Madhouse

***

Тихие но твёрдые шаги мужчины, ступающего по лестнице вниз, ведут его в подвальное помещение. Шаги эхом отбиваются от голых, зашарпанных стен, потому кажутся намного громче, чем они есть. На губах этого человека — злорадствующая усмешка, не обнажающая ровный ряд зубов. Он в приподнятом настроении, что же могло поспособствовать этому? Ходьба у него уверенная, руки деловито за спиной в замок сложены. Конечно он не чувствует нервозности, ни капли не переживает за ту жизнь, которую ему вынуждено придётся оборвать прямо сейчас. Металлическая дверь, тяжело и со скрипом поддаётся открытию, своим скрипом оповещает о ещё одном госте — кукловоде в театре тряпичных кукол. Послушные марионетки идут у него на поводу, потому что он мастерски играет на их чувствах. В глазах людей — он авторитет, человек несущий благодать и свет в мир, полный грешных душ. Он Бог, его задача наставлять искренних на пусть истины, указать им путь и подсказать как двигаться дальше. И пути эти всегда приведут их к нему, чтобы не случилось. Как Бог, его задача также напрямую касается тех, кто не желает идти верным путём Всевышнего. Таких он наказывает, ведь он Бог, это в его власти и только ему это под силу. Рядом с одним из таких грешников, его покорно, поясным поклоном приветствует его друг, товарищ, подопечный. Такой же священнослужитель как и он, занимающий низшую иерархальную ступеньку — Диáкон. Он приветствует своего товарища, кивая головой, а с губ, всё также не сходит мефистофельская улыбка. Грешник слышит приход того, кто совершит над ним Божий суд. Трепыхается весь, но двинутся или встать не может. Глаза связаны, кисти рук привязаны с разных сторон к подлокотникам стула и сильно натирают кожу. Ноги примотаны той же верёвкой к ножкам стула. Грешник вертит головой из стороны в сторону, прислушивается к шагам и ждёт момента когда увидит Бога. Его мысли не материальны, но в ту же секунду ассистент срывает повязку. Тусклый свет неприятно режет привыкшие к темноте глаза и он жмурится. Промаргиваясь видит не чёткий силуэт мужчины перед собой. Он неизменно руки за спиной держит, улыбается. Когда зрение возвращается полностью, грешник видит, что Бог этот выряжен в рясу чёрного цвета. Рядом с ним его помощник, одетый в то же самое. В эту же секунду ему становится не по себе. — Мистер Чон, как прискорбно видеть тебя на месте безбожника. У меня не хватит слов, чтобы выразить свою жалость в полной мере. — Мужчина хмурится и руки в кулаки сжимает. — Я догадывался, что это твоих рук дело. Да вот только прибираешь за собой отменно, прям не прикопаться. — Святой отец смеётся громко, едва ли не истерически. — Что ты мистер Чон, не я занимаюсь тем, куда отправить грешников после наказания, — Ещё не до конца отойдя от смеха. Он указывает ладонью на тихо стоящего рядом ассистента. — Мой дорогой товарищ разбирается со всем после меня. Мистер Чон проскальзывает взглядом по высокому как выразился псих ассистенту, убеждаясь, что такому амбалу это вполне по силам. Он мыслями возвращается к моменту, до того как оказался здесь. Помнит, как остановился у храма в дождливую ночь, ведь ему до сих пор не давал покоя крест на шее у погибшего мальчика. Он гулял по открытой территории с фонариком без зонта или дождевика. Мок под проливным дождём и искал то, о чём сообщила семья погибшего ребёнка, после того как приехала опознать тело. Малыш часто бывал здесь со своей семьёй, потому на шее висел маленький золотой крестик, которого на нём не оказалось после смерти. Родители погибшего утверждали, что мальчик никогда не расставался с ним, даже во сне. Всё это сбивало следователя с ног, возвращая к мыслям о храме. Кто бы здравом уме подумал на этих религиозных фанатиков? А он подумал, и даже больше. Мистер Чон нашёл золотой крестик мальчика перед чёрным входом в храм. Потом боль в затылке, падение и темнота. Мужчина вернулся к мыслям о своей семье. Сейчас он раскаивался за своё отношение к супруге, которую сам не узнавал последнюю неделю. Он видел, как ей приходится, но все мысли были забиты только одним — Кукловодом. Такое прозвище убийца получил в офисе следователей. По каким причинам оно было ему дано, никто не имел понятия. Зато мистер Чон сейчас чётко осознавал его значение. Святой отец умело играл на чувствах простых людей и был авторитетом в их кругах. Поэтому Кукловод получил своё заслуженное звание. Мистер Чон подумал о своём маленьком сыне, которого, вероятно он больше не увидит. Чонгук наверняка будет плакать, будет спрашивать маму где он, а мама — глотать горькие слёзы, скорбить над могилой супруга долгие дни или недели. Лицо Ныля исказилось в гримасе раздирающей душу боли, а из левого глаза сорвалась слеза. Ему не было страшно за свою участь, но что, если псих доберётся до его семьи? Мистер Чон будет не в состоянии защитить их, от этого действительно становится просто невозможно мерзко за себя. Из мыслей, мистера Чона вырывает заливистый смех Святого отца, который стоит рядом с ним непозволительно близко. — Раскаиваешься? — Риторический вопрос. Бог смиряет его презирающим взглядом, держа в руке садовый сучкорез. Зачем? Ни у одной жертвы не было ничего отрезанного, не считая язык погибшей женщины. Но мистер Чон не болтал, он вынюхивал всё сам. Глаза в страхе перед неизвестностью с инструмента не сводит, скоро он на себе узнает, что задумал псих. Вопрос его остаётся без ответа, хотя он ему и не нужен. — Придержи его руку, крепко. — Тоном, не терпящим отказа. Ассистент соображает быстро, привязанную руку удерживает чуть выше локтя и саму кисть. Мистер Чон должен найти в себе силы сжать руку в кулак и не позволить совершить задуманное, но его тело будто парализовано, оно его не слушает. Рука крупно дрожит, как и сам мужчина. Псих не без безумной улыбки на лице одним резким нажатием отрезает палец у самой первой фаланги, разливая на пол багровую горячую кровь, погружая всё пространство подвального помещения в дикий вопль от разъедающей боли. Мистер Чон задыхается от пульсации в руке и вида его отрубленной конечности на бетонном полу, кровь струится из его руки на пол в небольшом количестве. Следователь тяжело дышит ртом и переводит злющий взгляд на наслаждающегося видом психа. — Пока ты отдыхаешь, я расскажу тебе кое-что. — Убийца поднимает отрубленную конечность с пола и крутит в руках, оценивая срез. Следователя от такой картины натурально тошнит. — После твоей смерти, когда поисковой отряд найдёт твои останки я буду спокоен, но не думаю, что твоих страданий достаточно, чтобы умерить мой пыл. — С этими же словами, он бросает ножницы на пол и пихает отрубленную конечность в полость рта следователя. Он затыкает ему рот и опасно шипит в лицо: — Выплюнь, и Соджин сдохнет вместе с твоим выродком. — Сухая, окровавленная ладонь сходит с лица мужчины. Следователь превозмогает тошноту, берущую над ним верх и держит собственный палец во рту, пока на щёки стекают слёзы омерзения к происходящему. Лучше бы просто убил. Псих смотрит на эту картину со слегка скучающим видом. Видимо моментом позже в его голову приходит новая безумная идея, потому что этот безумец снова давит улыбку и складывая руки на груди трёт задумчиво подбородок. — Жри, — Следователь смотрит на него во все глаза не смея сделать то, что он ему велит. Псих слегка расстраивается его реакцией, и тем, что его приказ не выполнили тут же. — Не смотри так на меня. Прожуй и глотай. — Ныль пытается убедить себя, что в его рту не его палец, а просто кусок сырого мяса какого-то животного. Он жмурит глаза и начинает медленно смыкать и размыкать челюсти. Убийца заливается смехом и хлопает в ладони. По подбородку следователя обильно стекает кровь на его одежду и пол, он усердно пытается прожевать мясо, кости которого точно не поддадутся. Мерзкий привкус метала оседает на языке и собственная кровь струйками невольно в горло затекает. Он старался изо всех сил, но тошнота взяла своё. Весь его ужин и собственная конечность с кровью оказываются под его ногами. Его выворачивает наизнанку. Он только что жевал собственный палец, поверить в это он не в силах. Псих разочарованно вздыхает. — В тебе ни капли совести, мистер Чон, мог бы пожалеть людей, которые будут это убирать. — Говорит максимально расстроенным тембром. Чон тяжело дышит ртом и смотрит себе под ноги, видит слегка отошедшее мясо от кости, и его начинает рвать снова. Он харкает кровью и ниточки слюны тянутся к полу. — Таки, как бы мне этого не хотелось, придётся присмотреться к твоей семье. — Убийца поворачивается к следователю спиной и идёт к столу на котором лежат все его инструменты, используемые для наказаний. Он огорчённо вздыхает и упирается руками в стол. В подвале виснет тишина, которую мистер Чон развеивает в гнетущем тоне: — Я почти выполнил твой приказ! — Зло рыча на психа, у которого плечи в истерическом хохоте снова подрагивают. Он резко к нему разворачивается и за несколько быстрых шагов подходит, хватает лицо следователя двумя руками и на себя смотреть заставляет. — Я сказал проглотить, а ты что сделал? — Взглядом, выражающим абсолютное отвращение на пол смотрит, где обглоданная кость с мясом валяется. — Я придумал! — Произнёс так, будто его снова посетила сумасшедшая идея. — Я буду до невозможного добр к твоей супруге, сделаю так, чтобы она думала что я и есть Бог, спустившийся с небес помочь ей, после смерти мужа. — И снова эта мерзкая улыбка. Чон не просто так молчал всё это время, после речи психа, он смачно плюёт тому в лицо. Святой отец больше не улыбается, его лицо искажается в гримасе чистейшего гнева. Как жалкий грешник посмел так унизить его? Помощник спохватывается, напрягаясь от жеста следователя, но ладонь убийцы выставленная в тормозящем жесте его останавливает. Кукловод стирает слюну со своего лица и выжидающе смотрит на Чона. — Пошёл к чёрту от моей семьи, урод. — Псих не улыбается, на его лице даже тени улыбки не отображается, его глаза наполнены злостью. Замахиваясь он бьёт следователя в висок, голова непроизвольно отлетает в сторону. Бьёт по лицу множество раз, едва не превращая его в месиво. Мистер Чон хрипит, дышит через раз, всё его лицо горит от боли, но он и слова молящего ему поперёк не скажет, дотерпит. Финальный удар приходится в солнечное сплетение ногой психа, отчего стул вместе с телом валится на пол, разламываясь на части. Следователю бы подняться на ноги и попытаться спастись, но силы медленно покидают его, ему дышать даётся трудом, а одышка из-за удара выбивает из него весь воздух. Псих не даёт ему опомниться, стаскивает с металлического стола столярный молот и острым концом наносит хаотичные удары по голове. Проламывает череп, добирается до мозгов но всё равно не останавливается. От лица не остаётся ничего, его чудом смогут опознать. Следователь перестаёт дышать после второго удара, он перестаёт чувствовать боль и перестаёт дышать. Ассистент не может больше смотреть на кашу из мозгов и крови, отворачивается жмуря глаза. Псих наигрываясь с телом следователя отбрасывает молот в сторону и громко кричит. Он шумно дышит через нос, стирает со своего лица куски мяса и лужи крови. — Вылижи здесь всё. Мне нужно помолиться нашему Господу и упокоить его душу. — Раздражённым тоном приказывает своему товарищу и уходит из подвального помещения с уже не таким хорошим настроением как приходил.

***

Субботнее утро. Прошло два дня с момента как следователь ушёл ночью из дома невесть куда. Утро начинается начинается с короткого звонка в дверь. Мама, толком не спавшая эти ночи подходит к двери, чтобы открыть её незваным гостям. От столь раннего беспокойства просыпается маленький мальчик, не выспавшийся в свой первый выходной. Он надевает тёплые тапочки и бежит к двери посмотреть кто пришёл так рано. Чон Соджин чувствует, как Чонгук прильнул к ней ближе с объятиями, её лицо трогает расслабленная улыбка. Она завязывает на себе домашний халат, чтобы прохладный ветер не пробирал до мурашек по коже. Дверь открывается и на пороге они видят Пак Роэля с каким-то незнакомым мужчиной. Оба одеты в парадную полицейскую форму. Настроение у них прискорбное, и это в шесть утра выходного дня. Незнакомый мужчина смотрит отчуждённо, будто его заставили здесь присутствовать. Роэль же держит в руках прямоугольную коробку с бархатным покрытием, смотрит на миссис Чон как-то до невозможного виновато. — Соджин… — Роэль прокашливается исправляясь. — Миссис Чон, Ваш муж — Капитан Юстиции Чон Ныль награждается «золотой медалью» за отвагу и смелость, проявленную при службе во время поимки преступника. Официально, Капитан Юстиции Чон Ныль награждён посмертно, примите наши соболезнования. — Роэль открывает коробочку, там находится золотая медаль-брошь. Соджин на неё не взглянула, она в глаза Паку смотрит, надеется услышать что это шутка. За их спинами надеется увидеть мужа, одетого в такую же красивую парадную форму. Но за их спинами никого, а в глазах Роэля ни намёка на шутку. Глаза её в миг слезами горькими наполняются, она едва не оседает на пол, оставаясь на ногах благодаря Роэлю, любезно подставившему своё плечо. Она заливается горькими слезами и воплями, сыпет проклятиями на психа-убийцу, который убил её супруга. Маленький Чонгук ещё не знает, что значит «посмертно», он не понимает маминой реакции и того что случилось. Он смотрит на Роэля с мамой и на полицейского перед ним, а тот уже было готовится ловить ребёнка в истерике, которой не следует. Чонгук ничего не понимает. Кто бы ему объяснил что происходит? Хоть кто-то, Чонгук нуждается в объяснениях. Роэль по-хозяйски проводит миссис Чон к дивану в гостиной, усаживает её и уходит на кухню чтобы налить воды. Он с женой не раз был здесь, оттого и запомнил где что находится. Чонгук бежит к маме и забирается на диван, чтобы обнять. Полицейский закрывает за собой дверь и также проходит в гостиную, останавливаясь перед диваном в уважительном жесте снимает фуражку склоняя голову вниз. Мама выпивает стакан воды принесённый соседом, но от этого ей легче не становится, она продолжает глотать слёзы. — Почему, Роэль, почему это произошло с ним? Почему вас не было рядом с ним?! — Снова и снова задаваясь вопросами. Роэль молчит поджав губы, он повторяет действия за своим коллегой и виновато опускает голову. — Мама, что происходит? Где папа? — Чонгук ладошки на мамины щёки ставит, в глаза заплаканные её смотрит. — Милый, папа больше не вернётся, — Чонгука эти слова безусловно ранят, он плакать подобно маме начинает. — Никогда.. До мальчика медленно начинает доходить смысл слов мамы. Мистера Чона грубо оторвали из семьи, заклеив кровоточащее место пластырем. Но разве огромную зияющую дыру заклеить этой бесполезной маленькой наклейкой? Чон в неверии головой из стороны в сторону машет, как в бреду шепчет: — Нет-нет-нет... Спрыгивает с дивана и со слезящимися глазами в комнату хочет убежать. Роэль мальчика на пол пути ловит и двинуться с места не даёт, на колени присаживается и в объятия заключает, крепкие-крепкие, как у папы. Чонгук ещё больше истерит, кулачками маленькими по спине Пака бьёт, боль свою вымещая. Папа больше не вернётся, он не обнимет Чонгука и не поцелует маму; они не пойдут в парк; не будут есть сладкую вату втроём; мама больше не будет улыбаться и шутить, а Чонгук не сможет сказать им двоим, как сильно он их любит, потому что рядом с ним будет только мама. Выходит два дня назад мистер Чон прощался с семьёй? Выходит он знал, что не вернётся? Зачем он тогда ушёл? — Папа.. — Самозабвенно рыдая.

***

Уже вечером этого же дня, Чонгук просыпается у себя в кровати. Кто и когда его сюда уложил он не знает, как и не помнит того, как он вообще уснул. Он выходит в коридор и заглядывает в комнату родителей, свет выключен и мама тоже спит, укрытая пудровым пледом крупной вязки, она сама его сделала. Чонгук вздрагивает от трёх коротких стуков в дверь. Мальчику страшно открывать дверь кому попало учитывая то, что до дверного глазка он не доставал. Чонгук смотрит на маму, решает чтобы не будить её, он сам откроет дверь. На пороге оказывается миссис Пак, мама Чимина. Она приветствует мальчика и держа что-то в руках проходит на кухню. — Думаю у твоей мамы не так много сил чтобы готовить, поэтому я приготовила немного больше и принесла вам. — Миссис Пак хозяйствует на кухне, раскладывает по тарелкам ещё не остывший ужин и просит мальчика к столу. Только почувствовав запах еды он понимает, насколько сильно был голоден всё это время. Пока он кушает, женщина сидит рядом нервно заламывая пальцы, хочет что-то сказать. — Чонгук, маленький, мне искренне жаль, что такое произошло с твоим папой. — У мальчика резко пропадает аппетит, он смотрит в тарелку и не поднимает слезящихся глаз на женщину. — Вы знаете что случилось с ним? —Пак закусывает губу от столь тонкого и ломаного голоса ребёнка. Как и родители Чонгука, они с мужем не рассказывали Чимину о том, что происходит в городе. Соответственно она не смогла бы сообщить ребёнку о том, что мистер Чон погиб от рук серийного убийцы. — Роэль ведь сказал вам, что твой папа погиб во время поиска и поимки преступника. — Какого преступника? — Пак прикусывает язык, очевидно этого Чон не знал. — Я не знаю. — Откровенная ложь. — Вы сможете отнести ужин моей маме вместо меня? Я хочу посидеть в беседке во дворе. — С бусинками слёз в глазах спрашивает Чонгук. — Конечно. — Отчаянным шёпотом. Глаза миссис Пак тоже на мокром месте. Чонгук так же тихо благодарит её и не доев свой ужин выходит на улицу. Холодный вечерний ветер завывает, под одежду мурашками крадётся, в самую душу пробирается. Мальчик этого как будто не чувствует, он садится на качели в беседке и неторопливо раскачивается. С улицы видит как загорается в родительской комнате свет и силуэт миссис Пак, подходящей к постели где отдыхает мама. Он устремляет взгляд к сумеречному небу, солнце на котором заходит за горизонт. Сидит долго, просто смаргивает слёзы с трепещущих ресниц, обнимает себя руками и на медленно восходящие звёзды смотрит. Мёрзнет и не чувствует этого, на душе и так слишком холодно и морозно. Он сидит до того момента, пока свет в родительской комнате не гаснет и миссис Пак не уходит к себе. Чонгук заходит в дом и сразу заглядывает в комнату где отдыхает мама. Она лежала на половине кровати супруга в позе эмбриона и обнимала его подушку. Чонгук забирается на кровать и ложится рядом с мамой, прикрывает глаза и чувствует, как материнские руки его ближе к себе подтягивают, обнимают. В объятиях мамы тепло и спокойно. За весь день к нему наконец-то приходит долгожданное умиротворение, он закрывает глаза и проваливается в мир снов. Сегодня им нужно потерпеть, ради лучшего завтра. Завтра всё непременно изменится.

***

Чон Ныля хоронили в закрытом гробу. Чонгук помнит этот момент лучше остальных, ему не объяснили, почему он не может попрощаться с отцом и коснуться его руки. Всё, чему пришлось довольствоваться — это касанию рукой к крышке гроба. Мама не находила себе места, она стояла в объятиях своих родителей, пока гроб опускали в яму. Бабушка сказала ему, Чонгуку, бросить могильную землю на крышку гроба, перед захоронением. Сказала, что так он сможет попрощаться с папой в последний раз.

| Чон Ныль | 1979-2023 Верный муж. Прекрасный отец. Добросовестный коллега.

Высокопоставленного Капитана Юстиции провожали — его семья, родственники и следственный отдел. Коллеги были всё в той же, отныне омерзительной взгляду парадной форме. Они отдали дань уважения коллеге и уехали первыми. За ними дальние родственники, которых Чонгук толком не знал. И только в самом конце, когда маму оттащили от свежей могилы, попрощался сам мальчик. Он положил две утончённые гвоздики поверх земли, провёл ладонью по шершавому деревянному кресту и ушёл без оглядки. Он не хотел запоминать своего отца таким: одиноким среди кучи мёртвых душ на погосте; лежащим в сырой от дождя земле; красивой рамочкой и свежим фото, на котором папа улыбается. Чонгук не хочет говорить о своём отце в прошедшем времени, нет, он рядом с ним. Чонгук как бы это странно не звучало не чувствовал себя одиноко, он чувствовал присутствие отца рядом, как если бы он в поддержке сжимал его плечо ладонью. Мальчик игнорировал все слова сочувствующих, будто не ему они были сказаны. Сердце не болело, оно остановилось ещё вчерашним утром, после про́клятого звонка в дверь. Слёзы с щёк не стирал, не было уже что стирать, наплакался уже, да так, что от лишней влаги глаза пекли. Пока ехал домой, слушал вой мамы, не унимающейся ни на секунду и смотрел на свою ладонь, которой бросал землю на крышку гроба. Юноша не сопротивлялся, когда бабушка влажной салфеткой стирала грязь с его рук, ему было пусто, всё равно. Спокойное выражение лица ребёнка вводило в ступор всех, кроме него самого. Бабушка к своей груди прижимала, говорила поплакаться, мол легче станет. Мальчик отчего-то был убеждён что нет — не станет. Ни сегодня, ни завтра. В ближайшем никогда. Чонгук не плакал. Ни по дороге на кладбище, ни на самих похоронах. Его прорвало на слёзы уже дома, в его комнате. Тело безудержно содрогалось в рыданиях не один час. Он давился болью, не представляя как ему дальше жить. Жизнь обошлась с ним невероятно жестоко, отобрав такого ценного, близкого по душе и сердцу человека. Он был опустошён в тот момент, когда слёзы больше не шли, а карие глаза как у него были уставлены в потолок. Не моргая он копался в воспоминаниях своего прошлого, боялся, что если моргнёт — то забудет всё что было «до», и с ним навсегда останется лишь «после». После такого стресса, тело требовало отдыха, которого Чон ему не предоставит. Он со Вселенской усталостью в глазах поднимается с постели и следует на кухню, чтобы выпить воды. О какого было его удивления, застать горячо любимую маму за распитием алкоголя в большом количестве. Она то плакала, то смеялась тихо. Создавалось впечатление, будто она совсем с ума сошла от горя. Чонгук как хотел пить, так и ушёл оттуда. Думая не тревожить маму, его потянуло на улицу, к беседке. Мальчик снова просто смотрел в смеркающееся небо. На этом самом месте папа рассказал ему историю о том, что каждый трагично погибший человек — это звезда на небе. Это осколок души, который не отправился в Небытие, чтобы украсить ночное небо. Чон нашёл самую яркую и большую звезду, начиная разговор с ней. В яркой звезде он мельком узнавал родную душу, оставившую его так рано. Мальчик обнимает свои колени, ставит подбородок на чашечки и глядит не отрываясь. — Папа, как же красива твоя душа.