Правда (The Truth)

Потратив несколько часов на размышления о своей ситуации, Джим так и не подошёл ближе к пониманию того, что ему теперь делать. Не то чтобы вариантов было бесконечно много. По сути, его выбор сводился к тому, чтобы либо тихо страдать, либо рискнуть и признаться Споку. Рискованные поступки определённо были характерны для Джима Кирка. Он безусловно имел репутацию рискового человека. Но не так… не так… Осознание того, что он влюблён в Спока, вновь открыло очень старую и глубокую рану. Детство Джима было омрачено отверженностью. Все, кого он любил, покинули его. Отец. Мать. Сэм. Конечно, он знал, что его отец не хотел бросать его, не хотел умирать. Но есть что-то странное в том, когда твой день рождения совпадает с датой смерти отца; это заставляет тебя думать, что, возможно, ты просто не стоил того, чтобы жить ради тебя. Само собой, став взрослым, он уже понимал, что его мать нуждалась в погружении в работу, которая была единственным известным ей способом пережить горе. Но у него всё же остался целый ряд воспоминаний о том, как он не мог дотянуться до неё, поскольку его постоянно тихо отталкивали. Он также понимал, почему ушёл Сэм. Тот ведь тоже был всего лишь ребёнком. Джим очень скоро перестал ставить это ему в вину, но всё равно оставался бесконечно одиноким и беззащитным перед Фрэнком, чьи злобные, отвратительные слова ранили Джима в самое сердце. Влюблённость в Спока вернула эту уязвимость назад. Дело было не только в том, что Спок мог его отвергнуть – это могло бы разбить ему сердце – но отказ Спока мог разорвать весь мир Джима на клочки. Джим уже залечил свои детские раны, сделав «Энтерпрайз» своим домом, а её экипаж – своей семьёй. Его новая семья была верной, понимающей и крепкой, и со всеми ними за плечом, Джим был готов к любым испытаниям. Они стали его якорем, и роль Спока в этом была велика. Спок был одним из основных элементов, на которых держалась вся семья «Энтерпрайз». Джим не был бы и наполовину таким капитаном, которым он стал, без Спока в качестве своего первого офицера. Если он облажается со Споком, то его новая семья может распасться. Джим не понаслышке знал, что даже самая крепкая семья может просто развалиться, если убрать нужного члена этой семьи. Жизнь в отчаянной тоске казалась ему единственным возможным выбором. Джим вздохнул, пытаясь думать о чём-то другом, кроме своей сердечной боли. Но затем его мысли перескочили на аштахлийцев и этот полный дипломатический проёб последних двух дней. Как только он приступит к работе, ему будет нужно написать отчёт. И как он собирается объяснить эту неудачу? Ему нужно будет найти способ объяснить воздействие Талеша, не искушая при этом власть имущих из Звёздного флота потребовать рассказать, в чём именно ему пришлось признаться. Или в чём признался Спок, если уж на то пошло. Джим принялся расхаживать по своей каюте. Это никуда не годилось. Он должен был выйти наружу. Джим переоделся в красную спортивную форму и отправился в спортзал. Он выбрал одно из помещений, где было мало народа. Он был не в настроении болтать с кем-либо, поэтому зашёл на беговую дорожку и сознательно заставил себя бежать как можно быстрее и как можно дольше. Он бежал и бежал, пока его мышцы не стали гореть, пот не начал течь по всему телу, а его разум не принялся медленно терять фокус. Он бежал изо всех сил, пока всё остальное не отошло на задний план. Наконец, он спрыгнул с дорожки и рухнул на пол, устало и тяжело дыша ртом. – Капитан… Джим поднял глаза и увидел Спока, стоящего перед ним в своей синей научной форме. Он был настолько сосредоточен на беге, что даже не услышал, как тот вошёл. Спок. Его сердце сжалось. Господь всемогущий, он такой красивый. Джим почувствовал, как его рот автоматически изогнулся в улыбке. Ну конечно же я в него влюблён. – Капитан, Вы в порядке? – спросил Спок, склонив голову набок. Дыхание Джима выровнялось. Он кивнул. – Ага, я буду в норме. Так… Ты знаешь… – голос Джима сорвался. – Скотти и МакКой, оба, сообщили мне, – ответил Спок. – Насколько я понимаю, Вы предприняли вторую попытку начать переговоры с аштахлийцами сегодня рано утром. Вы употребили Талеш, и аштахлийцы сочли Вашу реакцию менее чем удовлетворительной. Джим рассмеялся. – Они были недовольны. Это уж точно. Спок придвинулся ближе, внимательно рассматривая Джима и несомненно выискивая признаки обеспокоенности. На одно ужасное мгновение Джим подумал, что Спок спросит его, что именно он осознал под воздействием Талеша. Но, разумеется, этого не произошло. Спок уважал конфиденциальность. Джим принялся вытирать пот с лица полотенцем и спросил: – А как ты в целом, Спок? Спок выпрямился. – Я функционален, капитан. Я восстановил свой контроль. Настала очередь Джима внимательно рассматривать Спока. Он знал, исходя из точной формулировки Споком ответа, что на того всё ещё влияет природа его признания под воздействием Талеша. Сначала Спок отвечал ему пристальным взглядом, а его лицо было подобно вулканской маске. Но затем он вздохнул и опустил глаза в пол. – Я переосмысляю смысл учений Сурака и то, как я ими живу. Джим был удивлён подобной откровенностью. – Что ты имеешь в виду? Спок колебался пару секунд, прежде чем встретиться с Джимом взглядом и ответить: – Существуют тонкие различия между контролем, как его позиционирует Сурак, и подавлением. Это едва заметные, но важные нюансы. Джим задумчиво кивнул. – Ага, верно… Это похоже на разницу между бегом к чему-то и бегством от чего-то. В обоих случаях это бег. Но они совершенно разные по своей сути. Спок приподнял бровь от неожиданного понимания со стороны Джима. – Совершенно верно. Взгляд Спока метнулся на беговую дорожку. Учитывая недавнюю деятельность Джима, это была довольно яркая метафора. Минута прошла в полном молчании. Каждый обдумывал эмоциональное состояние другого. Оба искали способ побудить собеседника открыться, но не вторгаясь при этом в личное пространство. Коммуникатор Джима запищал, и он открыл его. – Кирк на связи. – Капитан, – раздался голос Ухуры, – как я понимаю, Вы находитесь на больничном до завтра, но Тарош из аштахлийского народа желает поговорить с Вами как можно скорее. Джим вздохнул. – Хорошо. Я выйду на связь из своей каюты. Дай мне десять минут, чтобы вернуться туда и переодеться. – Да, капитан, – ответила Ухура. – Конец связи. – Ну же, Спок, – сказал Джим, поднимаясь, – Тарош хочет поговорить. Если я собираюсь его выслушать, то я хочу, чтобы ты был рядом со мной. – Очень хорошо, – согласился Спок. Они быстро вернулись в каюту Джима. Тот начал быстро раздеваться до нижнего белья, как только дверь закрылась. Он скинул футболку, затем штаны, и направился в ванную. – Сколько у меня осталось времени, Спок? – спросил Джим, выглядывая из-за двери ванной. Спок с прямой спиной и высоко поднятой головой стоял в центре комнаты, а его взгляд был прикован к точке на противоположной от Джима стене. – 6,7 минуты, капитан, – ответил он, не глядя. – Отлично, – сказал Джим, закрыв за собой дверь ванной и быстренько запрыгивая в душ. Как только вода начала смывать пот с его тела, он сообразил, что только что разделся до трусов перед парнем, на которого запал. Джим покраснел. Внезапное осознание того, что ты по уши втрескался в одного из своих лучших друзей, безусловно, имеет дополнительные сложности. Наскоро вытираясь полотенцем, Джим понял, что ему придётся снова продефилировать перед Споком в трусах, чтобы добраться до свежей формы. Ну что ж. Он вышел, прошагал прямо через всю комнату к шкафу и быстро надел свою командную золотистую форму. Спок продолжал внимательно пялиться в другую сторону, пока Джим не был одет. – Время, Спок? – спросил Джим, заканчивая поправлять рубашку. – Осталось 1,5 минуты, капитан, – обернувшись, ответил Спок. – Идеально, – улыбнулся Джим, приглаживая волосы руками и активируя свой универсальный переводчик. Он нажал на кнопку внутренней связи с мостиком. – Соедините нас, лейтенант, и, пожалуйста, оставайтесь наготове на тот случай, если понадобится Ваш совет. – Конечно, капитан, – раздался голос Ухуры. – И включите видеосвязь. – Соединяю. Джим улыбнулся изображению Тароша с теплотой, которой по отношению к нему не чувствовал. Тарош кивнул. – Приветствую, капитан Кирк. – Приветствую, Великий дедушка аштахлийского народа. Вы помните моего первого офицера, коммандера Спока? – сказал Джим, указывая на стоящего слева Спока, осознавая своё тонкое напутствие «я говорил всерьёз», подразумеваемое присутствием Спока рядом с собой. Тарош снова кивнул. – Приветствую, коммандер Спок. – Приветствую, Великий дедушка, – ответил Спок. «Интересно, – подумал Джим, – похоже, Тарош собирается быть вежливым». – Вы хотели поговорить с нами? – спросил он. – Да, – Тарош начал нервно шевелить лицевыми тентаклями. – Ваши честные слова сегодняшним утром дали нам повод для размышлений. Мы ценим искренность, с которой Вы говорили. Мы пришли к выводу, что в Ваших словах была правда. Аштахлийцы подобны детям. Мы желаем повзрослеть, чтобы найти своё место во вселенной. – Понятно… – ответил удивлённый Джим. – Вы желаете продолжить переговоры? Лицевые тентакли Тароша дёрнулись. – Мы желаем произвести культурный обмен. Мы слышим правду в ваших словах. Мы не понимали людей и вулканцев в сути их бытия людьми и вулканцами. Мы должны их понять, если собираемся найти место для аштахлийцев во вселенной. Тем не менее, мы признаём, что не можем вести переговоры без честности в их фундаменте. Мы предлагаем вам провести неделю на Тахли. Мы желаем показать вам наши ритуалы женственности *динь!* и мужественности *динь!*. Мы приглашаем вас принять участие в такой степени, в которой это будет приемлемо для вас. Мы надеемся, что по истечении этой недели мы лучше поймём ваш образ мышления, а вы поймёте, что для нас значит правда. Затем мы сможем продолжить переговоры. – Отлично, – ответил Джим, когда его глаза встретились с глазами Спока. Тот прочитал безмолвный вопрос в его взгляде и слегка склонил голову, демонстрируя своё согласие. Джим продолжил: – Я, Спок и Ухура спустимся к вам завтра утром. – Поскольку лейтенант Ухура является женщиной *динь!*, мы не можем позволить ей наблюдать ритуалы мужественности *динь!*. Также было бы неуместно, если бы она стала свидетельницей ритуалов женственности *динь!*, не участвуя сперва в нашей церемонии приёма Талеша. Если желаете, мы можем организовать для неё церемонию Талеша, и тогда она сможет участвовать, но только в ритуалах женственности *динь!*. – Ясно, – ответил Джим, обдумывая сказанное. – Тогда десантная группа будет состоять только из меня и Спока. Возможно, нам потребуется что-то обсудить с Ухурой или получить от неё совет по аспектам ритуалов или процессу построения общения. Будет ли это приемлемо с культурной точки зрения? Тарош кивнул. – Вполне. Все аштахлийцы знают, в чём заключаются ритуалы. Это открыто и честно обсуждается. Нельзя лишь становиться их свидетелем без определённой степени участия и готовности. – Отлично, – сказал Джим. – Мы со Споком присоединимся к вам завтра утром. – Мы ценим Ваше терпение, капитан Кирк, – ответил Тарош. – До завтра. – До завтра, – попрощался Джим, и связь прервалась. Джим рассмеялся, проводя рукой по волосам. – Ну, я думал, что после сегодняшнего утра у нас нет никаких шансов. А оказывается, взбеситься и высказать им всё, что я на самом деле думал, было правильным шагом. – Действительно. Они оценили Вашу откровенность, – сказал Спок. – Весьма благоприятно, что мы получили ещё один шанс начать переговоры. – Ага, – согласился Джим, – меня не особо радовала необходимость объяснять Звёздному флоту нашу неудачу. – Именно, – ответил Спок. – Спок, – задумчиво сказал Джим, – а ты уверен, что участие для тебя приемлемо? Тебе же необязательно… – Утвердительно. Фактически, я с нетерпением жду этого культурного обмена. Я полагаю, это будет нечто очаровательное… – ответил Спок. – Да, – тепло улыбнулся Джим, – так оно и будет. Но давай постараемся больше не пить Талеш. Спок приподнял бровь. – Действительно. Позже той ночью, собираясь улечься спать, Джим внезапно вспомнил, что, будучи в шоке от своего собственного озарения, он так и не выяснил у Спока суть его откровения. Он был влюблён в Спока. Спок считал его своим t’hy’la. Возможно, в течение недели на Тахли у него будет возможность спросить, что это значит.