Just say you'll love me one day

Галф игнорирует широкую фигуру в центре комнаты, скидывает рюкзак на пол и растекается по маленькому диванчику отвратительного болотного цвета, намереваясь немного вздремнуть до официального начала смены. Вчера он пришел домой только к трем часам ночи из-за внеплановой поставки провизии и хаотичной подготовки клиники к проверке. С детства Галф хотел стать ветеринаром. На это у него было две очевидные причины: любовь к животным и абсолютная антипатия к другим людям. Прошло всего два месяца с момента выпуска из университета, за которые Галф успел пожалеть о выборе маленькой частной ветеринарной больницы неподалеку от съемной квартиры. С животными все складывается замечательно, а вот с начальством — не очень. Основная проблема Галфа заключается в одном преданном своему делу мужчине, который на данный момент энергично печатает за компьютером, напевая под нос что-то на мотив корейской попсы для прыщавых подростков. На его бейдже написано «Главврач Мью Суппасит», но Галф добавил бы мелким шрифтом «абсолютная заноза в заднице». Мью хочет держать под контролем абсолютно все: вплоть до установленного расписания походов в уборную. Галф к такому пристальному вниманию не привык, но вынужден терпеть и соглашаться с каждым замечанием: не так держишь руку, не те анализы назначаешь, не так накладываешь отработанные за годы учебы швы, не так дышишь, не так смотришь, не так живешь. Мью никогда не хвалил его. Не то что бы Галф нуждался в его одобрении… Все действия Мью можно аргументировать типичной фразой «для тебя же лучше будет», но Галф слишком упрям и своенравен, чтобы с благоговением и капающей изо рта слюной впитывать каждое слово и поступок великого наставника. Но кто он такой, чтобы перечить? Тем более — этому властному голосу. На периферии сознания, словно через толщу воды, Галф слышит тяжелые шаги и незамедлительно напрягается всем телом, когда аромат свежеприготовленного кофе начинает атаковать рецепторы носа. Мью даже не старается двигаться потише — он нарочно громко ставит чашку на стол, активно перемешивает в ней сахар и довольно фырчит. Галф чувствует раздражение и совсем немного — зависть, потому что никогда не отличался бодростью и энергичностью по утрам и в целом по жизни. Веки тяжелеют настолько, что Галф на несколько секунд выпадает из реальности, а потом вздрагивает, как от внезапного падения тела на пол, слыша игривый голос Мью над своей макушкой: — Где твоя молодость и энергичность, а? Разве ты не должен заряжать нас всех своей активностью и желанием работать двадцать четыре часа в сутки? Галф ничего не отвечает и прижимает к груди маленькую диванную подушку. Может, если игнорировать Мью, он исчезнет? Но у вселенной свои порядки: Мью садится рядом, занимая слишком много места для своей царской задницы, и почти вынуждает Галфа сжаться до размеров карманной версии себя. Их длинные ноги неизбежно соприкасаются в районе бедер. Галф хмурится и закрывается подушкой, которая сейчас подневольно становится щитом от всех проблем и особо приставучего начальника. «Особое» отношение Мью может начинаться с хождения тенью друг за другом в течение смены и заканчиваться на «составь мне компанию в курилке». Галф не отказывает, он вообще права голоса не имеет, когда Мью появляется из ниоткуда и серьезным тоном объявляет «иди за мной». Слабость в коленках он игнорирует, впрочем, как и хитрый взгляд за стеклами очков. Какие же у Мью красивые глаза… ** Галф помнит, как нервничал на пороге клиники и переминался с ноги на ногу под пристальным взглядом тогда еще незнакомого мужчины. Они оба стояли под закрытой дверью, Мью докуривал сигарету, а Галф напряженно проверял время на телефоне и вытирал мокрые ладошки о джинсы. — Ты по записи? Если за анализами, то лаборатория открывается в девять. — Нет, я… Сегодня мой первый рабочий день тут. — Ммм, — многозначительно протянул Мью и выкинул затушенную сигарету в мусорку. Галф не мог не залипнуть на длинных пальцах, что ловко избавлялись от окурка, а еще на хитро прищуренных глазах. От этого взгляда становилось не по себе. Галф предпочитал не афишировать свои сексуальные предпочтения, но иногда получалось… Как получалось, поэтому симпатичные мужчины понимающе улыбались. — Не нервничай. Я знаю начальника — он просто душка. Тебе понравится. Галф в ответ только кивнул и в очередной раз сглотнул ком в горле, пока мужчина ковырялся ключами в замке. Галф успел оценить широкую спину и длинную шею, украшенную тонкой серебряной цепочкой, пока медленно плелся по коридорам клиники к помещению для персонала. Только когда мужчина надел на себя халат с именным бейджиком, Галф понял, что попал. ** Глупо отрицать привлекательность Мью. Еще глупее — реагировать на его провокации. За два месяца Галф выработал единственно верную стратегию: сжать зубы и делать все, что просят. Даже если просьбы больше сосредоточены на принеси-подай-вот-здесь-не-мешай. Галф вынужден терпеть и впитывать опыт и знания Мью, как губка, поэтому поднимает свое несчастное тело с дивана и идет готовить операционную. На сегодня у них практически нет записей, помимо банальной кастрации кота и планового осмотра парочки чихуахуа одной распомаженной бабули. А это значит… — Вот ты где прячешься, — раздается голос Мью над ухом. Галф от неожиданности вздрагивает и чуть не роняет шприц на пол, а кошка, которой необходимо по расписанию поставить укол, шипит и уползает в угол своего небольшого вольера. — Мне нужна твоя помощь. — Я занят, — Галф демонстративно поднимает руку со шприцом и пытается выманить кошку на лакомство. Маленькие врачебные хитрости — всегда носи с собой в кармане что-нибудь вкусное для подкупа пациентов. — Это очень важно, — настаивает Мью и тянется рукой в вольер, чтобы поймать упертого кота. — Кто это у нас тут такой хорошенький и отказывается лечиться? Твой хозяин будет очень расстроен, если ты решишь отказаться от нашей помощи. Хватай ее. Галф не успевает среагировать, поэтому перепуганная кошка бьет лапкой по руке, оставляя на коже несколько ярких царапин разной степени тяжести. Мью недовольно цокает языком и причитает: — Что же ты медленный такой сегодня? Может, нам нужно поставить рядом с кофемашиной холодильник с энергетиками? Галф выдыхает через нос раздражение, берет себя в руки и все-таки ставит кошке укол (с помощью Мью). Надо признаться, что иногда без его участия бывает сложно справляться даже с самыми элементарными вещами. Например, как сейчас. Но Мью это знать совсем не обязательно. — Что мне нужно сделать? — без особого энтузиазма спрашивает Галф, когда они возвращаются в кабинет, заставленный у стены коробками разных размеров. Усталость ощутимо наваливается на плечи Галфа, как длинный плащ, туго затянутый на шее. Он поворачивается к Мью и со всей мировой тоской на лице кивает в сторону коробок: — А это что такое? — Разобрать, разложить все по своим местам. Желательно — управиться до следующей записи. Мне нужно заполнить карточки. Но сначала, — Мью хватает Галфа за запястье и тянет к столу, на котором, разумеется, есть все необходимое для обработки царапин. Мистер совершенство просто не может позволить себе проигнорировать свежие отметины на аккуратных руках. — Придется тебя подлатать. Галф смиренно ждет, пока Мью закончит измываться над его телом и душой, в процессе невольно обращает внимание на длинные пальцы, отчетливо выступающие линии вен, закатанный рукав белого халата… И сглатывает, когда Мью аккуратно гладит подушечкой указательного кожу рядом с самой глубокой царапиной, словно заботливая мамочка-наседка. — Жить будешь, я думаю. Но я могу поцеловать на всякий случай. Это дурной сон, да? Галф трясет головой, как будто в уши попала вода, отмахивается при виде вопросительно вздернутой брови и пытается высвободить запястье из крепкой хватки. Но Мью, движимый какими-то странными идеями, упрямо не отпускает — тянет вяло сопротивляющегося и стремительно краснеющего Галфа за руку в свою сторону. — Эти коробки сами себя не… — Посмотри на меня, — настаивает Мью и крепче сжимает пальцами тонкое запястье. Галф не может выдержать длительного зрительного контакта и в очередной раз капитулирует, отводит взгляд куда угодно, лишь бы не смотреть в эти хитро прищуренные глаза. Он до конца жизни будет отрицать влияние, оказываемое Мью на его нервную (и не только ее) систему. Сегодня Мью в линзах. Черт. — Ты покраснел, — подозрительно довольным голосом тянет Мью и все-таки позволяет Галфу сбежать в другую половину кабинета под гулкий стук сердца в ушах. — Милый. Послышалось? ** — Ты чего приуныл? — Мью похлопывает Галфа по спине и методично толкает к краю дивана, чтобы уместить на нем свою царскую задницу. — Кстати, у меня есть шоколадка. Хочешь? Говорят, настроение поднимает. Галф переводит взгляд с лица Мью на протянутую шоколадку и отрицательно качает головой. Вряд ли сладости помогут ему избавиться от тяжести в грудной клетке и всепоглощающего чувства бессилия. Да, животные умирают, иногда — от руки человека, но Галф уже несколько часов не может избавиться от этого гадкого ощущения, снимающего сердце стальными тисками. А еще из головы не выходит выражение лица молодой девушки, которая вынужденно отдала своего безнадежно больного питомца на усыпление. Распускать сопли перед Мью не хочется, поэтому Галф героически терпит и делает вид, что устал. Обычно это срабатывает. Но почему-то не сегодня. Мью вздыхает и внезапно прижимает Галфа к своему боку, заставляя опустить голову на широкое и такое неожиданно удобное плечо. Галф вдыхает его запах, смешанный с одеколоном и дымом от сигарет, цепляется пальцами за белый халат и закрывает глаза, чувствуя тепло и комфорт в крепких — для всего лишь коллег по работе — объятиях. Они некоторое время сидят в тишине, не решаясь испортить момент. Обычно их нельзя застать в столь непривычном положении — самозабвенно обнимающихся на диване — посреди рабочего дня. Они даже не друзья. Но Галфу почему-то становится легче от этой высказываемой через тактильный контакт безмолвной поддержки. Именно теперь, уткнувшись носом в теплую шею Мью, Галф чувствует разницу в возрасте и опыте между ними. А еще его знакомо ведет от этих нежных рук, что касаются плеч, чувствительной шеи и затылка. Мью довольно откровенно разговаривает с ним на уровне прикосновений, что совсем не похоже на их типичные будни. Галф привык к бесконечному потоку уместной критики, а вот к таким интимным жестам — точно нет. Галф дает себе еще несколько секунд перед тем, как заставить себя отодвинуться и заняться хоть чем-нибудь, лишь бы не… — Это пройдет, — первым нарушает молчание Мью и зарывается пятерней в густые темные волосы, щекочущие щеку. Галф жмурится, как кот, от приятного прикосновения, а потом вдруг вспоминает: где они, кто они и что делают. Мью понимающе усмехается, когда Галф неловко отстраняется и избегает прямого зрительного контакта. Его щеки, наверное, ужасно красные. — Нужно абстрагироваться от этого. — Я знаю, просто… Это трудно. — Трудно, — соглашается Мью и пожимает плечами. — Но не труднее, чем… Их разговор прерывает появившийся в кабинете Майлд: — Не знаю, как вам, но мне срочно нужен сытный обед, иначе желудок пошлет меня нахер. Я заказал сразу на всех, но могу забрать еду с собой сегодня вечером, если вам не понравится мой изысканный выбор… Бла-бла-бла, Майлд продолжает свою тираду, пока Мью поправляет свой халат и неловко откашливается. Галф закатывает глаза и прикидывается, что ему вовсе не жаль о нарушении воцарившейся между ними идиллии. ** — Давай подвезу. Галф слышит знакомый голос за спиной и высчитывает в уме несколько секунд, лишь потом поворачивается назад и видит в опущенном окошке улыбающееся лицо Мью. Усталость говорит ему «да», а вот мозг — вполне очевидное «нет». На ватных ногах Галф подходит чуть ближе к белой Ауди, собираясь великодушно поблагодарить старшего коллегу за столь добрый жест. — Спасибо, но нет. Я живу в нескольких минутах отсюда, — Галф сжимает в руке ремешок от сумки и кивает в сторону неподалеку расположенного спального района. Мью хмурится и пожимает плечами: — Я знаю. Садись, — а потом открывает дверь и приглашающе похлопывает по пассажирскому сидению своей увитой венами ладонью. Галф привычно сглатывает и переминается с ноги на ногу, не осмеливаясь принять откровенное предложение. Мью такая демонстративная нерешительность забавляет, поэтому он добавляет более знойным и сладким голосом: — Я не кусаюсь, малыш. — Ты больше денег на бензин потратишь, — еще раз пробует Галф и предательски краснеет из-за идиотского обращения. С каких пор они перешли на следующий уровень? И почему он не может просто развернуться и пойти домой? В нем борются две личности: одна уставшая и желающая поскорее оказаться в постели, другая — гордая и неприступная. — Зато мне будет не скучно, — Мью еще раз проводит ладонью по сидению, привлекая внимание Галфа к длинным пальцам, повторяющим изгибы кожи светлого цвета. — Я… — Галф залипает на этих руках в сотый (или уже тысячный?) раз и не может придумать еще одного логического оправдания, чтобы не садиться в машину. Возможно, их больше не существует в этой вселенной. — Садись. Я забочусь о своих сотрудниках. Галф старается открыто не пялиться на профиль Мью, пока он сосредоточенно ведет машину. Это довольно трудно в условиях ограниченного пространства, но вполне осуществимо, если приложить некоторые волевые усилия. Мью, похоже, замечает интерес Галфа к своей нескромной персоне — на его губах появляется едва различимая улыбка. А Галф не может не думать о том, как между ними явно потрескивает напряжение (или это лишь в его голове?) неопределенного характера. В последнее время все взгляды Мью становятся более долгими, а прикосновения к рукам или спине — частыми. Галф списывает все это на свое больное воображение и отсутствие романтических отношений. Ему вовсе не хочется, чтобы это оказалось правдой. Нисколько. Даже когда Мью наклоняется в его сторону и отстегивает ремень безопасности, словно Галф — беспомощный маленький щеночек, случайно оказавшийся в салоне этой Ауди. — Не опаздывай завтра. Майлд будет злиться, если ты не поможешь ему с операцией, — Мью похлопывает замершего Галфа по плечу и как-то странно улыбается. — Что-то случилось? — Нет… Нет, я пойду, — бормочет Галф и чуть ли не вываливается из салона под громкий смешок, но забывает свою сумку, чертыхается под нос и возвращается, игнорируя веселье в глазах Мью. Он стоит некоторое время рядом с открытой дверью, а потом наклоняется и заставляет себя сказать: — Спасибо, что подвез. Галф собирается закрыть дверь, как вдруг слышит свое имя, произнесенное довольно серьезным тоном. Во рту мигом пересыхает, вся эта ситуация заставляет нервные окончания буквально воспламениться. К черту Суппасита и его идеальное лицо, у Галфа просто давно никого не было. Да. Дело вовсе не в этих томных взглядах. — Спокойной ночи, Галф. Галф может только беспомощно хлопать глазами, когда Ауди стремительно скрывается за поворотом. Этой ночью он долго не может уснуть, ворочается в кровати и периодически проверяет ленту в социальных сетях. Мозг словно подцепил вирус, не позволяющий ему отключиться хотя бы на пару часов. И название его — одно до боли знакомое имя, раздражением и одновременно волнением откликающееся под сердцем. А в голове снова и снова слышится это идиотское и нежное «спокойной ночи, Галф». Где-то между отчаянием и нервным срывом, смахивая с виска капли пота, Галф решает послать мораль и свои принципы в задницу, откидывает одеяло и одним уверенным движением спускает пижамные штаны с бедер. Раз уж Мью не выходит у него из головы, придется воспользоваться «подручными» средствами. Вытравить всякие горячие образы начальника из воображения не получается, да Галф и не особо старается. ** После проверки, из-за которой чуть не поседели даже находящиеся в стационарном отделении животные, вся клиника наконец выдыхает. Галф готов расплакаться от счастья: больше не придется задерживаться на работе допоздна, если вдруг Мью не придет в голову заняться чем-то очень важным после смены. Неудивительно, что этот утомительный и длинный день они заканчивают шумной попойкой в баре. Мью почему-то предпочитает сидеть рядом с Галфом и чуть поодаль от основной компании. Его рука по-хозяйски занимает место на подголовнике небольшого диванчика с жесткими сидениями, а Галф ощущает себя в ловушке между собственными желаниями и горячим телом, буквально прижимающимся к его боку. Организм вырабатывает пот в два раза усерднее, но Галф упорно продолжает смачивать горло прохладным пивом, пока Мью в очередной раз шепчет над ухом: — Тебе скучно? Можешь хотя бы раз расслабиться и сделать вид, что тебе тоже весело? Не для меня, а для остальных. — Сойдет? — Галф ставит бокал на стол и скалится так, словно снимается на постер для малобюджетного фильма ужасов. Мью вздыхает и качает головой, перебираясь ладонью с дивана на вздрогнувшее плечо. Все эти псевдо «дружеские» прикосновения крайне бесят, потому что мозг настаивает: надеяться на что-то большее глупо, Мью всего лишь заноза в заднице. Галф хмурится и смотрит на длинные пальцы, мнущие ткань черной футболки. Мью продолжает гладить его, поэтому Галф предупреждающе дергает плечом. Мью, наверное, думает, что у него нервный тик на почве стресса. Но это уже его проблемы. — Я могу уйти домой, если тебя бесит моя рожа, — вырывается изо рта быстрее, чем изрядно пострадавший рассудок успевает обработать последствия. Галф поджимает губы и пытается отодвинуться, но Мью удерживает его за плечо и прижимает к своей широкой груди, авторитетным тоном заявляя: — Никуда ты не пойдешь. И меня не бесит твоя рожа. — Тогда какого черта тебе все не так? — Галф старается говорить как можно тише, чтобы не привлекать внимание увлеченных выпивкой коллег, но голос предательски срывается на ядовитое шипение. Мью ойкает, когда Галф указательным пальцем тычет ему в грудь, чувствуя себя достаточно смелым после выпитого алкоголя и полнейшего сексуального разочарования: — Что мне еще сделать, чтобы… — Галф, — Мью предостерегающе накрывает ладонью розовые губы и совсем не ожидает, что Галф… Укусит его, как взбешенная процедурами кошка. Красивые глаза округляются от удивления, а Галф хочет сбежать и провалиться под землю как можно глубже. — Прости, — спустя несколько минут тихо говорит Галф, когда они вдвоем выходят на улицу — подышать, успокоиться и выяснить, что вообще происходит. И все это благодаря настоятельным рекомендациям Майлда, который буквально вытолкнул их за пределы бара, чтобы не портили вечер своими непонятными разборками. Галфу стыдно признаваться в своем детском и нелогичном поведении третьим лицам, поэтому он просто молча кивал на все «вам нужно зарыть топор войны, сейчас самое подходящее время». Зарывать разве что пора голову в песок… Галф впервые в жизни жалеет, что относится к человеческому роду. Вместо разговоров по душам Мью молча закуривает сигарету и, опираясь спиной на стену, садится на асфальт. Отчетливо выделяющиеся бицепсы на руках завладевают остатками угасающего под гнетом алкоголя и усталости сознания Галфа. И это тот самый Суппасит, требующий вычищать до блеска все поверхности в клинике. Тот самый, ругающий персонал за оставленные не на своем месте вещи и едва заметные пятнышки, оставшиеся незамеченными во время уборки. Тот самый, взволновавший тело и душу Галфа за несколько месяцев практически ежедневного сосуществования вместе. Мью какое-то время просто сидит на заднице, склонив голову набок, и беззастенчиво пялится на длинные ноги. А потом грустно вздыхает и разжимает свои чертовски сексуальные губы, возвращая Галфа к весьма странной и пугающей реальности, в которой они все еще должны что-то обсудить: — Ты тоже прости. Я, наверное, слишком давлю на тебя. Блять. Все так сложно… — Все нормально, — Галф садится рядом и, набравшись достаточно смелости, выдергивает из пальцев Мью сигарету, пробует затянуться и морщит нос из-за неприятно дерущего горло дыма. — Ты не затянулся. Нужно вдохнуть глубже, — Мью демонстративно затягивается и, глупо хихикая, выпускает дым в лицо закашлявшегося Галфа. Курить после распития алкоголя — идиотская затея, но Мью пожалеет об этом на утро. А пока можно достать из пачки последнюю сигарету. — Вот какой пример ты подаешь своим младшим, а? — А ты мой младший? — Мью игриво вздергивает бровью и щелкает зажигалкой, передавая Галфу прикуренную сигарету. Атмосфера между ними быстро сменяется с привычно странной на более напряженную. Галф случайно задевает губами солоноватые пальцы, что передают ему сигарету, и чувствует, как руки Мью напрягаются, а взгляд становится более сложным и нечитаемым. Галф вообще плохо разбирается в чужих эмоциях и поступках. Мью для него — определенно закрытая книга с огромным количеством тараканов, задорно бегающих по страницам. Но почему-то он не встает и не уходит, когда сигарета сгорает до фильтра, а Мью проверяет уведомления на телефоне. — Давай будем дружить? Не хочу, чтобы ты ненавидел меня, — вдруг почти шепотом говорит Мью, не сводя взгляда с экрана телефона. Галф вытирает потные ладони о джинсы (вполне привычная реакция на слова и действия красивого мужчины) и кивает, но потом вспоминает, что нормальные люди общаются с помощью слов: — Хорошо. Если ты прекратишь задерживать меня после работы. — Я постараюсь. А потом им приходится вернуться внутрь, чтобы Майлд не подумал чего-то «лишнего». ** После вечера в баре Мью, как и обещал, становится чуть мягче и добрее. Замечают это все вокруг, включая спокойных на приемах животных. Между ними возникают вполне терпимые приятельские отношения на уровне обсуждений всякой повседневной ерунды, вкусов и хобби. Если закрыть глаза на отчетливо сформировавшееся влечение со стороны Галфа, возможно, им удастся стать друзьями, потому что Мью (неожиданно!) заботливый и чуткий коллега, который умеет не только терроризировать окружающих своей дотошностью в рабочих вопросах, но и проявлять небывалый уровень миролюбия. Майлд даже щипает себя за бедро, когда однажды утром Мью приносит завтрак всему докторскому составу, аргументируя это хорошим настроением и все еще не схлынувшей радостью из-за успешно пройденной проверки. Не помогают избавиться от ощутимой симпатии даже ежедневные сеансы медитации, заканчивающиеся одинокой и грустной дрочкой в душе. Галф пытается убедить себя, что симпатичные мужчины на работе находятся под строжайшим запретом, тем более — если это Мью Суппасит Тончививат, но… Отсутствие секса накладывается на такое же отсутствие романтических отношений, умножая тоску под сердцем и напряжение в штанах. Галф в очередной раз надеется, что сможет отпустить эти странные эмоции, вызываемые присутствием и неоднозначными взглядами Мью, но потом замечает упругие бедра и задницу, обтянутые узкими черными джинсами, и давится кофе. — Ты в порядке? — тут же обеспокоенно спрашивает Мью и накидывает на плечи халат, скрывая от жадного взгляда свои длинные ноги. — Ага, — булькает Галф и прячет покрасневшее лицо за бумажным стаканчиком. Теперь его рабочий халат гордо украшен россыпью из мелких коричневых пятнышек, что умножает вероятность услышать причитания со стороны Мью. Но вместо этого Мью подходит ближе и интересуется типичными рабочими моментами: — Ты отнес анализы в лабораторию? — Да. — Обход закончил? — Да. — Майлду передал документы? Несколько записей до обеда отменили, видел? — Да, я… Но не успевает Галф договорить, как Мью прищуривается, складывает руки на своей широкой груди и удивляет более нестандартным вопросом: — Галф, ты завтракал? — Д… Нет. — Отлично. Составь мне компанию. Завтракать вместе — это что-то новенькое, Галф молча принимает бутылку воды и несколько салфеток, когда они заканчивают есть. А потом коленки под столом касается что-то твердое. Галф вздрагивает на стуле и понимает, что они всего лишь сталкиваются ногами. Ничего «такого», но щеки предательски краснеют, как у наивной школьницы, на которую обратил внимание самый крутой парень школы. ** Галф снимает одноразовые перчатки, кидает их в мусор и спустя несколько минут отдает терпеливо ожидающей женщине с лабрадором на поводке рекомендации по лечению и кормлению на неделю. Работать в одиночестве весьма странно, как будто рядом не хватает одного определенного человека с манией держать все под своим контролем. На второй день Галф понимает, что торчать в кабинете одному — адски скучно, не помогает даже Майлд и музыка в наушниках между приемами. На четвертый день Галф чувствует необъяснимую тоску и уныние, которые сопровождают его за ручку на территории клиники и собственной квартиры. Выходные и встреча с друзьями не приносят должного облегчения, поэтому Галф решает прибегнуть к отчаянным методам — напивается в одиночестве перед телевизором, по которому идет любимая линейка фильмов Марвел. Спустя четыре банки пива Галф понимает, что дело — дрянь. Особенно тогда, когда обнаруживает себя пялящимся в экран телефона, на котором открыт пустой диалог в лайне с контактом на букву М. Идиотская идея включить гей-порно и (поплакать) подрочить тут же отметается более здравомыслящей частью рассудка. Одиночество и неудовлетворенность накрывают мозг Галфа волной безудержной меланхолии, поэтому он шмыгает носом и набирает сообщение. Которое, естественно, не отправляет спустя несколько минут кропотливого соединения слов в предложения. Но телефон внезапно оживает уведомлением из лайна, от которого сошедшее с ума сердце грозится проломить ребра: «Соскучился, да? Я видел, что ты печатал». Галф прикусывает губу и повторяет про себя снова и снова: нет, это всего лишь совпадение, ему все равно на тебя, он натурал. Так ведь? ** Итак, они вроде бы «друзья», которые иногда проводят вечер пятницы в баре и переписываются в выходные. Галф до сих пор не может признаться себе, что отсутствие Мью в течение недели лишь подтвердило некоторые неутешительные выводы. А еще он до конца своих дней будет отрицать, что ревнует Мью к одной молоденькой коллеге, которая после расставания с парнем начала обращать внимание на их удивительного и — что самое главное! — свободного от отношений начальника. — Ты чего такой агрессивный? — спрашивает Майлд, когда Галф слишком сильно давит на стержень ручки и рвет бланк, кропотливо заполняемый уже больше пяти минут. — Что-то случилось? Плохой день? Клиенты доставучие попались? Ты не переживай, нервные клетки дороже, чем какая-нибудь уверенная в своих знаниях бабуля, не слушающая ваших рекомендаций. Да, попались. Мью опять воркует с Пум у кофемашинки. — Хочешь чаю? У меня есть с ромашкой, — не унимается Майлд и похлопывает сгорбившегося над столом Галфа по спине. — Давай, успокойся, дыши ровно… — У меня все отлично, — слишком резко отмахивается Галф, чем привлекает внимание всех присутствующих в помещении, и виновато втягивает голову в плечи. Майлд вздыхает и уплывает в сторону менее агрессивных коллег, оставляя насупившегося Галфа в гордом одиночестве за рабочим столом. Галф игнорирует широкую ладонь на тонкой девичьей талии, совершенно раздражающее хихиканье и нарочито показательный обмен айди в лайне. Через несколько дней Галф становится свидетелем весьма впечатляющей сцены: Мью стоит в помещении для персонала с голым торсом, а Пум роется в шкафу с чистой рабочей формой. Галф замирает на пороге и не знает, куда сделать шаг: назад, чтобы сбежать и больше никогда тут не появляться, или вперед, чтобы выцарапать девушке глаза. Видеть Мью полуголым — это уже слишком. Галф по-черному завидует Пум, которая набрасывает на широкие плечи запасной и старый темный халат, явно непредназначенный для носки главврачом их клиники. — Привет, а ты что тут делаешь? Разве у тебя не выходной? — вдруг спрашивает Мью у все еще залипающего на пороге Галфа, который с грустью провожает последний кусочек обнаженной кожи, теперь скрытый тонкой тканью медицинского халата. — Выходной, — соглашается Галф и достает из сумки папку с документами, которую очень срочно потребовалось доставить Майлду час назад — прям вопрос жизни и смерти, не иначе. Она летит на стол с нерассчитанной силой, сдвигая к краю пустую фарфоровую чашку. — Пока. Галф разворачивается и захлопывает за собой дверь, чувствуя себя максимально ущербным и униженным собственными мыслями. От бессилия хочется забиться в угол и некрасиво разрыдаться, уткнувшись носом в коленки, но Галф сглатывает ком в горле и почти выбегает на улицу, не оборачиваясь к открытому окну, в котором видно что-то весело обсуждающую парочку. Вечером на телефон приходит сообщение от Мью с весьма привычным содержанием: «свободен сегодня?». Галф размышляет несколько минут, взвешивает все за и против, но потом набирает короткое и лаконичное «нет». В ответ прилетает грустный стикер. Вообще-то свободен, но не для Мью. Встретиться с ним — все равно, что подписать себе смертный приговор. Галфу все еще безумно стыдно за случившееся днем. Внутри все замирает и натягивается, подобно тонкой и хрупкой струне, когда в диалоге появляется еще одно сообщение: «Я знаю, что ты дома. Откроешь?». Галф едва не сваливается с дивана, запихивает под стол пустые коробки из-под пиццы, зачесывает растрепанные волосы пальцами и мчится к двери. Он стоит перед ней некоторое время, прислушиваясь к тишине, пока в руке не вибрирует телефон. — Привет, — говорит Мью и уверенно переступает порог, плечом отодвигая замершего Галфа в сторону. Он выглядит потрясающе в черной кожаной куртке и серых джинсах. Галф пялится на болтающуюся на штанах цепочку и слышит тихий голос рядом с ухом, обрабатывающийся мозгом с явной задержкой: — Нам нужно поговорить. — Что-то случилось? — Галф прикидывается дурачком, но Мью ему, разумеется, не верит: хмурится, хватает за запястье и тащит за собой вглубь однокомнатной квартиры. С каждым шагом, приближающим их к дивану, сердце начинает биться все чаще. — Расскажи мне, — нагло усмехается Мью и мельком оглядывает комнату. Галф стремительно краснеет — ну не ожидал он гостей в своей холостяцкой и депрессивной берлоге. Особенно — таких важных, как Суппасит, мать его, Тончививат. Он продолжает стоять перед Мью на негнущихся ногах, пока в мозгу со скрипом вращаются шестеренки. — Что с тобой происходит? Почему ты такой грустный в последнее время? И почему ты обманул меня сейчас? Галф открывает рот, но тут же закрывает его обратно. Все, что он может выдохнуть, это глупое и детское: — Я не знаю… — Ладно. Давай попробуем еще раз. Ты свободен сейчас? — Мью аккуратно берет его за запястье, поглаживая большим пальцем выступающую круглую косточку. Галфу кажется, что приятели-натуралы так не поступают. Они не смотрят на парней так, что коленки слабеют, а в горле пересыхает от нужды послать все к черту и наброситься на эти манящие губы. Галф признается себе, что окончательно влюбился в эти глубокие глаза с притягательной смешинкой во взгляде, широкую улыбку и нежные руки, колдующие с телом нечто невероятное. Иначе как объяснить то, что Галф оказывается сидящим на чужих коленках? Он обнимает Мью за шею обеими руками и закрывает глаза, когда между их лицами остается несколько жалких сантиметров. Почему-то Галфу хочется смеяться из-за отчетливого запаха мятной жвачки, когда губы Мью приближаются к его собственным. Потными ладонями он ведет вверх к темным волосам, зарывается пальцами в упругие пряди и надавливает на кожу головы, вынуждая Мью наконец сократить расстояние между их ртами. И пошла Пум в задницу. Если Галф не получит в распоряжение эти губы и язык, он умрет прямо здесь и сейчас на коленках своего горячего начальника. — Подожди, Галф, я… — шепчет Мью между короткими и мягкими поцелуями, крепко сжимая руками бока Галфа через тонкую ткань домашней футболки. Только сейчас Галф вспоминает, что выглядит не лучшим образом: на нем старая и дырявая в нескольких местах футболка, короткие черные шорты и полный хаос на голове. Волна стыда накрывает его с головой, вынуждая вскочить с удобных сильных бедер. — Прости. Я неправильно понял… Мы же друзья, да? Конечно! А вот Пум — отличный вариант. Вы хорошая пара. Извини, — лепечет Галф полную чушь и натягивает на бедра мятую футболку. — Я занят. Ко мне должны прийти друзья, поэтому… — Послушай, — начинает Мью, но Галф машет головой, из-за чего отросшие волосы вновь напоминают гнездо, а не прическу уважающего себя молодого парня. — Мне нужно подготовиться. Галф закрывает за Мью дверь, прислоняется к ней спиной и чуть ли не плачет от разочарования. Ну конечно, на что он вообще надеялся? ** Галф отлеживается дома целую неделю, с попеременным успехом справляясь с элементарными бытовыми задачами. Идти на работу совсем не хочется. Мью написывает ему в лайне, но Галф упрямо не отвечает и делает вид, что их друг для друга не существует. Мью не единственный симпатичный парень в его жизни. Галф запихивает в себя мороженое и пересматривает Черную Пантеру в свой последний «выходной», который технически является последним официальным больничным днем. Друзья в голос советуют брать быка за рога и «пробовать», но Галф упрямо отнекивается — кто он такой, чтобы тягаться с симпатичной и свободной для отношений девушкой? Поэтому на следующий день он без особого энтузиазма и со вселенской тоской на лице переступает порог кабинета, тут же врезаясь в широкую грудь Мью. И если бы не эти сильные руки, то Галф бы улетел прямиком на вымытый до блеска пол своей многострадальной задницей. — Доброе утро, — тихо говорит Мью и не спешит разжимать пальцы, которыми стискивает оба худых предплечья. Галф рассматривает его красивое лицо, словно они не виделись целую вечность, и неловко откашливается: — Привет. Отпусти, мне нужно переодеться. — Ты в порядке? Как самочувствие? — Отлично. Мью вздыхает и уходит, оставляя Галфа наедине с разочарованием и вновь кольнувшей сердце обидой. В середине рабочего дня курьер доставляет в клинику впечатляющий букет подсолнухов: женщины ахают, когда замечают его, а Галф скептически хмурит брови, пока Мью расплачивается и забирает доставку. Этот чертов букет не дает покоя всю смену. Галф испепеляет его взглядом так, словно во всех бедах виноваты эти несчастные подсолнухи. Пум оживленно крутится рядом и кокетливо стреляет глазками в сторону предназначающегося ей подарка. Мью ведет себя как обычно: внимательно занимается рабочими вопросами, совершенно не обращая внимание на яркую деталь, украшающую их кабинет. Галф не может сосредоточиться, инструменты валятся у него из рук, собаки и кошки рычат, когда он пытается выполнять свои ветеринарские обязанности. Неудивительно, что Мью не выдерживает — в обед отводит его в сторону, прикладывает ладонь ко лбу и спрашивает: — Точно поправился? Ты какой-то несобранный. Если тебе нужно больше выходных… — Я в порядке, — Галф аккуратно отводит со своего лба теплую ладонь и вжимается в прохладную стенку спиной, когда Мью зачем-то наклоняется ближе и буквально закрывает его в клетке своих рук. Прям как в корейских сериалах. Вот только Галф — не милая большеглазая героиня, дрожащая от каждого чиха в свою сторону, а вполне себе мужик с яйцами. Поэтому он, глубоко вдохнув, отталкивает Мью от себя и уходит за чашкой кофе, чтобы чем-то занять трясущиеся руки. В конце смены Галф чувствует себя крайне утомленным не столько работой, сколько бессмысленными моральными терзаниями. Мью весь день смотрел на него, как на придурка. Галф решает закрепить за собой это прозвище и, когда они переодеваются в свою повседневную одежду, кивает на букет: — У кого-то сегодня свидание? Мью прекращает застегивать черную рубашку на груди и прищуривает глаза. — Возможно. — М-м-м, — Галф отворачивается и поджимает губы, краснея до кончиков волос (если это возможно). За спиной слышится какое-то копошение, а потом — тихий щелчок закрывающейся двери. — Блять. Галф может себе позволить ругаться вслух не только на себя, но и на Мью, весь мир в целом, потому что внутри тикает обратный отсчет бомбы. Еще немного — и точно рванет. Галф замечает цветы на столе и через несколько секунд размышлений лезет в карман за телефоном, чтобы написать Мью. Но потом любопытство пересиливает — и он, оглядываясь по сторонам, как настоящий воришка, аккуратно вытаскивает из букета с подсолнухами маленькую открытку, на которой весьма лаконично написано: «Вообще-то цветы для тебя, Галф». И снизу строчки из какой-то песни: «Some say you will love me one day. And I will wait, I will wait to get your loving one day. Just say you will love me one day».