Все, что будет нами

Лиловый «Форд Фиеста» обогнал плетущийся впереди громадный Фрейтлайнер по встречной — глаз камеры мигнул вслед, обещая в конце месяца квитанцию со штрафом. Водитель грузовика кричал вслед. Келли показала средний палец в открытое окно. Маккензи она считала дурой набитой (причем набитой то ли ботоксом, то ли силиконом, то ли тем и другим), но тон не понравилось, а еще чувствовала: с Эшли правда неладно. Кто сказал, что «ТранСтар» не сотворили с ним нечто, — например, вывернули наизнанку, как ее. Для блага человечества, конечно же. «Доверяй мне», — говорила Морган Ю, когда Келли соглашалась. Теперь она не была в этом уверена. Не после того вечера, когда она опять пошла искать приключений. Поймала такси, потому что собиралась доехать до бара и как следует надраться, водителем оказался один из этих парней-мигрантов. Он даже не клеился к ней по-настоящему, просто отпустил пару сальных шуточек с липким, как пахлава, акцентом. Келли набросилась без предупреждения. Хуже всего, она не могла вспомнить, чем именно все закончилось. Может, они потрахались. Или она убила парня. Очнулась дома, зажав горло бутылки русской водки и раскачиваясь перед зеркалом — растекшаяся тушь, грязная футболка с темными потеками поверх надписи «Хот чик», несколько прядей волос настойчиво лезут в рот. За спиной работал по телевизор, показывали какую-то мелодраму. Келли сделала глоток, прошлепала босыми ступнями на кухню, чтобы поставить бутылку в холодильник и достать вместо нее мороженое. Все напоминало обычный ПМС. Футболку с темными пятнами она выкинула в помойное ведро, и еще пару дней ожидала, что придут полицейские — вероятно, те самые, к кому обращалась в поисках Эшли в самом начале истории. Она ошиблась, никто не пришел. Маккензи могла иметь в виду обычную простуду. Акклиматизацию или что-то такое. Келли созвонилась с Эшли накануне. Он должен был прилететь еще через пару дней. Решил взять рейс пораньше, чтобы сделать ей сюрприз и порадовать бурной встречей. «Фиеста» метнулась мимо щита с рекламой их компании, «ГринВэй». Транстаровское лого не добавили. Все после открытия, сколько там дней осталось — неделя? Нужно еще раз съездить с Бьерном, проверить завод, все должно быть идеально. — Нахер вас всех, — выругалась Келли в пахнущее мандариновой отдушкой пространство. Солнце слепило в стекла темных очков. «Все будет так, как должно», — шепот в голове звучал голосом Морган, ее брата или кого-то еще. Келли пыталась к нему привыкнуть, словно к заживающему пирсингу — нельзя трогать, пока не зарубцуется, но так и тянет подергать. Шепот подсказывал правильно, но если злиться или игнорировать, получишь рану, а то и заражение. Она сделала быстрое движение — темнота роя вместо ладони прямо на коричнево-сливовой обивке руля — и спрятала, надеясь, что вездесущие камеры не засекли сквозь лобовое стекло. Трасса выруливала за город. Маккензи сказала, мол, отправила Эшли домой. Келли не сомневалась, поедет он к ней. Он всегда так делал, особенно когда становилось хреново. Одноэтажные домики обняли своим неизменным покоем. Здесь ничего не менялось: все те же соседи, школьники на своих автобусах, выпрыгивают из дверей и бегут домой, где родители ждут к ужину. Келли почти не сбавила скорость. Под колеса выскочил Спот, соседский французский бульдог, похожий на черную слюнявую сосиску на ножках. Она резко вдавила тормоза, понимая: не успеет, Спот впрямь превратится в пятнышко, кровавое пятно на асфальте. Простите, семья Дилан. Ваш сын Рори очень любит маленького питомца. Простите. Ее рука вытянулась прежде, чем Келли поняла: это и не рука вовсе, а полупрозрачное щупальце — мушиный рой. Оно схватило визжащую псину и отбросило с дороги. Спот лаял еще минут пять вслед, Келли сбила скорость. Прохладный ветер коснулся мокрого лба. «Нужно записать это. Нужно рассказать Алексу». Я торопилась домой к парню, ну знаете, тому самому, который хотел опозорить вас на всю страну, и едва не сбила соседскую собаку, а потом отрастила тентакли, но никого даже ими не трахнула, представляете? Зато откинула глупую тявкающую тумбочку прочь. Как вам это понравится, Алекс?» Новый пежо Эшли стоял припаркованным возле гаражных ворот. Келли пришлось оставить свою машину рядом. Он порой и прежде создавал такие вот неудобства, чертов эгоист, но сейчас она почти не разозлилась, все еще думая о собаке — и о том, что будет дальше. — Эшли? — Келли толкнула незапертую входную дверь. Она догадывалась: тот не ответит. Она оказалась права; и успела представить себе тысячу вариантов — от относительно безобидного «Эшли валяется пьяным в обнимку в той самой бутылкой, которую я ставила в холодильник» до «Эшли валяется пьяным, рядом опасная бритва и лужи крови». Ошиблась: тот вышел так медленно, словно ступал по разбитому стеклу. В вытянутых руках сжимал пистолет — и отверстие было направлено прямо в лицо Келли. Расстегнутая рубашка демонстрировала поддельный сапфир. — Я все знаю, — сказал Эшли и засмеялся. — Про тебя. Про себя. Про всех нас. * Он правда хотел отдохнуть, когда ехал (к этой женщине, которую держали в плену) домой. Долгий перелет и Вавилонская башня «Глобал ТВ» слились в единый серебристый шлейф-росчерк, перед глазами стояло марево. На обратном пути он то вспоминал, то забывал собственное имя. Оно было написано на некоторых рекламных щитах: «Марвин Баселар», а потом щит переворачивался створкой жалюзи, и вместо фото шампуня или новой модели игровой приставки — другое: «Эшли Стоун». «Я высплюсь», — думал Марвин, который еще по отсидке в грязной камере помнил: если удалось вырубиться, хоть в углу на шконке, хоть на полу — считай, выиграл пару очков. Забил гол. «Я передохну и приведу мозги в порядок», — соглашался Эшли, который выскакивал после двенадцатичасовых перелетов Сиэтл — Сидней бодрым и свежим, как зеленое яблоко, чем бесил любого, кто вызывался его сопровождать. Однажды он летел из Нью-Йорка в Москву всего на три часа, пытаясь захватить митинг против русского правительства на правах представителя независимой прессы. Его перехватили на границе, проторчал в «Шереметьево» семнадцать часов в неотапливаемой комнате при температуре минус двадцать семь. В этой камере даже кресла не было, а единственный туалет не закрывался, к тому же пахло свежей краской. Коричнево-зеленой, как холерный понос. Эшли все обещали пропустить, тянули время, он ругался, пытался подключиться к интернету — не ловил ни вай-фай, ни роуминг. И все-таки пропустили, выдали бейдж, он даже привез несколько кадров. Через полдня после московских приключений он отправился в Швейцарию. Келли называла его железным человеком. Марвин и Эшли соглашались: нужно просто немного передохнуть, а потом все встанет на свои места, темная пелена перед глазами рассеется. Добравшись до дома (той женщины) Келли, он открыл бутылку пива, но сделал лишь глоток, вылил остальное в раковину. Лег на кровать, сняв лишь обувь. А потом пискнуло в смартфоне. Незнакомый контакт подмигивал эмодзи-змейкой. Марвин и Эшли подумали, что не стоит открывать анонимные сообщения, но любопытство всегда брало верх и у бывшего наркоторговца, и у скандального журналиста. «Принять». Вот, что случилось. А теперь Келли стояла перед ним — челка у нее отросла снова, быстрее, чем всегда. Ему стоило заметить симптомы раньше, и ее жажду секса, и ее странное поведение, когда он по утрам отмалчивалась, а иногда говорила: «Мне нужно побыть одной». Она звонила ему, просила ли о помощи? Или хотела сама рассказать правду? Вряд ли. — Ты работаешь на него. — Эшли махнул пистолетом. Марвин возразил: «Но я тоже», — и Эшли наступил на него, словно на вывалившуюся из стакана с мартини оливку. Палец скользил по крючку. — Что? Келли попятилась. Дверь она успела захлопнуть, но не запереть. Эшли обогнул ее, держа на мушке, чтобы щелкнуть замком. Келли прижалась спиной к стене, над головой висела картина с морским пейзажем. Она появилась недавно, или была здесь всегда? Он не помнил. Сбоку расположилось зеркало — мельком глянув, Эшли понял, что не узнает ни одного своего лица, и маленькая раздавленная оливка Марвин ничем не помог бы. — Не прикидывайся. Ты работаешь на Алекса. Ты согласилась стать его игрушкой, ради… черт, чтоб я еще понял, ради чего. Она моргнула и подняла руки неловким жестом человека, который видел подобное только в фильмах. — Эшли. — Пошла нахрен. Не оправдывайся и не вешай лапшу на уши. Говори, что у тебя там с «ТранСтар». — Эшли, убери пистолет. Келли нахмурилась и попыталась шагнуть куда-то вправо или влево. Ему приходилось (нам обоим, правда, приятель?) стрелять. Марвин требовал перехватить управление. «У меня есть опыт, я убивал, и не однажды, — говорил он, — а у тебя — только самозащита и блеф несколько раз, не будь идиотом. Мы на одной стороне». — Ничего я не уберу. Я знаю, что ты продалась с потрохами, только хочу понять, чего вы там нахрен творите. Лицо Келли едва заметно изменилось — словно пошла рябь. «Она тоже два в одном, как современные косметические средства», — почему-то подумал Эшли. Точно Эшли. «Какое-то пидорское сравнение, — прокомментировал Марвин. — Ты точно по девочкам?». — Отвали. — Эшли. — Я не тебе. Отвечай, бля. Прямо сейчас, или я выстрелю. Щелкнул курком, давая понять: не блефует, вот он — спусковой крючок под указательным пальцем, чтобы нажать надо преодолеть легкое баллистическое сопротивление. — Я не… слушай, прекрати страдать херней. Ты знал, что я с ними заключила контракт, охереть новость, Эшли, включи сраный телек и услышишь. — Келли сжала по-прежнему поднятые руки в кулаки. — Ты не в восторге от «ТранСтар», я знаю, только мне насрать, это работа. Понятия не имею, какого ответа ты хочешь. — Не это. Он засмеялся. — Говори все. Келли сделала шаг в комнату. Он махнул вслед пистолетом, а потом нажал, пуля почти коснулась плеча, мелькнула в паре дюймах и воткнулась в стену. Осыпалась штукатурка с потолка, на веселеньких цветочных обоях осталась обугленная дыра. Дзиньканье из гостиной сообщило, что рухнула какая-нибудь ваза, или пульт от телевизора, или что-нибудь еще. Человеческое жилище хрупкое, почти как жизнь. Но сработало, Келли остановилась, полуобернулась, снова подняла руки; оглядывалась она медленно, выражение лица менялось с испуганного на злое. — Что ты от меня хочешь? Я работаю с ними. Лунн тоже. Мы собираемся выпускать продукт, потому для «ГринВэй» это охрененный способ подпрыгнуть выше небоскребов, прямо в космос, вот именно. Чего еще тебе надо, признание, что я отсосала Алексу ради контракта? Он может купить себе тысячу элитных шлюх, куда мне до них. Не будь тупицей, Стоун, лично я никому настолько не интересна. Даже тебе. «Она хорошо играет», — согласились Эшли и Марвин. Как будто давно репетировала подобную сцену, готовилась в ней, а теперь нырнула, словно артистка в любимый спектакль. Он засмеялся: — Скорее, отлизала. Морган Ю. И эта самая дорогая в мире шлюха оказалась заразной. Скажи, во что она тебя превратила? Келли моргнула. Ее неровная, всегда как будто неправильно подстриженная челка прикрыла один глаз, сделав круглое лицо почти отталкивающим. Она убрала руки, перестав прикидываться, будто боится пистолета. «Я знал». «Мы знали, оба». Эшли коротко застонал. Марвин ухмыльнулся бы, но смешно не было. Келли моргала, бледная в какую-то синеву, стояла вполоборота, пальцы у нее дрожали. — У меня не было выбора, Эшли, — очень тихо проговорила Келли, и он предугадал эту фразу, поэтому выстрелил, целясь уже не в пространство, а в женщину, которой когда-то приносил гавайскую пиццу и пел ужасным голосом серенады, рассказывал о мировом заговоре и сочувствовал, когда ее держали в плену, промывая мозги, под собственное, единогласное: — Выбор есть всегда. Пуля взорвалась — как показалось Эшли, в полете. Спустя мгновение он разглядел черный рой, тянущийся от плеча Келли, как послушная третья рука. «Вот видишь, я же говорил, — засмеялся Марвин. — Мы стали тобой. Я стал тобой, тебя мне запихнули в глотку, влили, как дешевый ром на пьяной вечеринке. Морган превратила Эшли Стоуна в пару шотов. Так себе выпивка, в трущобном баре Пальмитаса получше наливают». «Заткнись, заткнись еще и ты», — заорал Эшли. Он взял верх — даром что при жизни был просто скандальным писакой, в новом теле как будто отучился на профи боксера и зарядил чертовски мощный хук справа. Марвин выключился. Келли смотрела на него. У нее было странное выражение лица, как у человека, который долго мучился от боли, а потом ему дали анестезию, но она еще не начала действовать. Эшли назвал бы предвкушением: предчувствием не-боли, желанного освобождения от мучений. Келли нервным движением поправила челку. Он заорал на себя: нет, пожалуйста, нельзя, — и выстрелил снова — прямиком в дурацкую картинку — мотивационный плакат «СЕГОДНЯ ХОРОШИЙ ДЕНЬ». На фоне — голубое небо и яркое солнце. Фальшивка, всегда считал Эшли, но с дырой в брюхе солнце как будто стало немного честнее. «Ты хренов идиот». Третья пуля застряла в паутине. Эту паутину Келли соткала очень быстро — приоткрыла рот и выдохнула мутную черноту, словно она умерла, уже много недель как бродила в виде зомби, а гниющих тканях завелись мелкие черные мошки. Дыхание стало дымкой, в которой и застряла пуля. — Больше не стреляй, — сказала Келли. — Этот трюк не такой уж надежный, пару раз могу его показать, но не более того. Она повернулась лицом к лицу и сделала шаг навстречу. Эшли снова сдавил до упора крючок. В паутине прибавилось маленьких блестящих жертв, но и Келли побледнела, как будто серая дымка стала каким-то ее органом, отделенным от остального тела. — Я же сказала. Больше нельзя, — пробормотала она. Как сквозь анестезию, продолжил свое сравнение Эшли, и только теперь закричал. Сначала — просто орал, на одной ноте, Марвин высовывался изнутри и хохотал, посмотри, шептал он, «ТранСтар» пробрались всюду, я выпил тебя, не сумел переварить, стал тобой. Твоей девице досталось кое-что покруче. Почему бы не спросить, что именно — ну, знаешь, словами. Ты вроде бы журналист, как насчет интервью с перерожденной тварью, которая даже не Морган Ю? Принеси своей девчонке гавайскую пиццу и пару младенцев на закуску. А потом запиши откровения на диктофон; поверь, я скандалил с куда более эмоциональными девчонками, одна разбила бутылку из-под пива и пыталась выколоть мне «розочкой» глаз. Твоя Келли куда сговорчивей — даже теперь. Эшли заткнул Марвина, вынырнул из собственной головы, чтобы уставиться на Келли: глаза в глаза, под пальцами скользит металл, у паутины сложный запах: кислородного коктейля, грозы, октябрьской влаги, хотя за окном солнце и на небе ни облака. Из коридора вытекли все краски, они вдвоем оказались в сепии старой фотографии или черно-белого кино — немого кино, потому что заговорить себя заставить не мог. Келли сделала шаг навстречу, и еще, и еще один. — Келли. — Ты хотел убить меня. Эшли сглотнул — и не потому что зеленые глаза заволокло той же паутиной, так, что теперь они напоминали закопченное стекло. Тихий голос был мягким и вкрадчивым, почти ласковым. От этого звука хотелось зажать уши и бежать прочь. Он сделал шаг назад — благо входная дверь была за спиной. — Нет, стой. Келли дотянулась до него своим полупрозрачным щупальцем. Эшли попытался отдернуться. — Ты стала ею. Он плюнул на пол. — Это она так вела себя со мной. Хуже, чем пытка, вот что делала. — Она. — Морган Ю. Келли кивнула и посмотрела вверх, словно молилась своей извращенной богине, совершая некий религиозный акт imitatio Morgan. Эшли подумал о древних культах, настоящих — вроде Астарты, — или выдуманных, какой-нибудь Шуб-Ниггурат из мифологии Лавкрафта. Щупальца, смертоносный зазвездный ужас и хтоническая тьма. Впрочем, скрипка Цанна не зазвучала, небо не превратилось в черную дыру, по-прежнему светило из окон на кухне солнце, доносился собачий лай и мерное шуршание покрышек об асфальт изредка проезжающих автомобилей. Эшли чудилось, будто прошло несколько часов, он влип в паутину, а Келли стояла и не двигалась. — Они хотят изменить человечество, — наконец проговорила Келли, и чужие слова заставили ее нахмуриться — морщинка между немного неровными бровями была знакома. — Вранье, как всегда. Это же «ТранСтар», они всегда врут. — Полагаю, не в этот раз. Эшли, мне позвонила Франциска и сказала, что ты плохо себя чувствуешь. Ты — мы оба изменились после того… случая, наверное, стоило поговорить откровенно давным-давно. Прости. Хотя стрелять по-моему лишнее. Марвин тихо захохотал со дна того колодца, куда загнал его Эшли. «Признайся, — сказал он. — Признайся, что тебя больше нет, что ты — просто протеиновый коктейль на основе какой-то транстаровской дряни, мимикрией они это называли. Признайся, что ты мертв». — Они предлагали и мне на них работать. Я отказался, потому что… — Эшли запнулся. Он ведь выяснил о «ТранСтар» нечто такое, что могло их уничтожить, даже компанию-монстра, отыскал способ вспороть брюхо левиафану. Какой именно? «Не помню». Марвин противно хихикал. «Пошел ты», — сказал ему Эшли, кажется, вслух, потому что Келли снова нахмурилась. — С кем ты разговариваешь? — Ни… ни с кем. Черт. — Он уставился на нее. — Я отказался. Потому что. Они монстры. Они тебя превратили в монстра! Эшли засмеялся: «Выкуси, Марвин». — Ты так считаешь? — Келли склонила голову набок, становясь похожей на школьницу, которой досталась слишком сложная задачка, а учитель требует сдать тест через десять минут. — Неправда. Посмотри, что я могу. Она поднялась на несколько футов в воздух. Щупальца протянулись до окна, заполнили целый дом, по ним пробежала искра электричества, сполох огня. Она мелькнула и переместилась куда-то в соседнюю комнату, Эшли успел выругаться коротким «…мать», — Келли вернулась. — Электрокинез. Пирокинез. Фантомный сдвиг. Это еще не все. Правда, круто? Морган назвала меня нулевым пациентом, она хочет, чтобы все люди стали такими — бессмертными, всемогущими. Ты всегда говорил, что «ТранСтар» только и делает, что зарабатывают миллиарды на богатеях, которым поставляют свои нейромоды и регенерационные комплексы. Говорил, им больше ничего не надо. Как видишь, ошибся. «Они убили меня. Я мог… согласиться?» — К черту. Эшли поднял пистолет — оставалось два или три патрона, он не помнил. — Ты, должно быть, чертовски счастлива, что Морган выбрала тебя. Еще бы, такая честь — сама доктор Ю польстилась на серую мышь, вроде тебя. Келли дернулась. «Плохая, очень плохая идея, — зашипел Марвин, Эшли прижался спиной к стене. Под затылком скользнуло зеркало. — Не зли ее». «Это просто Келли». — Серая мышь, — повторил он. — С тобой было удобно мне, видимо, Морган тоже решила, будто ты вроде тапочек. «Заткнись, о, заткнись». У Келли задрожали губы, она прихватила нижнюю зубами. Живот Эшли свело спазмом, он скрестил ноги. Обделаться только не хватало. — Ты правда так считаешь? — Неважно, что я считаю. Черт. Ты мне все равно не поверишь, если скажу — нет, ты всегда была для меня особенной. — Поэтому ты меня игнорировал неделями. Поэтому творил все, что хотел, а я терпеливо дожидалась. Зеркало за спиной стало теплым, как и стена. Эшли крался к выходу, надеясь успеть: нужно скинуть цепочку и выскочить. Всего пара секунд, можно даже позволить Марвину немного попользоваться этим общим для них телом; ублюдок привык драть когти и спасать свою костлявую задницу. — Это моя долбаная работа, если ты не заметила. И…я покупал тебе пиццу. Чертову мерзкую гавайскую пиццу. Эшли засмеялся. Келли тоже улыбнулась — только ртом, ее глаза оставались заляпанным изнутри мазутом стеклом. — Расскажи, что они хотят. Расскажи, что тебе говорила Морган, а еще давай… пойдем со мной, покажем все эти твои способности. Мы закопаем «ТранСтар» с потрохами за то, что они с тобой сделали. Я знаю, ты считаешь, будто сделала выбор, но это не так — выбор есть всегда. Он протянул руку. Келли коснулась пальцев — ладонь была теплой, хоть и покрытой легкой испариной пота. Эшли выдохнул и улыбнулся. Вскрикнуть он не успел. Щупальце пробило горло и вышло из ямки, где череп переходит в шею. Кровь превратила лохматые светлые волосы в багровую шапку за пару секунд. Зеркало заткало липкой влагой. Келли удерживала его, словно пойманную рыбу на крючке, пока Эшли колотился и дергался, пока под ногами натекала лужа крови и резко пахнущей мочи, а взгляд оставался удивленным и немного бессмысленным, как у новорожденного младенца — правда, Келли видела новорожденных только на фото, которые выкладывали в Инстаграм успевшие родить подруги. — Наверное, ты прав, — сказала она, вытерев ладони о блузку. Белая ткань была безнадежно испорчена красными потеками. — Я стала чудовищем. Алексу не понравится то, что я с тобой сделала, да? Ну и ладно. К черту вас всех. Она посмотрела вверх: сквозь потолок, который стоило бы побелить полгода назад обращалась к звездой бездне, слышала навязчивый и одновременно убаюкивающий голос Морган. Все хорошо, говорила та. Ты поступила правильно, только уходи теперь, потому что труп в доме придется прятать, придется искать объяснения, а мы ведь не хотим все испортить, правда? Келли выпустила труп. Тот шмякнулся на бледно-бежевый ламинат с тяжелым хлюпом, чтобы растечься, превратиться в черный дым с несколькими сгустками липковатой сажи внутри. «Это я сделала?» Келли казалось, что она закричала во все горло, на самом деле, изо рта вырвался сдавленный писк. Она согнулась, мрачно думая: сейчас меня еще и вырвет в мерзкое месиво, но дурнота отхлынула так же быстро, как и накатила. Келли фыркнула. — Это я сделала?.. Или нет. Амулет-сапфир мелькнул в останках и тряпках — костюм, рубашка, боксеры с дурацким принтом в зеленый горошек, словно какой-то навязчивый символ, и Келли подобрала его. В кармане джинсов вибрировал телефон — нет, не телефон, транскриптор. «Алекс знает». Она не удивилась, достала непробиваемый с точки зрения защитных протоколов и шифра транстаровский коммутатор; обычный смарт привычнее, не сразу нажала правильную кнопку. Руки дрожали, хотя паутина втянулась под кожу, снова сделав ее обычной. «Я всегда была обычной. Больше нет». Зеленое или красное. Вроде был какой-то фильм про пилюли, и Келли сделала выбор. Красное. Отбой. «Отстаньте. Отвалите. Отъебитесь. От меня. Все». * В «ГринВэй» работали идиоты, прекраснодушные болваны, которые знали о СКУД и безопасности корпоративных данных примерно столько же, сколько кенгуру об интегральных функциях. Клэр могла бы нацепить табличку «Эй, я шпион из “Касмы”, собираюсь выкачать все ваши данные по сделке с “ТранСтар”», и вялый охранник на первом этаже офисного здания только пожелал бы счастливого пути. Она сохраняла облик той девчонки из забегаловки, но это оказалось совершенно лишней мерой. В «ГринВэй» не привыкли к тайнам, не привыкли, что маленькая компания, работающая на дюжину веганских кафе и пару магазинчиков «органик шопс» — из тех, кто делает лендинги для продажи своих «потрясающих уникальных товаров» на бесплатной платформе руками школьника из старших классов, — хранит что-то важное. «Мисс Донахью не торопилась делиться, да?» Или: сама не до конца понимала, что делает. Эта версия показалась Клэр странноватой, но ее она отложила, не выбросила. Все-таки шпионкой она была опытной, проникла в нутро «ТранСтар» и «Пифея». Это тебе не подняться на скрипучем лифте, жуя розовую жвачку и наблюдая, как щелкают блеклой подсветкой этажи. Вошла темнокожая леди с папкой бумаг, от нее резко пахло дешевыми духами, а сквозь них — потом. Клэр поморщилась. Чувствительность к запахам и звукам ее ранила почти физически, она по-прежнему списывала на акклиматизацию после лунного безмолвия и нейтральности очищенного воздуха на «Пифее». Или дело в той штуке, которая помогала ей менять облик? Надо спросить у Василиска. Даль, если и знает, черта с два ответит. Сукин сын. «ГринВэй» то ли получили не такой уж значимый задаток от всемогущего покровителя, «ТранСтар», то ли пока не решились тратить деньги. Компания теснилась в нескольких кабинетах, на одном этаже. Клэр нахмурилась: проверить компьютер Келли? Или босса, который даже не очень-то считает себя главным — этого здоровяка из тренажерки, Лунна? «В ком все дело». Конечно. Ответ прост. Лунн ни о чем не догадывается. Разменная монетка; ему действительно лучше бы остаться в своей веганской нише. Менеджер по продажам Келли Донохью притащила золотого тельца, который оказался троянским конем, начиненным… мимиками, должно быть. Тварями из космоса. Клэр невольно покосилась на свои несуществующие пальцы. В теле кроличьей девчонки они казались реальными, из той же плоти и крови, что и все остальное. Стоило зажмуриться, перед мысленным взором поднималась то ли громадина-медуза, «телепат», как назвал его Алекна, то испытание турелью. «Чертовщина гребаная». — Простите, мэм? Темнокожая из лифта обращалась к ней. Клэр улыбнулась. — Извините, я ищу Келли Донахью. Она оставляла визитку компании, может, пару месяцев назад… ох, еще раз извините. Я из магазина «Аспарагус». — На лице надушенной женщины отразилось недоумение, и Клэр зачастила громче. — Вы, наверное, не помните, ну мы еще переименовывались, а мисс Донахью предлагала услуги вашей компании, но там до меня парень отказался, его за это уволили, теперь владелица решила, что нужно… — Да… конечно. — Собеседница моргнула. Веки у нее были подкрашены золотистыми тенями, словно у какой-нибудь звезды хип-хопа. — Мисс… — Китс. — Китс. Да. Разумеется. Только Келли сейчас нет, она себя плохо почувствовала или что-то в этом роде. Еще днем. Отпросилась и поехала домой. Клэр всплеснула руками. — И когда же она… — Боюсь, не сегодня. Мы с ней работаем, сидим в одном кабинете. Ну, я слышала, что она предупредила: раньше завтра не появится. Клэр изобразила вселенскую тоску. — Что ж, понимаю. Прошу прощения. — Мисс Китс, может быть, я бы могла… — Нет, спасибо. У нас уже есть коммерческое предложение от мисс Донахью, я вернусь завтра. Она переступила порог лифта, чтобы проследить, в какую именно дверь вошла женщина. Что ж, это было очень просто. А ждать лучше всего в виде неодушевленного предмета. Колпачок от шариковой ручки валялся в углу туалета до наступления темноты. Он закатился в дальний угол, даже уборщица не обратила на него внимания. Клэр-колпачок чувствовала себя странно: она была синей пластмассой, тронутой чьими-то зубами, ее молекулы перемещались… пластмассово, атомы перестроились в нужном порядке. Она не ощущала дискомфорта без дыхания или движения: колпачку от ручки не нужно дышать. Я колпачок от ручки. Почему бы и нет. Она могла двигаться — что и сделала, выкатившись и поднырнув под дверь. Столь миниатюрный предмет вряд ли отметят на камерах, если они тут вообще стоят. И если лентяй из службы безопасности хоть раз в пару часов отвлекается от какой-нибудь паршивой порнушки или комиксов, чтобы взглянуть на мониторы. Тоже вряд ли. Клэр очутилась внутри, с легкостью приняла привычную форму. Руки и ноги немного затекли, но остальные молекулы вернулись на место. Лучше не думать о сохранении массы и энергии, решила Клэр. Маленький кабинет напоминал птичье гнездышко: зеркала, косметика, батарейки и кем-то забытые наушники-капельки. На дне кофейной чашки плескались остатки жидкости. Несколько цветов в горшках и вездесущие мотивационные плакаты. Компьютеры таращились слепой чернотой выключенных мониторов. Что ж, нужно исключить тот, который перевели в спящий режим недавно: подружка Келли только что покинула здание, в отличие от привилегированной коллеги. Клэр коснулась по очереди двух системных блоков. Первый оказался теплым, второй остыл давно. Бинго. — Привет, секреты «ТранСтар». Привет, Клэр Уиттен, — произнесла она шепотом и засмеялась. Однажды расскажет эту сказку Джейми. Что-нибудь про супергероиню, меняющую внешность, злобную корпорацию и победу над ней сил добра. Пароль она подобрала минут за пять. Клэр привыкла вытрясать тайны из параноиков-транстаровцев, поэтому операция в «ГринВэй» — все равно что чемпиону «Формулы-1» сесть за руль школьного автобуса. Главное аккуратность, и никакого адреналина. Клэр открыла папку с документами: Келли оказалась не поклонницей порядка, поэтому в ее файлах царил если не хаос, то творческий беспорядок. Тем не менее, все материалы по «ТранСтар» сложены отдельно. Клэр просматривала их, кривя губы: скучища. Какие-то действительно продуктовые поставки, производство минералки, строят новый завод — ну да, тот самый, где она уже была. Перечисленные суммы внушали уважение, но для корпорации уровня «ТранСтар» — вроде карманных расходов, которые выдает папочка сыночку. Или дочурке. Келли могла банально оказаться любовницей кого-то из важных транстаровских шишек — может, самого Алекса Ю, которая почему-то не забросила свою скучную рутину менеджера и своего горластого парня, чтобы переехать в трехэтажную виллу где-нибудь на собственном тропическом острове, а продолжала реализовывать карьерные амбиции. Звучало странновато, но все люди разные. И вполне правдоподобно: она привыкла к отвратительным тайнам «ТранСтар», к убийству людей и перерождению в тварей из космоса, но что-то человеческое же в них должно остаться? «Все так просто? Я приду к Василиску и доложу: никакой гребаной тайны, эта ваша Келли, похоже, просто удачно раздвинула ноги, за это получила сладкую печенюшку и собственный кукольный домик. С водичкой. Ее парень будет рвать и метать, но всем остальным до лампочки, правда?» Клэр нахмурилась. «Это испытание, да?» Турель с патронами все еще издавала клацающие звуки в ушах, и стоило зажмуриться — открывалось разверстое жерло. Хлоп. Хлоп. Хлоп. Клэр убрала поддельные пальцы, внимательно уставившись на обрубки. Виджай Бхатия мертв, его кольцо до сих пор у нее — стоило бы вернуть семье. «Касма» вздохнуть ей не давали, на «Пифее» было спокойней: занимайся своими делами, шурши мышкой, собирай полезные данные. Интересно, что там с Моррис и Эдди Воссом? Ничего хорошего, скорее всего. «И с Райли Ю… я ведь сказала Василиску, что она превратилась в какую-то чертовую дрянь, но это не мое дело, да?» Похоже, так. Она получила эти странные способности, как у изуродованного подопытного, могла превращаться в девочку из забегаловки и колпачок от ручки, а они заставляли ее собирать дурацкие чертежи этого дурацкого завода. Ценности в них меньше, чем в использованной туалетной бумаге. Клэр обернулась по сторонам. Пора отключаться и сваливать. Короткий «дзеньк» доставленной почты заставил вздрогнуть, а когда она увидела заголовок: «КЛЭР, ЭТО ВАМ. ОТКРОЙТЕ», — то едва не закричала, зажала себе рот обеими руками, и отстреленные пальцы снова превратились в черные бесформенные сгустки материи. Словно во сне Клэр коснулась мышки и нажала «Открыть». Инструкцию она прочитала дважды. Трижды. На четвертый — не удалось, письмо снова моргнуло и растворилось; Клэр проверила входящие, удаленные, не только банальную Корзину, но и следы в реестре, но ничего не нашла. Похоже, в письме был вирус. Вероятно, ей следовало догадаться. Клэр покосилась на открытую пачку миндального печенья. Взяла она только одну и положила в рот, прожевала, едва ли ощущая сладость и легкую горчинку приправы; а затем подняла руку с щупальцами вместо пальцев. Огонь расцветал, словно ярко-красный тюльпан, — космический тюльпан, который все выращивали на Луне, особый сорт для ценителей экзотики. Клэр не удивилась, услышав шаги, — охранники среагировали на сигнал о пожаре, на потолке разорвало автоматический разбрызгиватель, но плазма уже корчилась на обоих письменных столах, ползла по окнам, коптила стены. — Что здесь… Клэр обернулась: позади растерянно моргал тип, которого видела недавно вместе с Келли — спортивного вида здоровяк со светлыми волосами. Симпатичный, отметила она, прежде чем метнуть сгусток огня, прежде чем пройти мимо охваченного пламенем и пронзительно орущего человека. Маленькая компания «ГринВэй» превращалась в святилище — в жертву всесожжения, и Клэр даже не была уверена, кому именно возносится густой черный дым с кислой вонью формальдегида, искореженного дерева, пластика, ламината. С потолка падали хлопья штукатурки. Где-то поодаль уже выла сирена. Клэр выбралась на пожарную лестницу. Голубиное гнездо опустело, валялись кости. Под подошвой хрустнула скорлупа — этот звук был похож на грохот рушащихся стен и треск горящей кожи, волос и плоти. Поджаренная курица или голубь — все равно что человек. Она вновь подумала о том человеке: у мужчины было отличное тело и открыто-привлекательное, словно у кинозвезды, лицо — хоть сейчас в рекламу, он считал себя хозяином компании «ГринВэй», а теперь всего за несколько секунд противоестественного неземного жара превратился в запеченного в собственной скорлупе-офисе омара. Сгорая, кожа становится черной. Плоть под ней похожа на малиновое варенье между углей. Зубы покрываются гарью, но эмаль крепкая, потом мистера Лунна опознают по ним. Пепел хрустит, ветер уже сейчас разносит его по городу вместе с сажей и гарью. Внизу орали сирены пожарных машин, полиции. Кажется, подъехала какая-то экстренная служба новостей — стервятники всегда голодны. Клэр вздохнула. Спасателям потребуется как минимум минут десять, чтобы добраться до охваченного огнем этажа, пожарные будут тушить еще несколько часов. Плазма сначала была температуры протуберанца на солнце, но жар спадал, скоро превратится в обычный огонь. Во всем обвинят проводку или брошенный кем-нибудь окурок — какая ирония, в офисе компании, прославляющий здоровый образ жизни и экологичное «зеленое потребление». Голуби покинули раскаленную могилу, которая когда-то была их домом. Клэр собиралась последовать примеру птичек; у нее много работы — гораздо больше, чем казалось сначала, и теперь все складывалось. Более или менее. Работа, которую действительно можно поручить мутированной твари. «Тифоны. Они называются тифоны». Клэр заметила улетающего голубя — и это вполне сгодилось, чтобы чернота окружила ее и сжала до маленького птичьего тельца, а затем она расправила крылья и полетела прочь так, словно всю жизнь занималась только этим. Ты можешь быть чем угодно, сказал ей Даль, и, похоже, это действительно так.