Тайный Санта для Этери

      Женя ощущала как её почти грубо тянут за руку, заставляя двигаться по тёмному, извилистому коридору. Под ногами ощущалась неровная поверхность, то и дело попадались какие-то предметы, о которые она едва не спотыкалась. Она шла, ведомая чужой силой, в состоянии, близком к трансу, не находя в себе ни воли, ни желания сопротивляться. Тело казалось непослушным, ватным, а мысли беспорядочно метались, словно рассыпавшиеся бусины. Незнакомец, ведший её, не произносил ни слова, не задавал вопросов, лишь крепко сжимал её запястье, направляя куда-то вниз, по скрипучим лестничным пролётам. В её сознании мелькали разрозненные догадки: это мог быть посланник Кодекса или же вовремя подоспевший Хранитель. Эта неопределённость, в сочетании с охватившим её оцепенением, словно ледяной коркой сковавшим тело, парализовала любые попытки сопротивления, крика или хотя бы вопроса.       По пути Женя смутно различала в полумраке отеля фигуры встревоженных, хотя и немногочисленных постояльцев. До неё доносились обрывки фраз, произнесённых вполголоса, она видела беспокойные жесты, кто-то кутался в одеяло, кто-то спешно одевался. Вдали, в зоне видимости, у стойки регистрации, в тусклом свете одинокой лампы, она заметила хозяина отеля. Его движения были суетливыми, он что-то отчаянно говорил в телефонную трубку, вызывая, вероятно, полицию, пожарных или другие экстренные службы. Лица расплывались, теряя чёткость, словно в тумане, но доносившиеся голоса звучали отчётливо, полные тревоги, растерянности и нарастающей паники. Атмосфера в отеле была наэлектризована, словно перед надвигающейся грозой.       Вскоре они достигли последнего лестничного пролёта и вышли на улицу. Морозный воздух резко обжёг лёгкие, словно вернув Женю из забытья. Лишь оказавшись под тусклым светом уличного фонаря, она с облегчением узнала в своём провожатом Глейхенгауза. Его лицо, обычно спокойное и сдержанное, сейчас выражало серьёзную сосредоточенность, а нахмуренные брови выдавали глубокое беспокойство. Он быстро огляделся по сторонам, словно удостоверяясь в отсутствии опасности, и только после этого слегка ослабил хватку на её запястье.       Несмотря на морозный воздух и мелкие снежинки, оседавшие на волосах, Женя пока не чувствовала холода. Адреналин и шок удерживали её в состоянии оцепенения. Она огляделась вокруг, пытаясь понять, где они находятся, но не увидела ни одного постороннего, ни души, кроме них двоих — её и Даниила. Внезапно её взгляд упал на здание отеля, из которого её только что вывели. Сердце Жени болезненно сжалось при мысли об Этери, оставшейся внутри. Она напряжённо всматривалась в закрытые двери, словно надеясь увидеть её силуэт в окне. Женя боялась, что если попытается что-то сказать, её тут же захлестнут рыдания. Если бы не Даниил, крепко державший её за руку, она, вероятно, просто рухнула бы в грязную лужу, образовавшуюся от тающего снега, и осталась бы там лежать, не в силах пошевелиться. Но сейчас, именно сейчас, когда Этери могла нуждаться в ней, она должна была собраться. Она должна была быть сильной. Хотя бы ради неё.       Страх потерять её вот так, глупо и нелепо, без последнего разговора, без выяснения всех недоразумений, сдавил горло. Женя боялась, что эта недосказанность будет терзать её до конца жизни. В памяти внезапно всплыли объятия, произошедшие всего за несколько минут до взрыва. Такие тёплые, такие уютные, такие… последние? Эта мысль пронзила её, как ледяной клинок. Неужели это был их последний момент близости? Неужели она больше никогда не увидит Этери? От этой мысли по щекам невольно покатились слёзы, смешиваясь с падающими снежинками. Женя судорожно сглотнула, пытаясь унять дрожь, охватившую всё тело. Она должна была что-то сделать. Она не могла просто стоять здесь и ждать, пока всё решится само собой.       Даниил сосредоточенно набирал номер телефона, который не был подписан в его контактах. На другом конце провода никто не отвечал, а, возможно, и не должен был. Женя так и не понимала, как здесь всё устроено, какие невидимые нити связывают этих людей. Где-то неподалёку громко плакала особо впечатлительная девушка, крепко прижимая к груди тёплый плед — видимо, единственное, что она успела схватить, покидая отель. В полумраке, наощупь, люди продолжали выбираться из здания. Измученные, испуганные, жалкие… Женя невольно отметила это про себя. Они думали, что стали жертвами чьей-то злой шутки, боялись за свои жизни, но ведь им, по сути, ничего не угрожало. Кодекс знал, куда целился, знал, кого хотел задеть, и эти, зачастую чрезмерно самоуверенные, люди были здесь ни при чём. Но такова уж человеческая натура — каждому кажется, что мир вращается вокруг него.       Женя не стыдилась этих мыслей, но понимала, что ими движет страх за Этери, которой не было слишком долго — или, может, время тянулось мучительно медленно из-за томительного ожидания. Она рвалась обратно, хотела побежать к ней, открыть дверь и убедиться, что с ней всё в порядке. Но одного взгляда на Даниила было достаточно, чтобы понять: он не пустит её туда. И сам не пойдёт. В его глазах, несмотря на всю ситуацию, читалась какая-то странная уверенность в том, что с Этери всё будет хорошо. Он знал её лучше, чем кто-либо другой, знал о её способности выживать в любых условиях. Но Женя-то не знала. И ей, как всегда, никто ничего не объяснял. — Нужно найти её, — прошептала Женя, глядя Даниилу прямо в глаза. Она была готова кричать, бить его, бить себя, бить что угодно, лишь бы донести до него эту простую, но такую важную мысль. — Медведева, соберись! — Даниил, впервые за всё время, что они были знакомы, повысил на неё голос. Его тон был резким и безапелляционным. — Никто из нас не вернётся в этот отель. Идём.       Женю захлестнула паника. Она почувствовала, как в груди всё сжимается, дыхание перехватывает, а голос срывается на истерический крик. Она осела прямо на грязный асфальт, не в силах сдержать нахлынувшие эмоции. Они не могли её оставить! Не могли просто уйти, бросив Этери там! Вокруг них начала собираться небольшая толпа любопытствующих, разглядывающих Женю с нескрываемым интересом. От этого ей стало только хуже. Она не хотела быть в центре внимания, ей просто нужно было выплеснуть своё отчаяние. — Знаешь, что я не люблю в людях? — прозвучал у самого её уха тихий, но отчётливый голос Даниила. — Когда они устраивают спектакль не на льду. Не привлекай внимания.       Дальше последовала череда успокаивающих фраз от Даниила, предназначенных, скорее, для окружающих, чем для них самих. Дежурные слова о шоке, нестабильном эмоциональном состоянии, естественном волнении из-за произошедшего. Он говорил и продолжал идти вперёд, уводя Женю всё дальше от отеля, пока шумная толпа зевак не осталась позади, а тьма вокруг них не сгустилась. Женя не просто злилась на Даниила — её сердце переполняла жгучая ненависть. Ведь они с Этери были друзьями, а теперь он просто бросал её, обрекая на неизвестность в этом проклятом отеле. А что, если Этери ранена? Что, если осколок стекла случайно попал ей в сердце, и она больше никогда не поднимется? Эта мысль терзала Женю, не давая покоя, но мужчина об этом не думал.       Она не понимала, то ли пространство вокруг них исказилось от пережитого стресса, и дорога казалась бесконечной, словно вымощенной не камнем, а тягучей, вязкой смолой, то ли Даниил успел переставить машину куда-то дальше, запутав её окончательно, но ей порядком надоело покорно плестись за ним, словно привязанной на невидимом поводке. Каждый шаг отдавался гулкой болью в висках, а ноги налились свинцовой тяжестью. В голове даже мелькнула отчаянная мысль о побеге — вернуться в отель, пусть даже это означало столкнуться с неизвестностью лицом к лицу. Наверное, она так бы и поступила, если бы вдалеке, сквозь густую пелену сумерек, не заметила знакомый, до боли родной силуэт. Сердце болезненно сжалось, пропуская удар. Не раздумывая ни секунды, словно повинуясь внезапному импульсу, Женя сорвалась с места и побежала вперёд, чем немало встревожила Даниила, который тут же бросился за ней.       Подбежав к Этери, Женя, не в силах сдержать нахлынувшие, словно цунами, эмоции — облегчение, страх, нежность, — крепко, до хруста в костях, обняла её. От Этери пахло её любимым ветивером, терпким и горьковатым, как воспоминания… и отчётливым, металлическим запахом крови, который пробивался сквозь знакомый аромат напоминая, что это не желанная встреча в парке, а побег от Кодекса. Реакция женщины была мгновенной, рефлекторной: она едва не задела Женю небольшим, но острым, как бритва, ножом, который крепко сжимала в побелевшей от напряжения руке. Лезвие опасно блеснуло в тусклом свете уличного фонаря. — Нельзя так делать, — холодно заметила Этери, но всё же ответила на объятия, слегка прижав Женю к себе. — Я… я думала, вы умерли, — прошептала Женя, всматриваясь в глаза Этери, пытаясь разглядеть в них хоть какие-то признаки ранения или боли. — Ещё чего, Медведева. У меня полно незавершённых дел, — усмехнулась она, стараясь скрыть боль. Затем, повернувшись к Даниилу, спросила: — Дань, где машина?       Этот короткий диалог, эта привычная колкость Этери, её присутствие рядом — всё это внезапно вернуло Женю к реальности. Она почувствовала, как отступает паника, уступая место облегчению и… страху. Страху за Этери, за брызги крови на её лице, за то, что могло случиться. Она понимала, что вопросы последуют позже, сейчас главное — уехать отсюда как можно скорее. — Не хотел бы при истеричке, — Даниил не сдерживал радости от того, что Этери жива и указал в сторону Жени, — но полагаю, машина там же, где и окно номера в отеле. А теперь о важном. Ноутбук? — На ноутбуке можно долететь куда угодно, — саркастично заметила женщина, но, несмотря на свои слова, Этери продемонстрировала сумку с ноутбуком, которую передала Даниилу, а рюкзак с криптексом повесила на плечо Жени. Рюкзак ощутимо тянул вниз, напоминая о важности груза. Затем Этери достала свёрнутую в пакете куртку для Жени. — Вас вдвоём на дело отправлять — себе дороже, — отозвалась она. — Как говорится, один с сошкой, а семеро с ложкой, только тут оба с сошками, но без понятия, что копать. Разве что снег. — А мне? — Даниил, успевший после душа натянуть только тонкий чёрный свитер, выглядел одетым несколько… не по погоде. Его волосы ещё были влажными и торчали в разные стороны, придавая ему вид поэта-недоучки, которого вырвали из тёплой постели на улицу в разгар зимы. Он явно не был готов к морозной ночи. — Я, конечно, понимаю, что стиль — это главное, но сейчас мне больше нужно что-то, что спасёт от гипотермии.       Этери пожала плечами, мол, в этой суматохе и в темноте не до поисков гардероба. А куртка Жени попалась под руку совершенно случайно, потому что не умеет она аккуратно вещи на свои места складывать. — Ладно, что уж. Зато стильно, — с лёгкой иронией повторил Даниил. — Какие варианты? Хоть карту местности покажете, или будем по звёздам ориентироваться? А то я в созвездиях не силён, кроме Большой Медведицы ничего не знаю, — добавил он с усмешкой, пытаясь разрядить обстановку. Он даже попытался изобразить созвездие Большой Медведицы пальцами, но в темноте это выглядело скорее как неуклюжая попытка показать клешню краба. Женя невольно улыбнулась этой нелепой пантомиме. В этой напряжённой ситуации любая попытка юмора казалась спасительной соломинкой. Но улыбка тут же угасла, когда она вновь окинула взглядом пустынную улицу. Куда идти, совершенно непонятно. Эта мысль эхом отозвалась в сознании Жени, подчёркивая безысходность ситуации. Оставалось лишь надеяться на удачу или на внезапно осенившее решение, которое пока не приходило в голову ни ей, ни, судя по всему, Этери.       Женя взглянула на Этери. Сколько она не спала? Лицо женщины осунулось, под глазами залегли тени. Даже обида на неё не могла заглушить беспокойство, которое Женя испытывала. Этери выглядела измождённой, словно бремя последних событий выпило из неё все силы.       Этери огляделась. Окна домов давно погасли, погрузив всё вокруг в глубокий сон, нарушаемый лишь редким завыванием ветра, проносящегося между безликими зданиями. Ни круглосуточной кофейни, ни даже захудалого магазинчика, где можно было бы погреться и выпить горячего чаю, в поле зрения не наблюдалось. Лишь тусклый свет одинокого фонаря на перекрестке едва рассеивал густую тьму.       Оставаться на скамейке у подъезда становилось всё более рискованно — стоило на секунду потерять бдительность, и Кодекс мог настигнуть их. Холод пробирал до костей, пронизывая тонкую одежду, отчего желание найти укрытие становилось ещё и физической потребностью. И, что особенно удручало, ни единой знакомой души в этой богом забытой глуши, ни проблеска надежды на помощь.       Затянувшееся молчание повисло в промозглом воздухе, полное неопределённости и тревоги, словно густой туман, окутывающий их со всех сторон. И вот, после долгой, тягостной паузы, взвесив все "за" и "против", Этери тихо произнесла, скорее размышляя вслух, чем обращаясь к кому-то конкретно: — Здесь поблизости есть одна заброшенная стройка. Лучше, чем ничего. Там можно переждать какое-то время, согреться хоть немного и обдумать дальнейшие действия. По крайней мере, там есть крыша над головой, пусть и дырявая.       Этери пошла вперёд, а Даниил с Женей переглянулись и последовали за ней. Что им оставалось? Женя жалела, что в отеле не выпила хотя бы чашку чая, ей хотелось принять душ, полежать в тёплой ванне. Этери думала о потерянной дочери и о том, как неумолимо бежит время. Даниил же надеялся поскорее вернуться домой и хоть немного отдохнуть, пока Этери не ввяжется в очередную передрягу. Радостных мыслей не было ни у кого, и от этого становилось ещё тоскливее.       Дорога вильнула влево, огибая заросший сорняками пустырь, и они остановились возле большого недостроенного здания. Оно мрачно возвышалось над унылым пейзажем, словно памятник забытым амбициям. Вместо окон и дверей — черные провалы, из которых тянуло сыростью и холодом. Вокруг, среди высокой травы и кустарника, валялся строительный мусор: ржавая арматура, битый кирпич, куски рубероида. Всё говорило о том, что стройка заброшена давно. Этери, не говоря ни слова, с решительным шагом направилась к одному из проёмов, ведущих внутрь. — Да ну нет, — недовольно пробурчала Женя, надеясь, что это была шутка, глупая, злая, неуместная. Но одного взгляда Этери, холодного и решительного, хватило, чтобы понять: никакая это не шутка, а их новая, мрачная реальность. Реальность, где они вынуждены прятаться в этой дыре, посреди ночи, в неизвестном городе. — Только до утра, — со вздохом пообещала Этери, подталкивая Женю внутрь. Её голос звучал устало, но в нём чувствовалась стальная твёрдость. Она не собиралась отступать.       Женя с неохотой переступила порог. В нос ударил спёртый, тяжёлый запах сырости, пыли и гнили — словно здесь годами не ступала нога человека. Этот запах въедался в лёгкие, вызывая неприятное ощущение тошноты. Под ногами хрустел мусор: осколки кирпичей, куски штукатурки, обрывки целлофана, перемешанные с сухой листвой, занесённой ветром. Внутри царила густая, почти осязаемая тьма. Лишь слабый, дрожащий отблеск уличного фонаря проникал сквозь зияющие оконные проемы, выхватывая из мрака отдельные, пугающие детали: ржавые прутья арматуры, торчащие из стен, как кости из раны, груды мусора, сваленные в углах, словно немые свидетели запустения и разрухи. Ветер, свободно гулявший сквозь дыры в стенах, пронизывал здание ледяным холодом и сыростью, заставляя Женю невольно поёжиться и сильнее запахнуть куртку, пытаясь хоть немного согреться.       Этери, уже скрывшаяся в глубине здания, достала из кармана небольшой фонарик. Узкий, резкий луч света прорезал густую тьму, скользнул по облупившимся, изъеденным сыростью стенам, выхватывая из мрака то куски отвалившейся штукатурки, то ржавые, бурые потёки, словно следы крови, то зловещие трещины, расползающиеся по кирпичной кладке, как паутина на старом зеркале. Свет дрогнул и упал на полуразрушенную лестницу, ведущую наверх. Ступени, покрытые толстым слоем пыли и мусора, казались ненадежными, готовыми рассыпаться под любым весом, словно карточный домик. — Здесь есть лестница наверх, — сказала Этери, её голос, усиленный эхом, разнесся по пустому помещению, отдаваясь от стен, как призрачный отзвук из прошлого, полный тоски и безысходности. — Там, наверное, будет немного теплее. И, по крайней мере, нас не будет видно с улицы.       Она начала осторожно подниматься по лестнице, ступая на цыпочках, словно крадущийся хищник, выслеживающий добычу. Каждая ступень отзывалась протяжным, скрипучим стоном, эхом разносившимся по заброшенному зданию, словно жалуясь на непрошеных гостей. Под ногами предательски хрустело битое стекло, перемешанное с пылью и грязью. Даниил, до этого молчавший, с тяжёлым, усталым вздохом двинулся следом. Женя, задержав дыхание и стараясь не издавать ни звука, пошла последней, с ужасом глядя вниз, в черную, бездонную бездну под лестницей, где тьма казалась особенно зловещей и пугающей. Страх сковывал движения, заставляя сердце биться всё быстрее, словно отсчитывая удары барабана перед казнью.       На втором этаже сквозь зияющие глазницы окон проникал бледный, призрачный свет, едва рассеивающий густую тьму, царящую в помещении. Ветер завывал в разбитых рамах и свистел в щелях, разнося по этажу промозглый холод, запах сырости, гнили и запустения. Пол был усыпан обломками кирпичей, осколками стекла и покрыт толстым слоем пыли. Этери, окинув взглядом помещение, полное теней и зловещих углов, направилась к дальней стене, где, казалось, было относительно чисто. Даниил молча протянул ей небольшой, но вполне реальный пистолет и что-то прошептал ей на ухо так тихо, что Женя не услышала. Звук щелчка предохранителя, который она сняла, резко, словно выстрел, прорезал тишину этажа, заставив Женю замереть и невольно вздрогнуть от неожиданности и страха. — Без надобности не выходите, — бросил он, его голос разнёсся по гулкому помещению. Даниил развернулся и быстрым шагом покинул их временное убежище, оставляя Женю и Этери наедине в зловещей тишине заброшенной стройки. — Тоже мне, любители боевиков, — пробормотала Женя, складывая руки на груди. Её зубы стучали — то ли от пронизывающего холода, проникавшего сквозь дыры в стенах, то ли от пережитого потрясения, а скорее всего, от того, как уверенно Этери держала в руках пистолет совсем недавно. Эта картина никак не вязалась с образом её тренера, всегда собранной и строгой, но никак не готовой к перестрелкам. Женя и подумать не могла о таких скрытых способностях. — Этот кошмар никогда не закончится. — Всё рано или поздно заканчивается, Медведева, — спокойно ответила Этери, переводя взгляд на Женю. Девушка казалась бледной, даже слишком, чтобы списать всё на плохое освещение. Её лицо выражало смесь усталости и отчаяния. — Подумай о хорошем, вот чего бы тебе сейчас хотелось? — Вы это серьёзно? Чего бы мне хотелось? — в голосе Жени прозвучала неприкрытая злость. Она чувствовала, как внутри нарастает раздражение, смешанное с обидой и страхом. — Горячую ванну с пеной, уютную кровать, забыть этот чёртов поцелуй, — она резко отвернулась, пытаясь скрыть подступившие слезы. Её плечи слегка вздрагивали. — Никогда не приближаться к Вам, вернуть Диану и вытащить в Тайном Санте кого угодно, только не Вас. — Продолжай, — Этери прислонилась спиной к холодной бетонной стене, глядя куда-то вдаль, за пределы заброшенного здания, в тёмное ночное небо. Её лицо оставалось невозмутимым, словно она слушала прогноз погоды, а не поток отчаянных слов. Она знала, что порой, чтобы стало легче, нужно дать волю эмоциям, выпустить их наружу. И сейчас, в этой ситуации, полной страха, гнева и ярости, это было особенно важно. Она понимала, что Женя нуждается в том, чтобы выговориться, выплеснуть всё, что накопилось внутри. Тишина, нарушаемая лишь завыванием ветра и редким стуком капель, падающих с прохудившейся крыши, повисла между ними. Этери ждала, готовая слушать дальше, какой бы горькой ни была правда. — Не хочу, — отрезала Женя, отворачиваясь и глядя в одно из окон. Ещё чего, открывать ей душу после всего что было? После поцелуя, за которым последовали просьбы забыть? После того, как Этери оттолкнула её, вопреки тому желанию, которое читалось в каждом движении во время поцелуя? В горле стоял ком обиды и непонимания. — Мы обе предали Диану. Каждый раз, когда улыбались, каждый раз, когда… целовались. — Мы не предавали её, мы жили ради неё, Жень, — Этери сделала шаг к сторону девушки. Ночное небо за окном постепенно светлело, окрашиваясь в предрассветные оттенки серого и синего. Она осторожно положила руки на плечи Жени, мягко, но настойчиво удерживая её от попытки отстраниться. — Злость — это нормально, но пройдёт время, и ты поймёшь. — А если не пойму? — Голос Жени дрожал, выдавая всю ту бурю эмоций, что бушевала внутри. Ей отчаянно хотелось прикоснуться к Этери, почувствовать, какая у неё сейчас холодная кожа. Она ведь и сама была лишь в вязаном свитере, без верхней одежды, наверное холодно. Женя боялась, что если коснется её, эта хрупкая иллюзия близости, возникшая на мгновение, тут же развеется, и Этери снова отстранится, воздвигнув между ними невидимую стену. — Если... не захочу понимать? — Жень, дело в том, что я не хочу. — Этери резко повернула её к себе лицом, её взгляд был отстранённым, словно она смотрела сквозь Женю, куда-то в пустоту. В нём читалось какое-то странная грусть, или, возможно, Жене это просто казалось в её нынешнем состоянии. — Мне это не нужно. Мне не нужна ты.       Слова Этери, произнесённые холодно и безразлично, словно ледяной клинок, пронзили Женю. Она почувствовала, как внутри всё сжимается, болезненный спазм сковал грудь. Сердце сжалось от острой боли, словно его сдавили в тисках. Она невольно отступила на шаг назад, к самому краю оконного проема. Кажется, если бы не рука Этери, все еще лежавшая на её плече, Женя могла бы сорваться вниз с этого недостроенного второго этажа. Но этого не произошло. В голове мелькнула простая и совершенно нелепая в данной ситуации мысль: уйти из "Хрустального", уехать сейчас же обратно в Москву. Кто и что ей сделает? Кодекс? Но зачем она им? У Жени нет ничего, что могло бы им помочь в их целях. Она для них — пустая трата времени.       Женя резко одёрнула плечо, освобождаясь от руки Этери, и, не говоря ни слова, быстрым шагом направилась к лестнице. Она спустилась на первый этаж их временного убежища и вышла на улицу, обойдя здание сбоку. Там, пусть и было почти совсем темно, хотя рассвет уже начинал окрашивать горизонт, по крайней мере, не было оглушающего эха, которое так давило на неё внутри. Она шла, не разбирая дороги, и плакала, не думая о том, что эхо ни в чём не виновато, и что стены заброшенного дома все равно слышат каждый её всхлип, каждый звук, пропускают их сквозь себя и доносят прямо к Этери. Выйдя за угол здания, Женя опустилась на холодный бетонный выступ, обхватила колени руками и прижала к ним голову. Ей казалось, что она умирает, что внутри неё что-то медленно и мучительно выжигают, оставляя после себя лишь пустоту и холод.       Телефон завибрировал, на экране высветился незнакомый номер. Женя, не раздумывая, разблокировала его, вглядываясь в строки. Глаза слезились, мешая сфокусироваться, и она не сразу смогла прочесть сообщение. "Иногда, чтобы исцелиться, нужно сначала разрушить то, что причиняет боль".       Женя усмехнулась, горько и иронично. Такой нелепый, грубый, откровенно манипулятивный текст, словно взятый из дешевого боевика. Но, как ни странно, эти слова змеиным ядом, медленно растекались по её венам, принося странное, обманчивое успокоение. Внутри что-то болезненно откликнулось на эту циничную формулу. "Сегодня. 4:00".       Ниже пришла фотография. Женя огляделась, пытаясь сопоставить изображение с окружающей местностью. Сердце ёкнуло. Да вот же оно, совсем рядом, через дорогу: заснеженная лужайка, еще одно, похожее на их нынешнее убежище, недостроенное здание. Значит, за ними следят, и следят пристально. Слишком явно, чтобы это можно было игнорировать. Женя вытерла слёзы тыльной стороной ладони, стараясь привести себя в порядок.       В голове боролись два противоречивых желания. Одна часть её, израненная и опустошенная, отчаянно хотела вернуться к Этери. Просто увидеть её, убедиться, что с ней всё в порядке, возможно, даже попытаться поговорить, хотя после сказанных ею слов это казалось почти невозможным. Другая, поддавшись на шёпот манипулятивного сообщения, колебалась. Подождать всего двадцать минут, до четырёх утра, и позволить Кодексу… избавить её от боли? Эта мысль, хоть и пугала своей неизвестностью, одновременно манила обещанием облегчения. Возможность разом покончить с этой душевной мукой, пусть и ценой сделки с сомнительной организацией, казалась почти соблазнительной. Женя чувствовала себя на распутье, разрываемая между отчаянием и надеждой, любовью и страхом. Холодный ветер пронизывал её насквозь, усиливая ощущение зыбкости и сковавшего изнутри одиночества.