Первый

      В дверь настойчиво постучали барабанной дробью. Лада настороженно высунула нос из своей комнаты, чуть приоткрыв дверь так, чтобы гость ее не заметил. Девушку охватило внутреннее волнение: она ждала и одновременно боялась того, что на пороге окажется Волот. Так и случилось. Дверь ему открыл отец Лады, лицо хозяина сразу же удивленно вытянулось при виде внушительного размера фигуры. Жрец замер на пороге, пытаясь взглядом найти в коридоре ту, ради которой он явился в этот дом. Лада не слышала, о чем они говорили, но отец явно поздоровался и жестом пригласил Волота зайти, даже не пытаясь скрыть смятение. Тот пригнулся, чтобы не задеть головой дверной проем. В руках гость крепко сжимал букет полевых и луговых цветов. Лада тут же боязливо юркнула обратно в комнату, облокотившись спиной о деревянную дверь. Она тяжело дышала, прижимая руки к груди. Волот здесь… Что надеть? Как себя вести?       — Лада, к тебе… пришли, — послышался голос матери. Наверное, она тоже вышла в коридор, чтобы встретить пришедшего, но не смогла подобрать слов, как представить его.       — Иду!       Лада стала торопливо одеваться, пытаясь отыскать в сундуке свой самый красивый сарафан. Сердце забилось чаще, руки не слушались, то и дело норовили запутаться в ткани.       Благо еще с утра она привела волосы в порядок, и теперь на них не придется тратить время. Все же напоследок Лада взглянула в зеркало на свое раскрасневшееся лицо и поправила воротник сорочки.       «Что это со мной?» — она попыталась успокоить свое сбившееся дыхание, откинула волосы назад. Так ждала Волота, а теперь вдруг от смущения едва не спряталась в своей комнате, заперев дверь на засов.       Уже через несколько минут Лада покинула свое укрытие и на негнущихся ногах вышла к Волоту. Старалась выглядеть безмятежной, мол, я вовсе не готовилась к твоему приходу и красоту не наводила.       Волот изучающе оглядел Ладу с ног до головы и протянул букет.       — Привет.       — Привет, — она взяла цветы в руки и осмотрела их, вдыхая тонкий сладкий аромат. Это была прекрасная симфония из армерии, люпина, горца и других розовых бутонов.       «Сам собирал», — подумала Лада и расплылась в глупой улыбке, представив на лугу жреца, выискивающего цветы среди блеклых сорняков.       Мать с отцом стояли поодаль и наблюдали с непониманием за тем, как Лада с Волотом неотрывно смотрят друг на друга. Они давно заметили, что дочь стала много времени проводить со жрецом и не волновались, ведь думали, что все дело лишь в стремлении Лады стать жрицей и познакомиться ближе с его миром. За спиной этого человека она была как за каменной стеной, считали родители, значит, беспокоиться не о чем. Однако теперь у них появился повод для беспокойства — Волот и Лада совершенно точно влюблены.       — Нужно поставить их в вазу, — весело сообщила она, обращаясь к родителям. Те ничего не ответили, продолжая глазеть. Ратмир открыл рот, как будто хотел что-то сказать, но Софья жестом остановила его. Лада набрала воды из ковша в расписной кувшин и опустила туда букет, любуясь им со всех сторон.       — Очень красивые, — сказала она, повернувшись к Волоту. Тот стоял прямо, и на лице у него отсутствовали какие-либо эмоции, отчего кровь у Лады внутри закипала. Ей неожиданно полюбился розовый цвет, хотя раньше она была к нему равнодушна.       — Очень, — едва слышно произнес Волот, пристально глядя в глаза Ладе. Она поймала его взгляд и глубоко вздохнула, осознавая, что, пока восхищается цветами, Волот восхищается ей.       — Я могу пригласить Ладу на прогулку? — вопрос, обращенный к родителям, из его уст прозвучал больше как утверждение.       Отец Лады задумался, довольный тем, что его мнение посчитали весомым, но обеспокоенный дурной славой человека, от которого исходила просьба подобного рода. Жрец никогда никого не подпускал к себе, был нелюдимым и казался жителям деревни жестоким. Слухи о нем на отшибе ходили недобрые.       Вместе с этим Волота не только боялись, но и уважали за опасный труд. Не всякий решится близко подойти к туману. Их дочь не какая-то глупая легкомысленная девчонка, она не стала бы выбирать себе в спутники жизни злого и грубого юношу. Они занимаются одним делом, значит, у Лады с Волотом есть общие интересы. Вот только как мать и отец могли быть так слепы и не замечали, что дочь целыми днями пропадает не со жрецами и волхвами, а в компании одного конкретного жреца?       Молчание затянулось. Лада обратила выжидающий, полный надежды взгляд на родителей. В нем ясно читалось, что, если они скажут «нет», дочь обидится и перестанет с ними разговаривать до скончания веков. Мать с отцом выразительно переглянулись. Видеть жреца без характерного костюма и черепа быка на голове было непривычно. Лада с удовольствием отметила, что для встречи с ней Волот надел чистую идеально выглаженную рубаху, расшитую красивым узором, потому производил впечатление приятного и ухоженного молодого человека.       — Конечно, — наконец сказал Ратмир, которого возлюбленный дочери пригвоздил к месту одним только своим присутствием. Уместно ли отказать? — Только до сумерек возвращайтесь.       Волот прямо при родителях взял Ладу за руку, в связи с чем она смутилась еще больше, и вывел из избы.       Идти вот так плечом к плечу со жрецом казалось чем-то немыслимым. Все, кто встречался на пути Ладе и Волоту, поглядывали на них то с завистью, то с опаской, то с изумлением и недоуменно перешептывались. Волот к косым взглядам привык, а для Лады они не имели никакого значения.       «Видела бы меня сейчас Верея», — восторженно подумала она, ближе прижимаясь к Волоту. Со смерти сестры прошло уже немало времени, и скорбь уступила место светлой грусти. Лада была уверена, Верея совершенно точно бы порадовалась за нее.       Волот почти все время молчал, и ее это устраивало. За это Лада и любила овец больше чем людей — животные не докучали пустой болтовней. Пастушка и жрец… Это не укладывалось в голове у местных, а Лада была слишком счастлива, чтоб отныне тревожиться о чужом мнении.       Она не понимала, куда именно они с Волотом направляются, но это было и неважно: пара влюбленных просто идет прямо, крепко держась за руки и изредка переглядываясь. Большего и не нужно.       Дома деревни постепенно сменились деревьями березовой рощицы, и молодые люди вышли на небольшую поляну, застланную зеленым ковром из невысокой травы, с пнем посередине. Тишину нарушали лишь крики птиц и шелест изумрудных листьев, которые мешали любому свету проникнуть сквозь ветви. Вокруг было темно, но Лада вся светилась от счастья. Волот украдкой поглядывал на нее с любовью, однако вел себя довольно сдержанно, не выдавая чувств.       На пеньке сидел небольшого размера заяц, который совсем не испугался незнакомцев, а, наоборот, воинственно выпрямился всем своим худым тельцем вверх, готовясь защищаться. Нос зверя любопытно задергался, разведывая обстановку. Лада улыбнулась и остановилась, глядя на храброго зайца сверху вниз.       — Смотри, какой хорошенький, — сказала она с улыбкой и наклонилась ниже, рассматривая свое отражение в черных блестящих глазах животного. Заяц с интересом подался навстречу, ожидая больше комплиментов и похвалы.       — Животные хороших людей всегда чувствуют, потому не боятся, — поведала Лада, чуть отделившись от своего спутника и медленно протягивая руку к зайцу. Тот обнюхал кончики человеческих пальцев, ткнувшись в них влажным носом, резко дернулся назад — не дал себя погладить, но и убегать не торопился.       Волот заметно помрачнел и опустил взгляд, сжав кулаки. Между бровей пролегла глубокая морщинка, точно он увидел не пушистого безобидного зайца, а свой ночной кошмар. Лада поняла, что сболтнула лишнего, взяла шершавые руки в свои, нервно облизывая губы и подбирая слова. По сравнению с огромными ладонями Волота ее ладони казались крохотными. От внезапного проявления нежности, к которой Волот не привык, у него перехватило дыхание. Он старательно избегал прямого взгляда Лады, отчего-то разозлился на самого себя. В этот момент некая пропасть разверзлась между ними, Волот отчетливо ощутил, насколько различаются их взгляды, характеры и в целом миры.       Как много сородичей встретившегося им зайца было убито во время жертвоприношений этими большими сильными руками? Братьев? Сестер? Лада не хотела даже задумываться об этом, но мысли Волота было угадать несложно по горечи в ясных глазах. Он не ответил на прикосновение девичьих рук, отстранился, стыдливо отворачивая голову. Думал, Лада осуждает его, потому что знал о ее любви ко всему живому.       — Ты это делаешь, потому что должен, — сказала Лада, вплотную приблизившись к нему. — Защищаешь деревню от тумана, от нечисти, сокрытой в нем…       — Знаю, — небрежно бросил Волот, стараясь сделать безразличный вид. Один только звук его голоса напугал зайца до дрожи, зверь встрепенулся, прижав уши к голове, и скрылся в кустах. Волот проводил животное печальным взглядом. До того, как полюбил Ладу, он совсем не волновался о том, что руки его по локоть в крови. Всегда относился к этому как к своей работе, обязанности, а теперь вдруг что-то переменилось. Среди жрецов и волхвов ходила молва, что Лада могла бы стать талантливой жрицей, да только сердобольная слишком, и это ей мешает.       — Мне бывает их жаль, — признался Волот. Эти слова дались ему тяжело, будто под пытками. Он сжал зубы до скрипа, и Лада поняла, что Волот отчаянно не хочет показаться слабым.       — Потому что на самом деле ты добрый и милосердный. Переступаешь через себя, чтобы помогать людям…       — Вовсе нет, — он смерил рассеянным взором их соединенные руки. Совсем не знал, куда себя деть. Этот разговор казался ему нелепым.       — Ты этого в себе не видишь, а я вижу!       В пылу нахлынувших чувств Лада всплеснула руками, притянув к себе Волота еще ближе, а он и не сопротивлялся. Тепло мужского тела окутало с головы до ног. Лада задрала голову, чтобы следить за появлением грусти в любимых глазах.       — Ты не можешь этого видеть.       — Это не делает тебя плохим человеком. Ты добр ко мне, храбр и сердцем чист, а остальное — пустяки…       Волот порывисто притянул руку Лады к своей груди и наконец решился посмотреть ей в глаза. Лица их были совсем близко друг к другу, так, что даже нос Лады соприкасался с подбородком Волота. Девушка забыла как дышать. Она боялась, что огонь внутри Волота потухнет, запал угаснет, и он, как это бывало раньше, выпустит ее из своих объятий, будто ничего и не произошло. Грудь Волота была горячей, дыхание его учащалось с каждой секундой, пахло от юноши скошенной травой, костром и какой-то горькой ягодой. Лада чуть сдвинула руку и переместила на шею Волота, мягко массируя напрягшиеся под ее пятерней мышцы. Глаза его потемнели, и без того тяжелые веки опустились еще ниже.       — Ты великодушна, Лада, — тихо сказал Волот, всматриваясь в черты лица Лады. Сердце ее было готово выпрыгнуть из груди. — Видишь хорошее даже в тех, кто этого не заслуживает. Любого гада тебе жаль: и червя, и змею, и лягушку. Никогда не встречал таких, как ты.       Она расценила его слова как признание в чувствах. Может, это вовсе не так, но сказанное значило для нее куда больше, чем громкие и пустые разговоры о любви.       — Ты мне мил, Волот, — ответила Лада, придвигаясь ближе в ожидании. Она уже поняла, к чему все идет, и даже немного приоткрыла рот в готовности встретить губы Волота. Время остановилось. Все мысли, которые до этого вихрем крутились в голове, разом улетучились куда-то. Казалось, Волот никак не мог решиться, боялся, что Лада оттолкнет его. Зрачки его расширились, он все ждал от нее чего-то, какого-то знака дозволения.       Когда Лада рвано выдохнула в губы Волота и закрыла глаза, тот не выдержал: обхватил ее талию, а затем впился в горящие уста жадным влажным поцелуем. Некоторое время она не двигалась — не знала, как вести себя, что делать, просто наслаждалась моментом, пытаясь запомнить каждую деталь. Это было даже лучше, чем Лада воображала в своих грезах. Чуть осмелев, она переместила руки на крепкие плечи Волота и оперлась о них, приподнявшись на носочках, чтобы не упасть от головокружения. Губы его были мягкими и настойчивыми, но ненавязчивыми, будто исследовали ее собственные, изучая реакцию на прикосновения. Когда-то Лада и подумать не могла, что первый поцелуй ее будет именно с Волотом, а теперь никого другого на его месте и представлять не хотела. Носы упирались друг в друга, губы соединились в битве, в которой Лада намеренно уступала, позволяла вести Волоту. Ни малейшего намека на пошлость не было в его действиях, руки ни на вершок не перемещались с талии, он не кусал ее, не использовал язык, точно хотел, чтобы их первый поцелуй вышел как можно более непорочным и романтичным.       В какой-то момент Волот плавно оторвался от Лады, разглядывая ее лицо, проверяя, все ли в порядке. Тут уже она перехватила инициативу на себя: робко коснулась губами острой мужской скулы, прося о продолжении, и уперлась в гладко выбритую щеку. Не хотелось, чтобы на этом все заканчивалось. Волот погладил Ладу по спине, хотя она была бы не против почувствовать его ласки чуть ниже, снова принялся целовать ее, тяжело и горячо дыша в рот.       Лада и раньше задумывалась о физической близости, но теперь возможность того, что это может произойти, была чересчур реальной. В подростковом возрасте девочка клялась себе, что никто и никогда не увидит ее обнаженной, просто не представляла, каким должен быть человек, которому Лада разрешит дотронуться до себя. Став чуть старше, смирилась с тем, что они с мужчинами друг друга не интересуют, все они казались серой безликой толпой, хуже стада овец, да и ребята обходили стороной молодую пастушку: всегда холодная, отстраненная, глазки не строит и не хихикает, держится особняком, а полюбились ей одни только звери. Однако с Волотом все было иначе — он не испугался ее дикого взгляда, не сдался, когда был отвергнут в первый раз, дорожил Ладой, интересовался ее мнением, слушал внимательно, оберегал. Если и скинуть с себя всю одежду, то только для одного лишь Волота…       «Боги, что за развратные мысли у меня!» — застыдившись, подумала Лада, растворяясь в прикосновениях любимого. Она чувствовала, надеялась, что Волот сейчас думает о чем-то похожем, хотя его поведение говорило больше не о похоти, а лишь о нежности и сердечности по отношению к Ладе. Ей не верилось, что только у нее сейчас пульсирует в висках, тянет внизу живота и подкашиваются ноги.       Волот тем временем заправил Ладе волосы за уши и начал покрывать порозовевшую щеку короткими поцелуями. Ранее неизведанное чувство желания разгоралось в Ладе. По Волоту невозможно понять, хочет ли он ее так же, как она его, слишком мягкими и аккуратными были прикосновения мужских пальцев. Неизвестность мучила Ладу, не давала расслабиться, хотелось быть откровенной с близким человеком. Стоит предупредить Волота сейчас, чтобы потом не возникло неловкости и недопонимания.       — Я никогда не… — Лада вдруг осеклась, опасаясь испортить момент. Как Волот отреагирует? Обрадуется? Испугается? Посчитает ее признание неуместным? Вдруг скажет что-то глупое, и Ладе расхочется делить с ним постель? А если решит взять ее прямо здесь, на этой поляне? Ладу бросило в дрожь.       — Я знаю, — шепнул Волот ей на ухо и коротко поцеловал в лоб.       Лада задумалась, что в ее словах и действиях могло натолкнуть его на эту догадку. Наверное, слишком робела перед ним.       — Откуда, интересно?       Ладонь Волота нежно прошлась по ключицам Лады и обхватила шею, оглаживая ложбинку большим пальцем. Каждое движение было почти невесомым, он боялся причинить боль Ладе, словно сопоставлял ее со всеми животными, которых когда-то убил.       — Просто знаю, — Волот оставался немногословным, как обычно. — Скоро стемнеет.       Он нехотя оторвался от тонкой шеи и снова взял Ладу за руку, уводя прочь из рощи. Она поймала себя на мысли, что так бы и хотела стоять на поляне и целоваться, пока губы не сотрутся в кровь. Осознав, что влюбилась, Лада весело рассмеялась и посмотрела на Волота сияющим от любви взглядом. Он, видимо, тоже понял, что влюбился, и ребячески улыбнулся ей в ответ, крепче сжимая руку Лады в своей.