Дружба сильнее тайн

      Нэд проснулся, когда солнце уже перевалило зенит и заглядывало в окно. Луч крался по комнате, скользил по гладким столбикам кровати, упал на небольшой медный таз на комоде, заиграл глянцевитыми бликами на боку белого кувшина, расписанного синими мельницами, облаками, гуляющими дамами и кавалерами.       Он налил воды и, фыркая, как следует умылся, щедро намылив руки новеньким куском мыла, лежавшим тут же. Тщательно повязал шейный платок, надел парик перед зеркалом, кинул последний взгляд: лицо было слегка помятым со сна и покрасневшим от холодной воды, на щеке отпечатался шов наволочки, глаза казались круглыми стеклянными пуговицами, живот не исчезал до конца, даже когда Нэд выпрямлялся и, насколько позволяло дыхание, втягивал его, толстые чулки некрасиво сбивались на щиколотках. Вздохнув, Нэд отвернулся от зеркала и спустился в гостиную.       Часы показывали без четверти четыре, и Нэд, всё ещё сонно жмурясь, опустился в кресло перед камином. Джордж, занятый книгой, заметил друга, лишь когда тот сел рядом. Извинившись, что увлёкся, он спросил, удалось ли выспаться и позвонил Тому, чтобы был подан чай.       В залитой солнцем гостиной было тепло и уютно, и настроение Джорджа оставалось весёлым, но Нэда всё ещё мучали вопросы, и ему никак не удавалось придумать способ вывести разговор в нужное русло. Но вот появился Том с подносом, и Нэд, решив, что, так или иначе, время для разговора найдётся, отдал должное свежим бисквитам, смотря, как неторопливо поднимается пар над фарфоровыми чашками и медленно отогревается сверкающий бок запотевшего молочника в солнечном луче. Джордж заявил, что не голоден, и, едва поднеся чашку к губам, поставил её обратно и подвинул к гостю серебряный молочник. Тот, стараясь не звенеть им о чашку, налил сливок. Казалось, Джорджа снедает нетерпение, он иногда посматривал в окно, но тем не менее откинулся в кресле поглубже, и непринуждённо болтал с Нэдом, отвечая на его вопросы об окрестностях, местном обществе да контрабандистах.       После чая лейтенанты вышли побродить неподалёку, и хозяин, беря шляпу, спросил гостя, не откажется ли тот перед прогулкой пофехтовать с ним на шпагах: Нэд давно обещал показать новую атаку, которую узнал от заезжего учителя фехтования.       Нэд помнил, что обещал уже давно, и он был рад, что Джордж тоже вспомнил об этом. Он приободрился, ощущая, что всё как будто бы возвращается на круги своя. Так что он охотно согласился, и Джордж весело крикнул Тому, чтобы тот принёс шпаги. — Что насчёт Лондона при первой же возможности? Давно там не был, — Джордж посмотрел на Нэда вполоборота.       Тот, задумавшись, кивнул: — У нас там есть небольшой дом, и мои родители будут рады видеть тебя, когда мы снова туда приедем! И конечно же, Джорджиану с тётушкой!       Они вышли, щурясь от солнца, и обошли вокруг дома, выбирая подходящее место. — Ты слышал о господине Д`Анджело, что несколько лет назад приехал в Лондон? — спросил Джордж, оглядывая самую широкую дорожку в саду. — Он держит школу фехтования, говорят, он непревзойдённый мастер своего дела!.. И — представь! — среди его учеников есть даже женщины… — Не слыхал о таком. — Нэду понравилась ровная дорожка, он снял шляпу и камзол и занял место напротив Джорджа.       Положив треуголку на изгородь, Джордж, вынув шпагу из ножен, встал в позицию, то же проделал и Нэд. Джордж резко выдохнул и сделал быстрый выпад. Нэд, двигаясь медленнее («В моём трюме тяжеловат груз бисквитов», — отчего-то пришло ему на ум сравнение с кораблём, хотя он подобными вещами обычно не увлекался), принял удар, затем уверенно сбросил его шпагу, и лейтенанты несколько мгновений внимательно смотрели друг на друга. Затем Джордж сделал несколько неудачных выпадов, но вскоре дело пошло на лад. — Ты отвлёкся! — заметил он, пока Нэд подбирал выбитую из рук шпагу. — Пожалуй, ещё не отошёл от сна… Опа!.. — и сделал выпад.       Между тем старый Том тоже вышел на задний двор и уселся на крыльце. Он вытащил трубку и принялся неторопливо набивать её, то и дело посматривая на упражнения лейтенантов, хмуря густые брови с проседью.       Джордж всё ещё уступал Нэду, но тот не мог не отметить, что старание и тренировки, а главное, желание, приносят свои плоды — Джордж теперь фехтовал на шпагах увереннее, да и движения его стали куда ловчее и быстрее. Впрочем, он по-прежнему двигался в некоторых позициях неуловимо странно — нет, Нэд не мог сказать, что неправильно — скорее, не так, как Нэд двигался бы сам?.. Но тут же он отвлёкся от этой мысли.       Когда Джордж как следует освоил показанную атаку, лейтенанты отправили оружие в ножны и присели на низкую каменную изгородь. Солнце уже медленно двигалось на запад, чтобы через несколько часов исчезнуть в океане. — Фух, — выдохнул разрумянившийся Нэд, разматывая шейный платок, расстёгивая ворот рубашки и промокая пот со лба платком, который выудил из кармана. — Неужели тебе не жарко?! — и снова задержал взгляд на лице Джорджа: его щёки почти не раскраснелись.       Джордж, который не то что не вспотел, но даже и не особо запыхался, покачал головой и заметил, что, видимо, недостаточно усердно фехтовал. Но он несколько раз обмахнулся треуголкой, оставив, впрочем, шейный платок повязанным, а жилет и рубашку застёгнутыми до самого верха. — У тебя получается неплохо, и фехтовать ты стал явно лучше, чем когда мы упражнялись в прошлый раз! — Нэд последовал примеру товарища и обмахивался шляпой. Про себя же он подумал, что в том, как тот сражается, теперь проступает даже что-то дерзкое. И азартный огонёк в глазах друга, пусть и говорящий об увлечённости, не очень понравился Нэду. Зато он воспрял духом: разве смог бы серьёзно больной человек так живо двигаться и легко выдержать поединок? — Капитан порекомендовал мне книгу месье Жерара, — ответил маленький лейтенант, — «Nouveau traite de la perfection sur le fait des armes».       Нэд слегка нахмурился, но потом перевёл для себя и кивнул. Джордж тем временем продолжал: — Там много полезного. К тому же книгу эту написал морской офицер… С саблей-то у меня дело обстоит лучше, а вот шпага… Так что я решил купить книгу, едва сойдя на берег, но в книжной лавке такой не было, и капитан одолжил мне свою.       Нэд одобрительно кивнул. Ощущение, что между ними всё снова хорошо, совсем окрепло, но он решил, что поговорить всё-таки будет нелишним. Джордж кивком пригласил его спуститься вниз, и лейтенанты одновременно поднялись с изгороди.       Нэд смотрел, как Том, вытряхнув пепел из трубки, медленно поднимается на ноги и слегка враскачку направляется к двери. — Твой слуга как будто не понаслышке знаком с морем? — Да, когда-то служил на корабле отца, дослужился до парусного мастера, но ревматизм вынудил его уйти с флота… Семьи у него нет, идти некуда, денег не скопил — сам знаешь, как некоторые моряки стараются поскорей спустить жалованье, пока голову не снесло ядром, — так что отец взял его слугой. Том превосходно делает всё по хозяйству и терпеть не может, когда кто-то пытается ему помочь, а приступы на него иногда нападают, особенно зимой, место тут сырое. Но местный доктор знает своё дело, и я плачу наперёд, чтобы у старика всегда было лекарство…       Нэд одобрительно хмыкнул. — Я научил его разбирать по складам и немного писать, так что он всегда может написать мне, если что, или прочесть письмо от меня. Поначалу он упрямился, конечно, мол куда, мне, старому, но я сказал, что не надо будет идти и просить кого-то прочесть письмо, а ещё он сможет сам читать Священное Писание… — при этих словах Джордж поперхнулся и коротко закашлялся.       Нэд вспомнил, как однажды застал друга пишущим письмо, короткое, с большими печатными буквами и снова издал одобрительный звук, завязывая шейный платок.       …Лейтенанты неторопливо шли по влажной кромке песка, Джордж ближе к воде, Нэд — по его левую руку. Лёгкий ветер теперь приятно освежал лицо, песок скрипел под ногами, кричали чайки, лениво рокотал и шелестел океан, медленно, но верно смывая две цепочки шагов. Волны сияли синевой, истаивая до бледной бирюзы в просвеченных солнцем гребнях, прежде чем набежать на берег и рассыпаться белой пеной.       К Нэду медленно возвращалось ушедшее было беспокойство, и он подбирал слова, чтобы начать разговор, то и дело вздыхая. Как назло, на ум не приходило ничего стоящего — разве что выложить всё с места в карьер, так что он нахмурился и продолжал идти, смотря себе под ноги: на пучки водорослей, шустро разбегающихся маленьких крабов и гладкие блестящие камешки.       Джордж уже пару раз бросал на него короткие понимающие взгляды, но молча ждал, пока товарищ соберётся с мыслями, и большую часть времени шёл, заложив руки за спину и задумчиво наблюдая, как волны набегают на берег. Ветер играл концами чёрной ленты, собравшей его волосы в короткий хвостик.       Нэд в очередной раз вздохнул, сам того не замечая, и тут Джордж остановился и всем телом повернулся к нему. Увидев это, Нэд тоже повернулся, и они теперь смотрели друг на друга. Джордж кивнул, слегка приподняв брови: — Что-то всё не даёт тебе покоя. — А? Да… — Ты вздыхаешь уже третий раз за сто футов… — Джордж улыбнулся было, а потом серьёзно продолжил: — Не знаю, в моих ли силах снять с твоей души камень, но я готов разделить ношу.       Нэд мельком отметил ещё одно изменение: раньше Джордж, улыбаясь, слегка показывал зубы, теперь же он улыбался сдержаннее, не размыкая губ.       Но сейчас Нэд задвинул это наблюдение на окраины внимания, его беспокоил другой предмет. И он выдохнул, помолчал и начал: — Я хотел попросить прощения, если держал себя пренебрежительно или заносчиво, если, сам того не зная, нанёс обиду…       Но Джордж, едва дождавшись, когда Нэд возьмёт паузу, поспешил его обнадёжить: — Я бы не смог припомнить ни единого случая!..       Видя, что Нэд тут же воспрял духом, он продолжал: — Это я должен просить прощения, что дал основания полагать, будто избегаю твоего общества последние недели перед тем, как мы пришли в Англию.       Джордж вздохнул, посмотрел на океан и слегка нахмурил брови, как обычно, когда собирался с мыслями. — Тогда, после шторма, потопленного француза и пиратов, когда несколько раз подряд побывали на волосок от гибели, мне было необходимо время, поразмыслить и… побыть в одиночестве. Я думал и о жизни, и о смерти, и о… — Джордж отчаянно пытался подобрать слова. — Я изменился, я стал… другим. И решил, что будет лучше на первых порах мне побыть немного одному, чтобы — кто знает — чтобы эти изменения во мне не оказали какого бы то ни было дурного влияния на тебя. Я не уверен, что могу подобрать верные слова прямо сейчас… Быть может, я лучше смогу объясниться потом…       Нэд задумался, пытаясь осмыслить его слова. Напряжение на грани сил перед лицом смерти сильно повлияло на душевное состояние Джорджа. Что ж, мало ли что бывает на службе, тем более в войну, вспомнить хотя бы самого Нэда. Главное, что Нэд сейчас понял: Джордж его не винит. Тот же продолжал: — Потому я попросил все ночные вахты — в темноте лучше размышляется… И вдобавок я не хотел портить настроение своим унылым видом и… — Джордж досадливо замолчал, закусив губу, не в силах подыскать слова. После минутного молчания он заговорил, не отрывая взгляда от напряжённого лица друга: — Прости, я не подумал, что это заронит в тебе сомнения и заставит винить себя… А потом я увидел, что ты отстранился, и решил не навязываться, хоть и чувствовал себя неправым, что не прояснил всё сразу. А в Плимуте решил, что не хочу оставлять всё так. — Но теперь, стало быть, всё хорошо? — Нэд старался держаться спокойно, но приподнятые брови и нервно переплетённые пальцы выдавали его волнение.       Джордж кивнул: — Да, — он посмотрел Нэду в глаза, — ты был и остаёшься мне другом, — из-под под его треуголки выбилась светлая прядь, и ветер то и дело бросал её лейтенанту в глаза, — настоящим, надёжным и честным, которому я бы без колебаний доверил свою жизнь. И я рад, что всё наконец разрешилось!.. И надеюсь, ты не держишь на меня обиды, если я бывал чересчур резок — характер у меня, пожалуй, не из лёгких.       Нэд одобрительно кивнул и от души похлопал Джорджа по плечу. — Я думал, что потерял твою дружбу, и бранил себя. Я не смог бы вынести службу и не спятить без наших разговоров по душам… Иногда я думал, что мне остаётся только два пути: или на дно бутылки, или… — он помолчал и быстро добавил, снизив голос: — … за борт.       Джордж широко раскрыл глаза и хотел что-то выпалить, но Нэд успокаивающим движением руки остановил его: — Но каждый раз, стоило только излить тебе душу, с плеч падала гора, и я мог вынести следующий день… — Зачем же ещё нужен друг?.. — выдохнув, улыбнулся Джордж и тоже похлопал Нэда по плечу.       Нэд, крякнув от избытка чувств, крепко обнял Джорджа, что для того было некоторой неожиданностью, но он ответил, правда, немного неловко, выставив вперёд плечи. — Что ж, снова друзья!.. — засмеялся он. — Снова друзья! — отозвался Нэд.       Он было подумал, что представился удобный случай невзначай поинтересоваться у друга его здоровьем — не слишком ли серьёзной оказалась незначительная вроде бы рана, полученная в бою, уже после череды тех событий — но слишком долго раздумывал, и в итоге момент был упущен.       Солнце медленно спускалось к океану, ветер становился всё свежее, и друзья повернули обратно. — А что же дома, — спросил Джордж, лукаво улыбнувшись, — ты рассказывал об охоте, но ни словом не обмолвился о Каролине? — Каролина… Я думал рассказать, потом решил не навязывать свои метания и бесплодные надежды, — вздохнул Нэд. — Она вышла замуж за другого?!.. — Нет, но… всё по-прежнему… Она, как всегда, добра и любезна, я веду светские беседы, смотрю на неё издалека и… и всё, — его лицо исказила грустная усмешка, — такой, как она, не может быть интересен такой, как я. Скучный и нелепый.       Джордж посмотрел на друга сочувственно и хотел было возразить, но тот продолжал: — На охоте, которую устраивал её отец, я опять так и не смог объясниться. Да и он никогда не позволит ей выйти за меня — его дела уверенно пошли в гору, он недавно купил большой дом в Лондоне, а я… всего лишь лейтенант без связей, титула и большого состояния. Несмотря на все призовые деньги, только и смог, что накопить на приданое сёстрам да выплатить долги нашей семьи… Я даже не ухаживал открыто за ней, чего доброго, он решит, что я облизываюсь на её приданое, — на лицо Нэда набежала мрачная тень. Заодно он вспомнил, сколько тогда ушло пудры на парик и какую брешь пробили в кошельке новый камзол, шёлковая рубашка и чулки. На всё это он возлагал хоть и призрачные, но какие-никакие надежды. — Тебе надо объясниться, — уверенно сказал Джордж, — что бы она ни ответила, тогда ты можешь сказать себе, что сделал всё возможное. А если она думает о тебе так же, как и ты о ней? В конце концов, ты не её отцу будешь объясняться.       На лице Нэда отразилось сомнение, он задумался. Перед внутренним взором снова возник её облик: остроумная, живая, прелестная, с нежным лицом и игривой улыбкой, словно сошедшая с холста Буше, Каролина олицетворяла для него то совершенство, каким только может предстать женщина глазам влюблённого в неё. «Вы очень добрый, мистер Нэд, и у вас отзывчивое сердце», — эти её слова были сокровищем его памяти, и он порой перед сном вызывал в памяти эту короткую беседу в саду, словно доставая полюбоваться редкую драгоценность. — Я не переживу, если она откажет, — медленно заявил он. — Но это будет потом, — отозвался Джордж. Нэд кивнул, признавая его правоту. — Я подготовлюсь как следует, и едва представится случай… Может, в следующем году… — задумавшись, он немного отстал.       Здесь, на этом пустынном светлом берегу, где тишину нарушали только волны, и их брызги изредка сверкали, как драгоценные камни, чтобы тут же исчезнуть в гальке, мысли вдруг стали ясными и лаконичными, словно всё лишнее осталось где-то далеко — на зыбкой палубе, в увешанной картинами большой гостиной, в лесистом родном краю. Приумолкли тревога и грусть, заглушавшие голос разума, и Нэдом овладели спокойствие, умиротворение и какая-то неторопливость. Закрыв глаза, он несколько раз вздохнул полной грудью.       Джордж ждал его, поставив одну ногу на большой плоский камень, влажно блестевший на солнце. Его глаза, слегка прищуренные от заходящего солнца, полные какого-то нетерпеливого предвкушения, смотрели вдаль, на открытом юном лице блуждала задумчивая улыбка. Белоснежная узкая оторочка у ворота и манжет рубашки, едва выглядывающая из-за тёмно-синего сукна камзола, походила на пену на гребнях волн.       Лейтенанты снова пошли по берегу вместе. Они представляли собой некоторый контраст, хоть и были примерно одного роста: худой и подвижный Джордж рядом с плотным коренастым Нэдом.       Джордж держался бодро, и второй лейтенант подумал, что ему, должно быть, лишь показалось сегодня утром, будто его друг нездоров. Хоть бледность так и не сошла с лица Джорджа, Нэд уверился, что ему просто померещилось, и теперь подыскивал оправдания своим прежним опасениям, не желая думать о чём-то более тревожном.       Когда их взорам из-за выступающей скалы открылась маленькая бухточка, Джордж остановился, поправил треуголку и обвёл взглядом лежащую перед ними узкую полоску берега: солнце золотило брызги разбивающихся волн, что набросали водорослей, ракушек и изломанных деревяшек за вчерашнюю ночь и это утро. Слева круто вставали отвесные скалы. — Столько воспоминаний здесь, — произнёс он, — Мы когда-то часто гуляли по этому берегу. Всегда доходили до бухточки… Мне до сих пор непривычно гулять здесь в одиночку… Как бы я хотел увидеть родителей снова, пусть один только раз, хоть на час, хоть на минуту!.. — и грустно покачал головой.       Нэд сочувственно посмотрел на друга: его-то родители ждали дома. — Понимаю, — медленно сказал Нэд. — Я прощаюсь в душе с родными каждый раз, когда отправляюсь в море, и корю себя за то, что не могу выйти в отставку прямо сейчас.       Тут он нахмурился, замолчал и, вздохнув, заговорил медленнее. Он рассказал, как постарели отец и матушка с прошлого раза, когда он видел их, как отец, раньше всегда проходивший пешком несколько миль, да так, что слуга едва поспевал за ним, теперь ходит, опираясь на трость, как на добром лице матушки прибавилось морщин, а в глазах поселились беспокойство и тоска, и как они стараются не упустить ни единой новости о том, что творится в южных морях, и как друг детства, придя на обед в честь приезда Нэда, поведал о том, что его брат, с которым они втроём весело играли в детстве, погиб на фронтире… И как изменился их дом — некоторых слуг пришлось рассчитать, и теперь девочкам с матушкой помогала одеваться единственная горничная, та же, что убирала дом. И из самого дома исчезли некоторые картины и красивый письменный прибор из кабинета отца…       Джордж, как мог, старался обнадёжить его. Война рано или поздно закончится, но пока будут новые призы, и если с умом вложить деньги, то получится приумножить. — Признаться, я уже выбрал пару вариантов, и доверил часть сбережений отцу. Мы надеемся, что скоро сестры выйдут замуж — обе партии обещают быть достойными, тогда станет немного полегче…       Лейтенанты повернули обратно и некоторое время шли в молчании, которое нарушил Джордж: — Я очень рад, что ты принял моё приглашение. Я порой думал, как мне не хватает наших бесед, то и дело запоминал, о чём бы хотел сказать, когда встретимся. И сейчас половину позабыл!.. — А я рад, что ты пригласил меня! Признаться, я думал, что лишь воображал себе нашу дружбу… И твоё приглашение обнадёжило меня, иначе я бы совсем упал в бездны уныния!       И друзья одновременно рассмеялись.       Так, разговаривая, неторопливо они шли обратно по берегу. Ветер всё усиливался, и волны разбивались о прибрежные камни с грохотом, подобным пушечным выстрелам. Становилось свежо, и Нэд то и дело поёживался.       Несмотря на недавний разговор, Джордж по-прежнему оставался для него в чём-то загадкой. Он был искренним в редких рассказах о себе, но Нэд много бы дал, чтобы узнать, о чём он молчит. Он напоминал Нэду так любимое им, Джорджем, море: безмятежное ли, редко и размеренно колышущееся, или бурное, перекатывающее тёмные валы на глубине и пенящее их у берега — какой бы ни была поверхность, неизвестно что скрывалось в глубине. Джордж открыто и честно рассказывал о своих делах и мыслях, с готовностью выслушивал и поддерживал Нэда, но что-то порой оставалось несказанным. И Нэд был уверен, что это несказанное относилось только к самому Джорджу. Несмотря на это, Нэд был благодарен судьбе за, пожалуй, единственного настоящего друга. Приятелей детства он не брал в расчёт — их пути давно разошлись, и они остались там, в далёком родном краю, а Джордж был рядом каждый день службы, и все её тяготы они переносили вместе.       Уже вечерело, и ветер с океана крепчал, обещая ещё одну штормовую ночь. Друзья дошли до узкой крутой тропинки, ведущей к дому, и неспешно поднимались наверх. Заходящее солнце бросало последние лучи на старые каменные стены, пылало в окнах с частым белым переплётом, вложив оставшиеся силы в этот безмолвный пожар на небе, вместо того, чтобы согревать. Оно преобразило дом золотым светом, превратив мох на крыше, плющ на стенах, траву перед ним в изумруды, а цветы — в аметисты и рубины. И тем сильнее крепло у Нэда впечатление от этого места, как от чего-то, принадлежащего старинным легендам, другому миру, где есть и маленький народец, и морские чудовища. Здесь ветер немного затих, лишь изредка покачивая розы и лаванду.       Перед дверью, ожидая, когда Том откроет, Джордж ещё раз оглянулся на океан, похожий сейчас на огромную светящуюся плоскость, безбрежную и спокойную, на которой волны отсюда казались лишь мелкими складками. Наконец, послышались шаги, Том отворил дверь, и лейтенантов встретил манящий аромат обеда. Впрочем, старик сказал, что надо подождать ещё немного, и Джордж, извинившись, зачем-то ушёл с ним, а Нэд вытянулся в кресле перед огнём.       В ожидании обеда он поймал себя на давно повторяющейся мысли, что временами он думает о Джордже как о младшем брате, за которым надо бы приглядеть и помочь. Он подозревал уже некоторое время, что друг прибавляет себе пару-тройку лет возраста: Джордж походил на не по годам серьёзного мальчишку. Помимо худобы и высокого голоса мальчишеский облик придавало ему и юное, гладкое лицо. Как-то старший офицер, добрый, но порой чересчур прямолинейный малый, сочувственно предложил Джорджу почаще скоблить лицо бритвой, а то у него всё не появляется щетина, но Джордж ответил, что лейтенанту ведь не положена щетина по уставу, потому её у него и нет. Старший офицер тогда не нашёл, что возразить, и задумчиво кивнул.       …Нэд с удовольствием расправлялся с нежными и сочными котлетами из телятины, запечённой форелью, спаржей, и не отказался от свежего салата. По маленькой столовой плавно двигались тени, и на тёплые огоньки свечей в двух простых подсвечниках было так приятно смотреть, когда снаружи стонал и жаловался ветер.       Пока Нэд ел, Джордж, по своему обыкновению, что-то рассказывал. На тарелке у него лежала телячья котлетка, кусок форели и несколько стеблей спаржи, но он лишь едва дотронулся до еды вилкой. Краем глаза Нэд заметил это, стараясь не делать серьёзных выводов раньше времени и, глянув на оживлённое лицо друга, пересказывающего недавно прочитанную книгу, решил не прерывать его. И снова на ум ему пришла мысль, что хорошо бы было увидеть мисс Джорджиану рядом с братом — глядя на лицо Джорджа, Нэд не мог избавиться от вопроса — насколько же они похожи?       Дождавшись завершения трапезы (еда на тарелке Джорджа так и осталась нетронутой), Нэд, стараясь казаться как можно более небрежным, спросил: — Ты так и не проголодался за целый день? — А, что-то нет аппетита, — отмахнулся Джордж. — Я поел рано утром, перекусил, пока ты спал, потом начал собираться в дорогу, ещё все эти душевные волнения…       Нэд почувствовал лёгкий холодок внутри. Чувство чего-то неправильного, возникшее сегодня, начало усиливаться. Джордж сегодня ни разу не ел при нём, не запыхался и не раскраснелся во время фехтования, как раньше. Голос разума говорил, что, быть может, Джордж действительно не голоден, ведь он всегда ел немного. Нэду вспомнился тот вечер после победы над пиратами, когда он впервые за двое суток снова увидел друга в кают-компании. Тогда его удивило, что после всех приключений, бледный и молчаливый, Джордж отодвинул от себя тарелку. Никто из остальных офицеров тогда не спросил третьего лейтенанта об отсутствии аппетита. В тесном деревянном мире корабля действовало негласное правило, единое и для матросов, и для офицеров: живи и давай жить другим. У кого-то странная привычка или чудачество? И пусть его, никто не будет докучать расспросами и излишним вниманием, лишь бы никому не мешало.       Нэд посмотрел на лицо друга, сидящего на границе света и тьмы и неопределённо хмыкнул: — Я, наоборот, как начну переживать — готов съесть целого быка!..       Но Джордж лишь улыбнулся. Ветер свистел в каминной трубе, океан шумел глухо и беспокойно далеко внизу. — У меня есть неплохое красное, в самый раз для такой непогоды. — Он поднялся из-за стола и кивнул, приглашая Нэда в гостиную.