Ясно солнышко

Никогда бы не подумал, что теплые отзывы и в правду так вдохновляюще действуют (отдельная благодарность моему компадре, цитирую «чтоб ты сдох, если не напишешь главу хотя бы до весны»). Знаете, прямо вот представил такую сцену, как на вручении Оскар, стою нарядный в своей самой уродливой цветастой рубахе, держу статуэтку, в зале сидят мои читатели, и я со слезой в глазах вещаю, что всем спасибо за поддержку, обнял, поднял, расцеловал… Кхм, в целом, еще раз благодарю верных читателей и новоприбывших за внимание и представляю продолжение! Rachel Zegler - Pure As The Driven Snow

***

— Ты славно потрудился, парень, — проскрипел Гил, тонально очень четко попадая в скрип качалки, на которой вечно грел свой древний зад. — Поди-ка сюда, есть у меня для тебя кое-что… Кусок грязи и пыли, в котором слабо узнавался Джин, неловко потоптался на месте, раздумывая, а стоит ли пачкать и без того задрипанный ковер, но все же двинулся к старику, оставив тяжеленный рюкзак с добычей у порога. Сегодня плесневелый дуэт из Марлона и Гила, кажется, был в приподнятом настроении: одноглазый вояка за торговой стойкой мычал под нос какой-то мотивчик, попутно протирая давным-давно потерявшую блеск саблю вощеной тряпицей, а его приятель улыбался в бороду, знай только глаза над ней блестели то ли от пары стопочек самодельной наливки, то ли сами по себе. А возможно, они просто были рады молодому искателю приключений, который хоть раз в неделю, но наведывался к ним, чтобы продать десяток-другой интересных штуковин, нашедшихся в шахте и осмотреть новенькое оружие. Или не очень новенькое. А сегодня старики еще и были настроены поболтать, а не просто перекинуться парой дежурных фраз вроде «ну, как оно, Джин?» или «оружие, может, обновишь?». — Чай, давненько у нас был, — Гил закопошился в кармане виды видавшей жилетки. — Вещицу тебе эту давненько подготовил… Колечко одно интересное. «Я уже, блять, одно интересное «колечко» подарил кое-кому», прохладно подумал Джин и слегка дернул уголком губ, в ожидании стоя рядом со стариком. Прошла всего неделя с того неловкого момента, как он по чистой случайности, не ведая о традициях местных аборигенов, сделал предложение. Сэм выглядел настолько счастливым, что было бы просто последним свинством дать заднюю в тот момент и начать оправдываться. Поэтому Джин предпочел промолчать, быть зацелованным вусмерть и неловко пообещать, что заглянет завтра. Не заглянул. Послезавтра он тоже не показался на Виллоу Лейн, предпочтя как последнее ссыкло обойти улицу за милю. И хоть умом понимал, что поступает как мудак по отношению к гитаристу, но в то же время в кудрявой башке отчаянно билась мысль, что необходимо все обдумать и уже потом прийти с каким-то готовым объяснением к Сэму. Мол, «так и так, я немного затупил, амулетик-то носи, но со свадьбой и прочими прелестями совместного быта давай повременим, пока хотя бы колледж какой-нибудь не закончишь, шпингалет зеленый». В голове все звучало просто. А вот в реальности… Фермер тоскливо вздохнул, мысленно посыпая голову пеплом, хотя на ней и без пепла хватало всякого мусора, и принял из морщинистой, но крепкой ладони Гила тускло отблескивающее серебром кольцо с красивым серо-зеленым камнем. В памяти сразу всплыло сэмовское «хамелеоны». Так он называл свои глаза, которые действительно при определенном освещении меняли оттенок зеленого. В тот вечер они были цветом в сосновую хвою — темные, насыщенные. Блестящие от переполняющего все нутро счастья. — Нефрит, — сказал Гил со знанием дела, наперед отвечая на вопрос. Джин кивнул в качестве благодарности и спрятал кольцо в карман. — Воровским называется. С его помощью больше добра всякого сберешь с тварей. — Каких тварей? — Джин устало потер переносицу. Не в первый раз он слышал о неких «чудовищах», обитающих в недрах шахты, и над байками двух бздунов порой тонко стебался или же подыгрывал им, допуская мысль, что от одиночества или еще чего у них немного протекла крыша, однако после того случая то ли с призраком, то ли с хер пойми чем пиздеть и зубоскалить перестал. Да и сны… Тяжелые, душные сны, преследовавшие его каждую ночь после посещения шахты не давали покоя в свое время. Сколько простыней под собой измял и пропитал потом Джин, сколько пива он выжрал, чтобы забыться и уснуть без памяти, лишь бы под изнанкой век не всплывали пляшущие черепа и отвратительная слизь, которая собиралась в комки на каменистом полу и больно жгла даже сквозь одежду. Фермер никому так и не признался в том, что видит по ночам, как за милю обходит пещеру и что за странные вещицы иногда попадаются ему в рюкзаке после похода туда, помимо камней да руды. Даже самому себе признаваться не хотел, упрямо полагая, что он просто сильно переутомляется. Бывало, проскальзывала мыслишка все-таки взять у Харви номерок его знакомого психиатра из Зузу, но он так и не решился. Сраная самоуверенность вкупе с «я че, девка что ли, чтобы из-за кошмаров плакаться» победили, и Джин остался наедине с этим, неумолимо пускающим корни в пошатнувшуюся психику. Кто-то должен был дать ему ответ, хоть какой-нибудь. Невозможно больше игнорировать факт того, что долина Звездной Росы была… Иной. — Никак не помнишь ничего? — Марлон даже перегнулся через стойку, щуря единственный уцелевший глаз. Он был высок, чертовски высок, определенно перегоняя Джина, и от того невольно давил не только пронзительным, желающим выцепить правду взглядом, но и ростом. — От оно как. Видать, не принимает она тебя пока. Джин раздраженно дернул плечом, напыжился, еле удерживаясь от того, чтобы не поймать старика за воротник и не встряхнуть хорошенько, наконец добившись правды. — Да кто она-то? — Что скажешь, Гил? — вместо ответа Марлон резко отстранился, прекратив налегать на стойку и круто развернулся к приятелю. Задремавший было старик приоткрыл один глаз, без особого интереса скользнув по фермеру. Так, словно тот был не первым, задающимся подобными вопросами в их обители. — Пущай к Расмодиусу идет, — пожевав губы, все же промолвил он и уставился на потрескивающие в камине поленья. — Тот его живо промоет. Авось, она его и примет. — Как бы умом малец не тронулся, — усомнился Марлон и легонько постучал пальцем по повязке на глазу. — Дороговато она за знания берет. Гил хмыкнул — но совсем невесело. И явно был где-то далеко в своих воспоминаниях, судя по затуманенному взгляду и размеренной речи. — Неча лезть было, куда не прошено. А про пацана не переживай. Видно, по нраву он пришелся, раз до сих пор не сгноила, как всех остальных… — Я все еще тут, так-то, — все же раздраженно встрял Джин и судорожно перевел дух от внезапной острой боли в висках. — По-человечески бы хоть объяснили, кому я там по вкусу пришелся, ай бляяя… Застонав, парень прижал спасительно прохладные кончики пальцев к височным ямочкам и яростно потер, жмурясь. Боль только усиливалась, пульсацией разливалась по извилинам, перекатываясь с лобной доли до затылка. От этого страстно хотелось то ли блевануть, то ли раскрошить себе черепушку о деревянный прилавок, прекратив муки, но еще задолго до того, как Джин решился бы на это, боль внезапно отступила, оставив напоследок холодную испарину пота на пояснице и случайно прикушенный сбоку язык. Ну, хоть в портки не надул вдобавок ко всему. Фермер осторожно, на пробу открыл глаза. В непосредственной близости от него опять нарисовался Марлон, крепко держащий за локоть и пристально уставившийся в побледневшее лицо парня во весь глаз. — Ты как, хлопчик? — громыхнул он прямо на ухо. Или, может, сказал вполне себе нормальным негромким голосом, но Джину показалось, будто он эхом прокатился по воспаленным мозгам. Вместо ответа он поморщился и махнул рукой в неопределенном жесте. — Жить буду. «Только, походу, недолго с такими приколами». Марлон явно не поверил, но возникать и наседать не решился. Так, немного посверлил Джина взглядом и отстал, отпустив локоть. Хватка у деда, надо сказать, была что надо. Вот что экологическое питание и свежий горный воздушок делают с людьми. Страшно представить, какими особенностями обладал еще один пенсионер, проживающий в самой гуще Синдерсэпа, к которому так настойчиво Джина посылали. Одно только погоняло «Волшебник» чего стоило. Хоть бы мухоморы жрать не заставил, а потом мультики без телевизора смотреть дня три, без перерывов на еду и туалет. И раз уж в гильдии искателей приключений была затронута тема, крайне схожая с темой расширения сознания и рамок понимания мира, то вполне вероятно, что грибами как раз давиться и придется. А то, видите ли, Джин слишком тупой и приземленный, раз какую-то «ее» не чувствует и «ее» великие божественные планы на лету не выкупает, интеллектуально застряв где-то между табуреткой и своим хряком Шницелем. Становиться торчилой уж явно не хотелось. По крайней мере, это в планы на сегодняшний вечер не входило, но Марлон глубоко плевать хотел на то, какие там планы были у фермера — явно воодушевленный идеей приобщения мальца к местной культуре, пусть и немного насильственным путем, он кратко изложил о том, какие ништяки лучше всего принести Расмодиусу, чтобы у вредного черта появился хоть какой-то намек на доброе расположение духа и он не подумал проклясть Джина на импотенцию, а потом выставил кучерявого за двери, в обьятия надвигающихся сумерек. И Джин рад бы с себя стряхнуть весь этот странный разговор и почесать домой, но раздражение от того, как же сильно хочется покончить со всеми неясностями, несло ноги совсем в ином направлении. Все просто обязано решиться сегодня. И с Сэмом, и с этим склизким страхом, из-за которого Джин скорее подтяжки мэра сожрет, чем лишний раз заползет в пещеру ниже сорокового этажа. Со странными кошмарами, с непонятно каким дерьмом доверху набитыми карманами, которое было собрано абсолютно неосознанно, со взглядами местных жителей, которые косятся на него со смесью восхищения и опасения, потому что никто в здравом в уме не будет делать то, что делает он. Джин почти на бегу жевал фильтр сигареты, сквозь который еле тянулся дым и строчил в раздолбанном мобильном сообщение. «Через два часа приходи на набережную. На мостки. Надо поговорить.» А вот и простенькая, но действенная мотивация. Чтобы долго у Волшебника не откисать, даже если он кажется вообще свойским мужиком. Хотя это было маловероятно. Что вообще Джин знал о нем? На скором ходу пнув шампиньон носком мокрого от росы сапога, фермер задумчиво перебросил сигарету из одного уголка рта в другой. Как-то на одном из городских праздников он подошел было поздороваться и познакомиться с величественным на вид дядькой в прикольной шляпе, которая добавляла к его и без того нехилому росту хороший десяток сантиметров, но особо удовлетворенным общением не остался: местный Гэндальф только зыркнул на него, как на вшивого, походу, убедился в том, что на роль хоббита Джин ну вообще никак не подходит и никакие великие дела ему доверять нельзя, ну и посторонился, эффектно взмахнув плащом. Парень на это только вздохнул. Он уже привык, что тут почти все немного с ебанцой. Особенно более старший слой населения. Однако в гору лезть все равно придется, рано или поздно. Вернее, в шахты под горой. Деньги сами себя не заработают. И если волшебный дед сегодня начнет говнить и упираться, не желая раскрывать секреты этой самой горы, Джин залепит входную дверь изнутри Макрофлексом и пообещает нассать в котел, если не получит ответы на все волнующие его вопросы относительно бесовщины, творящейся в долине.

***

Ссать в котел не пришлось. Зато пришлось из него хлебать. Надо сказать, поначалу Расмодиус показался очень даже радушным, несмотря на то, что проживал в откровенно стремной местности — мало того, что вся гора поросла темными, не пропускающими никакой свет елями, сама башня выглядела так, будто ее еще динозавры в мезозой строили, и так долго строили, что повымирали, и на смену им пришли обезьяны, которые на отъебись закончили постройку: циклопически огромная, слегка накренившаяся вбок от времени и сильных ветров, с потрескавшимися тут и там каменными блоками, из которых была сложена, а на самом верху, под жестяной крышей практически развалившаяся то ли вследствие действия хода времени, то ли от удара. — Или это окно такое… — пробормотал фермер, задрав голову и близоруко сощурившись. — Че за дырка? Хер поймешь… Долго рассматривать то ли дырку, то ли окно не позволили — тяжеленная на вид деревянная дверь с округлым верхом распахнулась словно сама по себе, без единого скрипа, хотя скрип от такой махины ожидался, и на пороге возникла монументальная фигура таинственного обитателя этих мест. Здесь, в своем колорите, на фоне этой башни и в занятном околосредневековом прикиде Расмодиус казался очень даже солидным и внушающим трепет, а не повернутом на ДнД молодящимся дедом, за которого его на первых порах принял Джин. — Я тебя ожидал, — сообщил удивительно приятный, низкий голос. Таким только аудиокниги записывать, можно и с эротическим текстом. Джин вытащил руки из задних карманов, плюнул окурок в ближайший куст ежевики как можно более незаметно, влетел по каменным ступеням и остановился аккурат возле хозяина башни, неверяще хмыкнув. И в правду, ожидали, судя по десяткам, а то и сотням зажженых свеч на резном столе, в канделябрах, по краям котла, да даже на полу. Романтика. — Ищешь ты ответы, но они от тебя скрыты завесой неизведанного, — нараспев продолжил Расмодиус, наблюдая за тем, как фермер изучает содержимое булькающего котла и, видимо, на глаз пытается определить, а не борщ ли это. Хорошо, что только на глаз. — И вижу я, что ты еще не готов, хоть и сердце твое горячо, и душа твоя бесстрашна, и… — …И хрен крепок, и зубы ровны, — Джин деловито прошелся вдоль книжных стеллажей, поковырял корешок одной из книг и посмотрел под ноготь. — А если без этих разгонов поэтических, можно как-нибудь ускорить процесс, чтобы я быстренько стал «готов»? Бражки какой хлебнуть, вот хотя бы этой. От такой неприкрытой наглости Расмодиус растерялся было на пару мгновений, но быстро пришел в себя и, одернув вышитый золотыми нитями камзол и коротко кашлянув, посмотрел на долгожданного гостя из-под полей шляпы совсем иным взглядом — хитроватым, приценивающимся. Да, с этим фруктом церемониться явно не придется. «Идеальный расходник. Молодой, прямолинейный, энергичный и ошеломительно, просто невероятно беспечный. Даже слегка туповатый». — Можно и ускорить, — согласился мужчина, ладонью смахнув невидимую пыль с рабочего стола и щепетильно отодвинув развернутые свитки в сторону. На освободившееся место он водрузил металлическую чашу с горсткой кругляшей шоколадного цвета. — О, конфетки? — Джин заинтересованно заглянул в чашу. — Можно? — Да пожалуйста. Брошенный в рот кругляш приятно таял на языке, оставляя еле заметный мятно-древесный вкус. Сочетание занятное. — Вы ж понимаете, чего я сюда приперся, да? — Джин съел еще пару конфет, пользуясь тем, что за ним особо не следят — Расмодиус уплыл к котлу и степенно его помешивал, придирчиво рассматривая два пузырька с некими порошками в ладони. Определился и высыпал из одного самую щепотку. — Мне бы пояснил кто насчет пещеры, тварей каких-то, финтифлюшек всяких, которые нахожу… В доказательство того, что не пиздит и даже финтифлюшки оные с собой притащил (как раз такие, которые должен любить Волшебник, по увещеваниям Марлона), Джин покопался в кармане штанов и вытащил несколько маленьких сфер, которые в свете сотен свечей приятно переливались теплым желтым и густым космическим сиреневым цветами, чем-то напоминая те декоративные стеклянные шарики, коими люди украшали горшки с растениями дома. Клинт в свое время попытался расколоть их, долго пыхтел над станком, в результате даже не поцарапал, разведя руками и подверждая, что это явно не стекло. Вывел теорию, что это доселе неизвестный минерал, но Гюнтер эту теорию быстро опроверг и мягко послал фермера из своего музея с тонким намеком не докучать ему больше с такой херней. — Солнечная эссенция и эссенция пустоты, — Расмодиус лишь мельком взглянул на добычу и вновь устремил все свое внимание на котел, набрав полную ложку и аккуратно пригубив. Кажется, остался довольный вкусом, даже глаза прикрыл и заворчал коротко. А после продолжил чуть скучающим тоном. — Первая остается после изгнания призраков, вторая же есть свернувшаяся кровь теневого народа. — Какого народа? — севшим голосом переспросил Джин. — Теневого, — терпеливо, будто умственно отсталому, повторил мужчина и с легкой укоризной посмотрел на фермера. — И их не помнишь? При словах «теневой народ» в мысли Джина пришли только те аборигены с сомнительной репутацией, которые в его родном городе выползали из трущоб под вечер помышлять своими липкими делишками вроде торговли наркотиками. Потом — таинственный дед на пляже, который за пять кусков толкнул ему злосчастный кулон. Но что-то подсказывало, что догадки были неверными. — Как-то не припомню. Пока брюнет старательно морщил лоб, словно это могло как-то помочь мысленному процессу, варево уже было разлито по резным деревянным плошкам. Джин сначала помедлил, прежде чем принять ее в руки, но потом приободрился при виде того, как спокойно отхлебнул из своей чаши Расмодиус и повторил за ним. Зелье оказалось приятным на вкус, терпким и со стойким привкусом корнеплодов. Этакий волшебный согревающий супчик. — Надо же. А ты приглядись-ка получше, к трофеям своим. Фермер отставил чашу с зельем на край стола со свитками и задумчиво перекатил шарики в ладони, обращая внимание именно на темные. Мерцающие, почти что обжигающе ледяные, казалось, они внутри хранили какую-то жизнь — отчужденную, непохожую на человеческую. При тихом столкновении с солнечными каплями рядом они еле осязаемо вибрировали, словно желая оттолкнуться подобно насильно сдвигаемым вместе магнитам. Такие разные. «Джин». Внутри похолодело. Фермер вскинулся на звук своего имени, ошалело посмотрел на Расмодиуса. Тот явно молчал и слабо улыбался в усы, понимающе и чуть печально. В висках застучало, забарабанило в такт сердцу. «Тебя здесь никто не найдет». — Нет, — заплетающимся языком произнес Джин и покачнулся, вскинув руку и уперевшись об стену. Шарики гулко попадали из ослабевшей ладони на деревянный пол, покатившись во все стороны, но юноше уже не было до них никакого дела — он снова был в мертвенно-холодных объятиях страха и с нарастающей паникой следил за тем, как стены медленно «плывут». «Лишь бы не проснулся». О, Иоба, нет. Он так старательно избегал этого кошмара, не позволял себе засыпать слишком глубоко, обходил стороной самые мрачные закутки шахты, в нерешительности замирал в лифте, гипнотизируя взглядом не подсвеченные кнопки неизведанных этажей, а эта подлая сволочь мирно клубилась у него в кармане и терпеливо выжидала момент. Эссенция пустоты теперь уже до тошнотворности искуственно, так по-подлому невинно сияла своим спокойным густым фиолетовым цветом. Рядом тепло мерцали солнечные «слезы». — Долина — есть пристранище не только для людского рода, — теперь Расмодиус звучал совсем не дружелюбно и сразу будто бы со всех сторон. Джин отвратительно плохо видел очертания его высокой фигуры — перед глазами плыло как после пары литров хорошего эля — от того еще больше терялся в пространстве. — Духи переполняют эту плодородную землю. И не всегда они благосклонны к нам. Глубокие ходы шахт — главное пристанище теневого народа, духов пустоты. Они наиболее зловредные, потому я наложил на вход пещеры заклятие, что стирает память при выходе из нее. — Зачем? Расмодиус не сразу ответил. Он просто стоял, медленно вращая в пальцах свою чашу, а густой пар от варева поднимался к потолку, извиваясь в воздухе живыми кольцами. Фиолетовые волосы отливали серебром при свете свечей, и Джин вдруг поймал себя на мысли, что Волшебник не стареет — совсем. В этом спокойном лице, в этом странном притягательном спокойствии было что-то неправильно вечное, как у призрака той самой проклятой шахты. — Чтобы жажда тайн пересилила страх, — наконец сказал Волшебник. — Чтобы ты возвращался снова и снова, даже если сам этого не хочешь. Джин сглотнул, ладонь все еще дрожала на каменной стене. В кармане обожгло — оставшиеся там эссенции света и пустоты снова начали вибрировать, но теперь они звучали, как крошечные звоночки в густом тумане. — То есть, — медленно выдавил он, — вы меня… использовали? Волшебник лишь пожал плечами, как человек, который не видит в этом ничего предосудительного. — Я лишь покорный слуга всего сущего и невидимого в этой плодородной колыбели. Кроме того, позволил тебе узнать чуть больше. О долине и о себе. Признайся, Джин, ты ведь всегда чувствовал, что живешь здесь будто целую вечность? Что ты можешь работать хоть сутки напролет? Что земля, вода, воздух питают тебя? Джин стиснул зубы. Это было правдой — и именно поэтому ему стало ещё хуже. — И теперь, — добавил Расмодиус, — ты будешь видеть духов. Они всегда были здесь, но только теперь ты их замечаешь. Они тянутся к тебе. Некоторые питаются твоим страхом. Другие — интересом. Третьи… Он улыбнулся как-то слишком мягко, слишком по-отечески, и Джину это совсем не понравилось. — …другие питаются твоим желанием. Джин передернуло. Облизнул пересохшие губы, хотел что-то сказать, но язык не слушался. В голову сразу полезли образы: голая грудь Сэма с косой татуировкой, отблески ночника на его ключицах, хриплое дыхание, а рядом — тени, тени, тени. Смотрели, шептали, впивались глазами. Хоть Расмодиус говорил мягко, с расстановкой, было невероятно трудно понимать о чем идет речь. Сознание как зыбучий песок утягивало слова в себя, не давая их осмыслить. Не в силах больше стоять, Джин прильнул спиной к холодящей стене из неровного каменного кирпича и сполз по ней — ноги были все равно что две сваренные спагетти, а зрение заволокла искрящаяся темная пелена, грозящаяся вот-вот перейти в полную темноту. И неизвестно, получится ли из нее выбраться. — Что… Что вы мне дали? — еле промямлил фермер, запрокинув голову. Легкий стук затылком об стену и прикусывание языка ни черта не отрезвили, но пьяный взгляд кое-как все же сфокусировался на высокой фигуре. Блять, и он же сейчас совсем беззащитный. А что еще хуже… «Сэм. Сэм меня ждет, а я откис тут нахуй» — Борщ. Вместо говядины там лапки лягушачьи, да приправы заморские, из Готоро. А так — обычный борщ. — Чего… — Сейчас какое время? Вечер, окаянный. Я как раз ужинать собирался. — А хули меня так прет?! — Так это не от борща, а от конфетки той, что раньше съел. Потому что не конфетка это, а экстракт мухоморовый, живица душистая, плющ ядовитый, ну и шоколад, чтоб не так гадко было. А, да что я тебе состав рассказываю, один черт не запомнишь. Ты проживи это, — звук чужого бархатного, низкого голоса обволакивал потухающее сознание мягкой пеленой, укачивал на своих волнах, и Джин очень медленно моргнул, силясь не закрывать глаза, но веки будто свинцом налились — невероятно хотелось спать, но одновременно с этим сердце колотилось как бешеное, словно отрабатывая последние удары перед тем, как его хозяин окончательно отъедет. — Все вспомнишь сейчас, голубчик. Все поймешь, — булькнул голос совсем далеко, исказившись на последнем слове. Тени отделились от стен, формируясь в высокие кляксы с прорехами вместо рта и глаз, шагнули ближе. Запахло могилой — землей, сталактитами, сыростью. Джин потянулся к поясу, где висел в ножнах короткий кортик, но на месте его не было. — Им нужно чем-то питаться, Джин, — с сожалением произнес Расмодиус.