Я думал, что ненавижу тебя

— Зеницу, вы же сказали, что все здесь проверили! — девичий щебет касался слуха издалека. — И это правда, все окна были закрыты, когда я уходил, — голос очень старался звучать искренне, но из присутствующих лишь один Кайгаку мог распознать его ложь. И он сделал это даже сквозь сон. — Выходит, он сам открыл окно и вышел в дождь, стоило оставить его одного, — строгий тон дрожал в воздухе от тех эмоций, которых парень прежде не слышал от этого человека. — Его вообще можно оставлять одного? Как можно быть таким безрассудным?! Сумасшествие!       Желание встать как-то само подубавилось, и уже не спавший Кайгаку продолжил лежать на мокром матрасе, уткнувшись лицом в мокрую подушку и завернувшись в мокрое одеяло как в лист нори. Единственную промокшую насквозь койку, к которой вели подозрительные следы луж от закрытого окна, окружили Аой Канзаки, Зеницу и три невероятно взволнованных платьюшка. — Нужно срочно приготовить ему ванную! — осенило Нахо, и вся троица быстрее ветра выскочила из палаты, едва ли не сбив с ног стоявшую в коридоре Канао.       Зеницу нервно теребил край собственного хаори. Только его неподдельное волнение позволяло ему так натурально врать. Теперь он не знал, что делать — жалеть, что согласился отпустить любимого друга на тренировку в грозу, или все-таки поздравлять. Судя по безжизненному виду лежащей в постели тушки, уже пора начинать жалеть. Аой потерла переносицу пальцем, вздыхая и концентрируя недовольство в одном месте, а потом принялась небрежно расталкивать пациента-дикаря. — Кайгаку! Немедленно просыпайся!       «Да что ж это такое…» — обреченно подумал Кайгаку. Парень сварливо застонал, когда она вынудила его перевернуться на бок. Девушка промокнула его влажное лицо рукавом и с видом чрезвычайной тревоги пощупала нахмурившийся лоб. — И вам доброе утро… — проворчал Кайгаку и приоткрыл глаза. — Ну ты даешь, конечно! — с наигранным возмущением набросился на него Зеницу, но вскоре его недовольство уже не было притворным: — Я не удивлен, что ты такое выкинул, но удивлен, что ты не переоделся, когда вернулся! Ты зачем мокрым в постель залез, а?! — Я устал… — негромко проронил Кайгаку, обращаясь скорее к пространству между другом и врачом, нежели к кому-то из них. Непонятно, что он имел в виду — что он слишком устал после тренировки, чтоб переодеться по возвращению с нее, или что он так устал сейчас, что не хочет разговаривать. — Ты никак не устанешь всех изводить! — врач, обычно облекавшая стыд в злость, сейчас ничуть не стыдилась своих переживаний за больного. Она просто была в ярости, и Кайгаку уже приготовился сравнивать, кто треснет его сильнее — прошедшая гроза или пришедшая Аой.       Девушка убрала ладонь и выдохнула не то с облегчением, не то делая попытку сохранить самообладание. Кажется, хорошего щелбана парню удалось избежать только потому, что его лоб не оказался горячим. Пока что. — Не хватало еще, чтобы ты заболел! Быстро вставай и снимай мокрую одежду! — приказала Аой, стягивая потяжелевшее от влаги и неприятно холодное одеяло с Кайгаку.       Он не торопился, и к делу подключился Зеницу. С забавным выражением на лице, означающим нечто среднее между гневом и волнением, он потянул Кайгаку за штаны с такой решимостью, что остатки вредности, и сонливости, и усталости, и всего того, чем тот прикрывался, мигом куда-то испарились. — Эй, попридержи коней! — задира схватился за пояс убегающих штанов и рывком уселся на кровати. Он стал краснее вишни. — С этим я уж как-нибудь сам справлюсь. — Ты не спешишь, — Зеницу отпустил его.       Они таращились друг на друга крайне возмущенно. Аой не могла понять, в курсе ли демон того, что его диковатый друг собирался тренироваться ночью, или он не является частью этого заговора. Она сообщила, что сейчас принесет Кайгаку сухое кимоно, и покинула комнату. В коридоре уже не было никого постороннего. Когда в палате не осталось лишних глаз, Кайгаку неохотно поднялся и стал стягивать обтягивавшую его уставшее тело мокрую одежду. Он не знал, во сколько он вернулся с тренировки, но чувствовал себя совершенно выжатым. Или, скорее, выгоревшим. — Я не собираюсь тебя отчитывать, но, просто чтоб ты знал, я согласен с каждым словом Аой, — Зеницу сердито сложил руки на груди. Как прошлым вечером. — Я прикрыл тебя, потому что думал, тебе хватит ума лечь спать в сухую кровать! — Да не кипятись ты так, — Кайгаку кое-как справился с таким простым заданием, как раздеться, и бросил смятый комок одежды на койку. — Да я тебе сейчас зад надеру, — наблюдая за неуклюжими передвижениями этой сонной выдры, Зеницу накинул на него свое хаори, чтоб вернувшаяся Аой не застала друга не просто в образе дикаря, а в образе голого дикаря.       Однако та предусмотрительно постучалась и позвала демона к двери, чтобы передать ему кимоно для Кайгаку. — Отправляйте его в купальню, там уже все готово, пусть греется, — сказала она так сурово, словно отдавала распоряжение наемному убийце, а не рекомендовала оздоровительные процедуры. — Но и слишком долго тоже пусть не засиживается. — Принято, будет сделано! — вытянувшийся в струнку Зеницу кивнул и прикрыл дверь. — Все, пошли отогревать твою глупую задницу, — он повернулся к другу и замер, только сейчас осознав, что насильно надел на него золотое хаори, изначально принадлежавшее ему же. — Сегодня как-то слишком много внимания к моей заднице, — Кайгаку с сомнением глядел на него, явно чувствуя себя не в своей тарелке. Он стремительно переоделся в простое серое хаори и вернул демону накидку с треугольничками сразу же, как только снял ее. Зеницу едва заметно вздохнул. — Ты выглядишь очень помято и болезненно, — он сменил тему, отдалившись как от мыслей о подарке учителя, так и от шуток про зад. — Я-то злюсь, но сильно переживаю за тебя. Как ты себя чувствуешь?       Кайгаку затянул пояс кимоно и отвел глаза. — Кажется, ночью молния ударила… По мне. Но это не точно. — Что?! Как это не точно?! — опешил Зеницу, обеспокоенно разглядывая его со всех углов с кропотливым вниманием к каждой детали. Это именно то, чего он боялся услышать, чего он боялся допустить. — Вот так, — задира шмыгнул носом и пожал плечами.       Когда он сидел в горячей воде ванной комнаты, Зеницу бережно втирал в спину и плечи друга отвар, оставленный Аой с наказом израсходовать всю тару. Кайгаку смотрел куда-то в одну точку, погруженный в свои мысли и отстраненный, но вскоре он приободрился и вернулся в реальность. — На самом деле… Было здорово. В детстве я попадал и под ливень, и пережидал грозу, где повезет, но этой ночью я… Почувствовал себя по-особенному, — начал рассказывать он, а Зеницу молчал. Кайгаку знал, что он внимательно слушает, даже не глядя на него. — Даже не знаю, как объяснить это все на словах. Я сидел на крыше и концентрировал дыхание без остановки, как и планировал. В грозу на улице так шумно, мне казалось, я оглохну от дождя и ветра, но, веришь или нет, так было даже проще сфокусироваться! — с восторгом выдохнул Кайгаку, шевельнув руками под водой.       Он уже не был таким сонным — он напоминал облако, наполненное искрами молний и бесконечной готовностью к действию. Кажется, ничего серьезного с ним не стряслось. Или его шандарахнуло настолько сильно, что он сошел с ума. Разрываясь между этими двумя вариантами, демоненок не перебивал увлеченный рассказ напарника. — Я чувствовал себя частью бури, частью всего ее шума. Потрясающе… — подбирать слова становилось все легче, особенно, когда история подходила к концу. — А потом… Была какая-то новая вспышка молнии и раскат грома, так близко, как никогда до этого, и все вокруг затряслось, как будто дом подпрыгнул. Я предполагал, что такое может случиться, но это все равно застало меня врасплох, — Кайгаку почесал подбородок пальцем, точно и правда подзабыл детали прошедшей ночи. — Крыша цела, это я точно помню. Но больно мне не было. Может, молния ударила рядом со мной? Если она вообще могла так сделать… — Тебе точно не было больно? Или ты просто не хочешь, чтобы я волновался? — недоверчиво поморщился Зеницу. После того, как он прикрыл Кайгаку и дал ему возможность потренироваться в адских условиях, ему перестала нравиться так называемая «ложь во благо». Пусть лучше скажет правду, даже если она до чертиков напугает и взволнует. — Точно. Ну, от долгой концентрации дыхания мне часто больно, — противоречащая его утверждениям оговорка повлекла за собой легкий щипок за бок, и Кайгаку вздрогнул и затараторил, пока Зеницу не щипнул его еще где-нибудь: — Но когда молния ударила, я не почувствовал себя как-то значительно хуже. Клянусь!       Демон развернул его к себе и оглядел его еще раз так пристально, как только охотник может вглядываться в темное и пустое на первый взгляд логово чудовища. Кайгаку, пахнущий травами отвара сильнее, чем сам отвар, захлопал глазами. Пожалуй, он выглядел получше, чем Зеницу после той жуткой истории с ударом молнии. Устал, не выспался, возможно, немного испугался, а возможно и приболел, потому что переохладился. Не более. — Так, а… Сама тренировка, ты считаешь, она того стоила? — демон зачерпнул еще немного отвара и продолжил растирать разогревшегося в горячей воде напарника. Разговор о плодах его трудов расшевелил и взбодрил Кайгаку еще сильнее. — Еще бы! Мало того, что меня не пришибло, так я еще и сумел сохранять концентрацию дыхания всю ночь, — горделиво объявил парень, и его лицо просияло от нового чувства — гордиться самим собой вдвойне приятно, когда прекращаешь повторять старые ошибки. — Мне не терпится снова проверить себя в тренировках с Канао Цуюри. Если я не смогу одолеть ее, никакого мне больше лукового супа!       Такое суровое решение быстро забылось до следующего раза, когда после ванной обеспокоенные Нахо, Суми и Киё принесли безрассудной грозовой туче большую порцию горячего супа, от количества лука в котором даже у демона глаза заслезились. «Ну, время тренировки еще не наступило, я еще никому не проиграл, можно и побаловать себя,» — в невероятно приподнятом настроении Кайгаку быстро опустошил тарелку.       Однако после завтрака Аой настрого запретила дикарю даже приближаться к Канао и тренажерному залу сегодня, и опечаленный такой новостью Кайгаку довольно быстро уснул в сухой постели, проспав до самого вечера. Тренировка вытянула из него больше сил, чем он думал.       На следующее утро он вновь ощутил ладонь врача на собственном лбу и спросонья поймал ее. — Эй, полегче, это не часть тренировки! — Аой даже дернулась от такого бдительного сна буйного пациента. — Доброе утро… Мне снились клятые стаканы с отваром, — оправдался Кайгаку и отпустил запястье девушки. Чувствовал он себя хорошо и выглядел соответствующе, так что строгая бабочка выдохнула в этот раз с настоящим облегчением.       Несмотря на безумную выходку с тренировкой в грозу, дикарь умудрился не заболеть. Он совершенно точно заболел бы, если бы не был таким дикарем, не раз засыпавшим в саду жаркими днями и прохладными ночами. Аой не хотелось этого признавать, но в его варварских методах были и свои плюсы. Пока она переживала, что он заработает осложнения, Кайгаку закалялся даже в моменты, когда отдыхал — может, намеренно, а может, он и сам не догадывался об этом. — Доброе утро, — она сложила руки на груди. — Как самочувствие? — Отличное. Э-э-э… — парень почесал затылок и прочистил горло, пока на него продолжали смотреть с видом недовольного родителя. — Вам не стоит так переживать за меня, правда. Вы так разнервничались, вы все… — Кайгаку неловко уставился на тумбочку, где покоился полный стакан воды. Ему было тяжело говорить что-то такое, но даже его самолюбивая сторона понимала — Аой заслуживала этих слов как никто другой. — Может, кажется, что я слишком переусердствую, но я все еще недостаточно хорош. Как в тренировках, так и вообще… Я не слишком хорош, чтобы за меня так переживать, — в конце концов, произнес он.       Аой вскинула брови, чувствуя себя свидетелем чего-то сверхъестественного. Гордецов она повидала достаточно и прекрасно усвоила — от них редко можно услышать слова «Я не слишком хорош». Пока она не сказала чего-то, из-за чего станет еще более некомфортно, Кайгаку поднялся с кровати. — Может, я помогу чем? Вы всегда так заняты, даже когда не нужно меня тренировать, — просто предложил он, вспомнив, как Аой сама вчера меняла пропитанное грозой постельное на его койке, из которого можно было выжать целое ведро воды. Он только прибавил ей хлопот и не сделал ничего, чтобы помочь.       Девушка наклонила голову и слабо улыбнулась. Кажется, ему удалось пробить трещину в стене льда между ними. После завтрака Кайгаку без пререканий взялся за ответственное поручение — развесить белье на веревках. Закатив рукава, он подошел к этому как к части утренней разминки. На улице пахло свежестью и сыростью, сад был усеян росой, а небо почти не украшали облака. Кажется, недавняя буря выплеснула на дом бабочки накопившуюся злость и надолго убралась куда подальше.       Лелея надежду, что сегодня ему-таки удастся потренироваться с Канао, Кайгаку бодро раскидал белые простыни по веревкам так умело, как только мог. И вдруг заметил на дереве ворона, наблюдавшего за его бытовыми потугами. «Любопытно. Я видел такую птицу у госпожи Шинобу,» — подумал парень и взялся за пустую корзину. — «У каждого охотника есть свой ворон. А у меня почему тогда нет?».       Он оторвал взгляд от ворона и, сделав шаг вперед, едва ли не уперся в кого-то, кто невероятно бесшумным и безусловно наглым образом подошел к нему очень близко. Кайгаку дернулся и машинально отпрыгнул прежде, чем узнал в незваном госте Коурая. Собственной персоной. — Ты! Здороваться не учили?! — раздраженно прошипел задира. То, что он не услышал его и сумел в какой-то мере даже напугать, мгновенно вывело Кайгаку из себя. Лучше показывать гнев, нежели испуг. — Ты как-то злобно здороваешься. Тебя, наверное, тоже не учили, — Коурай осмотрел его излишне изучающим взглядом, включив актера. Будто он был не охотником, а развлекателем толпы в театре.       Кайгаку уже успел отвыкнуть от него, пока этого нарцисса не было в поместье, но сейчас, поняв, что этот идиот с цацками все так же не научился разговаривать без шуточек, с удовольствием бы выпроводил его отсюда еще на пару недель. — Ну хоть бы вид сделал, что соскучился, — Коурай развел руки в стороны, точно ожидал объятий, но их, конечно же, не последовало. — Ладно, ты застал меня врасплох. Я собирался поздороваться, но запамятовал твое имя и, сам понимаешь, пока я пытался вспомнить, ты уже почти в меня врезался. Ты очень невнимательный, — Коурай вздохнул с уравновешенно-надменным видом и одновременно задорными искорками в глазах. — Когда вспомнишь мое имя, тогда и поздороваемся. Иди, куда шел, — фыркнул Кайгаку, обойдя его, и направился ко входу в дом. Не то чтобы сильно было обидно, но настроение подпортилось. Он не горел желанием играть в игры. — Э-э-э… Погоди, как я тогда к тебе обратился, хм-м… Спящая красавица! — этот придурок спокойно увязался следом, и когда задира уже собрался повернуться и надеть корзину ему на голову, из поместья высыпалась орава платьюшек с радостными криками. — Это Коурай! Коурай! Ты вернулся! — и они закружили вокруг него как цыплята вокруг зернышка. Кайгаку закатил глаза, осознав еще одну деталь — когда нарцисс появляется в поле зрения, у окружающих либо рывком поднимается настроение, либо резко ухудшается. Среднего просто не бывает. — О-о-о, а вот и вы! Привет, крошки! — Коурай без особых усилий заграбастал всех троих в одно большое объятие, и Кайгаку решил пощадить его и не портить его шевелюру корзиной.       Оставив его играться и болтать с Нахо, Суми и Киё, парень нашел Аой и сказал, что развесил все вещи сушиться. — …Скажите, если нужно что-то еще. М-м-м, и я хотел спросить… — Кайгаку мило сложил ладони вместе и настолько очевидно замялся, что бабочка, ставшая чуть более доброжелательной к нему, сразу предсказала его очевидный вопрос. — Хочешь потренироваться сегодня, да?       Он активно закивал, продолжая держать лапки в умоляющем жесте, и Аой благосклонно качнула головой. Раз уж он не заболел и прекрасно выспался, отменять тренировки попросту не было смысла, так что она пообещала устроить все сегодня вечером. Ближе к обеду, когда Кайгаку уже был как на иголках, новость о том, что в поместье гость, уже не была новостью. Коурай повидался и с госпожой Шинобу, и с Аой Канзаки, и с Канао Цуюри. Судя по разговорам, что Кайгаку слышал краем уха, нарцисс с разрешения хозяйки дома бабочки остается тут на несколько дней, отдохнет после миссии и будет ждать новых вестей о демонах.       «Да и пес с ним,» — отмахнулся сам от себя парень, понимая, как много раздражения в нем просыпается, когда он думает о Коурае. Он не мог до конца понять, почему так злится на него. Потому что он сильный и у него много друзей? Кайгаку закатил рукава, которые он просто не мог оставить в покое, когда сердился или пребывал в нетерпении. Его помощь Аой сейчас не требовалась — возможно, это как-то связано с тем, что Коурай великодушно составлял ей компанию — так что время до вечера задира решил потратить за тренировкой с флягами. — Несите ту, самую большую, какая есть. Сегодня я еще раз попытаюсь задать ей трепку, — потер ладонями друг о друга Кайгаку, следуя за тремя девочками на террасу. — У вас обязательно получится! — команда поддержки из платьюшек получилась отменная. Отчасти из-за того, что у них неплохо получалось подпитывать гордость юного охотника.       Однако когда Нахо, Суми и Киё принесли ему огромную флягу, спесиво поблескивавшую прочными стенками, парень обнаружил, что к команде поддержки присоединилась еще одна бабочка. Он слегка порозовел, понимая, что если он сейчас не разделается с самой большой флягой — свидетелей этому будет не три, а целых четыре. «Как не вовремя…» — Кайгаку безрадостно оглядел розового дьявола, который обычно не приходит без приглашения. — Мы попросили Канао помочь принести флягу! Такая здоровенная! — Киё в благоговейном ужасе оглядела сильного соперника, отбрасывавшего за собой длинную тень.       «Ах это вы попросили…» — фыркнул парень. Канао сегодня выглядела как обычно, не забыв надеть свой привычный аксессуар — спокойную улыбку. Она придвинула флягу-титана ближе к Кайгаку, и парень вынудил себя тоже улыбнуться в знак благодарности. — А, ну, спасибо… — неуверенно сказал он, пытаясь не быть похожим на сварливого недружелюбного гремлина, но в то же время не в силах отделаться от неприятного как липкие ладони чувства.       «Я точно сейчас облажаюсь…» — он придвинул к себе флягу с таким видом, словно передумал в нее дуть. — «Вечно все из рук валится, когда кто-то смотрит…». Может быть, компанию Нахо, Суми и Киё он бы с благородством выдержал, даже удовольствие бы от нее получил — все-таки с ними он успел хорошо сдружиться. Но вот Канао… Он не знал о ней ничего, кроме пары фактов из рассказа госпожи Шинобу. А еще она была крутым соперником, перед которым он постоянно позорился и не факт, что не опозорится еще раз сегодня. Дискомфорт сковал его плечи. — Канао тоже долго тренировалась, чтобы суметь порвать такую флягу, — Суми уселась на краю террасы в отдалении, и ее подружки присоединились к ней. — А потом все получилось. Всегда получается, если тренироваться, — Киё заболтала ножками, которыми не доставала отсюда до земли. — А вы очень много тренируетесь! — добавила Нахо, поглаживая одну из своих косичек.       Кайгаку отчего-то ждал, что Канао сейчас тоже что-то скажет, но та все так же молчала и зачем-то держала руку в кармане. И не уходила. А пока он тянул время, больше набираясь уверенности, чем концентрируясь на дыхании, их маленький клуб по интересам пополнился новым участником — и если Кайгаку кое-как настроился терпеть присутствие Канао, то этого негодяя точно нет. — Я-то думал, куда все подевались, а вы тут от меня спрятаться решили? — из-за раскрывшейся двери показалась довольная мордашка Коурая, и Кайгаку, собиравшийся уже дунуть во флягу, резко выдохнул, так и не припав к горлышку губами. Нарцисс заметил стоящую в сторонке Канао и по-идиотски заулыбался: — О, милашка Канао, даже ты здесь. Суми, рыбка, по какому поводу собрание? — О, Кайгаку собирается порвать самую большую флягу! — начали объяснять все с самого начала Нахо, Суми и Киё, и Кайгаку начал медленно краснеть от того, как его все раздражает.       Он встретился взглядом с Канао, потому что она была единственной, кто сейчас не трепал языком, и она медленно моргнула. Юноша вновь вспомнил слова столпа насекомого о том, как девушка жила раньше. Улыбка, перенятая у хорошего человека, все-таки шла ей больше, чем лохмотья и побои. Кайгаку отвел глаза. — А, так тут целая церемония, — понимающе закивал нарцисс, выслушав объяснения платьюшек, и в наглую расположился возле девочек на террасе. — Давай, удиви меня.       Кайгаку изогнул брови, и на него резко снизошло чувство стыда. «С чего это я так разнервничался от толпы народу?» — он даже ухмыльнулся собственным размышлениям, и уверенность в том, что все выходит из рук вон плохо, когда кто-то наблюдает, сошла на нет. — «Как я собираюсь стать известным и уважаемым, если боюсь людей? Они сами приперлись, а раз хотите посмотреть, как я крут, я вам покажу!».       Парень глубоко вдохнул, собирая мысли в кучу, словно маленькие облака, стягивавшиеся в одну большую грозовую тучу. Коурай продолжил болтать, но задира решил на этом не зацикливаться. В какой-то момент посторонние звуки слились для него во что-то единое, превратились в шелест ливня, вой ветра, грохот грома — создали какофонию грозы, в которую он нырнул с головой. Оказывается, громкий шум полезен ничуть не меньше, чем тишина и покой. Когда он окружает тебя со всех сторон, ты становишься его частью. Частью грозы. Гибкая воля, гибкое дыхание, гибкий ток, извилисто бегущий по всем закоулкам тела, накапливающийся внутри несколько мгновений, как молния, готовящаяся к безжалостному удару.       Канао, пришедшая сюда в числе первых, стояла дальше всех, в затененном уголке, который обычно занимал демон Зеницу. Хотя прятаться ей было не от чего, она все равно находила такие места самыми удобными — особенно, если из них открывается хороший обзор. Слушать и смотреть она умела лучше всего. Нахо, Суми и Киё, которых она встретила в коридоре, попросили ее помочь принести тяжелую флягу. Оставаться после этого ее никто не просил, но никто и не прогонял. И она не стала уходить.       Наблюдая, как хулиган, с которым ей довелось тренироваться, замер и задержал дыхание, она проследила за легким шевелением темных волос на его затылке. Они переливались от электричества, пока он держал горлышко фляги в миллиметрах от губ. Упрямый и целеустремленный, он столько раз терпел неудачу, но не хотел сдаваться. Чем он себя мотивировал, что помогало ему вставать по утрам, что помогало ему не опускать руки, что толкнуло его выбраться на тренировку во время бури — ответ оставался загадкой. Даже если за всем этим стояло простое желание победить сильного соперника, с ролью которого Канао все еще прекрасно справлялась, рвение этого мальчика по-прежнему вызывало странные чувства. Когда она тренировалась, она не помнила, чтобы чувствовала хоть что-то. Она не знала, что чувствовать. Может быть, поэтому ей было так интересно, что помимо грозы таится в этом задиристом грубияне?       Коурай перестал говорить с девочками. Кайгаку резко припал к фляге.       Короткий треск и громкий хлопок. Осколки, большие и маленькие, посыпались вниз с террасы, и некоторые из них даже отлетели от парня на несколько шагов. Кайгаку открыл глаза и понял, что той титанической емкости, которую он едва ли мог обхватить руками, больше нет — его ладони обнимали пустоту перед ним. Нахо, Суми и Киё вскочили и заскакали вокруг, хлопая в ладоши и победно вереща. — Ура! Самая большая фляга! Кайгаку! Вы молодец!       Кайгаку ошарашенно оглядел остатки крепкой тары под ногами. Он все еще слышал крики девочек сквозь шум бури. Когда он поднял глаза, он увидел Канао позади колючей снисходительной улыбочки Коурая. Она задержала взгляд на активно аплодирующих платьюшках и вдруг тоже негромко захлопала своими маленькими ладонями. «Ого… Я и правда это вижу?» — юноша вернулся в реальность, и его захлестнуло волной необъяснимого счастья. Он только сейчас в полной мере осознал, что сумел порвать самую огромную флягу, которая только была в доме бабочки. Раньше он мог только мечтать о таком! — Онигири! Со сливой! Нет, с тунцом! Срочно! — протрубила Суми своей команде бабочек, и вся троица пулей улетела в направлении кухни, чтобы сделать угощение для Кайгаку и отпраздновать победу. — Как засуетились, — посмеялся Коурай. — Ты тут в любимчики затесался, пока лечился? Смотри, растолстеешь еще.       Кайгаку стряхнул с себя мелкие осколки, затерявшиеся в складках больничной рубахи, и поднялся, покосившись на нарцисса. Он снова очень близко подходил к тому, чтобы испортить ему настроение, и Кайгаку всеми силами старался думать о хорошем. — Это мне не грозит. Я тренируюсь больше, чем слежу за красотой ногтей и совершенством прически, — ответный камешек все-таки отправился в огород Коурая, и Кайгаку просто стал собирать мусор, оставшийся от фляги. Теперь толку от нее и правда не больше, чем от содержимого помойного ведра. — Тогда ясно, почему ты такой ворчливый и неуверенный в себе, — парировал Коурай. — Я-то? Неуверенный? — фыркнул в удивлении Кайгаку. — Это из-за грязи под ногтями, да? Слушай, если знаешь, что выглядишь блестяще, чувствуешь себя тоже блестяще, — наглец почесал шрам на щеке указательным пальцем, словно лишний раз хотел продемонстрировать яркую окраску ногтя. — …И девочкам такое нравится больше. Скажи же, Канао? — пока Кайгаку в возмущении разглядывал собственные ногти, грязи под которыми было не больше, чем скромности в Коурае, тот внезапно втянул в разговор девушку, стоявшую там же, где всегда.       «Она еще здесь? Я думал, она ушла вместе с крошечным легионом,» — Кайгаку зыркнул на тихоню растерянно, и та ничего Коураю не ответила. Тот еще вальяжнее расселся на краю террасы. — Молчание — знак согласия, — подмигнул он ей, как всегда умело используя чужие слабости.       Однако в ответ на эту провокацию девушка спокойно отвернулась с нечитаемым выражением на лице и скрылась за оставленной открытой дверью. «Нет, ну я, конечно, хотел найти способ, чтобы она ушла, но не такой же,» — Кайгаку отчего-то почувствовал еще большую неприязнь к Коураю. — Она очень милая, и скромность совсем ее не портит, — заболтал нарцисс дальше, звуча так же непринужденно и приветливо, словно не вел себя как хам. — Когда-то я сказал ей, что она слишком пессимистична. А она ничего мне не ответила. Так романтично, — он издал томный вздох, точно отвергнутый жених с разбитым сердцем.       Если бы его первая встреча с Канао и Коураем прошла в таком духе, Кайгаку непременно бы подумал, что между ними что-то есть, но сейчас он достаточно неплохо выучил привычку Канао игнорировать всех подряд. Наверняка, Коурай и его неумение затыкаться ей не очень нравится или даже бесит, если она вообще знает, что такое злость. Тем не менее, ее молчаливость не позволяет ей достойно ответить этому хаму, и он продолжает нести смущающие вещи. Кайгаку нахмурился, думая, стоит ему сказать что-то или нет. — Ты… Не втрескался ли в Канао случайно? — помедлив, все же выдал он. Поначалу неуверенный голос сделался тверже. — Не-а, — прикрыл глаза болван. — Да? А то ведешь себя как треснутый.       Коурай приоткрыл один глаз, сверкнувший ехидством. — Может, как втресканный? — …Может.       Кайгаку поднял последние осколки с земли и бросил их к остальным в ведро. Коурай продолжал наблюдать за ним с высокомерием императора, чей слуга прибирает мусор, пока его обмахивают веерами. Во всяком случае, Кайгаку видел это именно так, ведь этот гад даже не пошевелился, чтобы помочь ему убрать осколки. Все равно ведь сидит тут и ни черта не делает. Парень выпрямился и, почувствовав, что разговор какой-то совсем незавершенный, мрачно добавил: — Можешь бесить меня, сколько влезет, но не донимай ее, понятно?       Коурай оставил его приправленную угрозами просьбу без ответа, мягко усмехнувшись. Он знал, что Кайгаку вряд ли это услышит, но его тонкий слух точно отличил тихие шаги, лишь сейчас ставшие отдаляться от двери и растворяться в глубине коридоров поместья.       Когда наступил вечер, Кайгаку был взволнован и настроен по-боевому, словно предстояло нечто не менее важное, чем его посвящение в столпы. Тренировочный зал был залит тусклым вечерним светом августовского солнца, поддержать своего человечка явилось и второе солнце в виде Зеницу. С осторожностью мышонка и с помощью маленьких помощниц он добрался до зала, не угодив под губительный для него свет. — Зеницу! А Кайгаку смог порвать самую большую флягу сегодня! — радостно сообщила демоненку Киё. — А я уже знаю! Он ко мне заглядывал и все рассказал, — рисовый самурай, переставший напоминать жердь с того вечера, как друг вновь начал его кормить, был в не менее праздничном настроении. Зеницу замахал руками из своего темного угла с воплем: — Кайгаку! Ты крутой!       Кайгаку такое внимание к своей персоне льстило, но по большей части оно только сильнее расправляло его павлиний хвост — на его тренировки вновь пришла посмотреть толпа, как же тут не зазнаться? В этом он не менялся, эта напыщенность была его неотъемлемой частью и в доме Шихана. Однако здесь и сейчас… Он чувствовал себя по-настоящему сильным, по-настоящему заслуживавшим похвал. Если Коураю придавала уверенности в себе яркая внешность, то Кайгаку светился от гордости именно в моменты, когда чувствовал себя непобедимым.       Он заметил, что из коридора за ним наблюдает и Коурай, но сделал вид, что его здесь нет. Больше не позволяя Канао обливать себя отваром, в какой-то момент парень схватился за стакан и осознал, что действительно видит короткий пробел в ее защитной реакции, хорошую возможность победить, а что еще более важно — ему действительно хватит скорости, чтобы опередить ее. Рука оторвала стакан от стола и рывком отправила его содержимое в соперника. Всплеск заставил девушку вздрогнуть и шире открыть глаза. Это был первый за сегодня раз, когда один из них не успел накрыть стакан ладонью и второй этим успешно воспользовался. Но она осталась сухой.       Аой изогнула брови, Зеницу даже руки опустил, а девочки замерли в тех позах, в которых они скакали вокруг демона до этого момента. Коурай с усмешкой и неподдельным изумлением уставился на лужу зеленой жижи, расползавшуюся в стороны на блестящем полу рядом с Канао. «У тебя свои методы завоевывать девчонок, да?» — подумал он, но решил не озвучивать. — Ты что… Промазал? — прервал тишину Зеницу из своего угла. — В-вовсе нет! — Кайгаку ошпарило кипятком собственного стыда. «А по факту да!» — он поставил пустой стакан на стол, не подозревая, насколько сильно покраснели его щеки. Он сам не понял, почему в последний момент его рука просто сменила направление и брызнула отваром не в самого противника, а в пространство возле его головы. — Но ты вылил все мимо… — продолжил озадаченный Зеницу, когда задира его перебил: — Знаю я! Только зачем, не знаю… — проворчал он немного тише.       «Это я тоже знаю…» — юноша потер красную щеку, стараясь ни на кого не смотреть. Когда у него наконец-то появились силы, чтобы облить Канао, он зачем-то вспомнил их самую первую тренировку. Тогда он не мог поверить, что его действительно просят просто взять и облить человека из стакана. Это грубо, а по отношению к девчонке — грубо вдвойне, и еще тогда он задумался о том, куда целиться будет менее по-хамски. И вот сейчас, пока голова думала, куда вылить отвар — в лицо или, что не менее грубо, ниже лица, рука просто взяла и вылила мимо! «Нет, ну фактически я же опередил ее, она не успела накрыть стакан, так что я победил! Наверное…» — Кайгаку щипнул себя за щеку и косо глянул на Аой.       Та уперла руки в бока в своей привычной строгой манере, и он поспешил опять отвернуться, однако девушка сказала: — Кайгаку, — в голосе ее не было ни капли недовольства. Он звучал слишком спокойно даже для нее: — Не нужно поддаваться.       «Поддаваться… Я не поддавался! Я просто… Придурок,» — Кайгаку потер переносицу, пока Канао, в глазах которой уже поселилась прежняя апатия, налила нового отвара в опустевший таким странным способом стакан. Юный охотник сконфуженно смотрел в стол. «Чего это я? Перед девчонкой выделываюсь, как какой-то втресканный придурок. Она же тоже охотница, так какая разница?!» — хотелось треснуть себе самому пощечину. Девочки, которые выбрали такой опасный путь, как истребление монстров, проходят через тренировки и похуже, а во время боя ни один демон не будет думать о том, кто перед ним — он просто возьмет и убьет, если дать слабину. Канао точно не обидится, если облить ее. Кайгаку расправил плечи и взял себя в руки. Девчонки-зазнайки, учившиеся с ним у Джигоро, заслуживали десятки таких стаканов, без какой-либо пощады и нравоучений. — Еще раз! — потребовал он. — Начали! — объявила Аой, которую эта сцена искренне позабавила.       Следующий же стакан отправил порцию отвара в лицо Кайгаку. И заметно остудил его стыд. Зеницу посмеялся от мысли, что теперь-то его гордому другу, возлагавшему столько надежд на сегодняшнюю тренировку, будет куда проще облить девочку отваром, невзирая на приличия. Кайгаку и правда стало легче — раз от него требуется быть грубияном, это он и сделает. Парень встрепенулся, стирая с раззадоренной мордашки влагу, и без стеснения облил розового дьявола в новом раунде. «Вот так-то!» — он победно стукнул пустым стаканом так, что все остальные на столе подпрыгнули. — Вот так-то! — завопил Зеницу, вторя его мыслям. — Вот так-то! — подхватили Нахо, Суми и Киё и возобновили свой радостный танец прыжков вокруг демона. Это зрелище показалось Коураю неким особым ритуалом, когда к танцам добавился элемент аплодисментов.       Кайгаку посмотрел на Канао, мол, видала, я теперь ничем не хуже тебя! Однако на ее лице не отразилось ничего нового — ей не было весело или грустно, не было обидно или досадно. Она просто похлопала ему вместе с девочками. «Не обиделась…» — парень пристально глядел на нее, а в душе прямо-таки полегчало. — «Отлично!» — вместе с облегчением он почувствовал и нечто, похожее на уважение.       Время не стояло на месте, и чем меньше солнца становилось в зале, тем больше становилось уважение. Тренировка оказалась успешной на все сто процентов. Кайгаку не мог в это поверить, но у него впервые за все время получилось догнать тихоню во время салочек и поймать ее за рукав. Раньше он подходил совсем близко, почти ловил ее, но цель таяла прямо перед носом и оказывалась совершенно в другой стороне. Но почти здесь не считается, как и в бою с чудовищами. Именно поэтому победа казалась такой ослепляющей.       Он выходил из зала мокрым и уставшим, но таким счастливым, потому что Аой с чистой совестью сказала ему — оздоровительные тренировки можно считать завершенными. Тот результат, ради которого она вставала по утрам с волнением и надеждой, что найдет буйного пациента живым, здоровым и мирно спавшим всю ночь в его кровати, наконец-то был достигнут. Охотники всегда были и будут тем сортом людей, которым любые трудности ни по чем.       Он проснулся в густой мгле, в которой отдаленно слышался щебет птиц. Где-то снаружи, должно быть. Легкое утреннее свечение не могло пробиться сквозь плотную занавеску, но привыкшие к темноте глаза могли видеть уже привычный интерьер комнатки. «Что-то я долго спал,» — Кайгаку сам сделал вывод, что день уже близится к обеду. Так бывает, когда привыкаешь вставать раньше птиц. Даже в темной комнате понимаешь, что выбился из графика. «Но если я долго сплю, меня всегда будят. Почему сегодня не так?» — парень прислушался к звукам за дверью, но ничего не услышал.       Взглянув на Зеницу, лежащего рядом, Кайгаку усмехнулся. Когда напарник обратился в демона, ему и спать стало не надо, а все равно спит. «Балда,» — подумал он скорее ласково, нежели сердито. — «Что ж, хоть что-то в мире не меняется…». Задира уткнулся затылком в подушку, понимая, как у него затекло тело. Все потому, что демон обнимал его руками и ногами на манер повисшего на ветке ленивца. Кайгаку мужественно это стерпел и решил дать Зеницу еще пару минут так полежать. Или, скорее, он разрешил самому себе полежать в объятиях друга.       «И все же… Меня и правда никто не торопится будить,» — задумался он, рассматривая темный потолок и слушая тихое дыхание Зеницу. — «А зачем?» — Кайгаку вдруг осенило. Вчера он закончил оздоровительные тренировки. Очевидно, он здоров как бык, так еще и доказал, что взял концентрацию дыхания под контроль, когда поравнялся с Канао Цуюри. Довольная гордая лыба, появившаяся на лице сама собой, быстро угасла. «А зачем кому-то будить меня?».       Зеницу упирался мордашкой в его плечо, и из-за этого его щека немного нелепо сплющилась. Полностью расслабленный, он лежал так близко, как только это было возможно. И Кайгаку, глядя на него, осознал, что своей комой и долгим лечением он загнал их обоих в тупик. Если бы они были сами по себе, после восстановления они бы отправились дальше — искать людоедов, убивать их, отправлять кровь сильных демонов к Тамаё и надеяться, что совсем скоро она изобретет лекарство. Но теперь все истребители о них знают, они с Зеницу прошли через суд столпов и долгие тренировки, познакомились со столькими людьми и… Уставом? В рядах охотников свои правила, и Кайгаку это ничуть не удивляло. Но то, что он этих правил не знал, его смущало.       Назревал пугающий и напрягающий вопрос: «Что нам делать дальше?». Кайгаку осторожно пригладил ладонь Зеницу, продолжая глядеть в пространство перед собой. «Оздоровительные тренировки кончились… Нас здесь больше ничего не держит? Мы с Зеницу можем просто взять и уйти?» — юноша нахмурился, осознавая, что сам он в этом не разберется. Позволит ли им «просто взять и уйти» пресловутый устав? В тот раз его едва ли не заставили совершить сэппуку за нарушение. Не то чтобы он сильно боялся этого — всегда ведь можно ослушаться и сбежать, ему не впервой, но…       «Охотники научили меня концентрировать дыхание сутками. Черт возьми, даже мелкотня в платьях об этом знала, а я нет!» — фыркнул Кайгаку себе под нос. — «Если я что-то нарушу и буду от них скрываться, чему я научусь? Я научусь только бегать как трус!» — он сощурил глаза и, косо зыркнув на спящего Зеницу, стер такое привычное зловредное выражение со своего лица. «Нужно найти кого-то и спросить… Это же нетрудно,» — успокоившись, парень потер глаза пальцами и осторожно начал выползать из лап демона, шелестя одеялом. — М-м? — тот мгновенно почувствовал шевеление и проснулся. Будь Зеницу человеком, его даже поджопник тростью наставника разбудил бы не с первого раза, а тут он сразу вскочил. Кайгаку ухмыльнулся. Все-таки, то, что делает демон-Зеницу, нельзя назвать обычным сном. — Лежи-лежи. Я уже выспался, — парень встал с кровати и выпрямился. Затекшие мышцы было очень приятно разминать, и он вытянулся, как кот на нагретом солнцем крыльце. — Куда ты идешь? Тренироваться ведь уже не нужно, — пробурчал демон с уморительно-милой растрепанной шевелюрой. Его волосы подстроились под форму подушки, на которой он отдыхал. — Я не на тренировку, — Кайгаку машинально потрогал собственные торчащие в стороны прядки, подозревая, что он сейчас выглядит не лучше. — Нужно найти Аой или, в идеале, госпожу Кочо, — он подошел и мягко потрепал друга по макушке, взлохмачивая его волосы еще сильнее. — Зачем? — Зеницу поймал его за руку. Вроде и сам понимал, что Кайгаку не будет торчать тут с ним весь день, но так не хотелось оставаться одному. Раньше они все время проводили вместе, днем и ночью, а теперь, когда они попали в штаб истребителей, это происходит все реже и реже. — Я должен узнать кое-что, прежде чем решу, что нам делать дальше. Если я здоров, мы должны продолжить нашу работу. Если их это устроит, сегодня же вечером мы уйдем, — Кайгаку застегнул пару пуговиц, расстегнувшихся во время сна. Зеницу искоса наблюдал за его руками, потому что ночью эти пуговицы расстегнулись не случайно. Задира вздохнул и посмотрел на друга успокаивающе: — Мне тоже… Не хватает моментов, когда мы делаем что-то вместе. Но когда появится лекарство, тебе больше не нужно будет прятаться от солнца. Будешь крутиться вокруг меня где-угодно и сколько-угодно, — Кайгаку криво улыбнулся. — Не надо мне тут, ты тоже вокруг меня крутишься! — хохотнул Зеницу и щипнул друга за живот. И он тоже был прав.       Когда Кайгаку сумел оставить демоненка одного — и когда он перестал корчиться от щекотки — он отправился на поиски ответов. Рассчитывая найти крошечный легион в платьях на террасе, он вышел наружу, однако девочек там не было. «Точно… Я ведь проспал,» — он огляделся по сторонам. Разумеется, Нахо, Суми и Киё уже давно заплели свои косички и отправились помогать Аой. Кайгаку поймал себя на мысли, что он хотел бы поговорить именно с ними, а не с кем-либо еще. Как-то они его меньше всего напрягали, даже наоборот — в их компании ему было спокойно. Они приручили его вкусняшками и по-детски наивной добротой. — …Да плевать мне, я тут ненадолго, — послышался обрывок чьего-то разговора неподалеку. Резкий недружелюбный голос, который Кайгаку совсем не узнавал, добавил: — Я здесь с наставником, вечером мы уходим.       Кайгаку спустился на каменистую дорожку, не особо стараясь быть тихим, и увидел двух парней под одним из раскинувших большие тени деревьев. «Ну конечно, это нарцисс,» — у Кайгаку на лице само собой появилось кислое выражение, как будто лимон лизнул. Такую моську он уже машинально состраивал, как только замечал где-то малейший признак Коурая. — «Час от часу не легче. Мне что, у него спрашивать?». Однако с Коураем был парень, которого Кайгаку прежде ни разу не видел. Да и в поместье бабочки они раньше не встречались. Этот чужак сразу привлек внимание. Он не был одет в форму охотника, такую привычную для всех местных, однако на его поясе висел меч. — О, с наставником… Я его еще не видал сегодня, надо будет поздороваться, — отозвался нарцисс и зализал волосы назад ладонью. Кайгаку закатил глаза. Выпендрежник. А потом Коурай заметил замершего в сторонке шпиона, и уже был его черед закатывать глаза. — Эй, чего ты там уши греешь? Стесняешься что ли?       «Я ему сейчас серьгу вырву. Вместе с ухом,» — Кайгаку нахмурился, параллельно с негативными мыслишками понимая, что и правда стесняется. Или это не стеснение, а просто неприязнь к Коураю? «Что это я нюни распустил? Если больше не у кого спросить, что мне делать дальше, я спрошу у нарцисса. Нашел проблему и драматизирую как девчонка». — Кого? Тебя что ли? — парень фыркнул и подошел. Босые ноги, убитые на тренировках и вусмерть закаленные, уже давно не чувствовали дискомфорта. Каменистая дорожка как будто ничем не отличалась от блестящего деревянного пола. — Может, и меня. Кто ж тебя разберет, — усмехнулся Коурай.       «Да какой же ты нарцисс,» — Кайгаку только глаза закатил, в какой раз возвращаясь к одной и той же мысли. — «И как это я забыл о том, что из этого гада ответов силком не вытянешь? Будет увиливать и строить из себя не пойми что, как обычно». Парень закономерно решил повременить со своим вопросом и с недоверием покосился на незнакомца. «Да и не при нем же спрашивать. Кто это вообще?» — с украдкой он быстро оглядел чужака. Тот подпирал спиной дерево и выглядел не особо довольным растущей компанией. Похоже, он хотел побыть один, но с Коураем такой номер не прокатит — этот из-под земли тебя достанет, если ему скучно и хочется к кому-нибудь прицепиться. В этом плане Кайгаку даже понимал раздражение человека, которого видел впервые в жизни. Так странно. Так забавно. — У тебя на лице написано, что ты только что проснулся. А ты еще обижался, что я тебя спящей красавицей называл, — Коурай просто не мог вынести даже коротенькой паузы и начал припоминать Кайгаку старые колкости. Нельзя доверять ему рулить разговором, а то он зарулит их всех в максимально неловкие темы.       Видя его улыбочку — улыбочку, с которой старшие братья издеваются над младшими — Кайгаку ядовито пробурчал: — Да? Что еще у меня на лице написано? — Что вы двое не знакомы и пялитесь друг на друга, как демон и ворон, — не растерялся нарцисс.       Чужак устало вздохнул, будто Коурай уже замучил его беседой еще до прихода Кайгаку. Где-то наверху в ветвях зашуршали птицы, и незнакомец посмотрел вверх так, будто это и то интереснее, чем разговоры с какими-то людишками. Пока Кайгаку разглядывал большой шрам на его лице, Коурай взял на себя честь представить этого грубияна: — Знакомься, это Генья Шинадзугава. — Я Кайгаку, — сразу назвался юноша, напуская на себя уверенность. Вдруг смешанные чувства наполнили его до краев так же, как ток во время грозы. Где-то он уже слышал фамилию Шинадзугава. Только где? — И какой у тебя ранг? — резко спросил Генья, не собираясь давать времени на раздумья. Он надменно наклонил голову и оглядел стоящего перед ним Кайгаку с таким видом, будто он уже умудрился чем-то ему невзлюбиться.       Парень даже задохнулся от такой наглости. Да, у него тоже характер не сахар, но он привык к тому, что ему начинают хамить уже после того, как он первым нагрубит. Еще никто не говорил с ним так спустя минуту знакомства, когда он еще не успел никого задеть. Этот гад… Да кто он такой? — Я наследник Шихана, — Кайгаку остановил на нем взгляд исподлобья и понизил голос, не замечая, как его начинает раздувать от гордости. А может, его так раздувало именно из-за того, что его гордость уязвили? — Пф-ф, куда ни глянь — одни наследники. Не верю, — вдруг цокнул языком Генья, словно только что услышал несмешной анекдот. — Не похож ты на наследника. Небось, мидзуноэ или около того?       Кайгаку шире открыл глаза. «Это что за выкрутасы? Я не тот, с кем ты можешь так разговаривать,» — в ушах загудел улей разозленных мыслей. Парень собрался ответить, но прикусил язык, чтобы не выдать что-то грубое. А это все-таки сложнее, чем сражаться с демонами. Общение с людьми… Парень вспомнил собственное решение научиться этой загадочной мудрости, чтобы больше не прятаться за болтуном Зеницу во время разговоров. Научиться быть голосом, а не одними только кулаками. Однако… Оказывается, это очень тяжело, когда разговариваешь с кем-то, кто с порога тебя не уважает.       Коурай наблюдал за ними так, будто смотрел спектакль с первых рядов. Наконец-то он перестал тянуть разговор на себе, но… Стало ли лучше после этого? Кайгаку испепелял Шинадзугаву взглядом. Он понял, что раздувает его уже отнюдь не от высокомерия, а от гнева. Концентрированного, насыщенного гнева. А еще он понял, что ни черта не понимает. — …Что? — Покажи свою печать глицинии, — Генья сложил руки на груди. Он продолжал говорить так же резко, и Кайгаку не мог ничего этому противопоставить из-за того, что грубиян произносил кучу слов, о значении которых Кайгаку и не догадывался. Это даже смешно.       «Печать глицинии? Э… Это еще что такое?» — он замер с приоткрытым ртом и сердитыми глазами, но так и не смог из себя ничего выдавить. Сложно оставаться уверенным и самодовольным, когда не чувствуешь земли под ногами. — «Мидзуноэ? Я не так понял его вопрос про ранги? Мы вообще про одно и то же говорим?» — Кайгаку вскинул брови, отчаянно пытаясь определить — это он дурак или кое-кто здесь стреляет выдуманными терминами?       Глядя на то, как его глаза становятся все больше и беспомощнее, Генья, кажется, тоже обомлел. Коурай прыснул, прервав эту чудную наполненную злостью и удивлением тишину. — Серьезно? — разрыдался от смеха нарцисс, и его серьга начала бешено раскачиваться от хохота. Кайгаку уставился на него и вспомнил о своем желании выдрать сережку из его уха. Птицы перестали щебетать над головой, напуганные шумом или заинтригованные разговорами людей. Коурай упер руки в бока и покачал головой: — Неужто и такое бывает, даже не верится! Ты совсем не подаешь надежд!       Задира глядел на него как на злейшего врага. Не то чтобы Коурай к этому не привык, но в последнее время Кайгаку часто на него так смотрел. Потому что этот придурок брал на себя слишком много. Они оба. Уничтожая взглядом то смеющегося придурка с цацками, то наглого придурка со шрамом, Кайгаку непонимающе прорычал — и это рычание было защитой: — Может, хватит загадками разговаривать? — М-да… — кое-как успокоился Коурай. В то время, как Генья даже не потрудился ответить, дылда демонстративно смахнул со светлых ресниц слезинку и выдохнул: — Неужели ты не знаешь?       Кайгаку приподнял одну бровь. Опять его держат за идиота, прямо как в ту ночь, когда этот долговязый гад следил за ними, а потом появился с внезапным фактом о том, что Кайгаку должен вспороть себе живот. «Тебе повезло, что я знаю тебя уже какое-то время…» — мрачно подумал Кайгаку, сверля нарцисса глазами. — «…Иначе я бы тебе уже по морде дал».       Коурай, к счастью или к сожалению, не умел читать мысли. Не дождавшись реакции, он выпрямился и выдал то, что звучало как общеизвестная информация из какого-нибудь учебника. И ударило осознанием в голову. Кайгаку побагровел и почти почувствовал старый-добрый подзатыльник от Шихана. — Для того, чтобы официально стать охотником и получить ранг, нужно пройти специальный отбор, — Коурай опять зализал волосы назад, но в этот раз с таким видом, будто он самолично проводит этот самый отбор и от него зависит, станет Кайгаку охотником или нет.       Кайгаку округлил глаза и не мог выговорить ни слова. «Отбор?! Так эти сволочи не прикалывались?» — он вспомнил, что слышал что-то такое от той задиристой компании, которая тоже училась у Джигоро. Но они часто несли чепуху, просто чтобы его спровоцировать! Как можно было довериться хоть одному их слову? Сам учитель ничего про отбор не упоминал. Парень рассеянно уставился себе под ноги, перебирая воспоминания. «Нет… Нет, он точно ничего мне не говорил. И Зеницу не знает…». — Да ты пока даже не мидзуното, как тебя еще не убили? — Коурай выглядел так, будто ему огромных усилий стоит сдерживать смех. Кажется, его удивление было неподдельным. От его глаз сложно было что-то утаить, но от ушей — невозможно. Он слышал растерянность и стыд в каждом выдохе этого задиры.       «Черт… Я уже давно понял, что мы слишком рано ушли от Шихана, но… Чтобы настолько рано?! Он даже упомянуть про отбор не успел!» — Кайгаку шумно выдохнул и потер глаза ладонью. Какой позор. Еще и практически публичный. У Коурая будет больше поводов его подкалывать, а у чертова Шинадзугавы, и так страдающего от дурных манер, сложится «замечательное» первое впечатление. — …Сам в шоке, — тихо проворчал Кайгаку. Этот разговор зашел в русло, которое максимально его угнетало. Скорее бы болтовня про отбор закончилась. «Вот и ответ, что мне нужно делать дальше…» — туман в мыслях вдруг начал проясняться. — «Только не так я себе представлял этот разговор…». — Понятно тогда, почему ты был таким… — Каким? — Кайгаку зыркнул на нарцисса сквозь щель между пальцами. Очевидно, этот козел собирается ляпнуть что-то оскорбительное. — …Тупеньким, — ухмыльнулся Коурай и мгновенно продолжил, потому что заметил, что Генья, наконец-то, втянулся в разговор и по-настоящему заинтересовался. И нарциссу, конечно же, надо перечислить все оплошности Кайгаку и максимально опозорить его: — Ты не знал про воронов, про устав, бежал вперед паровоза драться с луной, будто не в курсе, — дылда развел руками, всем своим видом говоря «Я ведь не виноват, что ты идиот». — Добавь к этому и то, что ты вообще понятия не имел о том, что демона нельзя оставлять в живых. — Я догадывался… — Кайгаку скрестил руки на груди, пытаясь защититься от обвинений. Тошно выслушивать лекции после одного своего промаха, а тут целый список ошибок, которому, казалось, нет конца. И если при Коурае он еще стерпел бы это все, то при незнакомце — точно нет.       «Я многого не знал, ну и что с того?» — мысли носились в голове, быстрые как молнии, постыдные как его красные щеки, гордые как задранный высоко нос. Казалось, лицо пылало так, что на нем можно рыбу жарить. «Это не помешало мне убить несколько демонов и без отбора. И Зеницу теперь все приняли, так какая разница?» — Кайгаку упрямо прятал взгляд. Он задыхался от злости и стыда, смешавшихся в легких воедино.       Коурай снисходительно качнул головой. Иногда казалось, что он понимает слишком много. Что может видеть сквозь стены. Он вспомнил, в каком состоянии он достал этого гордеца из-под завала после боя с третьей низшей. Вспомнил гулкий концерт его сердца, гордого и не умирающего. Вспомнил, как едва живой гордец умудрился даже пуститься на поиски своего озверевшего приятеля. Вспомнил, сколько крови он оставлял за собой — и при этом даже тогда делал вид, что не нуждается ни в чьей помощи. Даже сейчас на его груди, выглядывавшей из-под рубашки, видны свежие шрамы. Неужели он ничему не научился? — Наставники посылают своих учеников на отбор, когда решают, что те готовы дать демонам бой. Это важно. Никто не посылает недоучек на смерть, нам нужны истребители, а не… Объедки, — терпимо пояснил Коурай, искоса глядя на собиравшего остатки своей гордости парня.       Кайгаку взглянул на него исподлобья, напоминая ребенка, выслушивавшего выговор и не понимавшего своей вины. Нарцисс вздохнул. Ему самому не нравилось читать лекции. Этим обычно занималась Аой, однако ее сейчас здесь нет, да и Генья не собирается пускаться в разъяснения. А Кайгаку сейчас выглядит так, что лекция ему ох как нужна — до тупицы не доходит важность отбора. Недоучка пойдет дальше выслеживать демонов, пока не попадет кому-то на клыки. Он помрет, так еще и максимально напрасно. — Я тоже проходил отбор. Все это делают, потому что там-то… Все и решится. Дано тебе это или нет.       Кайгаку вздрогнул и задержал на нем взгляд. — Кста-а-ати, — но Коурай быстро переключился в свой обычный режим. Он больше не был занудой, но стал кем-то похуже — раздражающим идиотом, растягивавшим слова. — У вас с Геньей много общего, получается. Он тоже готовится к предстоящему отбору. А еще Канао… — Так это про тебя все говорили? — перебил его Шинадзугава, обратившись к Кайгаку.       Парень не успел обдумать то, о чем там умничал нарцисс. Опять это чувство. Уже не стыд, но что-то иное. В его жизни был довольно долгий период, когда он жил в этом чувстве. Когда к сидящему в одиночестве в саду наставника мальчику нельзя было подойти, не получив пинка. Кайгаку пристально поглядел на наглеца с большим шрамом на роже, ощущая липкое и противное нехорошее предчувствие — голос Геньи, резкий и грубый, совсем ему не нравился. Этот гад так подбирал слова, говорил с таким гонором, что руки сами превращались в кулаки. Уметь разговаривать важно, но может, в войне это не слишком-то и нужно… — Ну да. И что? — отозвался Кайгаку, сдерживая ядовитость собственного тона. Если разговором управлял Шинадзугава, ни к чему хорошему это их тоже не вело. Но он из последних сил пытался не допустить момента, когда переговоры превращаются в войну. — Навести столько шуму, еще даже не став охотником, — Генья уткнулся затылком в ствол дерева. Его слова бы прозвучали как одобрение или похвала, если бы он не выдал следующее: — Пару недель назад все только и болтали о какой-то шишке, что метит на место столпа грома. А оказалось, что ты еще сопля зеленая, — его острый взгляд кольнул собеседника под нужным углом прежде, чем он насмешливо прикрыл глаза.       Кайгаку как ледяной водой окатило. Он уже не складывал руки на груди. Они просто не желали оставаться в этом положении. В положении защиты. Ему вдруг стало кристально ясно, что эта ситуация ему напоминает.       «Один никак не овладеет первым стилем, а другой не умеет больше ничего, кроме первого».       Опять один, без Зеницу. Наедине с людьми, рядом с которыми ему не по себе. В и без того темных глазах сгустилось презрение. Парень почувствовал, что защищаться уже поздно. В кровь словно бы впрыснули немного яда, но этого было достаточно, чтобы он начал распространяться по всему телу. Кулаки начинали чесаться и зудить. — Зависть — плохое качество, — медленно сказал он и вызывающе шагнул к Генье. Ноги сами сделали шаг в сторону неприятностей.       «Нет,» — юноша замер и натянул невидимые поводья. Руки уже намеревались ударить. Кайгаку из прошлого так бы и поступил — просто ударил бы. Прямо по лицу, не церемонясь. Чтобы сразу стало понятно, что с ним шутки плохи. Но Кайгаку из прошлого больше не существовало. …Ведь так?        Он подобно бумерангу снова и снова возвращался к тому, что ему говорил наставник. Старик советовал научиться выбирать тех, кого подпустить к себе и сделать своими товарищами. Но сейчас парень смотрел на Генью и ощущал себя так, будто легкие переполнял жгучий перец. «И насколько мне хочется… Делать своим товарищем этого отморозка?».       Однако Шинадзугава не заставлял себя чего-то ждать. — Надо быть пустым местом, чтоб тебе завидовать, — он мигом почуял угрозу, как зверь, который настолько часто попадал в опасность, что эта чуйка уже у него в крови. Парень отстранился от дерева и расправил плечи. Так волки топорщат загривок. Так петухи взъерошивают перья. Так делают те, кто хочет казаться крупнее перед врагом.       «Если Куваджима назвал тебя одним из лучших учеников, это не значит, что все будут тебе в ноги кланяться».       Второй зверь тоже проснулся. Он тоже прошел через много бед. Они оставили на нем свой след. Они не могли не превратить его в зверя. Лицо Кайгаку исказилось от озлобленного оскала. Сверстники хорошо потрудились, чтобы сделать его изгоем в компании, они всегда говорили, что если он не умеет общаться с людьми, то людоеды станут для него лучшими друзьями. Да, с такими людоедами, как Зеницу, он даже не против водить дружбу. Но не с такими людьми, как Шинадзугава. — Тогда закрой пасть, выскочка, — предупреждающе прорычал он, не узнавая собственного голоса. — Эй, — Коурай вскинул брови, замечая, что и первый, и второй начинают переходить все границы. Он снова слышал больше, чем видел — он слышал, как изменилось дыхание Кайгаку. Так дышит готовящееся к нападению животное. — Я-то выскочка? Это не меня тут все целуют в задницу! — не менее хищно огрызнулся Генья. — Мало просто овладеть дыханием, чтобы сравняться со столпами! На носу себе это заруби, а не то я помогу.       «Из них не получится нормальных охотников, только если не сшить их вместе».        Кайгаку бы непременно распушил свой павлиний хвост, услышав малейший комплимент. Распушил бы, если б не был так взбешен. Злость ударила в голову апперкотом. Кулаки чесались и зудили, они просились в драку. Переполненный ненавистью Кайгаку глядел на стоящего напротив мальчишку и поймал себя на мысли, что он совсем не против оставить на нем новые шрамы. — О да? А у тебя-то какое дыхание? — хмыкнул он. — Пф-ф, не твое дело! — эта фраза прозвучала как удар наотмашь.       Кайгаку сощурился. Кулаки задрожали, как наэлектризованные. Все, что он откладывал в долгий ящик — а накопилось там многовато — навалилось на него непомерной тяжестью. — Вот как? Тогда ты несомненно круче меня, — ехидно отозвался тот Кайгаку, которому никогда не были нужны друзья. Тот Кайгаку, в котором помещалось столько яда, сколько не выжать из дюжины гадюк. Тот Кайгаку, которому всего было мало. — Можешь не говорить. Я все равно увижу, какой ты бесполезный, на отборе.       Шинадзугава дернулся, как от удара током. Кажется, это сильно его задело. Его неприветливые глаза сделались дикими, и он нашел, как отплатить обидчику той же монетой, как ранить его в ответ. — Зато я не вру о том, что бывший столп дыхания грома выбрал меня своим наследником!       Кайгаку парализовало от бешенства. Впервые взяв в руки клинок, худой сирота понял, насколько ему хочется больше не быть слабым. Насколько ему надоело быть тем, кого ни во что не ставят. Насколько он жаждет быть тем, кого прославляют и уважают. Ему всего было мало.       «Не заглядывайся на цубы, потому что одной хватит на вас обоих»       Он сам не заметил, как быстро его руки решили, что предпринять. Как быстро они решили, что слова завели их в тупик, что разговор закончился, что защищаться уже поздно. Что пора нападать.       Кайгаку схватил Генью за воротник и, с силой дернув его на себя, безжалостно впечатал кулак в его лицо. Его голова так неестественно качнулась, отдернулась в сторону, и Кайгаку вспомнил, как давно ему доводилось давать кому-то в морду. Вспомнил, как давно жизнь научила его бить первым. Ток пробежал по затылку, волосы поднялись дыбом.       Шинадзугава отшатнулся назад, однако не похоже, что этот удар выбил землю у него из-под ног. Из разбитой губы хлестнула кровь, но растерянность в его глазах была недолго. Он взбешенно повернулся к обидчику, его лицо покраснело от самого красноречивого и искреннего чувства — ненависти. В то же мгновение Кайгаку обнаружил себя лежащим на земле после вспышки тупой боли где-то в области… Носа? Не разобрать, где именно болит, когда не чувствуешь лица. Да и некогда разбираться, когда враг посмел навалиться на тебя и уже замахивается для второго удара.       «Урод!» — Кайгаку сжал челюсти. Все тело трясло как от холода, но ему было очень жарко. В венах бурлила ярость. Его будут уважать, даже если ради этого придется заставить их бояться. — «Думаешь, ты можешь надрать мне зад?!» — давненько его так не выводили из себя. Обычно никто из ровесников не решался с ним связываться, особенно когда видел намеки на мордобой. А этот подонок… Кем он себя возомнил?!       Руки тряслись от избытка эмоций. От желания выбить из гада все зубы. От желания придушить его. Ему всего было мало. Это был настоящий бунт. Поняв, что Шинадзугава собирается ударить его в лицо снова, парень успел закрыться руками. И следом тоже замахнулся, намереваясь сбросить Генью с себя. «Что-то ты засиделся!» — рычали мысли, из-за которых он не слышал никого и ничего вокруг.       Вдруг Генья сам слез с него, резким рывком. «Ну нет, так легко не отделаешься!» — ярость застилала глаза. Кайгаку не чувствовал собственного лица, но этот удар пришелся скорее не по нему, а по его самолюбию. Он был готов перегрызть обидчику глотку. Ему всего было мало. Кайгаку мгновенно вскочил, но ударить не успел. Его схватили за шкирку, и парень беспомощно дернулся, ощущая себя выстиранным покрывалом на веревках — будешь болтаться на ветру, пока тебя не снимут. Чужая рука, слишком наглая и достаточно сильная, не позволила ему продолжить эту заварушку. Бессильная ярость.       Когда гнев немного отступил, Кайгаку обнаружил куда больше деталей, чем видел поначалу сквозь злость. Рука с выкрашенными в желтый ногтями держала за воротник и Шинадзугаву, который, в свою очередь, тоже не выглядел так, будто готов закончить драку прямо сейчас. Его трясло от бешенства, его кулаки все еще норовили дотянуться до Кайгаку, и на одном из них была кровь. Генья, не отводя разъяренных глаз от Кайгаку, сплюнул красную слюну вместе с выбитым зубом. Кайгаку нашел силы побесить его даже после драки и усмехнулся ему прямо в рожу. Этот жест без слов говорил: «Если я бью первым, ты уходишь без зубов». Но улыбка быстро сошла на нет, когда из-за нее лицо заболело еще сильнее. Кайгаку внезапно ощутил, как с его собственного подбородка капает кровь.       Коурай крепко держал их обоих на достаточном расстоянии друг от друга, как двух котят, которые слишком заигрались. — Поня-я-ятненько, с отбора вас живыми не ждать… — потянул он устало, но даже так несколько насмешливо. Во всяком случае, Кайгаку так показалось. — Да пошел ты! — рявкнул задира и, дернувшись, освободился. Может быть, месяц усердных тренировок сказался, а может, Коурай сам решил отпустить его.       Кайгаку отшатнулся назад и напоследок зыркнул на Генью. «Я стану столпом!» — от гневных мыслей все еще было нечем дышать. Перец в легких. Ему всего было мало. — «Посмотрим, как ты запоешь тогда!» — парень сощурился. Но так ничего и не сказал. Решил не говорить. Под настороженным взглядом Коурая, готового опять помешать драке, Кайгаку резко развернулся и ушел. Камешки дрожали под босыми ногами, он шел быстро. «Сволочь!» — он поднялся на крыльцо дома бабочки и распахнул дверь. В висках стучала кровь вместе с ненавистью. Слишком многое эта ситуация подняла со дна памяти. Слишком сильно напомнила о том, что он силился забыть.       «Придурок!» — Кайгаку захлопнул за собой дверь и двинулся дальше. Он не знал, куда идет, но ноги сами несли его к комнате Зеницу. Он продолжал видеть перед собой лицо Шинадзугавы и вспомнил лица хулиганов, учившихся с ним у Джигоро. И еще несколько других лиц, о которых предпочел бы на всю жизнь забыть. Кайгаку мотнул головой, оглушенный собственными мыслями так, будто попал в эпицентр взрыва. Он совсем не заметил девочку в розовом, что открыла одну из дверей и собралась выйти в коридор, а он прошел мимо так, словно она была невидимкой.       Кайгаку не обратил внимания на то, как перешел на бег. Когда густые капли упали с его лица, он понял, насколько сильный удар он пропустил — всего один удар, а лицо онемело и кровоточит. «Урод!» — яд бурлил в жилах. В висках стучала кровь вместе с чистой искренней ненавистью. Двери и окна коридоров проносились мимо него со скоростью десятков горьких воспоминаний. Как вдруг все остановилось.       Заскочив за угол, юноша врезался в кого-то, кто даже не пошатнулся от столкновения с такой мелкой сошкой. От неожиданности Кайгаку плюхнулся на пол, и это его немного отрезвило. Может быть, это было единственное, что могло остановить его сейчас. Из-за наплыва эмоций, в которых он захлебывался, он не услышал двух человек и почти сшиб их. Они шли по коридору и разговаривали, не особо стараясь быть тихими, но он все равно их не заметил. «Плохо… Плохо, нельзя так злиться. Нельзя,» — отчитывал себя Кайгаку, уже собираясь с силами, чтоб извиниться, но когда он поднял глаза, язык прилип к гортани.       Над ним склонились два обеспокоенных лица. Одно принадлежало госпоже Кочо, а второе призраку. Нет, это не могло быть реальностью! Слепые глаза глядели так, будто не были слепыми. Будто действительно видели его, будто узнавали, будто все помнили. У Кайгаку ком встал поперек горла. «Я… Я думал, вы мертвы!» — внутри что-то изменилось. Треснуло по швам.       Перед ним высилась широкоплечая фигура Гёмея Химеджимы. Его огромные руки сложились как при молитве, звякнули четки. Звякнуло и задрожало и что-то в душе задиры. — Кайгаку, у тебя кровь из носа, — позади привычной для Шинобу улыбки слышалось волнение. — Что случилось?       «Я… Я думал… Нет, это и правда он!» — Кайгаку медленно привстал. Дышать стало нечем, но уже отнюдь не из-за злости. Парень раскрыл рот, хватая им воздух и не находя сил что-то сказать. Теперь он точно попал в эпицентр взрыва. «Он жив! И он прямо здесь! Я… Он…» — руки, пытавшиеся приподнять непослушное тело, била дрожь. — Кайгаку? — голос призрака был низким и загробным, совсем не таким, каким Кайгаку его помнил. Этот человек стал таким, каким Кайгаку никогда бы не подумал его увидеть. Это просто не мог быть его дух.       «Он узнал меня?!» — парень смертельно побледнел. Кровь, текущая ручьем из носа, попала в рот. «Он… Он…» — давясь от металлического привкуса воспоминаний, Кайгаку зажмурился. Их лица. Они вновь окружили его. И те забияки, что травили его у Шихана. И грубиян Генья. — Нужно остановить кровотечение, — столп насекомого присела возле него, в ее руках появился белый платок. — Я ждала тебя сегодня на медосмотр, мне казалось, Канао сказала тебе об этом...       «Он… Они…» — Кайгаку сдавленно вдохнул. Их лица. Их осуждающие лица. Их возмущенные голоса. Их мертвые лица. Их холодные руки. Опустевший храм. Мертвый храм. Он думал, что все, кого он там оставил, мертвы. Он не мог дышать.       Шинобу не успела даже дотронуться до юноши. Он резко выдохнул и вскочил. Не поднимая глаз на ожившего мертвеца, он развернулся и помчался прочь, в противоположную сторону. — Кайгаку! — встревоженно крикнула ему вслед госпожа Кочо, но Кайгаку не отреагировал.       Он бежал, не оборачиваясь, не глядя ни себе под ноги, ни по сторонам. Он задыхался. Двери и окна коридоров проносились мимо него со скоростью десятков окровавленных воспоминаний. В его жизни уже был период, когда он испытывал это чувство. Когда к сидящему в ночной тишине мальчику подкралась смертельная опасность. Когда бежать можно, но недолго. Когда можно умолять без шанса на пощаду. Когда страх смешивается со злопамятным гневом. Когда и совершаются страшные ошибки.       «Сволочь!» — Кайгаку бежал и размазывал кровь по лицу. Он сам не понял, как оказался в саду. Пока никто задиристый, никто сочувствующий и никто безразличный — просто никто — не попался по дороге, он очертя голову бросился куда глаза глядели. Давно он не был так напуган. Давно он не был так зол. Встреча с этим живым призраком подобна ножу, резавшему по контурам старых шрамов. Опустевший храм. Мертвый храм.       Сначала Кайгаку собрался убраться куда подальше от поместья бабочки, но ватные ноги и слабые мысли вынудили его остаться. И забиться в угол. Их мертвые глаза. Его слепые глаза. «Придурок!» — гудело в ушах загробным голосом. Кайгаку потерялся в саду у дома и схоронился в густых зарослях. Как дикарь, прячущийся от чужих глаз. Как преступник, скрывавшийся от погони. Страшные ошибки совершают все. Но не все находят в себе силы с этим справиться.       Не в этом кроется мощь грозы, не в этом суть дыхания грома. Он так и остался слабым, тем, кого не будут прославлять и уважать.       Юноша опустился на землю позади того дерева, за которым частенько спал после тренировок, и закрыл лицо руками. Вот что бывает, когда тебе всего мало. Недавно он затеял драку на ровном месте. Просто потому, что не умеет разговаривать с людьми. Просто потому, что слишком гордый и вспыльчивый. Просто потому, что его злопамятность включается быстрее, чем здравый смысл. Так и совершаются страшные ошибки.       «Урод!» — парень впился ногтями в собственное лицо. В висках стучала кровь вместе с чистой искренней ненавистью. К самому себе.