Madhouse

***

Последний месяц был самым сложным для опустевшей на одного человека семьи. Соджин убивала себя спиртным, подолгу торча на кухне, проводя всё остальное время в своей комнате. У неё хватило сил позвонить классной и сказать о том, что Чонгука может не быть в школе неопределённое время, классная вошла в положение и не наседала. Чонгук убивал себя молчанием, держа в себе мысли и слова, чувства и эмоции. Он не мог ни с кем поделиться тем, что испытывает. Говорить и напрягать маму — бесполезно, он останется неуслышанным. Мальчик и так чувствовал себя до омерзения одиноким, и стучатся в закрытые двери матери считал гиблым делом. Семья Пак конечно помогала им, всем, чем могла быть полезной. Миссис Пак оттаскивала от Чон Соджин бутылки спиртного, готовила на всех ужин, даже проводила сухую уборку в доме. Она приходила утром, перед работой и после неё вечером. — Соджин, прекращай! Оглянись вокруг, жизнь не остановилась на месте. — Миссис Чон подпирала голову рукой, следя за движениями ходящей туда и обратно, чего-то истерящей и отбирающей бутылку. Её взгляд отображал лишь пустоту, кромешную, глубоко поглотившую. Она ни капли не заботилась о своём внешнем виде как раньше. Её не смущали спутавшиеся, грязные волосы; ее неприятно пахнущая одежда, которую не меняла она приблизительно неделю; ни отсутствие порядка в доме, а наличие паутины уже стало родным. Ужин она не готовила, на работу с момента гибели супруга не устроилась, помогали во всём — семья Пак и её родители, которые приезжали ради дочери и внука из самого Сеула. — Оставь.. меня.. в покое. — Тихо, устало, живые таким тоном не говорят. Она повторяла это каждому, кто действовал ей на нервы. Миссис Пак не обижалась и входила в положение, поддерживала как могла. Эту же фразу Соджин говорила и Чонгуку, когда он проходил мимо и пытался составить диалог. — Ты Чонгуку тоже самое говоришь? — Укол совести Соджин не почувствовала, но в её глазах соседка заметила тень сожаления, значит не всё потеряно. — Я понимаю как тяжело ты переживаешь его гибель, но твой сын нуждается в тебе, Соджин. — Пыталась достучаться. Женщина выпивает ещё одну стопку, кривится и обречённо вздыхает. Она на руки сложенные ложится, в голове фразу подруги переваривает. Внезапно смотрит таким взглядом, которым за весь месяц никого не одарила — виноватым, раскаивающимся, требующим немедленной помощи. — Что мне делать? — Просит подругу о помощи, и миссис Пак понимает, если не поможет — то всё было зря. — Займись собой. Сходи в душ, приведи себя в порядок, освежись. Отдохни, я уберу здесь и приготовлю ужин, Роэль купит продуктов. — Соджин смотрит на подругу с искрящейся из глаз благодарностью, она невольно пускает слезу и протягивает женщине руку в умоляющем, просящем жесте. Ей тут же отвечают, берут трясущуюся ладонь в свою руку. — Я так тебе благодарна. — Разбитым шёпотом. Миссис Пак улыбается грустно, выбившуюся прядь волос миссис Чон за ухо ей заправляет. Она даёт понять — она здесь, рядом. — Не за что тебе меня сейчас благодарить, Соджин. Ты нужна Чонгуку, ему нужна мама. — Соджин кивает на её слова, шатаясь поднимается на ноги и следует в ванную не без помощи подруги.

***

Ноябрь встретил дождями, ветрами и налаживающейся обстановкой. Страшный октябрь остался за спиной, жизнь продолжается. Мама бросила пить, начала в кои-то веки смотреть за домом, убираться время от времени. Устроилась на работу в местную библиотеку. Ей было сложно первое время смотреть в глаза сыну, она испытывала чувство вины перед ним и откровенно избегала. Она начала ходить в церковь, находящуюся недалеко от их дома в сопровождении миссис Пак. После исповедей ей становилось легче дышать, дополнительно она слушала проповеди Святого отца Кима. Так он звал себя и просил остальных о том же. Священнослужитель был с располагающей к себе внешностью; мягким, спокойным голосом. Его слова говорили сами за себя, он казался самым добрым и честным человеком в этом городе. Соджин слушала его проповеди, общалась с ним лично, прислушивалась к советам и в конце концов — уверовала. Она ходила в церковь каждый раз, как выпадала такая возможность. Молилась за себя и Чонгука, лишь бы он снова вернулся к жизни как она, а не просто существовал внутри себя. В этом есть её вина, она знает, она же постарается это вину загладить. Чонгук порядок в доме заметил не сразу, как и отсутствие бутылок на кухонном столе. Изменения его не то чтобы порадовали, но он был доволен стойкостью матери. Сам он начал ходить в школу, общаться с Чимином и дружить с Хосоком. Он мало улыбался, хотя здесь больше подойдёт «почти не». Он всё также общался со звездой, которую считал за отца. Рассказывал об успехах в учёбе, неудачах которые его находили чаще радостных моментов. Рассказал о том, что кажется маме начинает становится легче, говорил что рад за неё, но улыбки в такие моменты не прослеживалось. Чонгук видел, что мама пусть и не специально, но не говорит с ним. Редко обнимает и спрашивает о прошедшем дне. Он не расстроен, он продолжает нести этот груз в себе камнями не смея обвинять маму в чём бы то ни было. Маме тоже не легко, он понимает и принимает это.

***

Чонгук не хочет ничего говорить маме против, но его до ужаса напрягают иконы, которые она развесила в каждой комнате. Чон спиной чувствует взгляд неизвестного ему Бога и покрывается мурашками. Соджин стала молиться перед каждым приёмом пищи, благодарить всё того же Бога за всё то, что они имеют, за продукты на столе, за мнимое счастье, которого мальчик и в помине не чувствует. Мама чуть ли не силком хочет потащить мальчика в храм, к своему обожаемому Святому отцу, но мальчик не хочет, говорит что его это не интересует. Мама тогда его недовольным взглядом смиряет и уходит в храм. Уже ближе к вечеру, когда Чонгук сидел в полюбившейся беседке, он периферическим зрением замечает загорающийся свет в прихожей дома, мама отчего-то к нему в комнату забегает, понятно всё по тому же свету. Она открывает дверь на задний двор с лёгкой паникой на лице, видит сына и слабо улыбается ему. Соджин медленно подходит к беседке, волнительно потирая ладони и присаживается перед мальчиком. — Милый, я кое-кого к тебе привела, он хочет поговорить с тобой, — Ласково пропевая слова произносит миссис Чон, она зачем-то старается угодить мальчику и подать прибывшего гостя как можно лучше. — Будь вежлив хорошо? — Чонгук неуверенно кивает и она убегает в дом ярко улыбаясь. Честно говоря Чонгуку совершенно не интересно, кого там привела с собой мама и что тот человек хочет донести ему. Чонгук сказал что будет хорошо себя вести, но он вряд-ли будет приветлив к тому, кто сейчас покажется из дома, просто потому что ему не хочется этого. Ни новых знакомых, ни улыбаться маминым друзьям через силу. Ничего. Ему не становится и капельки любопытно даже тогда, когда дверь во двор открывается, впуская неизвестного гостя. Мальчик даже не смотрит в его сторону до тех пор, пока между ними не сокращается расстояние. Он переводит взгляд на прибывшего и про себя усмехается. « — Раз в храм не пошёл я, то он пришёл ко мне сам. » Перед ним хвалёный мамой Святой отец Ким, собственной персоной. На этот раз не в фирменной чёрной рясе, а белоснежном костюме двойке. Мужчина руки за спиной держит, улыбается ребёнку приветливо, к себе располагает. Затянувшимся молчанием и зрительным контактом подогревает интерес, от отсутствия которого и след простыл. Мальчик голову к плечу слегка склоняет, а Святой отец за ним повторяет, чем приводит мальчика в недоумение. Своим выражением лица он смешит мужчину. А смех у него красивый, заискивающий и лишь на маленькую секунду показался юноше импонирующим. Ясно на мальчика перед собой смотрит, решает первым начать разговор, ведь Чон просто так навстречу не пойдёт, по недоверчивому взгляду понимает. — Здравствуй, Чонгук. Я наставник твоей мамы.. — Святой отец Ким? — Перебивает и озвучивает то, что хотел сказать мужчина. Наставник приятно удивлён тем, что Чонгук ответил ему сразу и ему не пришлось доставать из него слова через не хочу. У Чона всё ещё мало интереса к стоящей перед ним персоной, он хочет поскорее договорить с ним и остаться один. Беззаботно улыбаясь мужчина кивает, без разрешения проходит к одному из подвесных диванчиков в беседке присаживаясь. Святой отец осматривается вокруг, взгляд изучающий на ребёнке останавливая, из-за чего виснет неловкое молчание, успешно прерываемое мамой, вышедшей из дома. Соджин на подносе выносит две чашки с напитками. В одной из них кофе для Святого отца, во второй какао, которое она готовила Чонгуку ещё до гибели мистера Чона. Теперь этот напиток ассоциировался с отцом, из-за чего перестал быть любимым. Чонгук на него смотреть не может. Зато вот священнослужитель совсем не отказывается от своего кофе. Цепляет изящными пальцами ушко чашки, отпивает немного клубящегося, горячего напитка, перекатывает на языке терпкий вкус и остаётся доволен им. Он с благодарностью на Чон Соджин смотрит, а та смущаться как школьница начинает. — Благодарю, Соджин, великолепный вкус. — Ей похвала приятна, она принимает её кивком головы. — Простите что прервала вас, наставник, — Он немного кривится и ладонью как будто в приветствующем жесте машет, имея ввиду что всё хорошо и она не помешала. — Но мне было любопытно, неужели вы так быстро поладили? — Святой отец на мальчика тихо сидящего взгляд переводит. От его внимания не ушло то, что ребёнок к чашке даже не прикоснулся, это говорило о нервозности и скорее всего о том, что Чонгуку не комфортно с двумя взрослыми людьми, один из которых ему толком не знаком. — Мы в процессе. Не могла бы ты оставить нас? — Мама сначала на мальчика смотрит, потом кивает и быстрым шагом с заднего двора удаляется. Мужчина снова по Чонгуку взглядом скользит, не нарочно, просто любопытничает. — Твоя мама сказала, что ты плохо себя чувствуешь, — Привлекает внимание. — Если хочешь, ты можешь рассказать мне что тебя беспокоит. — Не хочу, — На отрез. — Я вас не знаю и не доверяю вам. — Наставник конечно знал, что придётся повозиться, и что с ним на контакт мальчик выйдет не сразу. — Твоя мама стала чувствовать себя лучше после наших с ней разговоров. — Снова делает глоток ароматного кофе. — Я рад за неё. — Без какой-либо улыбки. — Но? — Исподлобья взглянув на более-менее расслабившегося мальчика. — Она стала странной. Меня пугают иконы, которые она развесила по всему дому. По вашему указанию наверное. — Святой отец откровенно по-доброму смеётся над словами Чонгука. — Чонгук, в этом нет ничего пугающего, — сквозь смех. — Наш Господь Вездесущ, он всегда наблюдает на нами — своими детьми. Твоя мама приняла решение развесить иконы потому, что её связь с ним не так сильна и ей хотелось бы видеть нашего Господа всегда. — Слова мужчины звучали правдоподобно, но Чону не просто будет привыкнуть ко взгляду божества, направленного ему в спину. — Что вам ещё сказала моя мама? — Что после трагичной гибели твоего отца, Царствие ему небесное, ты закрылся в себе и совсем не испытываешь никаких чувств. — Чонгук грустнел с каждым словом Святого отца. Конечно было неприятно слышать такое. Смена настроя не ускользнула от цепкого взгляда Кима. — Что я по-вашему должен чувствовать? — Смотрит на мужчину соловьиными глазами, они у него на мокром месте. — Ты должен испытывать лёгкость, отпустить его душу и смириться с тем, что его больше нет с нами. — Говорил так, будто забыть погибшего родителя раз плюнуть. — Это совсем не так просто, как вы об этом говорите. — Я прекрасно понимаю твои чувства, Чонгук. Поэтому я здесь, для того чтобы помочь тебе и наставить на путь истинный. Твоё сердце познало не мало боли, но ты можешь довериться мне и рассказать о чём угодно. — Со всей своей нежностью, на которую он способен на Чонгука смотрит. Чон молчит, переваривая и обдумывая слова наставника. Хмурится недовольно. Нет, он ему не верит. — Все свои чувства связанные с моим папой я буду держать в себе, я по прежнему вам не доверяю. — Вся нежность в глазах священнослужителя тает за секунду. — Мальчик мой, пойми. Твой отец был безбожен, потому наш Всевышний так рано отобрал его у тебя. — Что значит «безбожный»? — Неуверенно задаётся вопросом. Ким всем телом расслабляется и на спинку диванчика откидывается. Чонгук не замечает усмешку на лице Святого отца, перед тем как он объясняет. — Грешный. — Всего одно слово, а сколько эмоций оно вызывает в сердце Чонгука. Он вскакивает со своего места и зло смотрит на священника. — Мой отец не грешен! Он самый честный, добрый и заботливый из всех, кого я знаю. Не смейте очернять имя моего отца! — С брызнувшими из глаз слезами выпаливает. Срывается с места и в дом забегает, летит прямо в объятия матери, горько рыдая. — Мама! — Прижимается к женщине, которая неуверенно обнимает его в ответ по волосам гладя. — Господь… — Следом за мальчиком в дом совершенно расслабленно входит Святой отец, на которого мама обращает куда больше внимания, чем на собственного сына. — Святой отец, что случилось? — Этот вопрос режет по слуху мальчика. Она должна была задать этот вопрос ему, а не мужчине за его спиной. — Ничего особенного, Соджин. Твой сын сегодня не в духе, я навещу его в следующий раз. — Вас здесь никто не ждёт, не смейте возвращаться! — Выворачиваясь из объятий матери злится на Кима. Наставник добродушно улыбается ему и сохраняет зрительный контакт со злющим ребёнком, пока его мама просит прощение за невоспитанность сына. Мужчина жестом останавливает её поток извинений и прощаясь следует на выход, с таким же хорошим настроением как приходил.

***

Говорить о том, что Чонгука за своё поведение наказали так же бессмысленно, как и то, что мать отправила его в свою комнату. Иначе говоря мальчик не чувствовал и капли вины за свои слова в адрес обожаемого мамой священнослужителя. Чонгук был невероятно зол на него, как он посмел оклеветать честь его отца? Настолько доброго мужа, заботливого отца и невероятно ответственного следователя. В чём тот был виноват? Чем, как выразился Святой отец он был грешен и безбожен? Чонгук сидел на полу, опираясь спиной на кровать. Он не понимал, почему мама не поинтересовалась его состоянием, разве это в стиле Чонгука? Вот так забегать домой в истерике и кидаться на маму с объятиями? Разве Чон Соджин считает такое нормой в поведении Чонгука? Вопросы роем вертелись в его голове, она болела и трещала от пережитого сегодня. Мальчик валится на бок, прижимая колени к груди и беззвучно роняет хрустальные слёзы. Они стекают на виски и скрываются в тёмных длинных волосах. Чонгук обнимает колени, шморгает носом и взглядом цепляется за семейное фото на своём столе. Папа улыбается и смотрит на него с гордостью. Чонгук ещё больше в плаче заходится, в толк никак не возьмёт, как этот человек может быть плохим в глазах кого-то? Неужели мама это хотела донести до Чонгука? Что папа ушёл вот так по своей вине? Какой-то как выразился Святой отец «Всевышний» забрал у него родного сердцу и душе человека, просто потому что тот действовал не в угоду божеству? Чонгук всем сердцем ненавидит этого Бога.

***

Сегодня Чонгук с мамой снова поссорились. Соджин предприняла попытку снова повести мальчика в храм к священнику, чтобы он смог попросить прощения за свои слова, за которые по-идее должен чувствовать себя виноватым. Чонгук на её предложение огрызнулся: — Я сказал всё правильно, кто он такой, чтобы называть папу безбожным? — Несвойственной ему злостью глазами бусинами на мать смотрит. — Одумайся, Чонгук. Отец Ким не это имел ввиду. — Но он именно так и сказал! — Мама прекращает мыть посуду, вытирает руки и поворачивается к сыну. — Тогда по какой причине твой отец так рано бросил тебя? Может быть ты знаешь ответ? — Треск где-то на уровне сердца, и без того потрескавшееся сердце ребёнка снова даёт большую трещину. Из-за слов матери, как не удивительно. Ему было больно, и он захотел, чтобы ей тоже стало больно. — Папа не бросал меня, это он забрал его у меня! — Повышенным тоном, он за секунду к ближайшей иконе подлетает, небрежно со стены срывает и на пол швыряет. Бьёт по ней ногой пока не чувствует толчок, из-за которого с характерным глухим стуком падает на пол. Мама толкнула его, из-за какой-то иконы. Она над ней в три погибели складывается, шепчет что-то вроде: — О Господь, что же это? Как такое могло произойти… Прости Всевышний. Мама режется осколками стекла но не обращает внимания, в панике собирает их голыми руками. Алые капли на полу остаются, а мальчик на них с омерзением смотрит. Чонгук с новой порцией слёз обиды вскакивает с пола и в свою комнату пулей залетает. Лезет под одеяло, обнимает подушку и зло кричит в неё. Да так, что горло дереть начинает. Он не знает сколько сидит там, но в доме всё это время звенящая тишина по слуху бьёт. Мальчик сидит на кровати, перед ним на полу — ещё одна икона, которая до этого висела над его кроватью. Осколки по всей комнате, а он утирает солёные капли и презренно на разорванную фотографию божества, именуемого как Николай Чудотворец смотрит. Мама сказала, что он защищает невинно оклеветанных и осужденных от несправедливого суда, помогает оступившимся встать на путь истинный. Что в основном защищает детей, поэтому её выбор упал именно на эту икону, чтобы повесить её в комнате сына. Чонгук смотрел на разбитую рамку и ничуть не жалел о содеянном, он хочет каждую из них поломать, разбить на части и ничего от них не оставить. Он не уследил за тем моментом, когда дверь в их дом открывается и мама проводит на кухню какого-то человека. Чон уже догадывается, кого именно, от этого ещё злее становится, одеяло гневно ногой пихает и оно на пол летит, прямо в разбитое стекло. Мама плакать начинает, а размеренный голос Святого отца успокаивать её. Мама вываливает всё что думает, искажает истину и бесит Чонгука этим ещё больше. Мальчик как загнанный зверь дышит, чертыхается весь, места себе не находит. — Я понятия не имею что с ним! Он раньше себя так не вёл, Отец Ким, что же мне делать? — И завывает про то, какой её сын плохой. Чонгук не слышит, что Отец ей отвечает, но спустя долгие десять минут слышит, как дверь в его комнату открывается. Чон к стене отворачивается, видеть мужчину не хочет. Священник скрипя стеклом под ногами внутрь комнаты проходит, посреди комнаты отчего-то останавливается. Чонгук терпеть тишину не в состоянии, поворачивает голову и смотрит перед собой на Кима. Святой отец на одно колено перед иконой опускается, не читаемым взглядом стекло с фотографии смахивает — не режется. Кожа на ладонях грубая, ничуть прозрачным остриям не поддаётся. Берёт её в руки и что-то шепчет одними губами, в лицо божества глядя. Мужчина поднимается на ноги и с грустной улыбкой на мальчика смотрит. — А икона-то, чем провинилась? — Не осуждающе, как предполагал мальчик, начал мужчина. По-доброму и слегка расстроено, вроде не наиграно повторяет жест с их первой встречи — голову к плечу немного склоняет. Чонгук перед ним молчит, всё также диковато смотря на него. Не дожидаясь ответа, потому что понимает — бессмысленно, он проходит дальше, к мягкому молочного оттенка креслу, который отец с мамой подарили ему на День рождения. Оно считай любимое у ребёнка, а человек, которого он видеть не может, бесцеремонно садится в него, ногу на ногу забрасывая. Он как всегда, во всей красе: Тёмные волосы лежат аккуратно, с пробором на две стороны, слегка прикрывая брови. Белый пиджак на нём не наблюдался, наверное оставил на кухне. Священник не улыбается, пока настроение мальчика считать пытается, в его глаза продолжительное время смотрит, а Чон ни капли перед ним не расслабляется, сохраняет себе настороженную готовность к чему бы то ни было. Терпение слушать оглушающую тишину исходит, и мальчик решает заговорить первым: — Уходите отсюда, видеть вас не могу. — Отец Ким локоть на подлокотник ставит, упирается и подбородок, лишённый щетины задумчиво трёт. Он пристально мальчика взглядом окидывает, потом его комнату, точнее одеяло и осколки стекла. Складывает мнимый пазл в голове, думает о чём-то долго. — Я тебе не враг, Чонгук. Я хочу помочь. — Чон хмыкает, и уголок губ вверх тянет неосознанно. Ким за его мимикой следит. — Да уж, помогли уже, — Мужчина брови в немом вопросе вскидывает, на мальчика вопросительно смотрит, вынуждая того продолжить. — Моя мать верит во всё, что вы ей говорите, даже если это всё звучит как полный бред. — Хмурится. — Что бредового ты услышал? — «По какой причине твой отец так рано бросил тебя?» — Цитирует сегодняшнюю фразу матери и хмурится так, будто сказанные слова доставляли ему боль. Хотя так оно и было. — Ты из-за этого разбил икону на кухне и здесь? — Ему ответом служит тишина. — Я тебя понял. Перед тем как мы продолжим, я хочу попросить у тебя прощения за своё выражение относительно твоего отца. Я был не прав, мне не стоило этого говорить тебе. — Чонгук перестаёт хмурится, он искренне удивляется его словам. Кто бы мог подумать, что такой человек способен на извинения. — Вам не стоило, но вы сказали это. — Мужчина кивает прикрывая глаза. — Я не мог контролировать свои чувства в тот момент, поэтому так выразился. Я не считаю твоего отца грешным. — Чонгук слушает, но не понимает, что ему затирают качественную ложь. Он верит ему. — Я приму ваши извинения, но это не значит, что я сию же секунду побегу в храм как моя мама. — Священник тихо посмеивается. — У нас ещё много времени. Уверен однажды это случится. — Чонгук почему-то сомневается в этом. — Зачем вы приходите ко мне, неужели у вас других дел нет? — Сегодня ты по-сговорчивее, мне нравится, — Чонгук язык прикусывает за лишнюю болтливость. — Я прихожу к тебе ради помощи. Я правда хочу помочь тебе забыть боль утраты твоего отца. Каждому человеку нужна помощь, я тот, кто может её предоставить. — Когда люди нуждаются в помощи — они приходят к вам. Но к кому тогда за помощью обращаетесь вы? — Святой отец на него ласково смотрит, уму ребёнка поражается. — К тому, кто выше меня, разумеется. Ко Всевышнему, Господу нашему. — Помогает? — Несомненно. Его наставления указывают лучший для меня путь, я советую и тебе иногда обращаться к нему. — Лицо Чонгука снова искажается в гримасе обиды. — Он мне не Бог. Ваш Всевышний несправедливо отобрал у меня папу, я ни за что не заговорю с ним. — Зло хватает несчастную подушку и бросает ту на пол. Мужчина молча за его действиями следит, теперь ему становится ясно. Вот тема, над которой предстоит не лёгкая работа. — Чонгук-и, — Ласково обращается к мальчику. — Кто же мы такие, чтобы решать — справедливое решение принял наш Бог или нет? Это не в нашей власти, и точно не в наших силах. Наш Господь самостоятельно принимает подобные действия. Если же он посчитал твоего отца недостойным своей милости, значит так тому и быть. К тому же, откуда тебе знать, не совершал ли твой отец плохих действий в прошлом, когда тебя ещё не было? — Голос будто гипнотизирующий, его слова кажутся Чонгуку логичными. — Но он мне дорог, это жестокое решение. — Чонгук более свои чувства держать просто не в состоянии, он снова плакать начинает. Ким считает этот момент идеальным, чтобы стать к ребёнку ближе. Он совершенно осторожно поднимается с кресла, идёт к кровати даже не хрустя стёклами. Плавно садится на постель и Чонгука в объятия заключает. Чонгук на них охотно отвечает. Ему ужасно сильно не хватало поддержки, даже будь-то отец Ким, плевать. Лишь бы кто обнял и погладил по волосам, сказал нечто утешающее, чего мама уже с месяц ему не говорила. Он обнимает мягко, невесомо мягкие пряди волос меж пальцев пропускает. Вдыхает запах детского горя, звуками плача упивается и улыбается. Неожиданно сильнее к себе жмёт, ближе, теснее. А Чонгук и не против, он за рубашку на боках хватается, всю белоснежную ткань слезами заливая. Дрожит от переизбытка чувств, которые ранее только беззвучно в подушку выпускал, лишь бы Соджин не услышала. — Всё будет хорошо, Чонгук-и. Ты справишься с этим. — Улыбаясь шёпотом произносит. Чонгук минуты спустя успокаивается, но из объятий не выпутывается, ему так хорошо и тепло в них, что начинает клонить в сон. А что ещё нужно ребёнку, потерявшего всё в одиннадцать лет? Человек, которому бы поплакаться, поговорить, на больное пальчиком показать. Чтобы залечили и на ноги поставили, ходить заново научили. Это высшая благодать для Кима, который держит в своих руках мальчика, совершенно недавно гонящего его отсюда. Мальчик не засыпает, какой-то глупый вопрос задать хочет, чтобы закончилось всё на хорошей ноте. Он тихо, немного сонно озвучивает его. — Отец Ким, скажите, у вас есть имя? Почему все зовут вас так, когда есть имя. — Ему на ухо тихо отвечают: — Я скажу тебе по секрету, сохранишь его? — Мальчик заторможено кивает. — Меня зовут Ким Тэхён. — С этими словами Чонгук проваливается в сон, священник понимает по выровнявшемуся дыханию и тому, как его рубашку выпустили из плена маленьких ручек. Мужчина конечно не секрет ему рассказал, но пусть мальчишка почувствует себя особенным, пусть доверится ему. Ведь он только этого и добивается. С оскалом, не предвещающим ничего хорошего произносит тихое, незаметное в темноте и покрове ночи: — Рад знакомству, Чон Чонгук.