Правда (The Truth)

Наконец оставшись один, Спок почувствовал облегчение. Одиночество позволило ему ослабить жёсткий контроль над физиологическими реакциями своего тела. Дрожа, он упал на кровать. Он отчаянно нуждался в медитации. Он не был так сильно охвачен эмоциями с тех пор, как видел смерть Джима, а до этого так было лишь после гибели Вулкана. Талеш вырвал из его разума все средства контроля, заставил его заново пережить эмоции, сопровождающие эти события, во всём их первозданном ужасе. Из-за этого стало невозможно лгать самому себе о своих чувствах. Он закрыл глаза, но всё ещё мог видеть свою мать, падающую в бездну, мог ощущать, как тянется к ней его собственная рука. Слишком медленно. Слишком медленно. Слёзы текли по его лицу, и в уединении своей каюты он позволил себе минуту или две рыдать подобно ребёнку человеческой расы. Затем медленно и аккуратно он собрался с силами. Пришло время снова стать вулканцем. Он осторожно подошёл к месту для медитаций и зажёг ароматическую лампаду. Он позволил привычному ритуалу успокоить себя. Сидя в опрятной позе с прямой спиной, он размышлял над своими переживаниями под воздействием Талеша, внимательно рассматривая и пытаясь понять каждую из эмоций. Медитация позволяла ему контролировать эти эмоции, наблюдая за ними, но не подвергаясь им. Потребовались часы, но постепенно, неторопливо он смог обуздать свою боль от потери Вулкана и от смерти матери, а также одиночество, которое было результатом того, что он был таким уникальным – наполовину вулканцем и наполовину человеком. Он снова пережил мгновения гибели Вулкана, свои последние минуты с матерью и издевательства, которым он подвергался в детстве. Разумеется, эти основные факты – то, что Вулкан был уничтожен, что его мать была мертва и что над ним издевались в детстве – эти факты не были новы. Он знал всё это и раньше. Фактически, даже его эмоциональные реакции на эти факты не были чем-то новым. Он и ранее испытывал всё это горе, печаль и ярость. Но, сообразил Спок, он часто жил, пытаясь игнорировать эти важнейшие истины. Он не жил на фундаменте этой правды. Он зачастую, раз за разом, просто лгал себе о том, что он чувствовал в этих случаях. Он часто делал вид, что гораздо лучше справляется с пережитой трагедией и травмирующим событием, чем это было на самом деле. В повседневной суете своей жизни он научился не признавать свою скорбь в полном объёме. Хотя это и означало, что он мог функционировать, но впервые он задумался о цене всего этого. Спок неохотно предстал перед тем фактом, что такой способ справляться с ситуацией на самом деле не являлся путём Сурака. Вместо этого, такой подход очень по-человечески искажал правду. Спок решил регулярно медитировать над этими травмирующими событиями прошлого, чтобы полностью проработать свои собственные текущие эмоциональные реакции в соответствии с учениями Сурака, а не просто отрицать их существование, как он делал до сих пор. Он обратил свой разум к следующему из своих осознаний – к отношениям с Нийотой, и ему пришлось признать правду об этом. Он был неспособен удовлетворить потребности Нийоты, и должен был понимать это с самого начала. Его уважение к ней, хотя и было огромным и непреходящим, всегда было лишь дружеским чувством. Он обманывался, считая иначе. Он боялся встретить своё Время, будучи не связанным узами, и был прельщён заинтересованностью Нийоты. После одинокого детства и неприятия со стороны сверстников-вулканцев этот интерес льстил его самолюбию. Он также находил крайне утешительными отношения с женщиной человеческой расы – с умной и доброй женщиной. Она напоминала ему его мать. Хотя такая мотивация была понятна, ничто из этого не могло послужить оправданием той боли, которую он причинил Нийоте. Он потратил годы её жизни на отношения, которые никак не могли удовлетворить её основные потребности. Медленно и постепенно Спок осмыслял и принимал эти основные истины и свои эмоциональные реакции на них. Он был рад, что их отношения уже завершились. Но было горько осознавать, что его уважение к ней всегда было чем-то меньшим, нежели должно было быть; что он заблуждался и таким образом сильно обидел её. Он принял решение принести Нийоте свои извинения и отныне всегда дорожить её дружбой. И наконец он обратился к самому шокирующему осознанию. Джим являлся его t’hy’la. Спока захлестнула волна радости и облегчения. Спок даже представить себе не мог, что у него может быть t'hy'la. Он поймал себя на мысли, что ему очень повезло, хотя и крайне редко задумывался о таких человеческих концепциях. Но затем он обратил свой разум к тому, что подобная связь подразумевает, к её потенциалу. Джим искренне ценил его дружбу, и он знал об этом. Возможно, Джим мог считать его своего рода братом. Но он совершенно не привлекал Джима физически. Спок никогда не замечал никаких признаков влечения со стороны Джима, а ведь Джим никогда не скрывал своего влечения к другим. Фактически, Джим откровенно выставлял напоказ свою заинтересованность в ком-либо. Кроме того, даже если Спок ошибался, и даже если бы Джим мог испытывать физическое влечение к Споку, то он совершенно точно не хотел бы серьёзных романтических отношений, а Спок не мог вступить с Джимом во временную физическую связь. Он не мог иметь со своим t’hy’la ничего временного. И что насчёт самих уз? Телепатические узы обычно укрепляются и развиваются естественным образом благодаря разделённой друг с другом близости. Без физических отношений это не может произойти. Разумеется, существовали способы сознательного укрепления подобной связи без физической близости, а с помощью серии осторожных слияний разумов. Но на это Джим тоже не согласится. В отличие от вулканцев, людям, как и большинству пси-нулевых видов, не импонировала мысль о телепатической связи. Они этого боялись. То, что было спасительным приютом для вулканца, являлось кошмарным сном для человека. Спок слишком хорошо понимал, какой редкостной ценностью была его собственная мать. Немногие, чрезвычайно немногие люди считали перспективу телепатических уз удовлетворительной. И это, конечно же, ещё одна причина, почему Джим никогда бы не согласился на физическую близость, даже если бы у него могло в теории возникнуть влечение к Споку. Таким образом, они были t’hy’la, но никогда не могли бы стать всем, чем являлись друг для друга t’hy’la. Их узы так и останутся рудиментарными, скорее потенциалом, нежели действительностью. О, это причиняло боль. Спок нежно коснулся рудиментарных уз в своём разуме. Было что-то мучительно болезненное в признании этой потенциальной связи t’hy’la и в понимании, что она никогда не будет реализована в полной мере. Ах, это и была та боль, от которой он пытался защитить себя, когда отрицал правду об их отношениях. Но теперь, теперь Спок знал, что принял бы всё, что Джим мог бы ему дать. Одна только эта неполноценная связь была драгоценной. Джим того стоил. Он не стал бы причинять Джиму беспокойство, заставляя того объяснять Споку, что он не хочет ничего большего, чем простая дружба, и что он не хочет никаких телепатических уз со Споком. Он не стал бы обременять Джима знанием о том, что один из его ближайших друзей желает от него нечто подобное. И он не стал бы рисковать быть униженным и отверженным. Он мог избавить себя от такой участи. Медленно и постепенно он работал над своим осознанием и своими эмоциями. Когда его сеанс медитации подошёл к концу, уже наступила поздняя ночь. Спок был совершенно измотан, а это ощущение он испытывал нечасто. Он реплицировал немного пломикового супа и не спеша съел его во всё ещё затемнённой для медитации комнате. Закончив ужин, он быстро принял звуковой душ и забрался в кровать. Осознания по-прежнему сильно давили на его разум, и он подумал, что это может привести к проблемам со сном. Но физическое истощение победило. Сон пришёл к нему легко и быстро.