на него вмиг распухшие глаза и снова заплакал. – Я же вас… вы же мне… я… вы… – он закусил губу. У Тодороки от его грустного выражения лица, слез, тихого плача и вдруг ставшего кислым запаха болезненно закололо сердце. Альфа не сдержался и поцеловал неожиданно для самого себя Мидорию в щеку. Тот вздрогнул, на мгновение перестав плакать. – Я… – Шото опешил от собственных действий. У него не было опыта в любви, он не знал, что должен делать. – Я не помню, чтобы говорил такое, но… – Тодороки взял его за руку, – это не значит, что я так не считаю. – А? – Изуку дрогнул всем телом. – Что? – он удивленно уставился на альфу. Тот от этого взгляда растерялся и поспешил отвернуться. Задумался над тем, что же творит. Всегда работа и только работа была у него в приоритете. Быть господином, никому не потакать. Управлять людьми, властвовать. Больше в жизни его ничего не интересовало. А тут вдруг появляется какой-то омега, который всё это рушит. И самое страшное, что Шото вовсе не против. Он всеми силами хочет этого, хочет его близости, любви… – Ты… – Тодороки провел ладонью по впалой щеке слуги, – я… я плох в чувствах, но… рядом с тобой мир для меня меняется в лучшую сторону, начинает казаться ярким, я становлюсь таким счастливым, перестаю… злиться… Если это называют любовью, то я люблю тебя, – тихо прошептал он. Мидория глупо моргнул, а после просиял. На его лице появилась неуверенная улыбка, что с каждой секундой становилась всё шире и шире, пока не растянулась до ушей. Изуку выдохнул облегченно и кинулся к нему, стискивая в объятиях. Шото растерялся. Он неуверенно погладил омегу по спине. Не знал, что надо делать в таких ситуациях. – Я очень счастлив, – шепотом пробурчал Мидория, положив голову на его плечо. Альфа нервно вздохнул и нахмурился. Переживания вихрем закрутились внутри. Любовь? Когда это он успел бы влюбиться? Они так недолго знакомы… – Ты… – Тодороки отстранил омегу от себя, – ты должен лучше питаться, – сказал он серьезно. Изуку удивленно поднял брови. – Что? Чем питаться? – Ты должен скорее набрать вес, ибо выглядишь довольно жутко с выпирающими костями, – пробурчал Шото и отвернулся. Смутился сильно. Мидория неуверенно кивнул, мол, принял это к сведению. Тодороки больше не стал ничего говорить, отвернувшись. Ему стоит разобраться в себе. В какой же момент жизни приоритеты так резко сменились? Может вся причина в том, что он провел своей гон с этим омегой? И теперь чувствует себя привязанным к нему? Шото встряхнул головой. Его странные чувства появились задолго до этого гона... – Тогда, может… пойдем вместе… пообедаем? – робко предложил Изуку. Тодороки глянул на него, прищурившись. – Вместе? – Ну… д-да… – С чего бы вдруг? – О… ну… – Мидория растерялся, – я думал… – Много ты думал. Слуги, небось, уже всяких разных слухов про нас наплели и распространили! – альфа поморщился. – Поэтому… иди… помойся, после поешь. А меня дела ждут. – О… я… – омега удивленно на него посмотрел. Он поежился, опустив печально большие глаза. Шото нахмурился. Его раздирало от желания прижать Изуку к себе и никогда не отпускать. Играться с его волосами и целовать веснушчатые щеки. Пойти вместе поесть, прогуляться. Но… но разум твердил, что это дикость. Тодороки – господин, Мидория – его слуга. Им не стоит заниматься такими вещами. Альфа не мог совладать со своим воспитанием. Со своим статусом, привычками. Слишком неожиданно всё происходило, ему нужно подумать. – Всё понятно? – Шото искоса на него глянул. – Д-да… – омега поднялся. – Но… как я пойду? У меня нет одежды, – пробурчал он. Тодороки нахмурился, соображая. – Ладно, я пойду первым. Позову к тебе слугу с одеждой, – он поднялся и решительно направился к двери. – А ты… – обернулся, продолжая хмуриться. Изуку вздрогнул всем телом. – Да? – Хм… – М? – Хочу… – Господин? – Я? – Э… – Да… – Вы? – Хм… – Что? – Ты… – Шото прищурился, от противоречивых ощущений раздираемый на части. – А ты никому не трепись о том, что здесь происходило, – строго наказал он. Мидория удивленно на него глянул, весь вытянувшись. Его лицо вновь приобрело встревоженное, обеспокоенное выражение. Он пожевал губами и кивнул, опуская глаза. – Х-хорошо… – Нечего всем остальным обо всем об этом знать, – Тодороки нахмурился. В своих словах он не сомневался, но на душе остался неприятный осадок, будто он делал что-то совсем не то. – Я понял, – омега закусил губу, нервно сжав ладони. – Хм… – Господин, а разве… – Что? – М… н-нет-нет, ничего… – И… – альфа погладил подбородок, – ты… можешь не заниматься больше садом, если не хочешь, – мягко сказал он. Изуку от его неожиданной смены настроения и тона поднял голову, слабо улыбнувшись. – С-спасибо, – застенчиво сказал он, быстро убирая прядь волос за ухо. Шото тут же вновь серьезно нахмурился. Он разомлел мгновенно от одной лишь улыбки Мидории, тут же подумав, что это неправильно. И собрался с силами, отгоняя от себя наваждение. – Хотя лучше бы ты всё-таки им занимался, – протянул Тодороки сухо. – Он имеет такой убогий вид… – О… хорошо, – Изуку удивленно на него посмотрел и покивал головой. – Собственно, – альфа открыл рот, собираясь что-то сказать, но так и не придумал, что именно, поспешив выйти в коридор. Стремительно направился прочь. Схватил за локоток первого попавшегося слугу, отдал ему приказ. Бета удивился, всякие странные мысли явственно читались на его лице. Но ничего не сказал, лишь поклонился и убежал, поспешив исполнять распоряжение. Шото проводил его недовольным взглядом. Судя по всему, весь дом уже трепался о случившемся. Тодороки поморщился. Про него обязательно пойдут самые дурные слухи, это плохо. – Надо что-то придумать, – пробормотал альфа себе под нос, поглаживая подбородок и медленно двигаясь дальше. Шото замер на балкончике, глядя вниз на сад. Тот был совсем пустой, будто заброшенный. Если Изуку прекратит им заниматься, будет печально. Тодороки вздохнул. Вдруг в его голове появился вопрос. Какой сегодня день? Сколько времени он провел с Мидорией? Обычно гон длится несколько дней в обычных условиях, а тут, судя по всему, кончился быстро. С чем это может быть связано?