Все, что будет нами

Свет пожирал ее заживо — прекрасный, восхитительный свет. Она не могла противиться ему. Как сказали бы в какой-нибудь тупой книжонке по поп-психологии, не хватало воли. Сила воли, помнила Морган, ограниченный ресурс. Что-то дается тебе легко и не требует напряжения разума или тела: в школе она за пять минут решала задачки по физике и математике, которые у других занимали часы и превращались в истязание, ей же нравилось ставить перед собой все более сложные «челленджи». Зато биология и химия давались хуже, она приходила к Алексу за помощью, тот терпеливо разжевывал законы Менделя и формулы пропилена, пока младшая сестра не начинала злиться и требовать, чтобы брат прекратил нудить уже, решил за нее чертову задачу про чертов желтый и зеленый горох. Алекс укоризненно качал головой — у него это и в двадцать получалось не хуже, чем в сорок, — а потом сдавался. Однажды этот барьер как будто поддался, и она поняла, как все работает. Она никогда не выбрала бы биологию профильным предметом в университете — и не понимала, как у Алекса хватает терпения возиться со мхами, лишайниками и всякими там мухами-дрозофилами, все эти живые твари то требуют подкормки, то подходящей температуры, чуть что — дохнут. Можно ведь собрать рабочую модель кибернетического устройства, которая будет функционировать прямо сейчас, никаких анализов почвы и никакого агар-агара; и все же настоящих трудностей не возникало. Сила воли больше не требовалась. Наука тоже никогда не пожирала этот ресурс, а вот совещания — да. И, признавала Морган, у нее не очень-то получалось не беситься от скучных выступлений на конференциях. Ее брат был хрестоматийным примером того, как работает и не работает сила воли. Он никогда не хотел становиться президентом компании, управлять людьми и их судьбами в большей степени, чем научными открытиями. Алекс не противился воле отца, принимал решения матери — в том числе по поводу программы добровольцев. На «Талосе» скрывали тифонов, рекламировали чудеса техники-нейромоды — отлаженная, идеальная машина. Зато он, в юности отличный спортсмен-тяжелоатлет, превратился в нездорово тучного человека, неспособного подняться по лестнице без одышки; силы воли удерживать контроль еще и над собственным телом не хватало. Расходуемый ресурс, как вода… или воздух. Сейчас вокруг был свет, который рассказывал Морган все — о ее прошлом, о будущем, он не разрешал ей собраться и принять прежний облик. Мимики шли за светом. Она же растекалась, расслаивалась на щупальца и жгуты, ей хотелось поглотить и забрать в себя восхитительную ловушку. Она осознавала: нужно бороться. Но прежде все давалось слишком легко, и опыт Морган-человека наслаивался на неспособного к проявлениям какой-либо силы «характер» тифона. Эти твари вообще не знали сложностей в решениях. Копируй, мимикрируй, вбирай в единое целое — Коралл готов принять все, это так просто. Морган протянула щупальце, стремясь достать до приманки. Источник горел за стеклом, которое можно выбить — если не кинетическим шоком, то пирокинезом. Это заняло бы секунд пять — но отрываться от свечения, сама мысль об этом, впивалась болью где-то в груди, в том текучем месиве, что заменяло сейчас Морган тело. «Хочу свет». Это было как всегда: хочу учиться на кибернетика-нейропрограммиста. Хочу экспериментировать с искусственным интеллектом. Хочу модифицировать нейромоды. Хочу трахаться с собственным братом. Хочу стать сверхчеловеком и сделать других подобными себе. Кто бы отказал ей? Периферийное зрение подсказывало: в Психотронике собираются люди. Они испугаются ее-чудовища, а может и вовсе не узнают, примут за очередную тифоноформу, ведь мимики способны копировать что угодно. Или просто решат, что это очередной фантом — почему-то в костюме с надписью «М.Ю.» Морган заметила Симмонса, который прежде наблюдал за ее экспериментами вместе с Беллами и Алексом. Тот точно поймет. Можно даже попросить его отключить свет-ловушку. «Не хочу». Свет так прекрасен — лучше любой псионики, он и есть псионика, грубая имитация Коралла, все равно что наркотик вместо естественных эндорфинов и дофамина, вырабатываемых человеческим организмом. Люди собирались медленно, переглядывались друг с другом. Правила Психотроники требовали надеть психоскоп, но устройств не хватало. Кто-то ворчал про дурацкие требования. Другой отвечал, что будет какое-нибудь объявление, поскорее бы отпустили, через полчаса обед. — Что за чертовщина? — спросил Рори Манион. — Распоряжение доктора Ю, — пожал плечами Симмонс. Он посмотрел на нее, но не узнал, похоже. Она окончательно превратилась в фантома, тифона. Сила воли: оставаться человеком. Быть Морган Ю. Люди заполняли Психотронику. Морган старалась отвлечься на них, свет возвращал внимание к себе, обещая — и действительно даруя, — блаженство. Пока кто-то неловко переговаривался, строил теории, искал свободные стулья и хрустел леденцами, она текла — именно это пошлое сленговое словечко подходило как нельзя лучше. Правда, текла в прямом смысле — была вязкой жижей тифоньей материи, чернота закрыла даже костюм, отметая последний шанс, что кто-то узнает в запертом чужом человека. Люди оглядывались на застекленную клетку, но все ученые хоть единожды видели мимика или тифона, и старались не обращать внимания на содержимое клеток. Свет был так хорош. Он стоил всей силы воли на свете. — Что за… — Этот голос Морган не узнала, но говорил кто-то из охранников. Она не утруждалась запоминать их всех; ну или ее память-решето давала о себе знать. — Черт, я всегда хотел знать, чего они тут творят в этой Психотронике. Куча стремной техники, да? — Типа того, — отвечал другой, женский. — Как ты думаешь, Кирк, они тут заготовки для нейромодов делали? — Не нашего ума дело. — Господа, я попросил бы вас воздержаться от комментариев. — Это был Симмонс, который заметно нервничал. Может, представлял, как будет объяснять Алексу, почему «непосвященные» оказались в святая святых «Талоса». — А это еще что за штука? — Сквозь свет Морган разглядела табличку на костюме «Кирка Реммера» — охранник ближе к ее клетке. — Ты уверен, что хочешь знать? — говорила та, чье имя было Алика Джеймс. Людей становилось больше. В Психотронике не хватало места, а люди из службы охраны, повидавшие многое и умевшие держать язык за зубами, нервно оглядывались. Кое-кто из них обладал доступом «секретного» уровня, Морган точно знала, что Алекс выбирал доверенных «любимчиков». Может, удалял им нейромоды после особо важных операций, как тот самый приказ запереть Гальегос в ее кабинете. Двое мужчин и женщина сели на пол. Поодаль бродили ученые, Симмонс шипел на кого-то, ему отвечали почему-то на плохом английском, с явным индийским или русским даже акцентом. — Чего доктор Ю хочет? — Дрожащий голос Тревора Янга поднялся над слабым гулом. Морган едва не засмеялась из своей клетки, едва не ответила: «Свет. Я вижу свет, мне больше ничего не нужно. Убирайтесь». — Наверное, будут какие-то еще объявления, — предположила Анжела Диаз. — Сейчас что-нибудь скажут. Или она сама придет. — Мне здесь не нравится, — продолжил жаловаться Янг. Почти одновременно незнакомая женщина закричала: — Господи, здесь труп! Директор Келструп, он… Труп действительно вывалился из-под собственного стола. Они убили бедолагу грязно, а вместе с ним — еще нескольких. Крики продолжились, а потом как-то утихли, случилось что-то еще, превосходящее даже ужас перед мертвецами со следами пуль во лбу или груди. И кажется, Мию Отабе — вдохнула и выдохнула коротко и быстро и всхлипнула как ребенок, который готовится закатить истерику: — Я не могу дышать! Сквозь ловушку Морган ощутила это: пульсацию нейромодов — они есть почти у каждого на «Талосе», она «видела» следы тифоньей материи как маячки, как куски себя в массе инородной плоти. Нейромоды встроились в организмы людей, а теперь затрепетали паникой; гипоксия нарастала, и Морган сама выкашляла снова сформированным горлом из собственной слизистой темно-кровавый сгусток. Он упал на пол: черное и красное, цвета «ТранСтар». Янг снова тыкал в нее пальцем, только теперь его глаза выпучились не от ужаса; он задыхался вместе с остальными. Гипоксия оставляла шрамы, будто от установки нейромодов: кровь в склерах. Тела в зелено-белых и сине-черных костюмах сползали на пол, напоминая монолит тифоньей материи, вроде Ткачей за стеклами старой русской Клетки. Морган могла не дышать, но даже она с трудом выдерживала вакуум, а атмосфера Психотроники превращалась в космос: кто-то планомерно откачивал воздух настолько быстро, насколько позволяли системы «Талоса». Механический голос забубнил о необходимости эвакуации. Морган зашипела сквозь зубы: — Твою мать, Беллами. Она ощутила и его — все нейромоды под его черепом. Злость и понимание выплеснулись тем, что называлось силой воли. Морган ударила «кинетическим шоком». Пустая оболочка световой ловушки грохнулась на пол, звеня алюминиевой оболочкой, как хитином мертвого светлячка. Она пнула обезвреженную ловушку, в которую так глупо попалась. «Соберись». В прямом смысле: в кармане костюма по-прежнему лежит транскриптор, а с него можно позвонить. Так она и сделала: — Сильвен, я знаю, это ты. Не понимаю, зачем ты творишь всю эту херню, но я тебя даже не трону, если прекратишь прямо сейчас. Непробиваемое стекло не поддавалось. Его изготовили, чтобы сдерживать тифонов — вплоть до смертоносных эфирных, термальных и электрофантомов; вплоть до технопатов, способных взламывать технику. Даже без световой ловушки Морган оставалась пленницей. — Сильвен, прекрати. Мы же… мы были друзьями. Морган едва не засмеялась сквозь злые слезы: до того тупо это прозвучало. И все же маячки его нейромодов заполыхали ярче, мозг реагировал. Механический голос прекратил твердить про эвакуацию. — Да пошла ты, — прозвучало в громкоговорителе, который обычно сообщал время и последние новости. — «Друзьями». Ты просто использовала всех, как… тампоны, а потом выкидывала. «Доверяю тебе свой мозг», ага. Ты двинулась на своих экспериментах, а я должен бежать за тобой, как… «Мимик за приманкой-светом», — предположила Морган. — ...осел за морковкой. — Беллами выбрал штампованное сравнение. — Я не хочу. Ни чтобы вы удаляли мне моды, ни твоих гениальных планов, где я стану очередным твоим подопытным кроликом. К черту тебя, твоего брата, «ТранСтар», и… — Это ты, — внезапно сказала Морган, которая на самом деле, тянула время. Тревор Янг почти вырубился, скоро Психотроника превратится в безвоздушное пространство. Космическая пустота — и у людей нет спасительных баллонов кислорода. Она могла сделать кое-что еще. Нейромоды… нейромоды есть у всех. Тифонья материя. Маячки. Единое целое. До Беллами дотянуться пока не получалось, но бессознательные и задыхающиеся люди — вот они. Как океан первоматерии, из которой зародились под воздействием электрических импульсов сначала органические молекулы, а затем простейшие, и наконец — венец творения, человек. Потребовалось всего-то несколько миллиардов лет. У Морган минут пять или семь. Сгодится. — …Ты отправил флешку Гальегос на Землю. — И позаботился, чтобы она попала журналисту поскандальней. — Голос Беллами в громкоговорителе поднялся на половину октавы, почти срываясь на визг. — Да ладно, я даже вас подставлять не хотел. Знал, что вы разберетесь, не таких проглатывали заживо. Просто нужно было, чтобы вы убрались с «Талоса» на какое-то время. Так оно и получилось, а? — Убрались с «Талоса». Янг зашевелился. Губы у него были синие, глаза закатились. Он лежал ближе других к Морган, и она прижала ладонь-щупальце, словно надеясь проникнуть сквозь стекло. — У меня был свой проект: трансформация нейромодов. Больше вы мне их не вытащите! Я довел систему до ума, перенастроил «страшное кресло», и… у меня даже были собственные подопытные. Совсем как у вас, только они все еще живы! — Я знаю, — сказала Морган. Янг дернулся, как от удара током. Через ноздри потекла желтоватая рвота, а горлом хлынула кровь. Он был одним из «экспериментов», удивительно, как Беллами удалось уговорить нервного ученого попробовать «вросшие» нейромоды на себе. «Они ведь если не любили, то уважали нас — меня, Алекса. Они верили в то, что мы делаем, неужели так легко оказалось переубедить?» — Спасибо, Сильвен. Янг открыл глаза — темные, полные мелких мушек или далекого отблеска золота. Морган сделала жест губами, словно целуя Тревора Дж. Янга, который теперь был ею — рукой, ногой или мизинцем. Она не хотела этого — не так; бессмертие и могущество — самая честная цель на свете. Они с Алексом не всегда были образцом морали и этики, но намерения-то всегда были чище алмаза из династии английских Куллинанов. «Тупой придурок». — Морган даже всхлипнула от обиды. — «Тупой придурок, я думала, хоть ты мне будешь верить». Сила воли — злость, обида, гнев. Обычно она черпала энергию из более приятных эмоций: вера и надежда, например, а еще любовь — почему бы и нет. Некогда выбирать, хорошо любое топливо. — Прости, Тревор. Тот поднялся марионеточным болванчиком. Ему не удавалось переступать через тела, кому-то отдавил руку, кому-то ногу. Задыхающиеся люди стонали, словно в глубоких наркотических или медикаментозных кошмарах. Янг добрался до терминала и ввел пароль допуска Морган Ю. Непроницаемая клетка открылась, но Морган не торопилась выходить из нее: она расправила сотни тонких нитей, — словно ее темно-каштановые волосы стали подвижными и блестящими, опутали умирающих. Нейромоды связывали их с ней, словно пуповина с материнским организмом. Морган была хорошей матерью — питала каждого. «Вы не умрете, не сегодня». Последняя нить досталась и Янгу, пускай от его мозга осталось не больше, чем у жертвы прионной болезни на последней стадии. Морган кивнула самой себе и подняла голову. Стекло соседней камеры отразило ее: фантасмагорию-Горгону с тифоньими щупальцами вместо волос. Морган улыбнулась отражению. Осталось дотянуться до Беллами. И до… — Сильвен, почему не отвечаете на мой запрос? Посмотрите сами на радары. — Голос Кейт едва не заставил ее разорвать контакт. — Черт… Да не в Психотронике. Снаружи, я вам говорю. К «Талосу» летит что-то огромное. Как целая черная дыра. * Лили оглядывалась по сторонам. Доктор Беллами на нее не обращал внимания, переругивался с Морган Ю в транскрипторе и странно дергал головой, словно ему в ухо запустили гусеницу, и теперь та лазила по ушному каналу, вызывая граничащий с болью зуд. Собственный ее транскриптор тоже разрывался от входящих сообщений: техники, обслуживающий персонал, все слышали этот треп. Подойти бы к Беллами, подергать его за рукав да сказать: «Эй, док, это Морган вам по персональному транскриптору звонит, а отвечаете вы на общеталосовский канал. Ваше устройство на него выходит, забыли? Люди не идиоты, даже такие маленькие, как мы. Спуститесь из своей башни слоновой кости, а то выйдет скверно». Она попыталась придвинуть ногой дробовик, но только уперлась носком в тело злосчастной Бьянки. По плану, после того, как люди в Психотронике умрут, Лили должна запустить ролик, рассказывающий правду о «ТранСтар» — копию того, который, похоже, полетел на Землю, но то ли не долетел, то ли перехватили уже на месте. Они захватывают «Талос», а там остается только повторить маневр. От «ТранСтар», обещал Беллами, останется только горстка праха — маленькая горстка, плюс все наши нейромоды, которые больше никто никогда не достанет. У Лили не было нейромодов, о чем она ему сообщила. Беллами пожал плечами: так поставлю, тебе какой хочется? Плюс тридцать лет жизни? Эйдетическая память? Может, — он пошловато ухмыльнулся, — повышенная чувственность? Мужики будут без ума, ну или девочки, если ты предпочитаешь свой пол. Можно даже все сразу. На «Талосе» хватит каждому, и они все останутся с нами. Мы заслужили быть сверхлюдьми, о которых трепалась Морган; мы, не она. Звучало неплохо, хотя Беллами попросту желал превратить их в соучастников, на случай, если корпорация-монстр все же одержит победу. Слишком поздно отступать; ей — точно. «Касма» не будет спасать ее задницу, они ничем не лучше «ТранСтар». Лили ткнула еще раз дробовик. Он рухнул на пол с железным стуком. Беллами наклонился — в очередной раз отвечая на тираду Морган в транскриптор, подключенный к громкоговорителю, и подобрал его. Оружие неловко болталось в тонких руках худощавого доктора, словно он вообще не представлял, где у штуки спусковой крючок. Впрочем, Лили уже видела, как тот стрелял. — Поосторожней тут, — буркнула она, и очень вовремя. Беллами и впрямь чуть не разрядил патрон в запыхавшуюся — похоже, бежала из отдела жизнеобеспечения без остановок, — Кейт Ильюшину. — Что-то огромное. Как целая черная дыра, — повторила она, русский акцент превратил слова в железные бочки, катящиеся вниз по металлической же лестнице. — Черные дыры не… — машинально начал Беллами. Фото радара на транскрипторе техдиректора заставило его замолчать. — Чего там еще? — Лили высунулась со своего места, а потом ткнула забрызганный кровью терминал, чтобы развернуть те же изображения. Несколько фото, короткое видео секунд на десять — все неважного качества, но фулл-эйчди съемки и не требовалось: сверхмассивное бесформенное тело пульсировало исполинской медузой размером с целый отсек станции. Лили опередила разом забывшего про свою заклятую подружку Беллами: — Эта штука похожа на тифона, да? Тифона размером с футбольное поле. Беллами откинул транскриптор и вскинул дробовик. — Она. Она что-то сделала. Черт ее подери. Кейт попятилась, пробормотав непонятную Лили фразу, должно быть, на русском. Двойное дуло уставилось на нее, блеснуло и переместилось: — Моррис, свяжись с Морган. Возьми мой транскриптор, она там, на связи. Шевелись, тебе сказано. Руки у него сильно дрожали, по неприятно-длинному, лошадиному лицу стекали капли пота, темные волосы прилипли ко лбу. У Лили скрутило кишки, как будто в них набросали льда, она дважды сглотнула. «Тифон размером с футбольное поле» — там, где-то далеко, а обезумевший ученый — вот он, здесь. С дробовиком. И он только что приказал убить главу службы безопасности Сару Элазар. Лили попыталась переглянуться с Кейт. — Шевелись! — нервно дернулся Беллами. — Да, сэр. Конечно. Лили потребовалось сползти со стула и встать на четвереньки. Ее колено уперлось в труп Бьянки, тот был жестким, как доска, хотя для трупного окоченения еще рановато. Дырявое лицо напоминало плохо выделанную хэллоуинскую тыкву. — Ты никуда не уходи. Стой рядом. Там же без тебя обойдется, — дробовик качнулся в сторону Кейт, и Лили подумала: выстрели в нее. Пожалуйста, в нее, только не в меня. А я попытаюсь сбежать. — Доктор Беллами, перестаньте. Мы должны вместе решить… — К дьяволу вас всех. Лили. Быстрее. — Да, сэр. Снова дробовик. Он такой близкий. Интересно, ее голова раскроется, как огромная красная роза, или просто выльется перевернутым стаканчиком вишневого мороженого на пол. Лили едва не засмеялась обоим образам. — Транскриптор. Здесь. Морган… кажется, она еще на связи. Морган? — …Сильвен, что у тебя там? Открой Психотронику. Я разберусь. Кейт неуклюже схватилась за спинку кресла, то ли спасаясь от обморока, то ли пытаясь закрыться. Оно стояло в вестибюле перед входом в кабинеты Бьянки, Чанга и самой Морган Ю; предназначалось для посетителей, что-то вроде того, Лили никогда не интересовалась. Она всего-то пару раз была в шикарных апартаментах вице-президента, антифриз в кондиционере меняла и настраивала электропроводку. Боги «Талоса» редко снисходили до простых смертных, вроде нее — вероятно, к лучшему; зато Кейт повезло больше, технический директор выслужилась перед Морган всеми возможными способами. А теперь? Кресло прикроет ее от дробовика: толстый поролон в обивке и добротные доски, но не от перерожденной твари. «Она убьет тебя, как убила твоего отца», — говорила ей Лили. Кейт бросило в краску, светлокожее лицо пошло красными пятнами. — Морган, она…еще там. Но как же кислород. Он жива, доктор Беллами… Вот так выглядит предательство или надежда, иногда — одно и то же. Лили вернулась в кресло и тихо хмыкнула: — Она не человек. Теперь веришь? Беллами отмахнулся от обеих: — Морган, это ты устроила? Та штука — твоих рук дело? Дробовик метался собачьим хвостом. Лили снова подавилась невидимыми кубиками льда, они родились в горле и плюхнулись в низ живота. Тифоны или нет, сумасшедший Беллами их убьет. Прямо здесь. Сейчас. Вот, что он сделает. — Нет. Клянусь, понятия не имеют, что это, — голос Морган искажало транскриптором, если она и нервничала, то техника не передала ничего. — Выпусти меня. Не обойдешься же. А вот с насмешкой получилось отлично. Лили замерла. «Деймос», из которого она убила Бьянку, лежал на краю стола, но в ее костюме все еще пряталась утилизационная граната. Рука скользнула к вмонтированному рюкзаку. Беллами направил на нее дробовик. Собачка, подумала Лили. Будь хорошей собачкой, ну пожалуйста. Этот хвостик виляет. Хвостик. Просто хвостик. Хвостик виляет, ничего не замечает. — Скажи ей, чтобы прекратила выебываться и остановила ту штуку. — Беллами трясло, как ДЦПшника с похмелья. Кейт попыталась спрятаться за кресло, умная девочка. Может, она и выживет, заслужила. «Я тоже. Собачка. Хвостик». — Выпусти. Меня, — повторила Морган, а потом почти выстонала. — Нас. Беллами выстрелил. Лили взвизгнула, еще не соображая: ее убили, продырявили череп, вырвали разрывными кишки? Тогда где боль, она призрак? Хвостик. Собачка лает. Не кусает. От дыры в полке красного дерева тянуло порохом и почти уютно — камином с трескучими поленьями. Хотелось зажмуриться и притвориться, что ничего больше нет, только запах, спокойный и почти безопасный. Белами обнимал свой дробовик, кружился на одном месте, потом одна рука соскользнула, а второй он надавил на правый глаз, словно пытаясь выдавить его большим пальцем. Этот палец вошел глубже. Из-под сомкнутого века потекла жидкость — пока еще слезная, последняя защита склеры. Беллами не останавливался. — Убирайся. Убирайся из моей… убирайся, сука. — Почему вы не верите? То, что приближается к «Талосу» — не Морган. — Джейсон Чанг шагнул на верхнюю ступеньку и поравнялся с креслом. Ноги у него гнулись плохо. Говорил он незнакомым женским голосом: — Это мы. Мы Райли Ю.