Я думал, что ненавижу тебя

      Мгла была густой. Казалось, протяни руку и сможешь коснуться ее. Единственным светом, нарушавшим черную магию ночи, пылали зеленые огни глаз, испепелявшие, разрывавшие, пронзавшие Кайгаку насквозь. Зеленые глаза были неподвижны, они больше не наблюдали за тем, как ветер разносит по полю и уносит за собой все дальше прах. Пепел, что мгновения назад был демоном. Нет, единственным союзником. Нет, другом.       Кайгаку направил меч на оцепеневшего под грузом скорби демона и гадал, в какой момент последует нападение. Оно точно последует. Будь у Кайгаку кто-то, за кого он был бы готов рвать и метать, он ни за что бы не дал ему погибнуть. А если бы это все-таки случилось, его ярости бы не было предела. Кайгаку понимал, что чувствует противник, и именно поэтому не решался подступиться к нему первым. Он замер, стараясь не упустить его из виду из-за непроглядной темноты. Она словно сковывала все движения, переплеталась вокруг рук и ног, заставляя сомневаться в том, насколько талантливо ты умеешь обращаться с клинком.       Преисполненный ненависти и концентрированного безумия взор медленно переместился в сторону Зеницу. В зеленых глазах не осталось слез. Силуэт врага била крупная дрожь от чувств, которые тело не могло удержать. Пылавшие во мгле глаза сузились до состояния щелочек.       Шаг. Второй. Кайгаку четко услышал два шага, и последний противник уже оказался перед стоявшим истуканом Зеницу. Нахмурившись, истребитель в черном хаори возник перед врагом неизбежным препятствием. Свист лезвия и рубящий удар. Торопливые шаги, которым уже не было счета. Кровь стучала в висках, Кайгаку сосредоточил все свое внимание на вертком силуэте врага, что проворно ускальзывал от острого клинка раз за разом. Глубокий рубец оставил след на его плече, однако любая его рана стремительно зарастала, словно скорость восстановления только повысилась, стоило монстру сойти с ума от ярости.       Крепкие ладони вцепились в руки охотника, и Кайгаку, увидев в смертельно опасной близости остервенело горящие глаза, почувствовал свою огромную ошибку. Один единственный пропущенный удар, и боль парализовала его до самых кончиков пальцев. Атака была настолько сильной, что заставила отлететь, юноша четко ощутил, что удар пришелся в солнечное сплетение, и даже попытка закрыться руками почти не смягчила его. Ноги оторвались от земли, и в следующее мгновение он болезненно встретился с землей. Кайгаку прочертил собой траншею и остался лежать ничком, не в силах выровнять дыхание и чувствуя вкус земли. Органы внутри сходили с ума, желудок выворачивался наизнанку, и охотник был уверен, что его непременно вырвало бы, если б он нормально ел за последнюю пару дней.       Сдержав болезненные спазмы, Кайгаку приподнялся и автоматически скорчился. Место, принявшее на себя мощный удар, цело, что даже как-то странно, ведь зная силу демонов, рогатому ничего не стоило сломать охотнику руки и пробить живот насквозь. Это было бы концом. Почему-то последний противник пощадил его, просто выбросил из сражения — как ребенка, мешавшегося под ногами. Во рту появилась мерзкая горечь, вразумительно втолковывавшая, что таких промахов допускать больше нельзя, и парень сплюнул в грязь. Истребитель крепче стиснул рукоять клинка и стал свидетелем двух сцепившихся в драке демонов. Своего и чужого.       Сражение казалось по-настоящему звериным, ничуть не напоминая тот бой, который вел с монстрами Кайгаку. Ни у Зеницу, ни у его врага не было катаны, поэтому когтистые лапы рвали и метали. Они оставляли глубокие царапины и порезы на нечеловеческой коже, бросаясь оторванными клоками одежды, а скачущие с места на место ноги поднимали пыль. У рогатого монстра заметно прибавилось сил, он будто бы увеличился в размерах. Весь покрытый узором из напрягшихся вен, он озлобленно рычал, но демон в желтом не издавал ни звука. Зеницу вел себя совершенно иначе, дрался с несвойственным ему хладнокровием и по-прежнему не открывал глаз, точно враг этого недостоин и настолько слаб, что все его выпады различимы даже вслепую. Движения Зеницу были отточенными и твердыми, ничего лишнего. Кайгаку даже задумался о том, кто и когда успел подменить его товарища.       «Почему он напал на плаксу, а не на меня?» — задавался вопросом истребитель, сомневаясь в том, что слово «плакса» сейчас вписывалось в происходящее, и переживая за напарника так, словно это Зеницу был человеком, а не он сам. Не медля, Кайгаку ринулся в пыл сражения, проигнорировав боль и надорванный клок хаори, болтавшийся на ветру. Рогатый далеко его забросил, и парень без шуток завидовал демонической скорости своего товарища. Клинок не отражал света, потому что луна все еще пряталась за кустарниками облаков подобно трусливому зверьку, но лезвие выглядело целым и не повредилось во время падения.       Кайгаку был в двух шагах от бьющихся чудовищ, как вдруг Зеницу со сверхчеловеческой быстротой ускользнул от чужой атаки. Время вокруг замедлилось. Шорох порванной одежды, биение сердца, которое когда-то было человеческим, сосредоточенный выдох, замах. Набрав бешеную скорость и убедившись, что враг не способен ничего этому противопоставить, Зеницу нанес ответный удар ногой прямиком в туловище рогатого.       Для Кайгаку это произошло за ничтожную долю секунды, и он резко остановился под впечатлением не то от скорости, не то от силы, не то от вида чудовищной раны. Людоед растерянно замер с огромной дырой в груди и животе, обнажившей рваное месиво внутри. Немыслимая сила удара выбила из монстра часть органов, и они вылетели наружу, мерзко шмякнувшись в грязь и залив землю темными брызгами. Такая рана, но рогатый твердо стоял на ногах, в какой раз поражая охотника тем, насколько демоны живучие твари.       Монстр болезненно и одновременно раздосадованно сморщил лицо, его брови сошлись на покрывшейся складками переносице. Облако пыли еще не до конца развеял ветер, и оно заключало всех троих в свои объятия. Несмотря на ужасное ранение, все еще не затянувшееся, рогатый продолжал нападать. Стоило замешкаться лишь на миг, как Кайгаку стал свидетелем тому, как демон схватил Зеницу за воротник и впечатался лбом ему в голову, подобно разъяренному быку. Непредсказуемость как верный признак того, насколько монстру нечего терять. Кайгаку осознал, что враг хочет не просто победить, а отомстить. Навредить и заставить страдать так же, как страдает он сам.       Зеницу выстоял против удара, способного ломать черепа, и это был момент, в который Кайгаку даже мог назвать обращение напарника в бессмертное чудовище чем-то положительным - будь Зеницу простым человеком, это бы мгновенно убило его. Взметнулся рукав желтого хаори, когтистая рука пресекла кулак отчаявшегося противника. Они могли вплоть до рассвета калечить друг друга, но никак не убить. Лишь клинок охотника способен решить этот вопрос раньше, чем солнце прикончит их обоих.       Бросившись на подмогу напарнику, Кайгаку внезапно заметил два лица, опасливо и шокировано выглядывавших из-за угла одного из домов. Разумеется, вся эта шумиха разбудила местных, и тем ничего не оставалось, как наблюдать за боем в надежде на то, что победу одержат истребители. Свидетели мотивировали Кайгаку выполнить свою работу на сто процентов, чтобы люди почувствовали себя в безопасности, чтобы разглядели в нем того, кем он всегда хотел стать.       Клинок со свистом приблизился к бледной шее рогатого, мерзко вздувшейся от перенапряженных вен. Кайгаку подгонял себя как мог, идеально прицелился, все было просчитано вплоть до секунды. Однако враг вновь поразил его своими везением, рвением выжить и демоническими сверхсилами. Лезвие с хлестким звуком полоснуло по желтому хаори, несколько ниток вспорхнули в воздух, и истребитель мгновенно прервал нападение, затормозив и отступив на шаг назад. «Черт, чуть не попал по плаксе!» — стиснув зубы, Кайгаку пытался понять, в какой момент его маневр умудрились переиграть. Рогатый монстр не просто увернулся от лезвия — он спрятался за Зеницу как за щит!       Когтистые лапы заломили руку напарника ему за спину и грубо стиснули светлые волосы. Зеницу даже сейчас не открыл глаз, замерев в капкане чужих когтей с непринужденным, но одновременно и беспомощным видом. На его лице остались темные синяки от недавнего удара лоб в лоб. Кайгаку ощущал себя не менее беспомощным. Пускай он и понимал, что без меча урод не способен убить Зеницу, но что-то все равно не давало ему покоя. Более того, теперь до рогатого не добраться — иначе придется пожертвовать своим же напарником. Кайгаку бешено дышал, чувствуя, как в нем бурлит вместе с кровью ярость и досада. Демон оцепенело и решительно светил зелеными огнями глаз из-за плеча Зеницу. — Что же случилось? — сипло произнес монстр, совсем не моргая. — Расхотел убивать меня?       Кайгаку не отвечал, хватая воздух ртом и судорожно ища в голове решение. Должно же быть что-то. «Я могу использовать дыхание грома, постараться не зацепить плаксу,» — шестеренки быстро-быстро вертелись в голове, взгляд бегал по телам двух демонов в поиске уязвимостей. Он никогда бы не подумал, что на тренировках Шихана нужно как следует отработать приемы на такой случай. Он никогда бы не подумал, что будет сражаться с кем-то бок о бок. — «Я вымотан, но и удар нужен не в полную силу, а значит, я могу найти на это силы…». — Если хочешь убить меня, делай это сейчас. Вместе с ним, — рогатый дернул заложника за волосы. Он не сводил с охотника глаз, отвлекая от раздумий и не давая сосредоточиться. — Прекрати прятаться за ним и сразись со мной! — обозленно прорычал Кайгаку, ища слова такие же острые, как меч. Если монстр разозлится и бросит Зеницу хотя бы на миг, от лезвия катаны ему уже никуда не сбежать. — Вы с другом нападали на меня одного, но теперь все наоборот, а ты прячешься! Позорище! — что ни говори, раззадоривать он умел. — Рога как у быка, а хвост заячий! Трус!       «Я могу ударить, но он увернется и закроется плаксой, чтобы я сам же и прикончил его…» — мысли разбегались в стороны как непослушное стадо овец, и истребитель не мог придумать ничего другого. Сердце все еще гулко колотилось в груди в ненормальном темпе. — Мы с другом… — повторил медленно и опустошенно демон, и провокация прошла мимо него. Казалось, он не услышал всего, что прозвучало после этих слов. Монстр моргнул, и его глаза потухли, наполнились мглой, клубившейся в темном как чернила омуте. Он глядел на Кайгаку многообещающе, жутко, гипнотизирующе. Взглядом, означавшим все и в то же время не выражавшим абсолютно ничего: — Его кровь… Все еще на твоем лице…       Отметая в сторону все сомнения касательно того, насколько грязно он сейчас будет играть, Кайгаку на миг помедлил. «Они убили семерых. Издевались еще над живыми, рвали на части и пожирали. Я могу быть последним подонком — и все равно никогда не опущусь до их уровня». — Твой друг был первым демоном, которого я прикончил. Его кровь так приятно чувствовать на моем лице… И на моем клинке, — оскалился в ухмылке Кайгаку, прекратив моргать, чтобы не упустить то мгновение, которое даст ему шанс на атаку. — Как он там сказал, пока ты валялся со вспоротым брюхом? «Мы с другом съели семерых на этой неделе, и ты никак это не исправишь», — вспомнил слова мертвого демона парень, откровенно давя на больное и наблюдая за трескавшемся от ярости лицом врага. — Не исправлю. Но мы убили твоего зеленого дружка, и ты никак это не исправишь.       Кайгаку все еще стоял в положении, готовом к любому нападению, и ожидал реакции рогатого на свои слова. «Ну же… Отцепись уже от плаксы, и я отправлю тебя на тот свет!» — истребитель и сам начинал терять терпение, играя роль мерзавца. Очевидно, они оба были в положении, невыгодном для первого нападения. Противник неожиданно расслабил лицо, опять вернувшись к тому безэмоциональному выражению, которое ничего не обещало. Лишь в темноте глаз блестела дьявольщинка, не предвещавшая ничего хорошего. Эта переливавшаяся во взгляде мгла говорила без слов — «Кто из нас быстрее сойдет с ума от гнева?». — Говоришь так же, как говорили все они. Унижаете его что при жизни, что после смерти… — хрипло посмеялся рогатый без намека улыбку, без намека хоть на что-то, над чем стоило бы смеяться. — Болтай что хочешь, но этой ночью ты в последний раз видишь своего дружка. Попрощайся, пока есть время. Я дождусь рассвета, и он составит мне компанию, — пустые глаза вызывающе пялились на охотника.       «А ты хорош,» — разочарованно повел бровями Кайгаку, почуяв, что встретился с парнем, слишком похожим на себя самого. Рогатый видел его насквозь и понимал мотивы каждого брошенного истребителем слова. При этом он был полностью готов к смерти, но прочно решил унести с собой и жизнь Зеницу. Не снимая с лица маски надменности и не показывая досады, Кайгаку вновь принялся изучать двух демонов, стоящих в двух метрах от него.       Он зыркнул на Зеницу, ощущая нараставшее раздражение, постепенно закипавшее в груди. Юноша стоял столбом и не оказывал никакого сопротивления. «Уснул что ли? Ты недавно кишки из него выбил, а теперь просто стоишь?!» — сдвинул густые брови истребитель, не понимая, что происходит с Зеницу. Напарник выглядел так, словно он без сознания, но он явно стоял на своих двоих. — Весь бой я задавался вопросом, — прервал наполненную напряжением тишину монстр, уткнувшись подбородком в плечо заложника. — Ты же охотник на демонов. Выследил двух чудовищ и не отцепишься до тех пор, пока не избавишься от них. И будешь выслеживать других, пока не найдется кто-нибудь, кто вырвет тебе сердце…       Кайгаку внимательно его слушал, с упованием ожидая случая, когда рогатый заговорится и потеряет бдительность. Но тот, как назло, говорил и не расслаблялся. Жители деревни все еще наблюдали за ними, выглядывая из окон и из-за углов зданий, но они стояли слишком далеко, чтобы слышать разговоры. — …При этом тебе плевать на то, что на твоей стороне такое же чудовище, как я, — презрительно нахмурился рогатый демон. — Но он, конечно же, исключение для тебя, — в его голосе звучала горечь. — Как лицемерно. Ты убьешь любого, отберешь последнее, а как дело доходит до себя любимого, так к черту все правила, да? Он же так тебе дорог.       «Он прав. Он прав. Он прав,» — загудели в голове мысли, смешавшиеся с оправданиями. Как можно выставлять правильными свои действия, когда они разнятся с ремеслом истребителя? Как можно развеять возникшие перед носом противоречия, когда они буквально впиваются в глаза? Как можно доказывать сердцу, что ты идешь на такой риск лишь ради чистой репутации наставника, а не ради того, кто так дорог? Можно сбежать от кого-угодно, но от себя самого еще никто не убегал. — Он не такой, как вы, — процедил сквозь зубы Кайгаку, не веря, что признал такое. От притворного злорадства и язвительности не осталось и следа. — Он не убил ни одного человека. — Вот как, — с напускным пониманием кивнул враг, опустив взгляд куда-то вниз. — Теперь понятно, почему он не может восстановиться.       Внутри что-то треснуло, надломилось. Дыхание прервалось, точно кто-то резко сдавил шею. Сердце стучало в ушах, а завывание ветра доносилось до слуха как из-под воды. Кайгаку лихорадочно бегал глазами по напарнику, пытаясь оценить, насколько все плохо, и виня себя за то, что тянул так долго и вдобавок злился на него за бездействие. Охотник остановил взгляд на второй руке Зеницу, которую рогатый не заломил ему за спину. Надорванный рукав хаори, чья ткань пропиталась темной кровью, подозрительно пусто шевелился на ветру, словно… Словно конечности в нем просто не было!       «Черт, как это я раньше не заметил! Вот почему он не бьет этой рукой!» — Кайгаку ощутил себя тупицей, упустившим такую важную деталь. В то же время он серьезно обеспокоился тем вопросом, сможет ли Зеницу восстановиться от одной лишь выпитой крови — ранение серьезнее некуда. Однако для того, чтобы думать об этом, сначала нужно вырвать его из лап этого урода, а здесь проблема по-прежнему никуда не исчезла. — Дружба дружбой. Но мы были демонами, — никаким голосом произнес рогатый, уже говоря и о себе в прошедшем времени. — А ты охотник. Плохой охотник, раз оставляешь чудовище в живых, кем бы оно ни было, — в черных глазах блестела обида, соединившаяся со скорбью в нечто, на что нельзя смотреть без боли. — Так делай свое дело.       Кайгаку плотно сжал губы.

— Если будешь так чистить

клинок, сломаешь его, —

на залитом солнцем крыльце

сидели два ученика,

очищая и затачивая оружие,

и один участливо придвинулся

к другому. — Не учи меня! —

неприветливо отодвинулся второй. Кайгаку только учился,

и неудачи в уходе за катаной

его раздражали. Но куда больше

бесило и смущало то, что у Зеницу

это получалось лучше.

— Не выделывайся, раз научился

делать хоть что-то

быстрее меня. — Я просто хотел помочь, —

пожал плечами тот. Он выглядел так, будто его

не задели эти слова. — Не надо, —

хмыкнул в ответ парень.

— Не думай, что ты лучше, чем я.

Если мы устроим поединок, ты сбежишь еще до его начала. — Поединок? Но я думал,

мы будем сражаться вместе. Как напарники.

      Воля дает искру. Искра дает молнию. Молния будит гром.       Дыхание грома. Четвертый стиль. Далекий гром.       Яркая вспышка залила белым светом все уголки поля и заставила напуганных жителей деревни зажмуриться и закрыться руками. Ноги, стоявшие на земле, оставили в ней глубокий отпечаток. Движение рук, за которым не способны уследить глаза. Танец молний, бешено переливавшихся в ночном воздухе, взрыв колючих искр, брызнувших в стороны подобно фейерверку. Блеск лезвия, трещавшего от переполнявшего его электричества. И темнота, послужившая буйной грозе завершением.       Руки Кайгаку замерли, ощущая, как перестает покалывать в пальцах, как голос грома вновь становится тише, как он прячется в гулко отбивающем свой ритм сердце. Юноша шумно выдохнул, не решаясь открыть глаз. Потому что он слышал звук, с каким мертвое тело ударяется о землю, и боялся увидеть, чье это тело. Он опустил лезвие, алое от крови. Но нельзя вечно держать глаза закрытыми.       Взгляд быстро прояснился после ослепляющей пляски молний, и темнота снова не могла ничего скрыть. Сердце замерло, и Кайгаку больше всего на свете не хотел увидеть то же самое, что недавно видел рогатый демон. Умирающего напарника. Однако из угольной мглы ночи на него больше не смотрели черные глаза, погасшие и опустошенные. Зеницу стоял на прежнем месте с тем же спокойным выражением на лице и сомкнутыми веками. Один. Возле него лежал последний противник, приговоренный, наконец-то, к смерти. Ветер уносил рассыпавшиеся в пепел когтистые пальцы, затем руки и ноги, исполосованные узором вен…       Меч скользнул в ножны, спрятав спасшее жизнь лезвие. Кайгаку показалось, что он сейчас сознание потеряет от облегчения, настолько его переставали держать ноги. Собирая остатки сил, он устало вздохнул и подошел к напарнику. «Я справился… Черт побери, я справился,» — голова уже не хотела ни о чем думать. Кайгаку медленно взглянул на поверженного противника и поймал на себе его взгляд. Взгляд рогатой головы, отделенной от тела. Бледное лицо уже частично обратилось в прах, и монстр молча глядел на потрепанных после боя охотника и демона, стоявших рядом и работавших вместе. Он не говорил последних слов. Кожа покрывалась трещинками и крошилась с каждой секундой. В такие моменты в глазах любого умирающего мечется страх, однако сейчас, пока взор постепенно тускнеет, в нем не было ничего кроме слез.       Ветер радостно подхватил пепел, забирая и унося все больше и больше. Кайгаку смотрел демону в глаза и не понимал, почему чувствует себя гадко. Со вторым врагом теперь тоже покончено, и людям этой деревни больше не грозит опасность — он выполнил свой долг, какой бы ценой он ни дался. Убийцы наказаны, а значит, он хороший охотник. Ведь так?.. Охотник, путешествующий с демоном, вообще может считаться хорошим?       Парень посмотрел на Зеницу. «Ты убьешь любого, отберешь последнее, а как дело доходит до себя любимого, так к черту все правила, да?». Да. Отрицать то, что Кайгаку не позволил бы товарищу умереть, бессмысленно. Прошло всего два дня, и этого недостаточно, чтобы смягчить свое отношение к Зеницу-демону. Но он знал Зеницу-человека, знал его уже так давно, но хватит ли этого? Не пожалеет ли он еще, что доверился демону, поселившемуся внутри кого-то, кого он так давно знал? Но сегодня… Сегодня Зеницу сдержал себя при виде того, из-за чего все демоны сходят с ума, он сражался на его стороне, не навредил ему, а, можно даже сказать, спас ему жизнь.       «Он же так тебе дорог». Неужели? Кайгаку потер растерянные глаза. Да, видимо, дорог. Раз из-за него он ушел от наставника. Раз из-за него полез в драку против двух. Раз из-за него он убил всех демонов и сделал вид, что не видит демона за лицом напарника. Все эти воспоминания, всплывавшие в голове в последнее время, напоминали о той жизни, которой они жили раньше, и не давали опустить рук. Может, Кайгаку никогда не признается в этом вслух, но плакса и вправду ему дорог.       Дорог так же, как были дороги друг другу те, кто сегодня вступил с ними в бой. Эти двое держались друг за друга так сильно, вместе обратились в монстров, убивали вместе и стояли бок о бок до самого конца. Может быть, поэтому никак не получалось избавиться от неприятного чувства, давящего на грудь.       Взгляд поверженного врага потускнел и стал стеклянным, слезы замерли, утяжеляя черные ресницы. Страх и боль исчезли без следа, оставив после себя лишь пустоту и горечь утраты. Последний раз задержав на истребителе взгляд, демон плотно сомкнул веки, позволяя последнему, что напоминало о его присутствии в этом мире, пеплом разлететься во все концы поля.       Положив дрожащую ладонь на рукоять катаны, Кайгаку шумно выдохнул, будто с исчезновением следящих за ним чужих глаз пропало и беспокойство. Все тело ныло и болело, особенно в области солнечного сплетения, оставалось надеяться, что ребра целы, но вдыхать полной грудью было неприятно. Безумно хотелось отдохнуть, хоть сейчас упасть на землю и спать прямо в поле. Юный охотник был полностью измотан — недавнее использование дыхания грома вытянуло из него последние силы, и ноги сделались ватными, будто не своими.       Когтистые руки обняли его, и до Кайгаку не сразу дошло, что происходит, когда его щеку начали щекотать светлые спутанные волосы. Зеницу просто подошел и прижал его к себе, но объятие было весьма неполноценным — истребитель почувствовал, что одна рука демона отсутствует примерно по локоть, хотя он и пытается обнимать его обеими.       Тем не менее, Кайгаку передернуло от самого факта — его крепко обняли, а он так легко это допустил, словно пару дней назад не шарахался от любого телодвижения демона в свою сторону. Плакса взял и обнял его так, будто… Кайгаку резко вспыхнул, покраснев до кончиков ушей. Лицо запылало как раскаленный метал, казалось, приложи к нему что-то холодное, и в воздух поднимется облако пара. — Э?! — он отшатнулся от напарника, едва не упав на задрожавших ногах. — Ты чего это делаешь? — выдал он, отстранив Зеницу ладонью.       Однако вопреки всему возмущению и смущению, накрывшим Кайгаку с головой, демон молча стоял на месте и не открывал глаз. Он совершенно не отреагировал ни на слова, ни на ладонь истребителя. Узор ссадин красовался на его щеках, а два темных синяка — на лбу. Вся одежда была грязной и окровавленной, местами надорванной, напоминая о той звериной бойне, которую они устроили с рогатым демоном. «Он продолжает так себя вести,» — пронеслось в голове охотника, и он все еще ни черта не понимал. Зеницу был по-прежнему не похож на себя, да еще и игнорировал собеседника, чего обычно не делал. Игнорировал, словно… Не слышал? Не до конца понимал, что делает, но какую-то часть слов все-таки улавливал. Вглядевшись в лицо парня, Кайгаку наконец-то отыскал долгожданный ответ на вопрос, мучивший его весь бой с монстрами. — Ты что… Спишь что ли? — Кайгаку ткнул пальцем демону между бровей, но тот не наградил его даже намеком на реакцию.       Этот вариант становился все вероятнее и в то же время бессмысленнее. Очевидно, Зеницу превратился в машину для убийств сразу после того, как выключился. А выключился он, как только враги отправили его в крепкий нокаут. Но если он еще не пришел в себя, как он мог сражаться — да еще и куда способнее, чем в бодрствующем состоянии? И почему не очнулся, когда ему оторвало руку? Это вообще-то сложно не заметить, так какого черта?       Невозможно. — Эй, плакса… — слабо похлопал демона по щеке Кайгаку в слабой надежде разбудить его. Результата это не принесло, и Зеницу как стоял подобно истукану, так и остался стоять.       Кайгаку задавался вопросом, сможет ли он вообще разбудить товарища, думал о том, как демоническая сторона Зеницу рушит все планы, которые итак намечаются приблизительно. Как им работать дальше, если демон постоянно будет так выключаться? Еще и это ранение… Кайгаку должен был предвидеть, что в бою с напарником могло бы случиться и что-нибудь похуже, но сейчас он совершенно не знал, что делать. Зеницу нельзя кормить плотью, иначе он будет ничем не лучше парочки людоедов, которых они только что убили. Кайгаку стиснул зубы и безрадостно выдохнул, понимая, что все, что он может сделать для товарища — это дать ему немного крови. Отрастет ли его конечность обратно от такого ничтожного лекарства?       Зеницу вдруг повернул голову в сторону, все так же не размыкая век. Наконец, он сделал хоть что-то новое, и Кайгаку поглядел в направлении, куда указывал носом спящий демон. Со стороны деревни с пригорка спускались две фигуры и шли прямо к ним.       Ветер шелестел полами потрепанных хаори и шевелил мокрые от пота волосы. Но был слишком слаб, чтобы сдвинуть с земли два порванных запятнанных алым кимоно. Последнее, что напоминало о существовании двух мальчишек, свернувших с правильной дороги.       Вокруг было темно. Так темно и холодно, словно темнота и холод в душе заразили собой и мир вокруг и сделали его… Никаким. Может быть, так оно и было. Ведь он умер. Потерял второй шанс в виде нечеловеческого существования на земле и умер насовсем. Это был конец. Наверное, так и должна выглядеть смерть.       Парень огляделся, но не увидел совершенно ничего дальше своего носа. Под ногами клубилась густая темнота, похожая на чернила кальмара, и он стоял прямо на ней. Это напоминало дурной сон. Неуверенный шаг, второй. Руки не нащупали ничего поблизости, и он бессильно вздохнул. Кошмарный сон, запиравший на замок неизвестно где в полном одиночестве. — Эй, а где это твои рога? — вдруг послышался за спиной знакомый голос, заставивший все внутри вздрогнуть и замереть. Близкий голос родственной души.       Парень обернулся в надежде, и это мрачное место озарило слабое призрачное свечение. Совсем слабое, но понемногу разгонявшее царившую мглу. Он не знал, кого благодарить за то, что происходит, но на миг ему показалось, что сердце в груди начало биться. Как прежде. Перед ним стоял бледный мальчишка, чья кожа больше не была нездорово зеленой. На его плечах лежали черные волосы, вечно лохматые и взъерошенные, сколько он его помнил. — Рад тебя видеть, — негромко сказал он, потупив взгляд. — Я надеялся, что ты не придешь так скоро…       Он не успел договорить, как неожиданно оказался в объятиях, согревавших эту пустоту и делавших ее светлее. Неизбежные объятия, крепкие, словно подгоняемые страхом потерять родного человека снова. Душа затрепетала, и все слова куда-то запропастились. Не медля, он обнял друга в ответ, уткнувшись лицом в его плечо. Запах этого кимоно ни с чем не перепутать. Незнакомое место уже пугает не так сильно, когда ты в нем не один. — Как ты себя чувствуешь? — спросил парень, отстранившись от товарища, попавшего сюда раньше него, но все еще держа его за руки.       Вид бледно-розовой кожи пробудил в нем напоминание о той болезни, которая укорачивала жизнь друга с каждым днем. Он боролся и с ней, и с пренебрежением соседей, пока не пришел тот загадочный человек с красными глазами и не пообещал им бессмертие. Но сейчас они больше не демоны, а значит… Болезнь вернулась? — Хорошо, — но мальчишка бодро покачал головой, улыбнувшись и довольно прищурившись. Он дышал полной грудью, и даже черные круги под глазами казались едва заметными. — Разыгрываешь меня? — с подозрением спросил его напарник, продолжая исследовать его взглядом. По поведению приятеля он видел, что тот в полном порядке, и вопрос прозвучал наигранно и игриво. — Так волнуешься? Я могу притвориться, что задыхаюсь, если хочешь, — показал ему кончик красного языка юноша, которому больше не страшна болезнь. Он прекрасно знал, как друга бесят такие шутки, и подтрунивал его. — Я же нос тебе откушу, — усмешка заиграла на лице сама собой. — Ладно, но сначала… Ты должен догнать меня! — щипнул его взъерошенный парнишка и пустился наутек прямиком в белые объятия теплого света, заливавшего все вокруг.       Мальчик без промедления бросился за другом, оставляя позади все пережитое. Потому что все это больше не имело значения.