Завтра было вчера

Постепенно гнев сменился глухой пустотой в сердце. Хейзел лежала на крыше фуры, сложив руки на животе. Больше она не плакала, не злилась, лишь лежала и смотрела на пасмурное небо. Прошло уже около часа, а мертвецы продолжали стоять у машины и колотить по ней. Их хриплые стоны и животное рычание даже начали убаюкивать девушку. «Если уже пятый муж бьёт вас по морде — задумайтесь, может, дело всё-таки в морде?» Так бабушка часто говорила про мать Риты, когда узнавала от внучки, что очередной хахаль напился и устроил дома разборки с кулаками. Однако женщина никогда не высказывала ни капли жалости к своей снохе, объясняя это именно таким дурацким анекдотом. И в детстве девочка никогда не понимала и даже иногда обижалась, когда бабушка говорила так про маму, а сейчас поняла. «Второй раз за последнюю неделю меня кинули на съедение мертвецам, — думала Хейзел, глядя на сгущающиеся облака. — И как это понимать? Может, у меня на лице табличка «Пни меня», а я не замечаю её? Или… — признавать это было тяжелее всего. — Или я последняя идиотка, раз доверяюсь всем подряд. Ну как можно было подумать, что кто-то станет помогать просто так, — девушка тут же нахмурилась. — А я бы стала. Доверчивая дурочка, наверное, поэтому сейчас и лежу на крыше старого фургона в ожидании смерти.» Хейзел закрыла глаза, даже не замечая, как сознание начали мягко обволакивать объятия сна. «Жалко только пачку персикового сока, — пронеслось где-то на задворках мыслей, — его сейчас сложно найти.» Рычание и хрипы мертвецов становились всё тише, всё отдалённее, пока вовсе не исчезли с радаров слуха. Тело расслабилось, мысли перестали тревожить. Хейзел открыла глаза. — О, боже, — пробормотала девушка не то с разочарованием, не то с облегчением. Она оказалась в квартире, которую узнала с первых секунд. Крохотная двушка на окраине города. На стене висит красный ковёр с пёстрыми узорами, из окна виднеется старый завод, где-то вдалеке шумит железная дорога, да компашка пьяниц завывает очередную песнь под окном. Хейзел перевела взгляд на диван и невольно улыбнулась. Такой же старый, потрёпанный временем и нелёгкой жизнью, как и всё в этой квартире. Пахло кошкой, нафталином и свежезаваренным чаем. Девушка забралась в кресло у окна и облегчённо вздохнула. Сколько бы времени не проходило, здесь всё оставалось неизменным: и жёлтые обои в цветочек, и торшер с дыркой в колпаке, и дух уюта и гостеприимства, с которым каждый раз встречала эта квартира. Только это место девушка могла по-настоящему назвать домом. Однако Хейзел нахмурилась, понемногу начиная чувствовать сомнения. «Этого не может быть, — подумала девушка. — Бабушка умерла шесть лет назад, а квартиру мама почти сразу продала. Это неправда, это…» Это был сон. Приятный, возвращающий в далёкое прошлое, но всего лишь сон. Девушка подтянула колени к груди и, уткнувшись в брошенный поверх кресла плед, вдохнула родной запах, чувствуя, как вновь подступает царапающая пустота на душе. Вдруг послышались шаги. Привычно скрипнули половицы, оповещая, что кто-то идёт из кухни. На пороге комнаты показалась пожилая женщина. Назвать её бабушкой или старухой язык никак не поворачивался. Несмотря на почтенный возраст, женщина выглядела статно. Идеальная осанка, острый взгляд холодных голубых глаз из-под очков, собранные в тугой пучок седые волосы. Всё в этой женщине говорило о том, что она ни на секунду не растеряла былой хватки. — Гляньте-ка на неё, — сказала женщина, запахивая поплотнее темно-синюю шаль. — Только пришла, а уже валяется, — и хоть голос её прозвучал с железной строгостью, увидев любимую внучку, женщина расплылась в улыбке. Хейзел подскочила с кресла, не веря своим глазам. — Бабушка! Девушка не раздумывая бросилась к старушке и крепко обняла её, чувствуя, как против воли, слёзы наворачиваются на глаза. — Ну всё-всё, будет тебе, — улыбнулась женщина, поглаживая внучку по спине. — Такая большая, а всё как дитё малое, ну ей-богу. Хейзел рассмеялась и, отстранившись, утёрла слёзы. Пожилая женщина положила мягкие руки на плечи девушки и тщательно её осмотрела с головы до ног. Постепенно холодный взгляд смягчился. — Как же ты похорошела, Рита, — улыбнулась бабушка и провела ладонью по волосам девушки. — Совсем невеста выросла. Ах, моя ты девочка. Однако не успела девушка сказать что-либо, как ей тут же прилетел увесистый подзатыльник. — Ай! Ба, за что?! — вскрикнула девушка, схватившись за ушибленное место и отскочив от женщины. — За то, что позоришь меня, юная леди! — отозвалась женщина. Взгляд её снова наполнился теплотой январских морозов. Женщина чуть вздёрнула подбородок и скрестила руки на груди, отчего шаль заколыхалась, переливаясь ночным золотом. — Думаешь, я не знаю, чем ты там занимаешься? Разлеглась на грязной крыше и прохлаждаешься, сопли распустив. Разве так я тебя воспитывала? Разве этому учила, а, Маргарита Сергеевна? На секунду девушка растерялась, не понимая, что такое говорит бабушка, что она имеет в виду. Но холодная реальность нового, уродливого мира не давала покоя даже во сне. Девушка опустила взгляд, не заметив, как вместе с тем поникли плечи. — Нет, бабушка, совсем не этому, — вздохнула она, по-прежнему не решаясь поднять глаза и встретиться со строгим, решительным взглядом старушки. — Просто… Я так устала, бабуль, — сказала девушка дрожащим голосом. Плечи её дёрнулись и на махровый ковёр упали первые слезинки. Девушка подняла взгляд. — Сколько бы я ни сопротивлялась, сколько бы не старалась, этого всегда будет недостаточно. Я только и делаю, что борюсь, борюсь… А ничего не меняется. Раз за разом все мои усилия оказываются насмарку и я снова и снова оказываюсь на дне. Я устала бороться. С этими словами девушка всхлипнула и закрыла лицо руками, стараясь скрыть своё заплаканное лицо и словно желая исчезнуть с чужих глаз в минуту слабости. Однако мягкие морщинистые ладони убрали от лица её руки и с нежностью сжали. — Милая моя, а кто сказал, что будет легко? Жизнь вообще не сахар, — печально улыбнулась старушка. Её очки приветливо сверкнули в свете желтоватой лампы и взгляд снова смягчился. Так бабушка всегда смотрела в самые трудные минуты. Когда девочка разбивала губу или коленку в детстве, когда делилась своими печалями, когда погиб отец девочки и сын самой женщины. Этот взгляд значил больше любых слов и выражал такую любовь и поддержку, какую девушка не получала больше ни от кого в мире. — В этом и состоит прелесть жизни, она непостоянна, — продолжила женщина. — Если тебе хорошо сейчас — радуйся. Если плохо — потерпи, и это пройдёт. Всё проходит. Вопрос только в том, как ты пройдёшь все эти испытания, что выпали на твою судьбу. Конечно, можно сидеть, распускать нюни и жалеть себя, пока жалелка не отвалится, — улыбнулась женщина и заметила слабую улыбку на лице внучки. — А можно сделать выводы, собрать волю в кулак и идти с высоко поднятой головой. Только так ты станешь тем, кем должна быть. — Внучка снова опустила голову, пряча взгляд за светлыми волосами. Женщина погладила её по голове. — Ты сильная девочка, Рита. Ты справишься. Наконец девушка кивнула и подняла глаза. Старушка довольно улыбнулась, не обнаружив в её взгляде былого отчаяния. — Ты права, бабуль. — Я всегда права и ты это знаешь, — усмехнулась женщина, вновь вздёрнув подбородок и взмахнув шалью. — Так скажи, что ты собираешься делать? — Вернусь, выберусь с проклятой крыши и продолжу бороться, — кивнула девушка, с каждой секундой чувствуя, как силы и уверенность вновь возвращаются. — Вот так! Абсолютно верно, — улыбнулась пожилая женщина. — Никто не поднимет Бобику хвост, кроме самого Бобика. Хейзел не смогла сдержать улыбки. — А сейчас давай, ступай, — выражение лица старушки вновь изменилось на более деловитое. Даже спустя столько лет в ней виднелась та героическая женщина, что смогла вытянуть на себе руководство в восстановлении завода в послевоенные годы, пьяницу-мужа и четверых детей. — Не позволяй каким-то гнилушкам одолеть себя. Девушка улыбнулась, собираясь сказать кое-что ещё, как вдруг всё закружилось. Она попыталась ухватиться за прекрасный сон, но реальность требовала её возвращения. Лишь напоследок девушка уловила запах кошки, нафталина, да отдалённый шум железной дороги. Хейзел проснулась, резко схватив воздух. Ей показалось, что она задыхается. Девушка села и, прикрыв глаза, принялась медленно вдыхать и выдыхать, пытаясь восстановить дыхание. Мертвецы по-прежнему слонялись вокруг машины, но уже не колотили и не пытались вынести фургон с корнями, видимо, позабыв, что наверху находится еда. Девушка осторожно глянула вниз, стараясь не показываться сильно, чтобы не напомнить о себе, и прищурилась. «Вам не одолеть меня, мерзкие гнилушки,» — подумала Хейзел, повторив слова бабушки.

***

Девушка долго думала, как же выбраться из этой ловушки. Мертвецов столько, что позавидовал бы сам Тайм-сквер в свои лучшие времена. Больше полуметра пробежать не получится, из вещей при девушке остался только нож, да и с фуры для начала надо как-то слезть. Наконец девушка придумала. «Господи, это самый отстойный план в моей жизни,» — подумала она, прежде чем начать действовать. Однако деваться было некуда. Присмотрев легковушку неподалёку, Хейзел стянула с ноги кроссовок. Девушка выдохнула, молясь, чтобы всё получилось, и швырнула ботинок в надежде, что сработает сигнализация. Кроссовок успешно долетел до цели, ударил в лобовое стекло… И отскочил прямо в лицо стоящему поблизости мертвецу. Ходячий такого подарка не оценил и, зарычав, принялся драть ботинок зубами. — Да что ж такое… — прошептала девушка, снимая с ноги второй кроссовок. Хейзел заметила ещё одну машину, уже подальше. Кидать надо было осторожно, это последняя попытка. «Если и в этой развалюхе нет бензина…» — подумала она, но так и не нашла, что сказать дальше. Ведь это бы значило лишь то, что нужно придумать что-нибудь получше. Хейзел прицелилась и отправила ещё один ботинок в путешествие дальнего следования. Ударившись об машину, кроссовок упал на землю, а машина истошно завопила, изо всех сил желая сообщить хозяину, что её обижают. Однако хозяин, скорее всего, находился в толпе, что тут же набросилась на вопящую машину, и уже навряд ли смог бы ей помочь. Часть мертвецов облепила легковушку, давая девушке время и немного пространства. Не теряя ни секунды, Хейзел скатилась с кабины водителя по лобовому стеклу и спрыгнула с капота. Тонкие носки никак не защищали от холода асфальта, зато позволяли передвигаться чуть тише. Девушка наконец оказалась на земле, но на неё тут же набросился ходячий. В конце концов, на машину отвлеклась лишь часть мертвецов, многие по-прежнему шатались вокруг, не посчитав шум сигнализации стоящим их внимания. Хейзел всадила нож в голову мёртвой женщине, но не спешила оттолкнуть труп. Задержав дыхание, девушка схватила труп за волосы и полоснула ножом по горлу. Однако, по всей видимости, труп был слишком старый или девушка перестаралась с надрезом, но фонтана мертвецкой крови не последовало. А новые мертвецы, заинтересовавшись кипишем, уже начали направляться в сторону девушки. Хейзел поморщилась, но делать было нечего. Девушка провела по горлу мертвячки, собирая на ладонь её кровь, и размазала вязкую тёмную жидкость, нещадно воняющую тухлятиной, по своему лицу и одежде. Девушка оттолкнула труп, с трудом подавив рвотный позыв. «Завтрак, извини, но ты нужнее в желудке,» — пронеслось в голове. Хейзел оценивающе взглянула на свои руки и одежду. Белая футболка была покрыта пятнами гниющей крови, но этого явно недостаточно, чтобы перебить запах живого человека. Времени искать нового мертвеца не осталось. Толпа подступала всё ближе. Не долго думая, девушка упала на асфальт и резким движением закатилась под фургон. Целая куча ног, кто в ботинках, кто босиком, приближалась к машине, однако с другой стороны всё было чисто, там мертвецы по-прежнему колотили несчастную машину. Хейзел перекатилась туда. Не успела девушка подняться, как на неё свалился мертвец. Крупный лысый мужчина с порванным ртом оскалил зубы и попытался укусить девушку. Хейзел коленками упёрлась ему в грудь, стараясь оттолкнуть мужчину, но даже мёртвый он был слишком силён. Девушка попыталась подключить к борьбе и руки, но толку от этого не прибавилось. Мертвец продолжал рычать и извиваться, силясь наконец сожрать добычу. Кровавые ошмётки летели из его разодранной пасти. Наконец Хейзел смогла достать нож. Девушка принялась безразборно колотить холодным оружием, пытаясь хоть как-то утихомирить ходячего. Она выколола ему глаз, рассекла плечо, ещё сильнее изуродовала лицо и только после этого смогла попасть в ухо, проткнув мозг мертвеца почти насквозь. Скинув с себя мёртвое увесистое тело, Хейзел поднялась и с отвращением осмотрела себя. Вся одежда и лицо были покрыты кровью и кусочками плоти ходячего. Девушка поморщилась. Конечно, именно этого она и добивалась, но мерзко было всё равно. Хейзел подняла взгляд и заметила, что мертвецы уже устали от орущей машины, не обнаружив в ней ничего, что можно было бы съесть, и принялись вновь разбредаться по округе. Девушка замерла, практически забыв как дышать, когда огромное стадо прошло мимо неё. Мертвецы толкались, рычали и обдавали зловонным дыханием в самое лицо, но никто не порывался сожрать её. Лишь парочка особо догадливых принюхались к девушке, а наткнулись только на запах мертвечины. Постепенно ходячие разошлись кто куда, периодически продолжая сталкиваться друг с другом из-за ограниченности пространства, а Хейзел ещё несколько минут стояла, как статуя, и боялась пошевелиться, чувствуя, как предательски дрожат кончики пальцев. Стараясь, чтобы даже дыхание не выдавало в ней жизнь, девушка вздохнула и пошла собирать свои кроссовки. Правый, который полетел первым и в итоге попал в зубы к мертвецу, был весь в дырках, потрёпанный, точно загнанный зверёк, и из языка на ботинке торчал человеческий зуб, ответный подарок от ходячего. Левому повезло куда больше. Его немного потоптали, но ничего страшного с ним не случилось. Чтобы не привлекать особого внимания, Хейзел взяла ботинки в руку, решив надеть их позднее, когда выберется с территории военной базы. А это в сравнении со всеми трудностями дня, показалось девушке делом и вовсе несерьёзным. Уже за пределами форта Беннинг Хейзел вернула кроссовки на их законное место, не без разочарования отметив, что придётся теперь искать новые. На правом ботинке зияла дырка, из которой весело поглядывали носочки в полоску. Девушка вздохнула и улыбнулась. Не такая уж большая цена за спасение. Хейзел вышла на лесную тропинку и, недолго думая, двинулась по ней вглубь леса, ибо найти какое-нибудь укрытие, а в идеале и еду, определённо нужно. Тучи, что покрывали небо днём, предвещая ливень и грозу, рассеялись, освободив сцену нежному закату. Девушка шла по лесной тропинке, и хоть каждая мышца в теле ныла от усталости, она была счастлива вдыхать запах хвойного леса, греть лицо в розовых лучах и просто жить. Такой пустяк, но как многого он стоит. Когда девушка вышла на небольшую опушку, где стоял маленький невзрачный домик лесничего, последние лучи солнечного света цеплялись за самые макушки деревьев, словно не желая уходить во тьму. Хейзел остановилась и осмотрела домик. Небольшая деревянная избушка. Без забора, без всякой ограды. В самом доме только один этаж, да несколько окон, но ни в одном из них не горел свет, не мелькал силуэт человека. Дом выглядел пустующим. «А если хозяин внутри и просто спит? — подсказывало сознание. — Вот он будет рад незваным гостям. Наверное, стол накроет, постель разложит, ну или сразу пристрелит. Кто ж теперь знает этих людей.» Хейзел нахмурилась, но спорить со внутренним голосом после того, что произошло было сложно. И всё же интуиция подсказывала, что тропинка привела её сюда не просто так. Девушка ещё несколько раз обошла дом, силясь заглянуть в окна, но так ничего и не увидела. Тем временем на улице смеркалось. Становилось заметно холоднее. Если гнилая кровь могла спасти от мёртвых, то от холода у девушки не было никакой защиты. Чуть подумав, Хейзел решилась и подошла к двери. Девушка собиралась постучать, хотя бы из вежливости, но вдруг заметила слабую щель. А когда толкнула дверь, та со скрипом отворилась, дружелюбно пропуская девушку внутрь. — Привет, — неуверенно произнесла Хейзел, переступая порог. — Кто-нибудь есть? Вдруг со стороны комнаты раздался едва уловимый шорох. Девушка замерла, не решаясь ни ступить дальше, ни выйти прочь. Сознание уже вовсю било тревогу, требуя немедленно бежать, однако что-то по-прежнему не отпускало девушку так просто. Сжимая в руке нож, Хейзел свернула направо, к комнате, из которой раздался звук. Девушка медленно ступала и каждый нерв её был напряжён до предела. Один неверный звук, лишнее движение где-то неподалёку и она броситься с ножом или побежит прочь. Хейзел чувствовала, как под ногами прогибаются старые половицы, как в спину поддувает сквозняк от двери, но совершенно ничего не слышала. В доме пахло затхлостью и пылью, но стояла абсолютная тишина. Хейзел дошла до комнаты на полусогнутых ногах, готовясь увидеть, что угодно, от спящего на кровати человека до поджидающего мертвеца, но обнаружила лишь труп. Прижавшись спиной к стене, на полу сидел мужчина. Точнее, его останки. У ног покойника лежало охотничье ружьё, а по стене небрежными брызгами размазалось то, что когда-то бережно хранило любимые сердцу воспоминания и поддерживало жизнь даже в мертвецах. Увидев несчастного самоубийцу, девушка судорожно вздохнула. Она-то боялась увидеть что-то по-настоящему страшное, но тут же задумалась. А что может быть страшнее отчаяния? Такого глубокого и вязкого, способного забрать у человека последние надежды на лучшее и подтолкнуть к смерти. Хейзел поспешила отвернуться, словно это могло помочь избежать мрачных мыслей, и пошла проверить остальные комнаты. Однако в доме была всего одна комната, небольшая кухня, туалет, совмещённый с ванной, да небольшая кладовая, где стоял генератор. Проверив его, девушка обнаружила, что бак почти полон. Не веря своему счастью, Хейзел включила генератор и в доме появился свет. На кухне нашлись небольшие припасы, а в ванной работала вода. Девушка была готова кричать от счастья и танцевать танец дикарей, как вдруг, зайдя обратно в комнату к мертвецу, заметила то, что издало то странное шуршание, напугавшее её сначала. Когда она открыла дверь, сквозняк проник в комнату и, как самый бескультурный гость, сбросил со стола листок. Хейзел наклонилась и подняла бумажку. «Если кто-нибудь найдёт эту записку — простите меня. Я не смог. Не смог жить дальше, глядя на то, как изо дня в день гибнут и возрождаются чудовищами все, кого я когда-то знал и любил. Вчера я встретил свою последнюю соседку, Мэри Ван Купер. Чудесная была женщина. С причудами, но такая добрая. А какие она пекла пироги с черникой! Пару дней назад мы виделись с ней, она сказала, что отправятся с сыном куда-нибудь, искать помощи. Но чума нашла их раньше. Этим утром я встретил их на севере леса. Только они были совсем другие. Когда я их заметил, Мэри стояла на коленях, склонившись над телом сына. Я испугался, что с мальчиком что-то случилось, спросил, не нужна ли им помощь. Но когда Мэри повернулась, я заметил, что всё лицо её в крови, глаза пустые и голодные, а в руках она держит печень собственного ребёнка. Мне пришлось их убить. Всадить пули в головы тех, с кем виделся каждое воскресенье в церкви, делил стол на Рождество и тех, кто всегда был рядом, поддерживал в самые трудные минуты. Я помню Мэри совсем ещё молодой, а Сэма, её сынишку, и вовсе новорождённым, а теперь они обратились в чудовищ. Голодных, злых, не знающих ничего людского. Я вернулся домой и сказал себе: «Ничего, Фрэнк, завтра будет лучше», а потом понял, что завтра было вчера. Завтра было вчера.» Именно такими словами кончалась предсмертная записка. Хейзел утёрла подступившие слёзы и перечитала ещё раз. Может, ей показалось? Привиделось из-за дымки слёз. Но зрение не обманывало, в записке говорилось «Завтра было вчера». Сначала девушка нахмурилась. «Бессмыслица какая-то, как вчера может быть то, чего ещё не случилось? Может, у него с английским плохо?» — подумала она. Однако перечитав записку ещё раз, у Хейзел перехватило дыхание. Это не у мужчины плохо с английским, а у неё проблемы с пониманием. Мужчина не имел в виду следующий день, в его письме завтра — это все мечты и надежды на лучшее, всё светлое и прекрасное, что есть в человеке и в этой жизни. И всё это осталось в прошлом. Завтра было вчера. Девушка запустила пальцы в волосы и вздохнула, отложив записку и взглянув на покойного. «С такими мыслями и правда до петли не долго,» — подумала Хейзел. Ещё несколько минут девушка сидела на стуле и смотрела на мертвеца, размышляя о прощальном письме. Наконец Хейзел поднялась. — Прости, дружище, но придётся тебя унести отсюда, — вздохнула она. С большим трудом девушка всё же вынесла труп, обещав себе, что наутро похоронит мужчину со всеми почестями. После Хейзел приняла душ, нашла сменную одежду и поужинала, откопав в шкафчике на кухне банку тушёнки и консерву горошка. Девушка заварила чай и, казалось, должна чувствовать себя самой счастливой в мире, обретя такие блага после такой паршивой недели. И всё же записка никак не шла у неё из головы, отравляя праздник жизни. Какая-то часть в девушке отчаянно сопротивлялась, не верила и не хотела признавать, что всё и правда настолько ужасно. Да, она и сама стала видела, как страдают, как погибают люди, как жестокость нового мира не щадит никого, даже детей, и всё же Хейзел хотела верить, что ещё осталось в этом мире что-то, кроме безобразного кошмара. Однако тут пускала ядовитые корни другая часть души. Та часть, что прекрасно понимала и чувствовала то же, что чувствовал самоубийца, владевший домом. Эта часть сеяла тревогу и сомнения, шепча, как осенний ветер: «Надежды нет, ты больше не увидишь солнце. Оно взглянуло на этот мир и вышло из окна». Хейзел мотнула головой, отгоняя такие мысли. «Знаешь, могло быть и куда хуже, — ответила она внутреннему голосу. — По крайней мере, я жива, а сейчас уже и это многого стоит.» И всё же дотошное сознание никак не успокаивалось, вновь и вновь подбрасывая самые неприятные воспоминания и неприглядные образы. Сначала она потеряла Матео и всех его ребят, затем Кристиан отдал жизнь, чтобы спасти её, после она встретила Анну, её мужа Винсента и их сына Алекса, но и они не смогли прожить долго, а потом она встретила Мерла и Дэрила. От одного только упоминания двух братьев, у Хейзел перехватило дыхание, словно ударили под дых и лезвием, вымоченным в соли, полоснули по самому сердцу. Руки предательски затряслись. «Нужно найти что-то покрепче,» — хмуро подумала девушка и отставила чай. Чуть покопавшись в кухонных шкафчиках, Хейзел нашла бутылку красного вина. Не самого лучшего качества, но во время апокалипсиса выбирать не приходится. Сунув бутылку подмышку, девушка вернулась в комнату, решив скоротать время как-нибудь получше, чем депрессивные посиделки на кухне в одиночестве. «Интересно, есть ли где-нибудь тут бокалы? — пронеслось в голове у девушки. — Не хотелось бы пить из горла, как настоящий алкоголик.» Хейзел шагнула в комнату и принялась за осмотр. У стены стояла металлическая кровать, на ней навалены в кучу толстыми слоями несколько матрасов и одеял, у стены напротив окна покоился стол, где изначально и была оставлена записка. Рядом стояли книжные шкафы. В самом углу комнаты притаился шкаф. Вдруг взгляд девушки зацепился за старый постер. Хейзел не поверила своим глазам. Прямо возле стеллажа с книгами висел потрёпанный плакат советских времён, хорошо известный в русскоговорящем пространстве: с женщиной в красном одеянии, суровым взглядом и надписью «Родина-мать зовёт!». Девушка нисколько бы не удивилась, встреть она такой же или похожий на родине, но вот здесь, в американской глубинке, это было как седьмое чудо света. Хейзел стояла у плаката, приложив к тому ладонь, и не могла поверить, что видит его. Сейчас это был не просто кусочек разукрашенной бумаги, а настоящий подарок судьбы, привет от далёкого дома. Девушка перевела взгляд, пытаясь найти объяснение советскому плакату в комнате американского лесника, и вдруг взгляд её зацепился за книжный шкаф. На полке стояли книги с русскими названиями. Несколько художественных книг, кое-что из классики, пара работ дедушки Ленина, толковый словарь. Хейзел припала к стеклу, не в силах отвести глаз, раз за разом перечитывая родные названия. Неужели лесничий интересовался русской культурой? Или он был коммунистом и решил изучать движение с самых его истоков? В голове роилось столько вопросов, но единственный, кто мог дать хоть какой-то ответ, сейчас лежал на заднем дворике. Взгляд упал ещё ниже и тут уже девушка не смогла сдержать радостного писка. На нижней полке уютно пристроился виниловый проигрыватель, а рядом с ним, точно оловянные солдатики, выстроились и сами пластинки. С секунду поколебавшись, Хейзел достала проигрыватель и стала перебирать пластинки. И тут, как гром с небес, в стопке разнообразной музыки, от старых джазовых бэндов до современных групп, встретилась пластинка Жанны Агузаровой. Не сказать, что девушка была фанатом, но когда за несколько тысяч километров от дома встречаешь что-то родное, тем более в такое неожиданное время и в таком неожиданном месте… Хейзел решила — это знак. Закружившись в танце, словно музыка уже играла, девушка проверила входную дверь, выключила лишний свет и задёрнула шторы, чтобы ни живых, ни мёртвых не привлекал свет и мелькающий силуэт в окне. Этим вечером ей точно больше не хотелось новой компании. Подойдя к окну, Хейзел заметила на стене кровавые брызги. Выстрел из ружья оказался настолько сильным, что брызги попали на подоконник, а пара капель даже запачкали стекло. «Предстоит ещё много работы,» — подумала девушка и улыбнулась. Всё лучше чем-то заниматься, чем слоняться без дела и предаваться тягостным мыслям. Хейзел сбегала на кухню за штопором, откупорила бутылку вина, чуть приглушила свет и поставила пластинку. На секунду девушке показалось, что проигрыватель сломан, или пластинка бракованная. Вместо мелодии послышался гром и шум дождя. Однако уже спустя несколько секунд заиграла лёгкая джазовая музыка, плавно вытесняя собой звуки дождя. Так и не найдя бокалов, Хейзел отпила прямо из горла и принялась щёлкать пальцами, покачивая бёдрами, в такт музыки.

В городе моем улицы пусты, Дождь случайный льется с крыш. Плачут за окном поздние цветы, Я молчу и ты молчишь.

В городе моем свет дрожит дневной, Как душа моя точь-в-точь. Были мы вдвоем, а теперь со мной Одиночество и ночь.

Девушка подпевала и пританцовывала, уже и вовсе отставив бутылку. Ей было хорошо и без алкоголя. Музыка раскрепощала, позволяя наконец чувствам выплеснуться сполна. К припеву Хейзел практически перешла на крик, не просто чувствуя, а буквально проживая строчки из песни.

Как же это все мне преодолеть? Расставанье — маленькая смерть! Расставанье — долгий путь к началу, Но смогу я этот путь пройти когда-нибудь.

Вдруг голова закружилась. Хейзел плюхнулась в кресло, позволяя певице наконец в одиночестве исполнять свою песню.

Где же ты, дай ответ. Отзовись, мой друг! Ау, ау, ау, ау, ау!.. Но в ответ слышу я Только сердца стук…

Хейзел легла поперёк кресла, свесив ноги через поручень, и задумалась. Часто попсовые песни затрагивают какие-то важные и знакомые всем темы, а оттого и кажутся людям такими притягательными и глубокими, но в этот раз слова оказались куда проницательнее, чем ожидалось. Девушка невольно вспомнила о Дэриле и всё веселье испарилось, не оставив после себя и полутени.

В городе моем, в царстве суеты, Кто-то мне звонит другой. Но забудусь сном и со мною ты, Самый долгожданный мой. Если ты придешь — распахну я дверь, Солнце в дом войдет любя. Не придешь — так что ж, ты уж мне поверь, Я забуду про тебя.

Согласиться с этим куплетом девушка не могла. Теперь образ любимого мужчины стоял перед глазами так отчётливо, так ярко, что на мгновение, на какой-то нелепый миг, ей и правда показалось, что если закрыть глаза, то Дэрил окажется рядом, погладит по щеке и улыбнётся. Хейзел даже причудилось, что она уловила его запах. Ни с чем не сравнимая смесь машинного масла, кожи и сена. Однако открыв глаза, девушка вновь оказалась одна в пустом домике далеко в лесу, не имея ни малейшего представления, где находится дорогой сердцу человек. Глаза защипало, а в груди встал ком неприятия. И слова песни Жанны Агузаровой не делали ситуацию лучше.

Как же это все мне преодолеть? Расставанье — маленькая смерть! Расставанье — долгий путь к началу, Но смогу я этот путь пройти когда-нибудь.

Хейзел утёрла слёзы, не желая снова впадать в бесполезные рыдания, и приложилась к бутылке вина. Понемногу напряжение в мышцах спадало, мысли становились не такими ясными, но и не такими тяжёлыми.

Где же ты, дай ответ. Отзовись, мой друг! Ау, ау, ау, ау, ау!.. Но в ответ слышу я Только сердца стук…

«Где же ты? Отзовись, мой друг!» — чуть искаженно откликнулись строчки в сознании девушки. Хейзел резко выпрямилась, отчего бутылка в её руке пошатнулась и выплеснула часть содержимого прямо на чистую футболку. «И чего это я расклеилась? — вдруг подумала девушка. — Ничего ведь ещё не кончено, с Дэрилом всё в порядке. Он просто уехал. Боже, да он ведь даже не знает, что я жива. Я найду его, обязательно найду! И всё будет как прежде, а может, и лучше…» Чем больше Хейзел думала об этом, тем сильнее ей хотелось, чтобы поскорее наступило утро. Да, она не такой хороший следопыт, как Дэрил, но она справится. Девушка не сомневалась в этом ни на секунду. Она найдёт его. Должна найти.