Правда (The Truth)

К тому времени, когда Спок вернулся в свои апартаменты, он очень сильно нуждался в медитации. Поэтому он решил провести в ней остаток дня и вечера, вплоть до поздней ночи, снова отказавшись от ужина. Он сел в свою обычную удобную позу для медитации и позволил своему разуму сконцентрироваться. Постепенно он начал анализировать прошедший день и свою реакцию на события. Он тщательно рассматривал и откладывал каждую мысль, каждое чувство, как того и требовала медитативная техника Сурака. В то же время он записывал свои реакции на теле в соответствии с обрядом народа Тахли. Спок распознал чувство глубокого стыда. Непосредственно с этим стыдом была связана мысль о том, что он подвёл Джима. Он вспоминал заверения Джима, что тот не разочарован в Споке, но в этом проявлялось лишь великодушие Джима. Спок исследовал мотивы своего поведения. Для него было вполне естественно писать на вулканском языке. Каждый переходит на родной язык, когда общается с самим собой. Джим явно этого ожидал. И всё же Спок писал не на том языке, письменность которого постиг первым. Первым письменным языком, выученным им в детстве, был вулканский стандарт. Величественные завитки каллиграфии, которую лишь самые образованные вулканцы могли распознать в полной мере, он усвоил намного, намного позже во время учёбы. На самом деле, признался себе Спок, испытывая приступ стыда, он писал по правилам стандартного правописания задолго до того, как обучился каллиграфии. Так почему же он тогда инстинктивно предпочёл писать каллиграфическим шрифтом? Хотя это правда, что каллиграфия использовалась в церемониальных и декоративных целях, причина была не в том. Это было сделано для защиты его конфиденциальности. А от кого её было защищать? От Джима. От кого же ещё? Аштахлийцы не умели читать на стандарте, не говоря уже о вулканском. Конечно, можно было бы привести довод в пользу того, что конфиденциальность для вулканца имеет первоначальную важность. Спок мог бы найти поддержку данного довода, если бы действительно вёл себя в полностью подобающей вулканцу манере. Но нет. Споку пришлось признать тот факт, что он не просто решил делать надписи на своём теле каллиграфическим шрифтом. Он также, при первой же возможности, принялся пялиться на тело Джима, вчитываясь в каждое слово! Он прочитал каждое слово откровенно и нагло, а затем принялся высказывать непрошенные комментарии! Спок почувствовал, как на него накатила новая волна стыда, и его кожа залилась зелёным румянцем. Его поведение было совершенно неприемлемым по вулканским меркам. Он не мог найти поддержки в своём праве на конфиденциальность, высказывая настолько откровенное презрение к правам Джима. Вывод мог быть только один: он подвёл своего t’hy’la. Этот обряд был возможностью для их уз t’hy’la развиваться и крепнуть, а он решил упустить эту возможность. Спок поднял ручку, чтобы начать писать, и остановился. Стоит ли продолжать писать каллиграфическим шрифтом? Или на стандарте? Он обнаружил в себе желание перейти на стандарт. Но задумался над реакцией Джима, чего не делал ранее. Джим мог бы подумать, что это он вызвал подобную перемену, и что Спок начал писать на стандарте, чтобы задобрить его. Кроме того, Спок подсчитал, что с вероятностью 94,7% Джим решит, что в будущем ему не следует так открыто говорить о своей реакции на поведение Спока. Это никуда не годилось. Спок смирился с тем, что данная возможность была потеряна. Он уже её упустил. Kaiidth. Но он может и будет доверяться Джиму в будущем. Спок написал о своём стыде за то, что подвёл Джима, закручивающейся вулканской каллиграфией, на этот раз извивающейся от его колена к бедру. Рассматривая дело своих рук, Спок пришёл к выводу, что подход Джима, заключающийся в том, чтобы переходить с одной части тела на другую с самого начала, был удачной идеей. Казалось логичным начать из одной точки, ближайшей к прикрытой одеждой части своего тела, постепенно распространяя надписи в разные стороны. В результате верхняя часть ног и живот Спока были плотно покрыты письменами, тогда как верхняя часть его груди, плечи, руки и ступни были полностью чисты, но надписи уже начали опускаться к его голеням. Это было похоже на болезнь, на гнойное воспаление, которое в конечном итоге распространится по всему его телу и поглотит его. Спок добавил эту мысль на свою голень, а затем сознательно отодвинул её подальше в глубины разума. Он провёл ровно 2 часа и 30 минут в глубоком медитативном трансе, прежде чем перейти к следующей теме, которую желал проанализировать: к тому, что он узнал о Джиме. Хотя Спок вёл себя абсолютно постыдно, и ему не следовало так поступать, но он, по сути, прочитал каждое слово на теле Джима. Теперь, обладая этим знанием, столь глубоким знанием своего драгоценного t’hy’la, было бы нелогично не разобраться в нём. Он обратил свой разум к прочитанным словам, и на него нахлынула волна гнева. Он осторожно осознал этот гнев и отодвинул прочь. Дело в том, что на Джиме было написано множество ошибочных утверждений. Почему? Джим указал на то, что Спок тоже мог написать «отвратительные» вещи о себе самом. И он действительно это сделал. Но эти вещи не были ошибочны. Например, полностью основано на фактах и подкреплено логикой было то, что, если бы Спок отреагировал быстрее, если быть точным – на 1,7 секунды, то его мать была бы жива. Джим же, напротив, возлагал на себя ответственность там, где её не было, и где его действия не могли быть иными, и где, если бы даже его действия были иными, то результат был бы тем же самым. Спок прочитал на теле Джима множество подобных заявлений касательно действий Джима в качестве капитана Звёздного флота. Однако самым вопиющим и неверным было: «Я убил своего отца». Как мог Джим прийти к такому выводу? Смерть его отца произошла до того, как Джим вообще мог принимать сознательные решения, и его действия, осознанные или нет, не имели никакой причинно-следственной связи со смертью Джорджа Кирка. Фактически, ответственным за это был Спок, пусть даже Спок из будущего альтернативной временной шкалы. Это приводило в ярость. Спок осторожно осознал эту ярость и отложил её прочь. Как мог человек столь редкого ума, великодушия и мудрости думать о себе подобные вещи? Джим явно был, согласно любым доступным объективным критериям, самым лучшим капитаном Флота и одним из самых выдающихся представителей человеческой расы, которые когда-либо были рождены. Однако его мысли о себе самом не поддавались никакой логике. Спок вспомнил, что на Джиме было написано даже слово «шлюха». Совершенно нелогично. Спок точно знал, что Джим не предлагал своё тело за деньги. Действительно, когда они впервые встретились, Джим систематически предлагал своё тело другим без какого-либо денежного обмена. Возможно, это слово было отсылкой к той прежней распущенности? Нелогично. Сексуальная жизнь Джима не выходила за рамки норм для человеческой расы, а люди обычно участвовали в самых разнообразных сексуальных практиках при условии согласия всех участников. Спок признавал, что в истории Джима могут быть аспекты, о которых он также не имел понятия. Болезненные аспекты. Спок прервался на то, чтобы записать эту тревожную мысль на своей ноге. Затем он вернулся в глубокий медитативный транс ровно на 3 часа. Возвращаясь к своим размышлениям, он обдумывал любые последствия своего более глубокого понимания принципов Сурака. Затем он систематизировал перечень вопросов к Амрешу. Джим сказал, что Амреш уже побеседовал с ним. И как понял Джим, в данное время Амреш желал поговорить с ними по отдельности. Логично было предположить, что Амреш приступит к разговору со Споком на следующее утро. Записав вопросы, Спок вернулся в глубокий медитативный транс на один час, а затем отошёл ко сну. Как он и предполагал, Амреш зашёл к нему рано утром. Спок только-только закончил свою обычную утреннюю медитацию, когда услышал стук в дверь. – Приветствую, Спок, – улыбнулся Амреш, шевеля тентаклями. – Приветствую, – ответил Спок, грациозно вставая из своей медитативной позы. – Я предполагаю, что сегодня мы обсудим мои успехи. – Да, – приветливо ответил Амреш. – Таково моё намерение. Давайте подыщем удобное место в саду? Спок кивнул. – Это было бы уместно. Амреш и Спок шли вместе, погрузившись в молчаливую созерцательность, пока Амреш не нашёл подходящее место. Спок выразил кивком своё согласие, и они сели. Спок принял более расслабленную версию своей привычной позы для медитации. – Спок, я буду уважать Ваше право на… – Амреш помедлил, пытаясь вымолвить незнакомое слово, – … конфиденциальность. Однако, я к Вашим услугам, если есть какой-то аспект обряда или Вашего прогресса, который, по Вашему мнению, было бы полезно обсудить. – Я бы хотел обсудить несколько моментов, – ответил Спок. – Хорошо, – кивнул Амреш. – Вы в курсе, что Джим написал на своём теле ошибочные утверждения? – спросил Спок. Амреш с любопытством склонил голову набок. – Вы подозреваете Джима во лжи? – Отрицательно, – быстро ответил Спок. – Приношу свои извинения. Я не собирался выдвигать против Джима настолько серьёзные обвинения. Я уверен, что Джим верит в то, что он написал. Однако в ряде случаев он явно ошибается. И множество ошибок касаются как логики, так и эмпирических фактов. Амреш покивал, шевеля тентаклями. – Все живые существа склонны к этому. – К чему? – спросил Спок, недоумённо нахмурив брови. – К ошибочным суждениям, – ответил аштахлиец. – Действительно, – Спок приподнял бровь. – Спок, в аштахлийском обществе полная откровенность даёт возможность узнать и исправить подобные ошибки, – отметил Амреш. – Например, теперь у Вас есть возможность проинформировать Джима о его ошибочных суждениях. – Понимаю… – ответил Спок, обдумывая услышанное. – Это преимущество аштахлийского образа жизни. В разговоре возникла пауза, в течение которой Спок продолжал размышлять. В конце концов, он сказал: – Джим не может прочитать написанное на моём теле, поскольку я решил сделать надписи каллиграфическим шрифтом. Когда я указал, что многие из его утверждений о себе были ошибочны, он стал утверждать, что, вероятно, придерживался бы аналогичного взгляда на то, что написано на моём теле, если бы мог это прочитать. – Это правда, – согласился Амреш. – Я не понимаю, каким образом, – возразил Спок. – Всё написанное на моём теле соответствует как логике, так и эмпирическим фактам. Амреш улыбнулся, подёргивая лицевыми тентаклями. – Джим никогда раньше не пытался убедить Вас, что Вы ошибаетесь? Спок обдумал это. – Вы правы. Он неоднократно указывал мне на ошибки в моём мышлении. – Что ж, – сделал вывод Амреш. – Пока Вы не поделитесь с Джимом тем, что на Вас написано, Вы должны оставаться открыты для мысли о том, что он сможет привести убедительные контраргументы при первой же возможности. Спок кивнул. – Это логично. И снова в разговоре наступила пауза, пока Спок был погружен в глубокие раздумья. В итоге он сказал: – Я хотел бы поднять ещё одну тему для обсуждения. Будучи вулканцем, я следую учениям Сурака. Мой опыт с Талешем заставил меня понять, что, возможно, я неверно понимал принципы Сурака. Я размышлял над этим, пытаясь усовершенствовать своё понимание. – Ясно, – ответил Амреш. – Очевидно, я ничего не знаю об учении Сурака. Но если бы Вы могли объяснить основную рассматриваемую проблему, я бы с радостью поделился с Вами своими озарениями с точки зрения аштахлийцев. – Сурак учил, – склонив голову, сказал Спок, – что эмоции затуманивают суждения, и что логика – самый мудрый путь. Соответственно, последователи Сурака практикуют контроль над эмоциями. После своего опыта с Талешем я понял, что есть разница между контролем над эмоциями и их подавлением. Джим пояснил мне тонкое, но важное различие с помощью довольно изящной метафоры. Он заявил, что есть разница между бегством от чего-то и бегом к чему-то. – Это правда, – задумчиво произнёс Амреш. – Я благодарен Вам, за то, что поделились этим. Теперь я получил лучшее представление о Ваших откровениях под воздействием Талеша. Полагаю, что понимаю разницу, о которой Вы говорите. Я бы ещё сказал, что имеется разница между обретением контроля над эмоциями посредством контроля этих эмоций и обретением контроля над эмоциями путём обеспечения того, чтобы эмоции не контролировали Вас. Согласно моему опыту, первое не работает. С точки зрения аштахлийцев, мы верим, что те самые эмоции, которые нами не признаны и которые мы не проживаем, в конечном итоге контролируют нас. Живя на фундаменте правды, мы сохраняем способность делать выбор. Спок кивнул, размышляя и хмурясь при этом. – Я понял и буду медитировать над этим озарением. – Надеюсь, что участие в этом обряде помогло Вам признать свои эмоции, Спок, не позволяя им контролировать Вас. – Действительно, я думаю, что это так, – ответил Спок. – Благодарю Вас, Амреш. – Если на этом всё, – улыбнулся Амреш, – то я пока оставлю Вас. Спок слегка поклонился. – Это всё. Он оставался в атриуме, обдумывая своё новое понимание пути Сурака. Через 45,6 минут он услышал шаги Джима. Ещё через 1,5 секунды он увидел его: так много обнажённой кожи, покрытой надписями. Джим приблизился к Споку, на мгновение остановившись, чтобы сорвать оранжевый цветок. Он поднёс цветок к лицу и шёл, вдыхая его аромат. – Привет, Спок, – улыбнулся ему Джим, покручивая цветок в руке. – Я тебе не помешаю? – Вовсе нет, – ответил Спок, чувствуя, как сердце в его боку ускорило ритм. Джим просиял и рухнул на землю, развалившись рядом со Споком. Спок не мог не заметить, как сияла кожа Джима под оранжевым солнцем Тахли. Он был… золотым. Спок мысленно упрекнул себя за такой поэтический язык. – Амреш уже выследил тебя? – спросил Джим, снова мимоходом вдыхая аромат цветка. – Мы обсудили мои успехи этим утром, – ответил Спок. Джим кивнул. – Тебе помог этот обряд? В смысле, ты же надеялся, что он улучшит твоё понимание принципов Сурака, верно? Так и вышло? – Утвердительно, – ответил Спок. – Ритуал оказался исключительно полезным. – Я рад, – мягко улыбнулся ему Джим. – Джим, – осторожно сказал Спок. – Амреш согласился с Вашим мнением, что многие из написанных мной утверждений могли бы быть посчитаны ошибочными, если бы Вы их прочитали. Я нахожу это предположение интересным, поскольку сам не могу обнаружить ошибок в логике или эмпирических фактах. Я хотел бы, если Вы, конечно, пожелаете, проверить эту гипотезу, предложив одно из утверждений на Ваше рассмотрение. Джим казался удивлённым. Он обдумывал предложение Спока 3,4 секунды. В конце концов, он улыбнулся, небрежно отложив цветок в сторону. – Ладно, – ответил он. – Тогда продолжай. – Очень хорошо, – Спок указал на надпись на своём бедре. – Здесь говорится о том, что, если бы я был быстрее, а точнее – быстрее на 1,7 секунды, то моя мать была бы жива. Я виноват в её смерти. – Ох, Спок, – вздохнул Джим. – Я понимаю, почему ты так считаешь. Я тоже иногда думаю точно так же. Ну, ты же видишь, – Джим указал на надпись на своём теле. – Ваше приписывание себе вины ошибочно, – прервал его Спок. – Это вопрос логики и эмпирических фактов, ведь если бы я был на 1,7 секунды быстрее, я успел бы спасти свою мать. Джим снова вздохнул. – Спок, ты промедлил намеренно? – Отрицательно. – Если бы ты знал заранее, как будут развиваться события, ты бы действовал иначе? – Утвердительно. Джим пожал плечами. – От всего, о чём знает каждый из нас в тот или иной момент, зависит лучшее, что мы можем сделать. В остальном мы не виноваты. Многое зависит от удачи. – Я не верю в удачу, – ответил Спок. – Факт остаётся фактом: скорость моих действий является звеном причинно-следственной цепи событий, ведущих к смерти моей матери. – Спок, очень многие вещи – звенья этой цепочки случайностей, – возразил Джим. – Нерон, гибель моего отца… – Ошибки, допущенные моим старшим двойником… – добавил Спок. – Ладно. Хорошо. Твой старший двойник не особо-то рассказывает о своей жизни. Даже мне. Но могу поспорить, что там тоже была целая уйма предыстории. Дело в том, что к этому моменту приводит целая цепочка причинно-следственных связей, а ты зациклился на одном или двух звеньях, которые вовлекают непосредственно тебя. Где в этом логика? Что делает тебя таким чертовски особенным? – Я… – начал Спок, затем умолк, обдумывая слова Джима. – Вы правы. Это не логично. Это эмоциональная реакция. – Конечно же я прав, – усмехнулся Джим, в его глазах светилась доброта. – Я ломал голову над этим дерьмом с того самого дня, как родился, Спок. Спок ощутил, как уголки его губ подёргиваются в присущей ему легчайшей улыбке. – Так значит, гипотеза подтверждена? – рассмеялся Джим. – Гипотеза подтверждена, – согласился Спок. – Ну, а может, что-нибудь перекусим? Я голоден, – заявил Джим, проводя рукой по волосам. Спок вскинул бровь. – Я не против поужинать в Вашей компании в данное время. Я ещё не ел сегодня. – Замечательно, – ухмыльнулся Джим. Разделив ужин с Джимом на общественной кухне и проверив статус корабля со Скотти, Спок удалился в свою комнату для ещё одного продолжительного сеанса медитации. Ему нужно было осмыслить новые озарения.