Тайный Санта для Этери

      Выстрелы остались позади, словно отзвуки далёкого грома. Жене на уши, даже не поинтересовавшись её мнением, нахлобучили большие, массивные наушники, полностью отрезавшие её от внешнего мира. Лаконичные, серые, они больше походили на устройство слежки времён холодной войны или секретных операций, чем на обычные авиационные наушники для полёта на вертолёте. К ним был прикреплён и микрофон на длинной, гибкой ножке, который Женя с огромным удовольствием открутила бы или сломала любым другим способом, лишь бы не видеть самодовольных лиц людей из "Кодекса" и не слышать обрывки их фраз, долетавших до неё сквозь шум винтов.       В вертолёте, помимо них и Авербуха, находился незнакомый пилот. Он был сосредоточен на управлении транспортом и, казалось, полностью игнорировал происходящее в салоне. Скорее всего, он либо не был посвящён в дела "Кодекса", либо являлся недостаточно важной фигурой, чтобы предпринимать какие-либо действия, кроме как контролировать полёт. Женя огляделась. Как ни странно, самой логичной и спонтанно возникшей мыслью было выпрыгнуть из вертолёта с парашютом, чем оставаться здесь, под прицелом пистолета, в мучительном и тревожном ожидании неизвестности. Но почему-то ей казалось, что такой поступок будет только на руку "Кодексу". А сотрудничать с ними в любом виде и по любым вопросам она категорически не собиралась. Впрочем, возможно, и не на руку. Вряд ли её оставили в живых только из-за приписки "фигуристка из Хрустального" или "девочка с криптексом". Наверняка было что-то ещё, какая-то скрытая причина, которую она пока не понимала. Или же это просто разыгралась её излишняя тревожность, раздувая из мухи слона.       Без тревожности, однако, не получалось. Стрельба осталась далеко позади, и сейчас, даже если снять наушники и заглушить рёв вертолёта, она не услышит ничего, кроме тишины или, возможно, отдалённого шума проезжающих машин. Интересно, как отнесутся к таким странностям жители этого тихого, провинциального городка? Или, может, он именно поэтому такой унылый и заброшенный? Потому что "Кодекс" и "Хранители" избрали его своим тайным убежищем, как мафиозные кланы в эпических гангстерских фильмах?       Но больше всего Женю беспокоило другое: Этери. Она была так близко… Именно она открыла огонь, Женя поняла это по тому, как резко пригнулись люди "Кодекса". Девушка на долю секунды заметила замешательство, промелькнувшее на их лицах. Были ли её действия недвусмысленным намёком на скорую помощь от "Хранителей"? И если нет… жива ли Этери? Или ранена? А Даниил? Кажется, он был рядом. Но если это не так, то, возможно, лучше, чтобы он оставался вдали, в безопасности, чтобы иметь возможность отыскать её позже, чтобы помочь. Эта мысль, как ледяной ком, сжала её сердце. Женя не хотела её терять.       Женя не могла смотреть на людей из "Кодекса" без ненависти, её взгляд прожигал их насквозь, как будто мог испепелить одним своим гневом. Авербух, с его навязчивой ухмылкой и фальшивой любезностью, вызывал у неё особое, почти физическое отвращение. Дату от её криптекса он, очевидно, не знал, поэтому методично, с упрямством, достойным лучшего применения, подбирал одну цифру за другой, действуя, правда, на удивление медленно и неумело. Он то и дело хмурил брови, щурил глаза, словно пытаясь разглядеть скрытый смысл в цифрах, но безуспешно. В те годы, которые он пытался ввести, самой Жени, наверное, ещё и в проекте не было. Этот нелепый, почти комический факт её немало забавлял, тонкая усмешка тронула её губы. Впрочем, долго ли можно развлекаться, когда на тебя в упор направлен пистолет?       Уже привычный холодный металл смотрел ей прямо в лицо, дуло пистолета неприятно давило на висок, напоминая о реальной опасности. Женя без лишних вопросов, с тяжёлым вздохом, взяла криптекс в руки. Она ощутила приятную тяжесть металла в ладонях, несколько раз провернула его в пальцах, словно разминаясь перед важным выступлением, и быстро набрала нужный пароль. Замок с тихим щелчком открылся. Она не хотела отдавать тайну, но понимала, что ей угрожает не только пистолет, приставленный к её голове, но и огромная высота под вертолётом, бездна, разверзающаяся внизу. Она не собиралась умирать ни от пули, ни от падения. Хотела бы сыграть злую шутку с Авербухом, но ей нужно было найти Диану, вернуться домой, в последний раз взглянуть в глаза Этери. Как ни странно, именно эта внезапная, вынужденная разлука с ней показала Жене, что уходить из спорта она не хочет и не должна, что Этери по-прежнему важна для неё, даже если их отношения никогда не выйдут за рамки профессиональных, даже если она никогда не ответит на её чувства как возлюбленная. И лёд, холодный, скользкий, такой родной лёд, она тоже любит. За пять минут на коньках, за возможность снова почувствовать эту свободу, этот полёт, она отдала бы многое, но далеко не всё. Теперь она поняла, что это "всё" может иметь слишком высокую цену.       Авербух с довольным видом, который неизменно появлялся на его лице, когда дело доходило до разгаданных головоломок, почти вырвал криптекс из рук Жени и тут же открыл его. Быстро пошарив рукой внутри, он на секунду задумался, а затем издал такой оглушительный крик, что даже наушники слегка исказили звук, а у половины Кодекса, вероятно зазвенело в ушах. Пистолет выпал из его рук, но, к несчастью для Жени, его тут же подхватил кто-то, кого она изначально не видела. Как такое возможно? Впрочем, наверное, возможно, если не следить за всеми сразу. Женя взглянула на руку мужчины, которая очень невовремя угодила в мышеловку. Он ещё с минуту продолжал кричать, словно его убивали, раздувая проблему до вселенских масштабов, а Женя с трудом сдерживала смех. Этери бы до такого точно не додумалась, а значит, это дело рук Глейхенгауза. Удивительно, как ему удалось провернуть это, оставаясь незамеченными: заменить внутренность криптекса так, что Женя даже не заметила подделки.       Молчаливая девушка, стоявшая рядом, тем временем помогла снять мышеловку, и хотя на руке мужчины остались красные пятна, он явно преувеличивал свою боль, пытаясь привлечь к себе внимание. Злобный взгляд тут же метнулся в сторону Жени, но она лишь пожала плечами, делая вид, что происходящее её мало волнует. Страшно, конечно, было, кто знал, чем обернётся эта выходка Даниила, но и в панику впадать она не спешила. В конце концов, именно паника могла стоить ей жизни. — Хранители тоже иногда работать должны, — буднично заметила она, с трудом подавляя очередной приступ смеха, который так и рвался наружу. В глубине души она понимала, что эта ситуация была одновременно и опасной, и до абсурда комичной. — О да, они-то работают, — с плохо скрываемым раздражением ответил ей Авербух. На его лице появилась снисходительная улыбка, такая, какую часто можно увидеть у людей, вынужденных общаться с умалишёнными, хотя возможно это была гримаса боли, замаскированная под улыбку. — Думаешь, твои Хранители — воплощение добродетели? Ты спрашивала у Тутберидзе, что на самом деле произошло в Оклахоме и почему они так яростно скрывают правду от всех? Сколько раз она ставила свои тайны выше жизней других? И одна из этих жертв вполне могла оказаться её собственной дочерью. Задумайся, почему Диана оказалась втянута во всё это.       Женя смотрела прямо перед собой, не видя ничего конкретного. Слова Авербуха звучали в её ушах настойчивым эхом, словно от них невозможно было отмахнуться. Она отчаянно пыталась убедить себя в том, что "Кодекс" блефует, что им просто необходимо переманить её на свою сторону, используя для этого любые средства, как это обычно делают конкуренты. Но почему тогда её сердце бешено колотилось в груди, словно птица, запертая в клетке? Почему в памяти всплыл тот давний разговор с Этери, когда она на мгновение задумалась, словно взвешивая что-то важное? И, может быть, она тогда думала не о том, что ей нечего дать "Кодексу", а о том, что её криптексы для неё гораздо дороже, чем жизнь дочери?       Оклахома… это слово стало для Жени символом неизвестности, тёмным пятном в истории, о котором никто не хотел говорить. Даже Этери, зная об этой истории, казалось, всё, не проронила ни слова. Не захотела удовлетворить её любопытство, не хотела подвергать опасности или же просто не считала Женю достаточно важной персоной для такой информации? А сами "Хранители"? Сколько раз они подвергали её опасности, раздавали указания, но никогда не оказывали настоящей поддержки. Они недвусмысленно намекали на то, что знают о проблемах с "Кодексом", но не сделали ни единого шага, чтобы помочь или забрать их из этого ада.       Женя перевела взгляд на мужчину и с трудом сдержалась, чтобы не закусить губу. Они и так уже были искусаны до крови, ведь это был её единственный способ справиться с нарастающим напряжением. Она не знала, кому верить. Лгал Авербух или говорил правду? Здесь мучительно не хватало ещё одного, самого важного пазла этой головоломки — мнения Этери, её мыслей на этот счёт. И всё же, даже этих слов, брошенных Авербухом, оказалось достаточно, чтобы посеять в душе Жени зёрна сомнения, которые тут же начали прорастать, отравляя её изнутри.       Женя больше всего на свете сейчас хотела бы защитить криптекс, поверить в миролюбие "Хранителей" и в искренность Этери, но, сидя в этом гудящем вертолёте, слова застревали у неё в горле, словно ком. Она уже окончательно перестала понимать, кто здесь хороший, а кто плохой. "Кодекс" определённо казался злом, ведь хорошие люди не направляют оружие на других, но понемногу она начинала верить, что не всё так однозначно. — Не разочаровывай меня, Медведева, — усмехнулся Авербух и демонстративно убрал пистолет, словно желая показать своё миролюбие. Однако это было мастерским обманом, ведь несколько человек, находившихся в вертолёте, продолжали пристально следить за Женей, не отрывая от неё взгляда. Добродетель, способная убить, – так можно было охарактеризовать этих людей. — Видишь, как они о тебе заботятся? Подставляют, рискуют тобой. Ты нужна им только для того, чтобы увезти побольше денег с Олимпиады. Неужели ты этого не видишь? — Если уж на то пошло, — ответила Женя почти нехотя, стараясь сохранять внешнее спокойствие. Она поправила волосы, выпустив на лицо несколько прядей, — то и вам я нужна с вполне конкретной целью. Думаете, одной Дианы уже недостаточно? Верите, что Этери Георгиевна не спасёт дочь, так почему рискнёт жизнью ради меня? — Нет, Диана – это совсем другое дело, — возразил мужчина. — Она всегда будет на стороне матери, даже если та при ней расстреляет весь Кодекс или, чего хуже, невинных мирных жителей. А я… я покажу тебе настоящее искусство, познакомлю с историей, дам тебе самой сделать выбор. Ты уже видела, как работают Хранители, так взгляни же теперь на нас. Нет, не сейчас, — Авербух сделал едва заметный знак своим людям, и они, по простой и понятной команде, опустили оружие. — Признаю, я немного погорячился. Но и ты не ангел, решила сбежать таким нелепым способом. Ты веришь Тутберидзе, даже любишь её. Но это не важно. Хочешь ты этого или нет, я тебе всё покажу. — А потом, если я захочу уйти, вы меня убьёте, — Женя отвернулась к небольшому окошку, глядя на проплывающий внизу пейзаж. Кодекс даже не скрывал своих намерений, и этим он разительно отличался от Хранителей. Глядя на этого мужчину, нетрудно было догадаться о его планах, но от этого ей не становилось легче. Женя хотела узнать, что скрывается за Кодексом, но они могли солгать, могли сказать правду, а могли и просто блефовать, чтобы она вела себя смирнее и не пыталась предпринять что-нибудь безрассудное. — Мы тебя не убьём, — ответил Авербух, его голос звучал ровно и спокойно, — но, как показывает практика, люди обычно не хотят уходить, когда узнают всю правду. Хочешь послушать историю об Оклахоме?

***

      Оклахома… Само это слово до сих пор отзывается горечью и разочарованием. Не только для Хранителей, но и для меня, для Кодекса. Тогда, в апреле 1995-го, всё горело. Не только в буквальном смысле, хотя огонь был повсюду — пожирал здания, застилал небо едким дымом, отражался багровыми отблесками в глазах мечущихся в панике людей. Горело и внутри нас, внутри обеих организаций.       Люди кричали, ища своих близких в этом аду. Одни действовали, пытаясь спасти хоть кого-то, другие стояли, словно парализованные, не в силах даже пошевелиться. Хаос, паника, отчаяние… всё смешалось в одну кошмарную картину. Я не оправдываюсь. Мы не тратим время на пустые извинения. Мы действуем. И тогда мы действовали, преследуя свою цель.       Да, мы пошли на риск. Мы рискнули жизнями мирных жителей. Мы рискнули всем ради одной цели: уничтожить древний клинописный текст, содержащий ключ к технологии управления массовым сознанием. Тексты Месопотамии… Они содержат знания, способные подчинить волю миллионов. Археологи раскопали их в 80-х, но вскоре они исчезли из архивов, словно их и не было.       Хранители… Эти идеалисты не верили, что знание слишком опасно для человечества. Они хотели спрятать его, похоронить, чтобы никто не смог им воспользоваться. Но уничтожить они его не могли. И в этом была проблема. Тайное всегда становится явным, сокрытое — найденным. Рано или поздно эта разработка попала бы в руки к плохим людям и планета погрузилась бы в хаос. Сохранение любого знания, даже самого разрушительного, было для них свято... Кодекс же, напротив, считал, что само существование этого знания — угроза. Бомба замедленного действия, готовая взорваться в любой момент. Я, Кодекс, был убежден, что необходимо предотвратить катастрофу. И мы действовали. Мы рассчитывали, что огонь уничтожит всё. Но мы просчитались.       Архивы оказались защищены лучше, чем мы предполагали. Часть документов уцелела. И самое главное — в здании оказались невинные люди, ничего не знавшие о наших планах. Они стали жертвами. Невинными жертвами. И это… это стало расколом. Не только между нами и Хранителями, но и внутри наших собственных рядов. Не все в Кодексе одобрили такие методы. И я их понимаю.       Этери… Она была там, в Оклахоме. Молодая, полная решимости. Возможно, именно благодаря ей часть текста уцелела. Но она видела и последствия. Видела разрушения, видела смерть. И эта вина, это бремя, до сих пор лежит на ее плечах, но она ничего не ощущает. Если встанет выбор между полным уничтожением этого документа и жизнью дочери, она заберёт ненавистные листы и будет наблюдать, как её дочь убивают.       Оклахома стала символом. Символом того, на что мы готовы пойти. И эта история не закончилась тогда. Она продолжается до сих пор. Похищение Дианы, борьба за криптексы… всё это — эхо того взрыва. Может ты и не хотела участвовать в этом, Жень, но ты уже участвуешь, потому что тебя использовали. Тебе доверили то, что не доверяли никому. Они знали, как вовлечь тебя в игру. Они дали не просто мелочный свиток, потому что тебе это не интересно, а предложить историю женщины, в которую ты влюблена. Ведь кто откажется от такой правды, верно?

***

      Пока Женя слушала Авербуха, по её щекам текли слёзы, неконтролируемым потоком. Логическая цепочка медленно, но верно восстанавливалась в её голове, и она начинала понимать, почему Этери так много ей не рассказывала, почему хранила молчание. Смогла бы Женя простить Этери такую борьбу? Поняла бы она необходимость этих жертв или предпочла бы бежать от правды без оглядки? Скорее всего, второе. И, как выяснилось, Этери знала её достаточно хорошо, чтобы предвидеть такую реакцию. Но перед лицом Кодекса мысль о поражении была для неё невыносима.       Глаза Авербуха больше не горели ни маниакальным блеском, ни надеждой на обладание криптексами. Теперь это был просто человек, спокойно и, казалось, искренне говорящий о том, во что он свято верил. А Женя плакала. Плакала о бессмысленно оборванных жизнях — жизнях людей, детей, возможно, случайных прохожих, оказавшихся не в то время не в том месте. Плакала, потому что считала и Кодекс, и Хранителей чудовищной, трагической ошибкой. Всё это было ей глубоко чуждо. Эти организации, поглощённые своей миссией, казалось, не видели ничего вокруг. Было наивно предполагать, что в таком деле обойдётся без жертв. Вероятно, если бы Женя спросила Авербуха напрямую, он бы ответил, что сотни смертей — это меньшее зло, чем тысячи. Но было ли это действительно так? Или они просто не стали искать другие, более гуманные, варианты?       Вертолёт приземлился, но Женя не сразу поняла этого. Она вышла сама, словно в трансе, не помня, как именно коснулась земли. Перед ней открылся вид на красивое, но строгое здание, выполненное в современном стиле. Оно было со всех сторон окружено высоким, неприступным забором, создавая впечатление закрытой территории. На ухоженной лужайке неподалёку играли дети, неспешно беседовали взрослые. Женя предположила, что все они — члены Кодекса, и, должно быть, живут здесь семьями, в относительной безопасности, под защитой организации. Что же, пусть и ценой чужих жизней, но эта организация, по крайней мере, заботилась о своих.       Навстречу Жене уже шла Диана. Всем своим видом она выражала отвращение к этому месту. В простом чёрном свитере и потёртых джинсах она выглядела неуверенно и напряжённо, словно постоянно чего-то опасаясь. Диана, увидев Женю, бросилась к ней, крепко обняла, уткнувшись ей в плечо. Женя чувствовала её дрожь, её страх, но понимала, что сейчас мало чем может её утешить. Отсюда не сбежать, и даже если их не заперли в тесном чулане, это вовсе не означало, что они свободны. Иногда свобода — это нечто гораздо большее, чем сытая жизнь и спокойный сон. — Пожалуйста, скажи, что ты не с ними… — тихо, почти шёпотом, попросила Диана, оглядываясь по сторонам, словно боясь, что их могут услышать. Люди из Кодекса намеренно отошли в сторону, делая вид, что заняты своими делами, но Женя чувствовала их пристальные взгляды, и то, как они прислушивались, в надежде услышать что-то важное. — Нет, не с ними, — Женя хотела бы сказать, что она вообще ни с кем, что она сама по себе, но не могла. Она крепче прижала Диану к себе, пытаясь передать ей хоть немного уверенности, и с трудом выдавила из себя слова, в которых сама до конца не была уверена. — С Этери всё в порядке.