Тайный Санта для Этери

      Всё, о чём могла сейчас думать Женя, — пусть это будут Хранители, а не кто-то ещё, с кем она не была знакома. Эта мысль, как спасательный круг, удерживала её на плаву в океане страха и неизвестности. Они шли с Дианой по длинному, гулкому коридору, стараясь двигаться как можно тише, почти бесшумно, но тут и там натыкались на людей из Кодекса, которые настойчиво просили всех выйти на улицу и жестами указывали путь. Женя категорически не хотела выходить. У неё был свой план, пусть пока и зыбкий, на уровне мыслей, но план. Она вела подругу в одну сторону, но Диана желала идти в другую, вместе со всеми.       Девушка недолго думая отпустила руку Жени и без лишних слов сама направилась к выходу одна. В этот момент перед Женей отчётливо обозначились два пути. С одной стороны, открывалась пусть и небольшая, но всё же возможность — в этой царящей суматохе можно было попытаться найти мобильный телефон, набрать номер Этери, который Женя уже не один год знала наизусть, как собственное имя. С другой стороны, была Диана, с которой наверняка спросят о местонахождении подруги, и ни один человек не поверит, что ей об этом ничего не известно. Несмотря на свои желания и планы, нельзя было оставлять подругу одну. Уж если идти так вместе или вместе бездействовать.       Женя застыла на распутье, разрываясь между логичным желанием сопротивляться и печальной необходимостью подчиниться. Она стояла, не в силах сделать выбор, пока кто-то не взял её под локоть, бесцеремонно развернул и повёл в нужном направлении, очевидно, решив, что девушка просто растерялась. Женя не сопротивлялась, послушно следуя за этой безмолвной незнакомкой, которая всё это время неотступно следила за каждым их с Дианой шагом. Она не жалела о своём решении, потому что понимала, что Диана никогда не была покорной и слепо следующей чужим указаниям. "Как долго она сопротивлялась, прежде чем её сломили?" — этот вопрос мучил Женю. И как быть теперь, когда ни один выстрел больше не прозвучал, когда вокруг воцарилась эта пугающая, неестественная тишина?       Несколько долгих, тягучих минут они шли по узким коридорам, петляя из стороны в сторону, словно по лабиринту. Женя старалась запомнить каждый поворот, каждую трещину на стене, каждую тусклую лампу, едва освещавшую их путь. Но коридоры казались бесконечными и однообразными, и вскоре она потеряла счёт времени и направлению. Единственное, что она чувствовала — это холодный, цепкий взгляд незнакомки, сопровождавший каждый её шаг, и крепкую хватку на своём локте, не позволявшую ей отклониться от заданного маршрута. Они то спускались по крутым лестницам, то поднимались по узким, скрипучим ступеням, то проходили через тёмные, сырые комнаты, наполненные запахом плесени и пыли. Тишина вокруг была гнетущей, прерываемая лишь эхом их шагов, отдававшихся от каменных стен.       Женя не знала, испытала ли она облегчение, оказавшись на морозном воздухе. Снег хрустел под ногами, когда её вели по заброшенной части двора. Утреннее солнце едва пробивалось сквозь плотные серые тучи, отчего снег казался не белым, а скорее грязновато-серым. Вокруг, словно забытые гигантами игрушки, громоздились штабеля дров, покрытые шапками снега. Между ними виднелись кучи мусора, тоже припорошенные снегом. Холод пробирал до костей, и Женя невольно поёжилась. Ни красивой плитки, ни зелёных елей, как на парадном дворе, здесь не было. Только холодный ветер, свистевший вокруг, и бесконечная белизна снега, делавшая это место ещё более чужим и неприветливым. — Неужели так сложно не привлекать к себе лишнего внимания? — резко, почти злобно спросила странная женщина, грубо прижав Женю спиной к холодной стене. Её голос был неприятным, скрипучим, наполненным не только злостью, но и какими-то странными, едва уловимыми нотками личной ненависти, направленной непосредственно на Женю. Она больно сжала пальцами плечо девушки, а безумная, искажённая гримаса на её лице, больше похожая на оскал, чем на улыбку, так и кричала о том, что она делает это намеренно, получая от этого какое-то извращённое удовольствие. — Ещё одна слепо верит в этих своих Хранителей. Так где же они сейчас, твои защитники? Где они прячутся?       Женя смотрела в пронзительные, холодные зелёные глаза женщины, пытаясь отыскать в них хоть что-то человеческое, хотя бы искру сочувствия или доброты, но не встречала ничего. В них плескалась лишь пугающая пустота, словно за этими глазами не было души, лишь чётко отлаженный механизм. Она действительно походила на бездушного робота с запрограммированными эмоциями и стальной хваткой, которая была явным следствием долгих и упорных тренировок. Под ногами хрустел свежевыпавший, искрящийся на утреннем солнце снег, оставляя глубокие отпечатки от их ботинок. Холод пробирал до костей, заставляя Женю невольно поежиться. Она могла только надеяться, что в руках незнакомки не блеснёт оружие. Эта мысль, словно ледяной осколок, кольнула её сердце. Оружие пусть и избавит от неминуемых страданий, но это будет… неправильно, неестественно, преждевременно. Девушка отчаянно не хотела такого исхода.       Оружие, к счастью, не появилось, но вместо него прозвучал оглушительный выстрел, такой близкий, что Женя лишь спустя мгновение после него услышала собственный неистовый, полный ужаса крик, эхом разнесшийся по заснеженной местности. В следующую секунду её взгляд упал на быстро расползающуюся по белому снегу лужу тёмно-красной, почти чёрной крови. Яркий, зловещий контраст алой жидкости на чистом, девственно белом покрове казался чудовищным, нереальным. Снег под телом незнакомки начал быстро таять, образуя вокруг него мокрую, тёмную, расширяющуюся окружность. Само же тело обмякло и безжизненно рухнуло к её ногам, словно подкошенное. Женю тут же скрутило от подступившей к горлу тошноты. В отчаянной попытке избавиться от этого мучительного, почти физического ощущения, она, словно молитву, повторяя про себя: "Пусть это будет Этери, пусть это будет Этери…", медленно, с трудом оторвала взгляд от окровавленного снега и посмотрела на стрелявшего. Перед ней, на фоне заснеженных деревьев, стоял Авербух собственной персоной, его лицо было абсолютно невозмутимым, словно ничего особенного не произошло. В его правой руке, опущенной вдоль тела, всё ещё дымился пистолет, оставляя в морозном воздухе тонкую струйку дыма. — Медведева, идём, — Авербух бесцеремонно вцепился в её руку, и грубо потащил подальше от окровавленного трупа, оставленного лежать прямо на снегу. Женя почти физически ощущала, как на её одежде, на жёлтом рукаве удобного костюма, засыхают пятна чужой, тёплой ещё крови. Она чувствовала, как внутри неё что-то отчаянно сопротивляется этой жестокости, этому равнодушию к человеческой жизни. Пусть эта женщина, чьё тело сейчас остывало на холодном снегу, и была безумна, но разве она не часть Кодекса? Разве они не должны хотя бы… проявить элементарное уважение к мёртвому, перенести её тело в более подходящее место? "Вот какие они на самом деле, — с горечью подумала Женя, — жестокие, беспринципные, не терпящие ошибок, готовые избавиться от любого, кто им неугоден, словно от отработанного материала".       Перед её глазами всё ещё стояла жуткая картина: алая кровь на белом снегу, бездыханное, неестественно вывернутое тело. Но было ли хоть одному из этих людей дело до её чувств, до её потрясения? Её грубо провели во двор, где уже столпилось не меньше пятидесяти человек, взволнованно ожидавших новостей. Но Жене всё было ясно и без лишних слов. Будь здесь Хранители, они бы не исчезли вот так, бесследно, а значит, что-то произошло внутри самого Кодекса. Кто-то из них либо сошёл с ума, либо был близок к этому. Неужели его собственные люди отказывались от общепринятых ими же самими истин? Отвергали незыблемые правила, созданные Кодексом много лет назад? Женя не до конца понимала, как устроена и как работает эта организация, но происходящее явно выходило за рамки её представлений о ней. У Хранителей всё проще и одновременно сложнее. Их сила — в единстве. Они рискуют собой, отвергают комфорт, потому что верят. И эта вера не позволяет их подопечным остаться без защиты и уж точно не позволят становится предателями. — Можно я пойду к себе? — Женя взглянула на Авербуха исподлобья, из-под опущенных ресниц. Она блефовала, отчаянно блефовала, и сама не понимала, где научилась так искусно лгать, глядя прямо в глаза. Бледность на её лице ещё не успела сойти, а мелкая дрожь, пробегавшая по телу, предательски выдавала её сильное волнение, волнение, смешанное с напряжённо работающим мозгом, который отчаянно напоминал, что здесь, во дворе, находятся почти все жители этого дома, а значит, у неё есть возможность, пусть и слабая, призрачная, но всё же попытка… — Иди, — неожиданно смягчился Авербух, его взгляд скользнул по Диане, которая всё это время не сводила с них глаз, и снова вернулся к Жене. В его голосе прозвучали почти извиняющиеся нотки. — Жень, так не должно было произойти.       Женя, пошатываясь, словно пьяная, направилась ко входу в здание, и Диана, не отставая ни на шаг, тут же последовала за ней. В её глазах плескался неподдельный страх за подругу. Она видела, как Женя побледнела, как дрожали её руки, и боялась, что та вот-вот потеряет сознание. Но стоило только массивной двери за ними с глухим стуком закрыться, отрезав от двора и оставшегося там ужаса, как внезапная слабость, словно по волшебству, отступила. Женя выпрямилась, её взгляд стал более собранным, хотя в глубине глаз всё ещё таилась тень пережитого потрясения. Смерть, увиденная так близко, безусловно, повлияла на неё, оставила глубокий, болезненный отпечаток, но она же, как ни парадоксально, заставила действовать, мобилизовать все внутренние ресурсы. В голове ещё пульсировали отголоски пережитого ужаса, перед глазами то и дело всплывала картина окровавленного снега, но сейчас, в этот самый момент, нужно было думать о другом. Она ещё успеет прокрутить в памяти все произошедшие события, разложить их по полочкам, осмыслить, выплакать, если понадобится. А пока… пока нужно было двигаться дальше, действовать, бороться. Внутри неё, вопреки всему, поднималась волна решимости, холодная и острая, как лезвие ножа. — Ди, нам нужен телефон, — тихо попросила Женя. Всё, что она знала об этом месте, было скомканным, обрывочным. Все известные ей пути вели недалеко от основного зала, но Женя ни на секунду не сомневалась, что Диана не сидела сложа руки и не раз нарушала планы Кодекса на их "счастливую жизнь". — Я не знаю, работает ли он, — Диана повела Женю вглубь дома. Они прошли через просторный, гулкий холл ко второму этажу, где, судя по массивным дверям с кодовыми замками и нескольким большим камерам наблюдения, расположенным по периметру, находились более важные помещения Кодекса. Правда, в царившей суматохе двери были брошены открытыми. Там, между двумя дверьми, расположенными справа, висел старенький, пыльный телефон, подвешенный на стену на витом шнуре. Он резко контрастировал с современной обстановкой остального помещения, словно пережиток другой эпохи. — Жень, даже если он работает… они наверняка прослушивают его. — Да пусть делают, что хотят, — Женя дрожащими руками набрала номер телефона. Пальцы едва слушались её, выдавая сильное нервное напряжение. — Меня чуть не убила эта "настенная девушка", а потом её пристрелил Авербух прямо у меня на глазах. А ещё я ужасно соскучилась по твоей матери и… я хочу на Олимпиаду. И домой… — Последнее слово прозвучало почти шёпотом, срывающимся от усталости и отчаяния.       Голос Жени был измученным, полным тревоги и какой-то детской обиды. Все эти игры её изрядно вымотали. Она просто хотела, чтобы всё вернулось на круги своя, как было раньше, до всего этого кошмара. Она надеялась, что Диана её поймёт. Привыкнуть к комфорту оказалось на удивление легко, ещё проще было сменить бездействие на сомнительное общение с людьми Кодекса, но рано или поздно всё меняется, и только настоящие друзья могут помочь вспомнить то, что для обеих действительно важно, то, что их связывает. Диана слабо улыбнулась, оглядываясь по сторонам. Улыбка была саркастичной, почти точной копией той, что появлялась на лице Этери, когда та была не в духе. Она задумалась, смогут ли они когда-нибудь вернуться на лёд, смогут ли забыть всё, что произошло. Женя будет упорно готовиться к Олимпиаде, а она сама, возможно, снова сбежит на свидание с Глебом. И почему сейчас все эти, казалось бы, простые и такие желанные вещи звучали так нелепо, так нереально? — Да, — раздался усталый, но такой родной голос на другом конце провода. Женя не смогла сдержать слёз облегчения, когда услышала его всего после одного гудка. Она тут же сунула телефонную трубку в руки Диане и отошла к окну, отвернувшись и стараясь не смотреть на подругу. Ей было неловко отнимать у Дианы драгоценные мгновения общения с матерью. Ведь они с Этери провели несколько дней вместе, а Диана всё это время оставалась в неведении. Им есть что обсудить, так было правильно... Женя смутно начинала понимать, как сильно она сама всё это время скучала по своей собственной семье. — Мам, всё нормально, — убеждённо говорила Диана в трубку, но Женя её почти не слушала. Сейчас ей было невыносимо слышать этот эмоциональный, полный любви и тревоги диалог. Она нервно расхаживала по коридору, надеясь, что никто не прервёт их разговор. Впрочем, этого и не требовалось, все вокруг были слишком поглощены недавними событиями, а Женя уже успела заметить, что Авербуху только дай волю — он мог болтать часами.       Женя отчаянно хотела сказать Этери, как сильно она её любит, как сильно скучает, но и это казалось чем-то неправильным, неуместным. Ведь Диане сейчас было так хорошо, она светилась от счастья, разговаривая с матерью. В отличие от Жени, она и не думала лить слёзы, совсем наоборот, чувствовала себя вполне комфортно, улыбалась, что-то увлечённо рассказывала. На секунду могло показаться, что они просто уехали на несколько дней из города и теперь поймали связь, чтобы позвонить домой, успокоить близких. Так могло казаться со стороны, но это было далеко не так, совсем не так…       Внезапно Женя, словно ведомая инстинктом, почти вырвала телефонную трубку из рук Дианы. Это было не простое движение, это был крик души, выраженный без слов. Женя не могла объяснить свой поступок, но знала, что должна была это сделать. В этот момент между ними проскочила искра, невидимая для посторонних, но ощутимая для них обеих. А Диана… Диана не сопротивлялась. Она не задавала вопросов. Она просто смотрела на Женю с той глубиной понимания, которая бывает только у самых близких людей. Она всегда её понимала. Их связь была чем-то большим, чем просто дружба. Это было родство душ, способное преодолеть любые преграды. — Я не могу здесь больше находиться, — прошептала Женя в трубку, её голос дрожал. — Я убегу отсюда… — Жень, не глупи, — раздался встревоженный голос Этери на другом конце провода. — Мы даже не знаем, где вы находитесь, а если это база Кодекса, могу тебя заверить, — Этери тяжело вздохнула, — вы и километра сами не пройдёте. Пожалуйста, просто ждите. — А если я не хочу ждать? Я уже достаточно ждала, сколько можно? — Женя крепче сжала телефонную трубку обеими руками, пальцы побелели от напряжения. Голос её дрожал, срываясь на крик. — Он убил человека в шаге от меня. На моей одежде чужая кровь. Я… я просто не могу… — её голос оборвался, сдавленный рыданиями. — Жень, — позвала её Диана, пытаясь дотронуться до её руки, но та лишь резко отшатнулась, словно от огня, не желая ни видеть, ни слышать никого, кроме Этери. — Так-так, — раздался где-то рядом знакомый, холодный, как лезвие ножа, голос. Авербух стоял в дверном проёме, облокотившись на косяк, усмехаясь и небрежно вращая пистолет на указательном пальце. Металл зловеще блеснул в тусклом свете. — И почему вас двоих постоянно так тянет в неприятности?       Ярость, холодная и обжигающая одновременно, захлестнула Женю. Все её страхи, всё отчаяние, вся боль сконцентрировались в одной точке, готовой взорваться. — Да пошёл ты… — прошипела она сквозь стиснутые зубы, ненавидя его до глубины души. И с этими словами, с яростью, граничащей с безумием, она резко повесила трубку, оборвав связь, словно обрубив последнюю нить надежды. Она ненавидела его вдвойне: за его присутствие, за его издевательский тон, и за то, что он не дал ей договорить с Этери, с единственным человеком, способным её сейчас понять и поддержать.