Тайный Санта для Этери

      Холод пробирал всё сильнее, и дело было не только в температуре воздуха. Неприятное чувство ожидания сковывало тело, заставляя дрожать. Время от времени Женя останавливалась, словно спрашивая себя: "Какой же путь выбрать?", но не двигалась дальше, надеясь, что судьба сама примет решение. Но судьба молчала. Несколько раз она поднимала голову, разглядывая тусклый огонёк фонаря, видневшийся на втором этаже мрачного, заброшенного здания. Этери же, вопреки настойчивым просьбам Даниила держаться вместе, не последовала за ней. Женя чувствовала, что Этери знает гораздо больше, чем говорит, что понимает каждое её чувство, каждую эмоцию. Но разве понимание всегда равносильно решению проблемы?       Женя разблокировала телефон, пристально вглядываясь в экран. Она даже не заметила, как её палец непроизвольно закрыл фронтальную камеру. Страх наблюдения? Случайность? Скорее, и то, и другое. Обрывочные рассказы о Кодексе, слишком фрагментарные, чтобы составить о них цельное представление, не давали ответов на все вопросы. Так или иначе, её продолжали считать ребёнком, ученицей, кем угодно, только не той, кем она являлась на самом деле. С ней не делились планами, её утешали, позволяли плакать. Её защищали, как подопечную, но не как равную. Со временем это начало раздражать. У неё было не меньше проблем, чем у других, и разве она не заслуживала немного честности? Её целовали, а потом бросали, объясняя это нежеланием продолжать. Зачем тогда было начинать?       Время словно остановилось, минуты замерли в одном бесконечном мгновении, будто сама судьба давала ей время на размышления. Но Женя не размышляла. Она смотрела на здание впереди — то самое, где за ней сейчас, возможно, пристально наблюдал Кодекс, где, возможно, в неё целились из такого же пистолета, какой был у Этери. С другой стороны, в здании позади неё находились люди, с которыми она прошла долгий путь — от неуверенного новичка на льду до профессионала. Люди, которых она уважала и любила. Люди… которые считали её слишком глупой, чтобы доверить тайну.       Этери причинила ей боль, разрушила всё то хорошее, что между ними было. Но была ли она в этом полностью виновата? Возможно, в поцелуе виноваты обе, возможно, Жене следовало остановить всё раньше. Она и сама сделала немало шагов навстречу, слышала намёки, которых не было, продолжала надеяться на то, чего, вероятно, не существовало. Почему же тогда она винит только Этери, а не себя? Женщину, которая позволила ей стать кем-то большим, чем просто Женей с детской площадки…       Женя поднялась. В её мыслях промелькнула горькая истина: она была пешкой в чужой игре, причём во всех случаях. Для Этери и Даниила — лишь средством для получения других частей криптекса, для Хранителя — послушной игрушкой, готовой выполнить грязную работу, а для Кодекса… Они обещали исцеление от душевных ран, обещали дать новую цель, но взамен требовали слишком много. Женя понимала, что одной их причин их помощи — было её обладание криптексом. Интересно, была бы Диана рядом, она тоже ставила бы условия или оставалась бы просто другом, несмотря ни на что? Кого бы она поддержала в этой ситуации?       Девушка отряхнула джинсы и глубоко вздохнула, пытаясь собраться с мыслями. Она бросила взгляд на окно, где всё ещё стояла Этери. В этом промозглом, продуваемом всеми ветрами здании из кирпича и бетона, должно быть, было несладко, но Женя чувствовала такую же пустоту и холод внутри себя. Она решительно двинулась вперёд по нетронутому снегу, без фонарика, полагаясь на первые тусклые лучи зимнего солнца и слабую надежду на то, что впереди будет лучше. На протяжении всего пути она беззвучно шептала "прости", выпуская изо рта облачка пара. Прости за то разрушила всё, прости за отказ от Олимпиады и совместной работы, прости за то, что подвергла их с Даниилом опасности, собственноручно неся криптекс в руки, возможно, вооружённым людям.       По щеке Жени скатилась одинокая слеза. Подойдя ближе к зданию, она обернулась ещё раз и ей показалось, что вдалеке мелькнул силуэт Этери. Думает ли она, что Женя просто вышла прогуляться, или понимает, что это может быть концом для всех? Этери не написала ни строчки, да и зачем? Если она видит Женю сейчас, то, вероятно, понимает всё без слов, а если понимает, то, возможно, и простит. Женя подошла к месту, где россыпь следов на снегу говорила о присутствии нескольких человек. Она окинула взглядом здание — снаружи оно казалось таким же чужим и пустым, как и её собственная душа. А что же внутри?       Переступив порог, Женя увидела расставленные на грубых каменных столах ноутбуки. Провода тянулись по всему помещению, образуя сложную паутину. Вокруг никого не было, но динамики издавали тихие писки, что-то сообщая, а индикаторы мигали красным светом, возможно, оповещая о несанкционированном проникновении, а может, просто вели непрерывное наблюдение. Она подошла к одному из мониторов. На экране отображался вид на отель, где они остановились. Та же комната, где они недавно собирались ночевать, люди, снующие внутри, возможно, убирая следы взрыва или ища улики. На другом экране транслировалось изображение того самого магазина в деревне, куда они заходили ранее. Становилось очевидно, что Кодекс знал о каждом их шаге. Ещё один экран показывал Даниила, разговаривающего по телефону. Ещё одна камера была направлена на окно, где должна была находиться Этери, но её не было видно. — Добро пожаловать в Кодекс, — раздался до боли знакомый голос. Женя резко обернулась и встретилась взглядом с обманчиво добрыми глазами Авербуха. Она на мгновение зажмурилась, словно пытаясь прогнать это наваждение, но он не исчезал. Мир словно издевался над ней, подбрасывая всё новые и новые сюрпризы. Кто ещё замешан в этой запутанной и грязной игре? Сколько ещё людей будет вовлечено в этот кошмар? — Идём, — спокойно и уверенно произнёс Авербух, словно он был здесь полноправным хозяином. В его голосе не было ни тени угрозы, но именно это спокойствие пугало Женю больше всего.       Мужчина снял с плеча Жени рюкзак. Она хотела сопротивляться, но почему-то понимала, что это бесполезно. По хлипким, скрипучим ступеням она поднималась на второй этаж, прислушиваясь к эху собственных шагов. Внутренний голос твердил, как же она оплошала, почти насмехаясь над ней. Нужно же было самой прийти в руки к врагу! И даже никому не сообщить об этом. На втором этаже было просторнее, хотя кто-то всё же умудрился оборудовать это заброшенное место электрочайником, парой потрёпанных диванов и большим плазменным экраном телевизора.       Женя не до конца понимала, почему и Кодекс, и Хранители так ценили заброшенные, неприметные здания, куда разве что наркоман или пьяница забредёт. Хотя, возможно, именно на это они и рассчитывали? В такое место случайно не попадают, сюда идут намеренно. Женя оглянулась на Авербуха, стоявшего позади. Теперь его улыбка казалась натянутой и настораживающей, словно он, как и все остальные, что-то недоговаривал. — Хочешь чаю? Фруктовый, зелёный или чёрный? С сахаром? — спросил он, и в то же мгновение его рука скользнула к руке Жени, ловко забирая её телефон. — Современная молодёжь так привязана к своим гаджетам. — Где Диана? — Женя произнесла почти шёпотом, но даже это было для неё маленькой победой. Она сумела сдержаться, не впала в истерику, хотя дрожь в теле и выдавала её сильное волнение. — Никто не собирается заставлять девочку мёрзнуть, — буднично, как о чём-то само собой разумеющемся, заявил Авербух. — Она в безопасности, в тепле. Сейчас ночь, незачем её беспокоить. Мы позвоним ей утром. — Вы же… — Женя хотела сказать "обещали", но вспомнила, что Кодекс лишь предоставил им координаты и место встречи. Они ничего не обещали насчёт Дианы. И всё же в этом была ложь, во всех их действиях сквозила ложь. Ведь они искали Диану и надеялись, что встреча с Кодексом поможет им её вернуть, а Кодекс в свою очередь, просто играл с ними, потому что знал, что ради подруги и дочери они согласятся рисковать. — Вы солгали мне. — В тебе сейчас говорит обида, Жень. На что ты обижаешься? — Авербух наполнил чашку горячей водой из чайника и, несмотря на нежелание Жени, буквально всунул ей в руки горячий напиток. — Было бы лучше, если бы она мёрзла здесь, на улице, дожидаясь тебя? Согласись, это глупо. Выпей чаю, согреешься.       Женя со стуком поставила чашку на подоконник. Ей было всё равно, что часть горячего напитка расплескалась по шершавой поверхности. Ей было безразлично, какое впечатление она производит. Её взгляд был прикован к тому зданию, где осталась Этери, к зданию гораздо более приятному, где о ней, на самом деле, заботились, где её оберегали от ужасов, связанных с "Кодексом", пусть и намеренно не признавались в том, что знали, кто стоит во главе этой организации. При встречах на официальных мероприятиях они вели себя подчёркнуто вежливо, а за их пределами боролись за каждую крупицу информации, за каждую возможность её защитить или уничтожить. Сама она с самого начала не имела ни малейшего представления об их двойной игре, и сейчас её переполняло чувство предательства. Женя готова была закричать во весь голос: "Я знаю слова из своего криптекса наизусть! Заберите его, но моя память вам недоступна", но она сдержалась. Здесь, в этом месте, Авербух — уже не тот человек, которого она знала прежде. Он мог использовать силу, он не обязан был улыбаться. Он был частью чего-то тёмного и опасного, и теперь Женя оказалась втянута в это по собственной глупости.       Интересно, если закричать сейчас, Этери услышит? Придёт ли на помощь? А Авербух? Как он поступит? Женя слышала, как он разблокировал её телефон, словно это не составляло для него никакого труда. Наверное, шестнадцатизначный пароль Дианы был куда надёжнее её простого четырёхзначного кода, состоявшего из цифр, обозначавших какую-то важную для неё дату. А может, и здесь они постарались? Ведь её же предупреждали, что Кодекс далеко не так прост, как кажется на первый взгляд. "Если увидишь людей из „Кодекса“, попытайся выжить", — так сказала ей Этери? Или фраза звучала немного иначе? Впрочем, какая теперь разница, если она уже здесь, в их руках.       Женя не удостоила Авербуха взглядом. Она решила действовать нерационально, но решительно, потому что прыжок со второго этажа казался ещё более абсурдной идеей. Она пересекла комнату, огибая диван, и уже почти достигла выхода, когда услышала резкий щелчок. Женя обернулась. Мужчина всё с той же натянутой, почти маниакальной улыбкой смотрел на неё, держа в одной руке её телефон, а в другой — чёрный матовый пистолет, направленный прямо на неё. Женя почему-то ни секунды не сомневалась, что он выстрелит, если потребуется. — Я же вам всё отдала, — попыталась заговоритьона, но даже произнести эти простые слова оказалось невероятно трудно. Люди в фильмах под прицелом умудряются вести долгие беседы, а ей даже эта короткая фраза далась с огромным усилием. Страх сковал её изнутри. — Жень, мы должны думать о безопасности, — примирительно начал мужчина, но оружия не опустил. — Мы ведь оба понимаем, куда ты сейчас направишься, верно? К своей возлюбленной, — в голосе Авербуха прозвучало едва уловимое, но отчётливое презрение, значит он знал. — Мы не можем позволить себе рисковать. Поэтому просто выпей чаю. — Я не к ней пойду, я в Москву хочу, — Женя посмотрела прямо в глаза Авербуху. Он был явно удивлён такой реакцией. — Этери Георгиевна меня отвергла, ясно? Мне плевать на ваши криптексы, загадки и тайны. Я хочу домой. — Женя понимала, что лишь отчасти говорит правду, но как иначе выбраться из этого места?       Авербух рассмеялся. Его смех гулким эхом разнёсся по пустому помещению, и Женя замолчала. Он откровенно издевался над ней, явно пользуясь своим положением. Ведь иногда справедливость оказывается на стороне того, у кого в руках оружие, что даёт ему неоспоримое преимущество над остальными. А у неё не было даже перочинного ножика. Вот решила сыграть в азартную игру, поставив на кон всё, не имея при этом ни единого козыря в рукаве. Но мужчина смотрел на неё с явным недоверием. Конечно, ведь камеры не записывали звук, а они совсем недавно разговаривали с Этери прямо возле окна. Теперь он, должно быть, думает, что это всего лишь её очередной ход. Надеется, что Этери использовала Женю в своих целях, потому что думала, что он не обидит её. — Понимаешь ли, какая ирония, какая глупость, — Авербух усмехнулся и сделал ещё один шаг, почти вплотную приблизившись к Жене. Он медленно прижал дуло пистолета к её виску. Холод металла коснулся кожи, вызывая неприятную дрожь. — Существует в мире один дневник, и он содержит множество… весьма важных деталей. Мы все были уверены, что он безвозвратно утерян, но тут Хранитель отправляет тебе этот клочок бумаги. Всего лишь один, но ведь есть и другие, верно? — Я не хочу в это играть, — прошептала Женя, чувствуя, как внутри всё сжимается от страха. — Не хочешь, но придётся, — спокойно, почти ласково произнёс Авербух, не отводя пистолета. — Играй и дыши, или выходи из игры… и трагически погибай. Тебя устраивает такой выбор? — Он отпустил Женю, отступив на шаг, и жестом указал на диван. Она села, понимая, что здесь, в этой комнате, нет ничего, что могло бы помочь ей противостоять человеку, который, казалось, разучился бояться смерти. — Ладно, всё не так страшно. Всего один дневник и никто не пострадает.       Мужчина сунул телефон обратно в руки Жени. Она посмотрела на него с немым вопросом. Почему он сам не может войти на сайт? Ссылку-то он нашёл, пусть сам и расхлёбывает эту кашу. Но, видимо, Кодекс ещё больше не любит марать руки о подобную чёрную работу. Женя тяжело вздохнула. Разве у неё есть выбор, когда ей угрожают оружием? Девушка неуверенно нажала на ссылку, и Авербух тут же придвинулся ближе, почти вплотную. Его глаза горели лихорадочным блеском, как у ребёнка, заворожённого новой игрушкой, которую он вот-вот получит. Казалось, он сейчас от счастья подпрыгнет и захлопает в ладоши. Но Женя, удивлённая внезапно появившейся на экране надписью, повернула телефон к мужчине: "В доступе отказано". — Пароль неверно ввела? — резко спросил он. Женя едва сдержалась, чтобы не ответить, что никакого пароля здесь нет, а в простом слове "Санта" сложно допустить ошибку. Вместо этого она предприняла ещё одну, бессмысленную, попытку. Теперь на её лице появилась кривая, нервная улыбка, которая, казалось, ещё больше взбесила Авербуха. В другой ситуации он, возможно, и ударил бы её, но сейчас его взгляд был прикован к лаконичному тексту, внезапно возникшему на экране: "Qui quaerit destructionem, numquam obtinebit quod cupit, nam vera vis in fide et praesidio latet.", а через секунду на экране вспыхнул перевод, как будто специально для Жени: "Кто стремится к разрушению, обречён никогда не заполучить желаемое, ведь истинная сила сокрыта в верности и защите".       Затем на экране появилась анимированная мордочка клоуна с неестественно широкой, зловещей улыбкой. Клоун начал весело подпрыгивать по экрану, противным, скрипучим голосом напевая что-то на латыни, отчего по коже Жени побежали мурашки. Эта жуткая клоунада продолжалась до тех пор, пока телефон с глухим стуком не врезался в стену, разлетевшись на несколько кусков. Авербух резко поднялся на ноги, его лицо исказила гримаса ярости. Он снова навёл пистолет на Женю, но теперь всё было по-другому. В его глазах больше не было лихорадочного азарта. Теперь там горел холодный, расчётливый огонь убийцы. Он был готов по-настоящему убить. Атмосфера в комнате мгновенно накалилась, повисла тяжёлая, зловещая тишина, нарушаемая лишь прерывистым дыханием Жени.       Женя дрожала всем телом, мелкая дрожь пробегала от кончиков пальцев до затылка, словно по ней пропускали слабый электрический ток. Страх странным образом смешивался с едва уловимым удовлетворением от осознания того, что "Кодекс" не получит желаемое так просто. Эта мысль, подобно тонкой игле, ненадолго пронзила завесу ужаса, принеся с собой странное, почти болезненное облегчение. Но тут же её вновь захлестнула волна тревоги. Мучительное ожидание повисло в воздухе тяжёлым, свинцовым грузом: смогут ли её защитить? Или она окажется всего лишь пешкой в чужой, жестокой игре, ненужным расходным материалом, от которого избавятся без сожаления, как от неудачного эксперимента? Эта мысль заставила её внутренности сжаться в тугой узел.       Резкий, повелительный жест Авербуха вырвал её из оцепенения. Его рука указала в сторону ступеней. Он приказал ей спускаться. Женя, с трудом переставляя ватные, непослушные ноги, медленно шла вниз по скрипучей деревянной лестнице. Каждая ступень под её ногами нарушала тишину дома и пугала её. Она нервно оглядывалась по сторонам, её взгляд беспокойно метался по полумраку, царившему внизу, пытаясь разглядеть хоть что-то в сгущающихся тенях. Внутри всё сжалось от дурного предчувствия, в горле пересохло, а дыхание стало прерывистым и частым.       Внезапно с улицы донёсся нарастающий гул. Он быстро становился всё громче и громче, заполняя собой всё пространство, проникая сквозь стены и окна, заставляя вибрировать стёкла. Казалось, этот грохот способен разбудить всех жителей этого тихого, сонного городка. Женя вздрогнула и замерла на ступеньках, вцепившись побелевшими пальцами в деревянные перила. Она пыталась понять, что происходит, её глаза расширились от удивления и страха. Звук был отчётливо знаком — он напоминал рёв вертолётных лопастей, рассекающих воздух. Вертолёт? Здесь, в этой глуши, в этой провинциальной тишине, где жизнь текла размеренно и спокойно, где ничего подобного никогда не происходило? Эта мысль казалась настолько абсурдной, настолько нереальной, что на мгновение затмила собой даже охвативший её ужас.       Женя почувствовала, как от волнения резко прикусила губу, до боли, до привкуса крови во рту. Она невольно замерла на месте, её тело сковало напряжение. Авербух, не церемонясь, грубо подтолкнул её к выходу, его пальцы больно сжали её плечо. Дверь с тихим скрипом отворилась, выпуская их на холодный, пронизывающий ветер.       На улице их уже ждали люди в странной чёрной униформе и в масках, полностью скрывающих лица, оставляя открытыми лишь глаза. С одной стороны, их вид казался нелепым, почти комичным, словно костюмированное представление, но достаточно было бросить взгляд на тактические жилеты, увешанные подсумками, и на оружие, висевшее у них на поясах, чтобы понять: с этими людьми шутки плохи. От этого зрелища по спине Жени пробежал озноб.       Она не смотрела на них, на этих безликих людей в чёрном. Её взгляд, полный отчаяния и надежды, был прикован к окну здания, к тому самому окну, где, как она надеялась, должна была находиться Этери. И вдруг, на мгновение, гораздо ближе в предрассветных лучах мелькнула знакомая фигура. Это была она! Этери стояла у здания, наблюдая за ними, её лицо было бледным и напряжённым, но Женя отчетливо видела её глаза, полные тревоги и решимости. Сердце Жени бешено заколотилось, на миг страх отступил, уступив место надежде. Она здесь! Она близко! Но этого недостаточно. Расстояние между ними было слишком велико, чтобы обменяться хотя бы взглядом, не говоря уже о том, чтобы поговорить или дотронуться друг до друга. Этери не была глупа, чтобы бежать сломя голову к ней, окружённой всеми этими людьми. Если все они прицелятся, один или другой может попасть в неё, убить. Успел ли Авербух заметить Этери? Видел ли он её? И если видел... выстрелит?       В отчаянной попытке подать знак, Женя судорожно ощупала карманы в поисках хоть чего-нибудь. Её пальцы нашли монетку — обычную, завалявшуюся со сдачи. Она незаметно бросила её на заснеженную землю. Звонко ударившись о лёд, монетка отскочила в сторону. Даже этого незначительного жеста было достаточно, чтобы напомнить себе и, возможно, Этери, что она никогда не станет частью Кодекса, что ей очень жаль…       Один выстрел, второй, третий. Женю почти силой затащили в вертолёт, вместе с ней и Авербуха. Но остальные не последовали за ними. Они остались стоять там, всего в десяти шагах от Этери и Даниила. А всё, что Женя могла слышать — это выстрелы, раздававшиеся один за другим, сливаясь в непрерывную, пугающую канонаду. Лязг металла, крики, снова выстрелы… Вертолёт медленно оторвался от земли, поднимаясь всё выше и выше. Сердце бешено колотилось в груди. Неужели Хранители на этот раз проиграли? Эта мысль, словно ледяной кинжал, пронзила её сознание. Звуки боя постепенно стихали, заглушаемые рёвом вертолётных лопастей. Город, окутанный ночной тьмой и отсветами уличных фонарей, оставался позади, унося с собой тайны, страх и надежду. Женя откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза и глубоко вздохнула. Всё кончено. Или только начинается?