ARC Corp

      Вместо того чтобы забаррикадировать только вагон, в котором они находились, они решили начать выстраивать основную часть укреплений в двух вагона впереди. Кресла в вагонах были вырваны из своих оснований и установлены боком, скрепленные между собой, как доски дерева. Другие были разорваны на части и заточены Лили и Ривер в колья. Хотя эти двое детей уже были взрослыми во всех смыслах этого слова, физически они всё ещё оставались детьми, и поэтому не могли поднимать столько тяжестей, сколько им, несомненно, хотелось бы. К счастью, остальные были ещё в расцвете сил, и Мерил, которой к тому времени должно было быть уже за пятьдесят или за шестьдесят, могла работать вместо них.              Многое можно было сделать только с тем, что у них было под рукой, или с тем, с чем им приходилось работать. Вагоны поезда и так были своеобразными «пробками», ведь через узкий дверной проем мог протиснуться только один человек. Что касается прохода и обхода, то Блейк подозревала, что существо снаружи не допустит этого, даже если культисты номинально будут на его стороне. Впрочем, даже если бы это было не так, окна были забаррикадированы и закрыты, потому что все до смерти боялись, что сущность проникнет внутрь, к тому же жить было проще, если не было риска выглянуть наружу и увидеть сущность.              Жизнь превратилась в поезд. С этим Блейк рано смирилась, но от этого шок не стал меньше. Люди проживали свои жизни в маленьком «микрокосме» реального мира — выбирали место, которое называли домом, и взаимодействовали только с ним, не считая странных праздников. Например, её собственные родители прожили на Менаджери более двадцати лет.              Но даже в этом случае переходить от города и мира за его пределами к тесноте в бесконечно повторяющемся вагоне одного и того же поезда было невыносимо. Если бы не люди, она бы давно сошла с ума. С каждым днем просыпаться среди одних и тех же стен, шума и ощущений, ничего не меняя, было агонией для разума. Тот факт, что здесь не было естественного солнечного света, тоже мог иметь к этому отношение, поскольку она помнила, как читала статьи о том, что отсутствие света делает с людьми. Физический «износ» был предотвращен аномалией, но о психическом здоровье аномалия явно не подумала.              — Это не так уж и странно, согласись? То, что люди поклоняются монстру, — сказала она Жону, когда они закончили работу и устроили перерыв. Блейк сидела у него на коленях, желая снять перчатки и положить на него свои настоящие руки.              — Только не говори мне, что ты сдалась...              Блейк фыркнула. — Конечно же, нет. Мы с тобой знаем, что это такое. Все, что они знают, — это то, что их судьба оказалась заперта в кажущемся бесконечным кошмаре, контролируемом сущностью снаружи. Не так уж и сложно начать воспринимать ее, как некоего «всемогущего судью».              — Хм. Я могу понять, как это сочетается с некоторыми религиозными концепциями, — ответил он. — Идея лимба или чистилища, даже реинкарнация. Если люди начнут верить, что эта сущность решает, кто и когда избежит этого, то я вижу логику в поклонении ей — или попытке задобрить её, — вслед за этим он добавил: — Но даже среди религиозных общин большинство концепций о лимбе или чистилище используют это как пример того, чего делать не следует. Часто в этих историях люди попадают в лимб, потому что ведут себя подобным образом, ставя в приоритет собственную безопасность и счастье, бросая других под «автобус». Этакий финальный урок о том, что они сами создали свой лимб и заслужили свою судьбу.              — Думаешь, они уже пытались быть хорошими раньше, и это не сработало?              — Может быть. Я иногда забываю, как долго мы находимся здесь в ловушке. Может, изначально они объединились, чтобы поддерживать друг друга и творить добро. Или чтобы обрести чувство принадлежности. Иногда люди просто чувствуют себя лучше, если могут думать, что за всеми плохими вещами в мире стоит какая-то причина. Даже если они не верят в это по-настоящему.              Блейк могла это понять. Жизнь была тяжелой и короткой, даже на Ремнанте, и религии часто находили опору в более бедных и опасных районах. Когда твоя жизнь была короткой и несправедливой, это было благодатной почвой для группы людей, обещающих тебе спасение в «следующей» жизни. Они говорили, что эта жизнь была суровой, но в результате твоя следующая станет исключительно хорошей. Конечно, многие из них были недобросовестными людьми, обманывающими отчаявшихся людей, заставляя их следовать за ними или отдавать то скудное имущество, которое у них было, только для того, чтобы в следующей жизни у них была лучшая жизнь.              В данном случае это был более очевидный психологический срыв. Может быть, они хотели делать добро и увидели, насколько безразличен «новый мир», а может, они пытались образумить или даже убить аномалию, но потом поняли, насколько они бессильны, и решили вместо этого попытаться задобрить её. В конце концов, неважно, что именно. Блейк просто отчаянно пыталась завязать разговор.              Пока, хитро улыбнувшись, она не оттолкнула Жона и не оттеснила их в другую сторону. Он был «последним мужчиной» на Ремнанте — во всяком случае, последним здравомыслящим и несломленным, — а она была для него последней женщиной. Не было ничего удивительного в том, что они сошлись. В конце концов, они снова оказались все в поту и завернулись в импровизированные простыни, причем Жон всё ещё был в своей проклятой рубашке, когда обнимал её, вскоре Блейк снова заговорила.              — Как ты думаешь, когда мы умрем здесь, мы снова очнемся в поезде? Или мы умрем навсегда, а те, кто сойдет с поезда, будут другими нашими версиями?              — Я не знаю.              — Было бы здорово, если бы это было первое. Тогда Стейси и... Кросс... и... — Блейк с трудом вспоминала имена. — Остальные, — неубедительно закончила она, — все равно вернулись бы к жизни. Они бы не умерли, а скорее нашли бы способ пропустить десятилетия пыток и очнуться на другой стороне.              — Согласен. Но если это правда, и мы проснемся с «перезагруженным» сознанием, что это будет означать для нас? — он медленно провел руками по её спине. — Этого бы никогда не случилось. Мы бы никогда не стали единым целым. А когда мы закроем глаза и проснемся в поезде, забыв обо всем этом, все будет выглядеть так, будто этого вообще никогда не было. В каком-то смысле это милосердие... но Кардин и Мерил никогда бы не сошлись, — Жон решительно поцеловал её. — И я бы никогда не смог этого сделать.              — Идиот, — прошептала Блейк и поцеловала его в ответ. — Но, может, ты и прав, — грустно прошептала она. Блейк прижалась к нему.              Может быть, для них гораздо лучше было умереть такими какими они стали, в ловушке и под пытками, чем проснуться и забыть обо всем этом как о каком-то альтернативно-реальном сне. По крайней мере, в таком случае они бы жили и любили; они бы существовали.              Они были бы настоящими.              Блейк, которая не могла с уверенностью сказать, настоящая она или просто созданное эхо той, более удачливой, которая всё ещё находилась в той минутной поездке на поезде, закрыла глаза и вдохнула запах мужчины, который мог быть таким же ненастоящим, как и она.              Лучше умереть вот так, чем проснуться в одиночестве.              /-/              — Я СВОБОДЕН!              Человек, в которого она вогнала свой клинок, взволнованно кричал пока кровь хлестала из его груди. Он восторженно улыбался, искренне радуясь тому, что вырвался из этого чистилища. И в каком-то смысле он прав. Блейк вырвала Гембол Шрауд и пнула его обратно в собратьев, купив себе несколько секунд, чтобы перевести дух.              Они сейчас находились во втором вагоне, отказавшись от первого почти три часа назад. Слишком быстро, на её взгляд. План всегда состоял в том, чтобы отступить и использовать вагоны, чтобы выиграть время, но они не ожидали, что битва будет длиться так долго, и что людей будет так много. В поезде было меньше сотни человек, и все же напавших на них определенно было больше сотни.              Аномалия, должно быть, объединяла пассажиров, возможно, присоединяя вагоны своего поезда к постоянно удлиняющейся колонне уже существующих, взятых из предыдущих дней, недель и лет. Она собирала и хранила свою добычу для чего-то. Важно ли это? Не очень. Впрочем, это было интересно: кто-то из тех, кто использует этот поезд в повседневной жизни, вполне может столкнуться с клонами самих себя из прошлых дней.              Здесь и сейчас это означало лишь то, что они убивали и убивали уже полдня, и этот культ не заканчивался. Первым бой принял Кардин, затем Жон при поддержке Лили и Ривер, используя маленькие самодельные арбалеты. Ему удалось выжить без ауры, потому что ни у кого в этом поезде, кроме нее и Кардина, её не было. Жон был уязвим, но он все же был обучен сражаться, тогда как дикие культисты, с которыми они сражались, были всего лишь гражданскими, вооруженными самодельным оружием. Жон получил порезы, синяки и небольшую травму, но он был более чем способен держать себя в руках.              Кардин и Блейк же господствовали. Бой был далеко не равным, но культистов это не волновало. Смерть была спасением в их сознании, и они либо обретут «отпущение грехов» и свободу, либо умрут и избавятся от этих бесконечных мучений. Любой исход был победой в их понимании.              — Пора меняться, — произнес Кардин, подбираясь к ней сзади со своей импровизированной двуручной булавой. — Я отдохнул. Отдохни и ты.              — С-спасибо, — Блейк запыхалась и сдала позиции, пропустив двух культистов. Они с Кардином справились с ними, после чего он перешагнул через их тела и снова взял под контроль дверной проем, позволив тем самым Блейк попятиться назад.              Ривер оказалась рядом с ней с сухой тряпкой, которой она могла вытереть пот. Им не нужна была вода, чтобы жить, и это было к счастью, так как у них её точно не было. Однако это также означало, что нельзя было принять душ или помыться. Блейк соскребла с себя кровь, как могла, и на мгновение задумалась о том, насколько, должно быть, сгорели её обонятельные чувства, раз она ни разу не подумала, что от Жона плохо пахнет, когда они спали вместе. Конечно, от нее должно было вонять не меньше. Похоже, если десятилетиями находиться в ловушке собственного зловония, то в конце концов у тебя вырабатывается иммунитет к нему.              — Папа просто потрясающий, — воскликнула Ривер. — Он убивает так быстро.              Это должно было шокировать, когда ребенок такого возраста говорит такое, но сейчас ей было уже ближе к тридцати, чем к десяти. Блейк считала, что им всем повезло, что здесь не было других людей возраста сестер, попавших в ловушку, хотя даже в этом случае они не были бы склонны вступать в отношения. Хотя ментально они могли быть взрослыми, физически они были заперты в телах, которые не росли, что могло означать, что у них также не развились гормональные реакции, характерные для подросткового возраста. Насколько она могла судить, они были практически асексуальны. И это было к лучшему.              Вытершись насухо, Блейк подошла к тому месту, где Жону обрабатывала рану Мерил. Порезы и травмы здесь могли быть смертельными, но его раны были небольшими, и Жон привык в случае опасности закрываться руками. Поскольку они были аномальными, раны на них не причиняли ему особой боли. Линии лавы стекали по его запястьям и прожигали пол там, где они падали, но это уже никого не удивляло. Порезы он получил на лице, на котором, несмотря на десятилетия, проведенные здесь, ни разу не отрастали волосы на лице. Впрочем, ни один из их настоящих волос тоже не рос. Они были заперты во времени, когда попали сюда.              — Их слишком много, — сказала она, хотя Жон уже должен был это заметить. — Этот бесконечный поезд пересекает реальности.              — Я понял. Скорее всего, здесь застряли жертвы последних нескольких недель или даже лет.              — Именно это я и предполагала. Аномалия управляет этим местом как кладовой.              Жон напряженно улыбнулся. — В этом было бы больше смысла, если бы не тот факт, что хранящаяся здесь «еда» убивает сама себя.              — Но аномалия ведь не может этого знать или понимать, верно? — ответила она. — Если это тупое существо, которое воспринимает нас только как еду, то она будет похожа на ребенка, который берет еду из семейного холодильника и не понимает, почему пропадает другая еда или кто наполняет его обратно.              Жон на мгновение выглядел удивленным, но затем кивнул, соглашаясь с её идеей. — Неплохая гипотеза. Ничто из того, что мы видели, не опровергает её. И даже если бы она понимала, что происходит, и хотела остановить нас, убивающих друг друга, она не обязательно знала бы или понимала, как это сделать. Или почему мы делаем то, что делаем. Мы нелогичные существа, мы, люди.              — Я не уверена, что она вообще...              Слова Блейк были прерваны ужасным звуком бьющегося стекла в вагоне, в котором они оборонялись. Из-за редкости этого звука её передернуло. Лязг рельсов, крики, стук тел о металл все это было привычным звуком, но вот разбитое стекло — нет. Сразу после этого последовала лавина невменяемых выкрикиваний от культистов.              — ВОЗЬМИ МЕНЯ, О ПОВЕЛИТЕЛЬ!              — ИЗБАВЬ НАС ОТ ОСТАТКА!              — Я ПРЕДЛАГАЮ СЕБЯ!              Поезд вибрировал и дрожал, когда снаружи раздавались ужасные звуки, похожие на тропический шторм. Ветер, который не был ветром, бил по поезду, тряс его так сильно, что Кардину пришлось ухватиться за перила, чтобы устоять на ногах. К счастью, его враги были уже не в состоянии стоять сами и не воспользовались моментом. Блейк ухватилась за Жона, и они оба упали на колени, пока сущность «принимала» жертвы — или, что более реалистично, пожирала глупцов, кормивших её.              Процесс поедания был более долгим, чем у бизнесмена много десятилетий назад.              Намного, намного дольше.              Вагон поезда продолжало трясти и раскачивать, пока сущность пировала, и Лили, которую сильно трясло, ударилась о стену и схватилась за первое, что попалось под руку, — одну из занавесок из обивки железнодорожных сидений, которые они повесили над окнами. От удара её отбросило в сторону. Мир снаружи был таким же черным, как и всегда, но вдруг по стеклу разлился красный цвет, от которого девушка вскрикнула и упала назад.              — Лили! — закричала Мерил. — Прикрой её! Прикрой!              Девушка поспешила сделать это, но за мгновение до того, как она успела прикрыть занавеску, в окне что-то появилось.              Глазное яблоко.              И не человеческое.              Пухлое, розовое, на стебельке из какой-то черной плоти, оно прижалось к стеклу и смотрело на девочку те полсекунды, которые ей понадобились, чтобы отдернуть шторы и закрыть окно.              Сущность была здесь.              Она всегда была здесь, поняла Блейк, но ей явно было на что обратить внимание, ведь вагонов в поезде потенциально бесконечное множество. Вполне логично, что она реагирует на беспорядки. Как акулы на кровь и кишки в воде, сущность тянулась туда, где из поезда выбрасывалась еда. Возможно, это даже был её основной способ охоты.              — Не паникуй! — крикнул Жон. — Она уже показывалась в прошлом и не...              Окно провалилось внутрь и осыпало Лили и Мерил осколками стекла. Глазное яблоко на своем щупальце, похожем на стебель, протиснулось внутрь, разорвав самодельную занавеску. Ослепленное занавеской, обернувшейся вокруг глаза, оно металось внутри вагона. Другое, более толстое щупальце ухватилось за край разрушенного окна, вдавливая стекло в собственную плоть, пока оно раздвигало металлическую стену от пола до окна. Лили тем временем закричала.              — ЛИЛИ! — прорычал Кардин. — ОТОЙДИ!              Отбросив противника назад, Кардин схватил одно из сидений поезда и поволок его к дверному проему, затем оторвался от защиты, чтобы отступить к Лили. Ругаясь, Жон вскочил на ноги, чтобы занять его место, когда культисты, обезумевшие от радости при виде того, что их бог сражается рядом с ними, бросились врассыпную. Жон едва смог сдержать рой. Но даже тогда он бросил ей Кроцеа Морс, сорвав с себя рубашку, чтобы встретить орду с оружием в руках.              Понимая свою роль, Блейк обнажила оружие и скривилась от интенсивного света и жара. Ей было больно, но только в том смысле, что она была ослеплена и немного подгорела, но она видела, насколько хуже обстоят дела у аномалий. Надвигаясь на чудовище с высоко поднятой головой, она наблюдала, как его щупальца отпрянули, словно обожженные, а глаз дико заметался, ударяясь о стены и потолок, пока ему не удалось сбросить занавеску. Как только это произошло, его прорезанный глаз зафиксировался на мече и отпрянул назад в темноту.              Блейк продвинулась вперед, перекрыв брешь в стене поезда, пока Кардин тащил Мерил и Лили назад. Ривер подбежала к ним, помогая так, как только мог человек в детском теле.              — Мы должны выбраться из этого вагона! — крикнула Блейк. — В нем слишком опасно!              — Пусть он достается психам! — прорычал Кардин над звуком рельсов. — Может, они сделают нам одолжение и бросятся к безд...              Раздавшийся впереди вагона звук оборвал его слова. Мир содрогнулся, когда поезд поднялся вверх, словно подвешенный в могучей руке. Раздался удар, треск, а затем грохот — поезд снова рухнул на рельсы. Вагон впереди, в котором когда-то находилась орда культистов, исчез, и только открытый дверной проем смотрел в бездну.              И поезд начал замедляться по мере того, как их вагон и те, что были позади, отцеплялись от машиниста.              — Неужели... Оно нас поняло...? — прошептала Лили.              Нет. Скорее всего, оно просто отреагировало на её атаку. Чудовищу впервые за все время своего существования ранили, и оно хотело избавиться от угрозы. Оторвав их вагон, аномалия сделала это, позволив поезду и находящейся в нем добыче продолжить путь, пока они застряли на мели. От этой мысли у нее свело живот, особенно когда поезд медленно остановился.              Будет ли теперь когда-нибудь выход...?              Поезд должен был в конце концов добраться до места назначения и выпустить их, но теперь этого уже не произойдет. Что, если их всех вычеркнули из настоящей реальности? Что, если поезд, который в конце концов доедет до Горы Гленн, прибудет с группой пропавших пассажиров? Блейк проглотила свой страх ради всех остальных и шагнула вперед, чтобы помахать Кроцеа Морс из дыры в стене в качестве источника света.              «Стены» не были стенами. Это была пропасть, и они оказались на плавучих рельсах посреди нее. Даже если бы они сошли с уже не движущегося поезда, пола, на который можно было бы встать, не было, и они бы падали, казалось, целую вечность. Конечно, было слишком смело надеяться, что хоть на секунду они увидят внутренность туннеля и поймут, что вернулись в Вейл, избежав этого кошмара.              Жон подошел к ней, прихрамывая. — Культисты больше не проблема. Я видел, как некоторые из них кричали от восторга, когда их поезд был раздавлен. Их разорвало на части.              — Вот и славно, — сплюнул Кардин. Он рухнул на одно из сидений поезда, крепко прижимая к себе Мерил. Он глубоко вдохнул запах её волос, в то время как его приемные дети прижались к нему. Он, как и все они, был измотан до невозможности. — Но что теперь? Как думаешь, чудовище ушло за поездом? Должно было, так? Если меч ранил его, оно бы не захотело иметь с нами ничего общего. И не похоже, что у него мало еды.              — Может быть, — поморщился Жон, глядя на меч. — Блейк, ты можешь...? — она надела ножны и протянула меч обратно, но он покачал головой. — Давай обменяемся оружием. Я не тот человек, чтобы размахивать им здесь. Единственная причина, по которой моя семья дала мне его, — это чтобы у кого-то оказалось оружие, которое убьет меня, если я потеряю контроль и превращусь в полноценную аномалию. Даже охотник-любитель смог бы вытащить меч у меня на спине и убить меня им.              — Твоя семья — это чертов ад, старик, — хмыкнул Кардин.              — Я говорила ему это множество раз, — кивнула Блейк, бросая своему любовнику Гэмбол Шрауд. — Но вопрос о том, что нам делать, остается открытым. Налаживать жизнь здесь? Идти по следу? Всегда есть шанс, что чудовище - не единственное существо, живущее в этом месте.              Кардин подобрал свободный кусок металла и швырнул его в зияющую дыру в стене. Он гулко ударился о рельсы, затем отскочил и упал без звука. Все ждали «всплеска», но ничего не было.              — Рельсы реальны, если не сказать больше, — хмыкнул он. — Мы можем ходить по ним, но один неверный шаг — и мы упадем в бездну. А если что-то нападет на нас пока мы будем на рельсах, то это гарантированная смерть. Им нужно просто сбить нас с ног, и нам конец, — он вздохнул. — А если взглянуть на ситуацию в целом, то все, что монстру нужно сделать... Один хороший толчок, и этот вагон кувырком покатится в пропасть вместе с нами.              Она поняла, что все смотрят на нее и Жона в поисках решения. Они были профессионалами. Это была их работа. Блейк в отчаянии посмотрела на Жона в поисках ответа, но увидела в нем лишь ту же неуверенность.              — Давайте подождем двадцать четыре часа, — решил он, чтобы дать им время подумать. — Мы все измотаны, и нам в любом случае нужно прийти в себя, и я думаю, что нам нужно будет выяснить, сохраняется ли наш физический иммунитет к таким потребностям, как еда и питье, без присутствия сущности. Если нет, то у нас не будет другого выбора, кроме как уйти в поисках пропитания. Если же да, то это дает нам больше возможностей.              — А ещё это дает сущности время вернуться, — отметил Кардин.              Жон пожал плечами. — В таком случае лучше сражаться здесь, чем на рельсах.              — Тц. Согласен. Ну, неважно, — Кардин выпустил вздох. — Я все равно вымотался, и нам нужно оружие покрепче, если мы хотим сразиться с той штукой. Ножи не помогут, если она может поразить нас с расстояния в несколько метров. Нам нужно как минимум сделать копья.              Блейк оглянулась на вагон, из которого они вышли. Технически они с Жоном взяли с собой оружие — правда, в виде бомб, наполненных прахом. Прах, будучи аномальным материалом, должен был обладать разрушительной силой, чтобы навредить аномалии, но такой взрыв убьёт всех, особенно в таком замкнутом пространстве.              Жон покачал головой, молча предупреждая её не говорить им об этом. Они были открыты практически во всем, но никогда не говорили о своих целях, с которыми пришли сюда. Жон сказал всем, что это было расследование и выяснение происходящего, но не то, что это самоубийственная миссия — убить чудовище и всех вместе с ним.              Блейк благоразумно отмолчалась.                     Вскоре они двинулись обратно, оставляя вагоны, разорванные и открытые для чудовища, и отступая к более темным, где занавески всё ещё закрывали стекла и давали защиту от темноты. Кардин и Мерил отступили в угол, где могли обнять друг друга, хотя никакого секса не было, так как Лили и Ривер, обе потрясенные появлением сущности, спали между ними.              Жон и Блейк отошли ещё дальше, к «похоронному вагону», где ещё свежие тела двух погибших женщин лежали, накрытые тонкими простынями. Они даже не начали разлагаться, несмотря на прошедшие годы. Жон нес портфель с собой.              Как только они оказались вне пределов слышимости, Блейк повернулась к нему. — Мы собираемся взорвать бомбы?              — Это наш единственный реальный шанс, — ответил он.              — Мы можем посмотреть, есть ли выход из этой ситуации.              — Конечно. Я не имел в виду немедленный их подрыв. Сначала мы изучим другие варианты, — его слова успокоили её, напомнив о различиях между ним и Адамом. Даже спустя столько времени мысль о бомбах в поезде приводила её в ужас. — Но мы с тобой оба знаем, что мы не наткнемся на волшебную дверь отсюда, если пойдем по этим рельсам. Это будет бесконечная цепь, из которой нет выхода.              Блейк знала это, но она также знала, что они не могут сказать это остальным — даже если они тоже, вероятно, подозревали, что дело обстояло именно так. Здравомыслие «семьи» требовало, чтобы все они притворялись, что верят в существование выхода.              — А что, если сущность не вернется? — спросила она. — Что тогда? Мы никогда не поймаем её, если нам придется идти пешком, а она будет ехать на скоростном поезде.              — Она вернется.              — Почему ты так уверен?              — Потому что ты ранила её, — ответил он, постукивая по гарде Кроцеа Морс. — Такие аномалии, как она, отличаются ребячеством и невежеством по отношению к окружающему миру. Они появляются на свет и знают только «свой мир», как ребенок. А что делает ребенок, если его ужалила пчела?              — Он плачет.              Он ухмыльнулся. — Я имел в виду с насекомым.              Ответ осенил её. — Они бы убили её.              — Именно. Детский ум не понимает, что пчела была напугана или защищала свой улей. Все, что он знает, — это то, что это существо ранило его, и поэтому это существо нужно убить, чтобы оно не смогло ранить его во второй раз, — Жон посмотрел на закрытые окна и вздрогнул. — Она вернется, Блейк. Аномалия вернется, потому что не сможет забыть боль, которую никогда не испытывала, и впервые за все время своего существования почувствует страх. Страх, который никогда не исчезнет, пока это оружие существует в её «царстве».              Итак, подобно ребенку, не понимающему мир, но знающему, что невинное существо ужалило его, сущность вернется и убьет их. Может быть, не сейчас, может быть, не сегодня, но она неизбежно сделает это, потому что впервые узнает, каково это — бояться за свою жизнь. Именно поэтому он дал ей меч, поняла она. Помимо того, что он не мог использовать его так хорошо, не причиняя себе вреда. Жон знал, что из-за отсутствия ауры чудовище легко убьет его, но у нее было бы больше шансов нанести убийственный удар.              Блейк изо всех сил вцепилась в Кроцеа Морс.