Тайный Санта для Этери

Даже если в расстояниях гибнут,

Я не знаю и в это не верю

      Штаб-квартира Хранителей не представляла собой ничего особенного. Это был небольшой, ничем не примечательный домик на самой окраине Москвы, в котором проживала пожилая женщина, никак не связанная с их тайнами. Ей исправно платили неплохие деньги, и она, в свою очередь, делала вид, что ничего не видит и не слышит. В те редкие моменты, когда в доме собирались Хранители, она предпочитала уезжать в город, где с удовольствием тратила полученные средства, вполне довольная своей тихой и обеспеченной жизнью.       Этери этот дом никогда не впечатлял. Простенький, даже несколько обшарпанный ремонт с устаревшей советской мебелью, на стареньком телевизоре — кружевная салфетка, словно здесь остановилось время. За весь период, что Этери бывала здесь, кажется, изменился только коврик на полу: раздражающий кислотно-зелёный цвет сменился на более спокойный красный, который, впрочем, почти сливался со старыми, выкрашенными в бордовый цвет досками пола. Даниил, в отличие от Этери, находил это место по-своему симпатичным, как он любил выражаться, "хранящим историю". Какую именно историю хранила эта убогая лачуга, никому, кроме неё, известно не было, хотя Этери не раз задумывалась о том, что у хозяйки этого, с позволения сказать, "величественного" жилища наверняка есть немало своих секретов. Ведь платили ей действительно хорошо, настолько, что она могла себе позволить нигде не работать. Но вот куда уходили все эти деньги… — Я — хранитель Жени, — мужчина с татуировками на лице и руках вальяжно развалился в старом, продавленном кресле, словно был здесь полноправным хозяином. В его руках небрежно поблёскивал перочинный нож, но этот жест не столько устрашал, сколько предупреждал, давая понять, что никаких кровопролитий в этом доме он не потерпит. Зная вспыльчивый нрав Этери, которая уже сверлила его недобрым взглядом, это было, скорее, актом самозащиты. — Если уж на то пошло, то я хранитель и Дианы, и Алины. Они все втроём в это ввязались, так что и ответственность за них на мне. — Неужели вы не могли выслать им какой-нибудь безобидный кубик Рубика? Потеряли бы пару лишних рублей, но ведь… — Этери не успела договорить, мужчина резко прервал её. — Ладно тебе, что было, то прошло. Сейчас главное — вытащить их оттуда целыми и невредимыми, — на экране небольшого, потрескивающего телевизора неожиданно появилась карта местности. Вид был одновременно впечатляющим и обнадёживающим. В самом центре карты маленькой, но отчётливой точкой светился внутренний двор штаба Кодекса. Судя по крошечным фигуркам, в которых с трудом можно было различить лица, там находилось не меньше пятидесяти человек. А дальше, за высокими, неприступными воротами, простиралась обширная, совершенно голая пустошь. Со всех сторон, на примерно равном расстоянии от штаба, начинался густой, тёмный лес, образуя вокруг постройки своеобразный защитный круг. Постройка была продумана до мелочей, логична и до невозможности точна. Много лет назад эта открытая местность вокруг штаба была бы серьёзным недостатком, но сейчас, в современных условиях, эта пустошь походила скорее на идеально подготовленный плацдарм. Им даже не нужно было предпринимать каких-то сложных действий, достаточно было лишь расставить своих людей по периметру и использовать имеющееся у них оружие, чтобы полностью уничтожить врага. — Как видите, идти к ним в лоб — это всё равно что подписать себе смертный приговор. У нас есть подробный план здания, благодаря Глейхенгаузу, есть точное расположение каждой комнаты и даже коды от двух запасных входов. Мы точно знаем, что один из людей Кодекса мёртв — ему просто не повезло оказаться рядом с пультом управления в неподходящий момент. Женя и Диана, скорее всего, в порядке. Если бы их там не было, всё было бы в разы проще, конечно, но я пообещал, что мы вернём их целыми и невредимыми, и я сдержу своё слово. — Методом гибели всех Хранителей? — Этери скептически оглядела изображение на экране. — Каким образом мы хотя бы подойдём к этому зданию, не говоря уже о том, чтобы проникнуть внутрь? — У нас есть это, — Даниил с кривой усмешкой вынул из своей потрёпанной сумки старый, затёртый дневник в коричневой обложке. На секунду Этери затаила дыхание, её пальцы едва не дёрнулись, чтобы выхватить дневник из рук мужчины, но тут же она разочарованно вздохнула. Конечно же, это был не её дневник, хотя и исписанный мелким, аккуратным почерком внутри. На обложке её собственного дневника остались засохшие пятна крови и кофе, а на задней стороне был записан чей-то номер телефона. Этот же дневник лишь отдалённо напоминал утерянный в Оклахоме оригинал, хотя… возможно, этого было достаточно, чтобы обмануть Кодекс. В конце концов, Авербух ведь никогда не видел, как выглядел настоящий дневник Этери. — Внутри ничего особенного, — пояснил Даниил, листая страницы. — Пара ничего не значащих строчек в самом начале, которые должны намекнуть Кодексу, что читать нужно до конца. А как только мы окажемся внутри… тогда и сможем атаковать. — Идея… — Этери на мгновение задумалась, подбирая слова, чтобы выразить своё недовольство как можно мягче, ведь других, более разумных вариантов у них всё равно не было. — Вы, ребята, в последнее время, кажется, растеряли весь свой iq. Об этом красноречиво свидетельствует вся "гениальность" вашего плана. Мы же угодим прямиком в ловушку, в самое сердце вражеской организации, в окружение десятков вооружённых людей. И что дальше? Медведева с пулемётом наперевес будет всех спасать? — Этери бросила выразительный взгляд на Даниила и, увидев его невозмутимое лицо, добавила более серьёзно: — Я не верю, что они отпустят их просто так. Они будут тщательно проверять подлинность дневника, искать хоть какие-то подтверждающие факты. И как бы хороша ни была подделка, она никогда не заменит оригинал. — Мы должны рискнуть, Тери, — спокойно возразил Глейхенгауз, невозмутимо пожав плечами. — План, конечно, хлипкий, я согласен, но другого у нас нет и, скорее всего, уже не будет. Дневник мог сгореть дотла в этой чёртовой Оклахоме, его мог подобрать кто-то другой, выбросить на помойку или продать какому-нибудь коллекционеру исторических диковинок. Вариантов масса. — Тери, — мужчина с татуировками на лице сделал шаг вперёд, заглядывая ей прямо в глаза, — у нас действительно нет другого выбора. Я не особо боюсь за Диану, они, скорее всего, примут её, как свою, но вот Женю щадить точно не станут. Мы не сделаем ни единого шага, пока ты не скажешь окончательное "да". Пока ты не согласишься с этим планом. Потому что так или иначе, это твои подопечные и тебе решать судьбу. Мне жаль.       Этери до крови прикусила губу, её мысли были мрачными, запутанными, но в них всё же теплилась слабая надежда. Она снова и снова вспоминала Женю, её отчаянный крик, в котором слышалась одновременно и мольба о помощи, и потребность в утешении. Она живо представила себе ярость Авербуха, которому Женя, не сдержавшись, бросила в лицо это простое, но такое ёмкое "да пошёл ты". Эта дерзкая фраза на мгновение вызвала на лице Этери слабую, почти незаметную улыбку, которая тут же угасла, сменившись тревогой. Для Медведевой это место, этот мир, полный тайн и опасностей, стал по-настоящему опасным, и, возможно, всегда таким был. То ли из-за внезапно вспыхнувшей влюблённости, то ли по каким-то другим, личным причинам, но Женя сделала свой выбор — она выбрала Хранителей и, судя по всему, отказываться от этого выбора не собиралась. И чем дольше они медлили, раздумывая, как лучше поступить, тем хуже становилось сейчас ей, навлекшей на себя гнев Кодекса, да ещё и так неудачно совместившей это с внезапной смертью одного из их людей. Женя, наверное, уже догадалась, в какую серьёзную передрягу она попала, хотя Этери всё ещё теплила слабую надежду, что даже в таком безжалостном и жестоком месте, как Кодекс, ещё осталось хоть что-то человеческое, хоть капля милосердия. — Да, — прошептала Этери почти беззвучно, так тихо, что никто бы её и не услышал, если бы не следил внимательно за движением её губ. — План, скорее всего, провалится, но мы должны хотя бы попытаться. Мы обязаны.       Этери ненавидела такие фразы. Обычно из этих "попыток" не выходило ничего хорошего, только зря тратились нервы и силы. А в этой конкретной ситуации такая "попытка" могла стоить жизней других людей. Впрочем, Хранители так уверенно обсуждали этот, казалось бы, безумный план, как будто провели не одну бессонную ночь, обдумывая его со всех сторон, и в итоге признали его наилучшим из всех возможных. Конечно, им легко рассуждать и принимать решения, ведь в конце концов не в их семьях пропала дочь, и не их фигуристка сейчас делает всё возможное, чтобы окончательно взбесить Авербуха. Им просто… не понять, с горечью подумала Этери.       Она взяла в руки телефон, который любезно предложили ей Хранители взамен её собственного, безвозвратно разрядившегося. Новая модель, новая сим-карта, всё новое, чужое. Вот только этот номер ни Женя, ни Диана не знали. Да и дадут ли им вообще возможность позвонить ещё раз? Рискнут ли они повторить? — Пиши, — скомандовал Хранитель, бросив взгляд на Даниила, который к этому моменту в очередной раз слился со своим любимым ноутбуком, склонившись над ним, словно алхимик над колбой. Этери не особо понимала, чем именно он сейчас занимается, но догадывалась, что если она спросит, он тут же начнёт ей объяснять что-то про двоичную систему исчислений, сложные коды, зашифрованные совершенно новыми, непостижимыми для неё способами, которые она совершенно не планировала изучать. Иногда ей даже казалось, что если Глейхенгаузу понадобится отправить обычное электронное письмо, он непременно попытается взломать чужую почту и внедрить в неё текст, сияющий всеми цветами радуги, просто так, для создания дополнительного эффекта. — Мы готовы предоставить им дневник, раскрывающий все тайны Оклахомы, — пальцы Даниила забегали по клавишам с невероятной скоростью, печатая сообщение. — В обмен нам нужны только две девушки — Диана и Женя. И они должны быть живы. Это наше главное условие. — Мы им дневник, раскрывающий тайны Оклахомы, — пробормотала себе под нос Этери с горькой иронией, — и ещё должны особо уточнять, что они должны быть живы. Как будто это и так не очевидно! Дайте мне лучше взрывчатку или что-нибудь посерьёзнее, потому что, если я не увижу обеих целыми и невредимыми, я лично готова взлететь на воздух вместе с этим чёртовым зданием. — И себя вместе с ними? — с усмешкой поинтересовался Хранитель, прекрасно понимая её чувства. — Тери, не глупи. Я более чем уверен, что ни одну из них мы до начала операции не увидим. Нам главное — проникнуть внутрь, а дальше уже дело техники, импровизация на месте. Только без смертей. — Вы готовы рисковать ими? — Этери на секунду показалось, что она проваливается в бездонную, чёрную пропасть, которая манит её своей пугающей глубиной. Она не могла поверить, что они так хладнокровно рассуждают о жизнях дорогих ей людей. — Мы не готовы ими рисковать, Тери, — спокойно, но твёрдо возразил Хранитель, его взгляд стал серьёзным и сосредоточенным. — Мы просто знаем, что из себя представляет Кодекс. И мы понимаем, что другого выхода у нас просто нет. — его рука легла на плечо Даниила. — дальше. Мы также требуем обеспечить нам безопасный выход из здания... Хранитель продолжал диктовать, не умолкая ни на секунду, вдаваясь в такие мельчайшие подробности, которым позавидовал бы любой юрист, специализирующийся на передаче особо важных и ценных вещей. Этери уже почти не слушала его, все эти утомительные формальности всегда казались ей невероятно скучными и нудными, а сейчас и вовсе совершенно бессмысленными, пустой тратой времени.       В данный момент нужно было лишь одно — отдать этот проклятый дневник, а затем как можно скорее выбраться оттуда, пока не стало слишком поздно. Вот только… уйдёт ли с ними Диана? Захочет ли она вообще слушать её, Этери, или с порога объявит своим главным врагом, воплощением всего зла в этом мире? Этери уже ничему не удивилась бы. Именно поэтому она заранее тренировалась держать себя в руках, не кричать, не плакать, не выглядеть подавленной и сломленной. В случае, если Диана откажется уходить, её цели немедленно изменятся, и тогда ей нужно будет во что бы то ни стало вывести из этого опасного места Женю. Было больно признавать, но она уже давно стала одной из Хранителей, выбирая меньше из двух зол, хладнокровно расставляя приоритеты. Ещё ни одну ночь она будет мучительно ненавидеть себя за то, что оставила Диану с ними, но в тот момент слабость демонстрировать не станет, чтобы не радовать врагов.       Какие именно планы по захвату придумали Хранители, какие тактические уловки они собираются использовать, Этери не знала, да и знать, честно говоря, не хотела. Она лишь отчаянно надеялась, что всё это безумие как можно скорее закончится, и они смогут вернуться к своей прежней, нормальной жизни.       Этери закрыла глаза. Она проделывала это уже больше тысячи раз. Закрывала глаза и мысленно возвращалась в Оклахому, снова видела, как всё вокруг было окутано густым туманом и едкой пылью, поднятой взрывом. Спасаясь бегством, в панике, она где-то потеряла свою сумку, которую до этого крепко прижимала к груди, словно самое ценное сокровище. Тогда ей было так страшно, что она даже не заметила пропажи, а когда опомнилась, было уже слишком поздно. Этери вернулась на место трагедии, когда всё стихло, когда измученные горем люди пытались хоть как-то помочь друг другу, разбирая завалы и оказывая первую помощь раненым. Она ходила кругами по пепелищу, отчаянно пытаясь найти единственную вещь, которую действительно ценила, но поиски оказались тщетными. Может быть, какой-то карманный вор, воспользовавшись всеобщей суматохой, вовремя подобрался к ней, а может быть, сумку уничтожил безжалостный огонь. Когда-то давно ей даже приходила в голову мысль, что сумка могла попасть в руки Кодексу, но нет, теперь она знала наверняка — они знали об этом дневнике и искали его не менее отчаянно, чем она сама.       Хранители тоже знали о её планах, о том, что она собиралась стать голосом правды, человеком, которого услышат, которому позволят выступить перед всеми и рассказать о жестоких, бесчеловечных деяниях Кодекса. Но дневника больше не было, а создать новый, даже по памяти, Этери всё никак не решалась, просто не могла заставить себя. Тогда, в Оклахоме, она писала по кровоточащим ранам, по живому, только что увиденному и пережитому ею. Сейчас же она боялась исказить ту терзающую её суть, боялась добавить своего личного, неизбежно субъективного пренебрежения в текст, где когда-то его не было и быть не могло.       Где именно находился дневник всё это время, до сегодняшнего дня, оставалось загадкой. Но сейчас Этери отчаянно хотела, чтобы он каким-то чудом появился из воздуха, словно по волшебству, чтобы у неё появились хоть какие-то гарантии, что они смогут вернуться оттуда живыми.