Шаг вперёд.

      Утро тяжелого дня уже проникало в каждый самый темный уголок часового пояса, четно пытаясь осветить всю мглу, расползшуюся по миру словно паразит. Однако всем слишком все равно на прекрасное, у каждого свои проблемы, требующие решения, каждый стремится выполнить обязанности или просьбы, не позволяя себе расслабиться и полежать чуть дольше в удобной кровати. Кае тоже все равно – ей нужно вставать, ведь дом сам себя не уберет, обед не приготовит, информация сама себя не найдет, а заказы не испарятся по волшебству. Мало того, ей совсем скоро идти на работу – ее внутренние часы так и звенели, вынуждая поднять тяжелую тушку с тёплого места.       И все бы ничего, если бы ей удалось это сделать. Сквозь несусветную боль и ноющие мышцы Нобуко недоуменно размышляла, пытаясь подняться явно не со своей кровати. Медленно, но верно воспоминания пришли в голову девочки, что с кряхтением и обречённым стоном прикрыла здоровой рукой глаза. Она не может скрыть отчаянья, думая, как будет справляться с последствиями, изо рта послышался обречённый всхлип, но на ее лице не было ни намёка на слезы. Юный линчеватель не может не гордится этим, на самом деле единственное чем она гордится…       – Как ты? – размеренно шепнул Шинсо, все это время сидевший у подножья дивана. Кая аж подскочила от неожиданности и стыда, коря себя за глупость. Новая волна вины прокатилась по сердцу и разуму девочки, увеличивая нескончаемую гору на ее душе – она же обещала, что больше не будет впутывать его в свои дела… Отвратительно.       – Почему ты не ушел домой? – шепотом ответила вопросом на вопрос та, с горем пополам принимая помощь и садясь вертикально.       – Я не мог бросить тебя здесь одну, разве не очевидно? Тут даже замка нет… - неловко присел он рядом, накрывая ноги девушки пледом. Нобуко ничего не ответила, сосредотачиваясь на ощущениях мути в голове и желудке. По голове будто стадо слонов пробежали, в горле сухо и отвратительно, ее волосы наверняка растрепаны словно ураганом, ее нещадно ведёт, но Хитоши продолжает с беспокойством и без капли отвращения смотреть на подругу, поддерживая ту под руку.       – Тебе пора… Айзава ругаться будет… - еле произнесла она, скрипя зубами от боли в голове и потерянной конечности. Нервная система все еще не адаптировалась, энергетическое истощение чувствуется особенно остро, коварные мысли лезут в голову, словно накрывая ее куполом, за которым та оставила все спокойствие и закрылась вместе с тревогой и страхами. – Хватит, уходи, спасибо тебе, но уходи и не возвращайся…       – Нет, я не брошу тебя! Ты же с ног валишься, я могу набрать твоим знакомым или отвести куда надо…       – Уходи! Просто, пожалуйста, свали отсюда! – особо громко возразила девочка и чуть не взвизгнула от боли и напряжения в голове, упав без сил на диван, закусив губу. Она чувствовала, что просто так не успокоится, что сейчас начнётся то, чего она боится больше всего.       Шинсо панически колебался, он видал как плохо Нобуко, иначе бы не остался с ней на всю ночь, бегая в круглосуточный за холодной водой, чтобы поменять девочке влажную тряпку на лбу. Он был совершенно без понятия как ему поступить – уйти или надавить? Рискнуть всем – и доверием, и здоровьем подруги ради ее и своего успокоения или опять же рискнуть, оставив больного человека наедине с собой, который мог запросто навредить себе или ему могло стать хуже! Да и его побег был не безразличен – отец наверняка заметил пропажу с утра пораньше и не мог дозвонится на выключенный телефон. Сообщение: «Не беспокойся, приду к утру» совсем не придавало уверенности, что Шота не сорвётся в полицию.       Черт возьми, он совершенно без понятия что делать! Он ребенок, в конце концов, даже такой как Хитоши не был готов.       – Тише, прошу… - попытался парень, аккуратно присаживаясь на корточки перед подругой, протягивая той руку в молчаливом вопросе: «Разрешишь мне дотронуться?». Однако та только схватила свой навороченный телефон и с силой сжала его у груди. Такими темпами он мог и взорваться! – Нобуко, это дорогу… - не успел тот договорить, как не подумав коснулся кончиков побелевших пальцев.       Реакция последовала незамедлительно – глаза Каи расширились в ужасе, рука парня была больно отбита, ему на секунду показалось, что его кисть сломана. Девочка вскочила с места, опасно наклонившись и прикусив губу до крови, и, вскинув голову, произнесла:       – Вон! – Шинсо с беспокойством отошел на пару шагов назад, не смея перечить. Он, наблюдая за подрагивающими плечами и струйкой крови, вытекавшей из прокушенной губы, нехотя отвернулся и демонстративно вышел за дверь.       Нобуко наконец смогла опустится на колени и, уткнувшись в локоть, болезненно прокричать, еще больше травмируя больную голову. Она вообще не поняла с чего завелась, почему чувствует такую удушающую панику. Наверное, только сейчас она осознала весь размах произошедшего вместе с захлестнувшей паникой, заставшей ее совсем не вовремя.       Девочка не знала куда деть руки, проводя то по поверхности дивана ладонью, то комкая грязную любимую водолазку, то сминая одеяло. Ее ноги подпрыгивали и опускались, сама она согнулась пополам, подпирая лоб единственной рукой. Пусть это и не первый раз, когда она лишилась конечности, но однозначно самый худший. Кая не понимала, почему так переживает, не понимала почему слезы вот-вот закроют обзор, почему опять бежит от проблем, предпочитая не думать, как объяснится на работе, как будет патрулировать опасные улицы уже завтра. Ей так плохо, стыдно, тяжело, Нобуко устала до истощения работать до посинения, устала бороться с внутренними демонами, ей стыдно, что хочется забросить все и уйти, просто скрыться, пропасть! Ей так страшно, что подгибаются колени, она уже и не думает, что будет завтра, ведь устала трястись в страхе быть пойманной или убитой. А ведь девчонке было так страшно тогда, Кая не признается, но до слез и оцепенения испугалась отвратительного существа, смотря округлившимися глазами на нечто. Девочка не могла не сравнивать это с тем, что оставалось от ее предшественников в лаборатории после чудовищных экспериментов Доктора, однако боеспособное нечто разительно отличалось от недееспособных фиолетовых клякс.       И это тоже страшно – оказаться на их месте.       Дыхание слишком участилось, она уже не могла дышать как следует; сердце билось так сильно будто вот-вот выпрыгнет из грудной клетки прямиком через рот; голова разболелась еще сильнее – Кая поняла, что дела плохи. Рыскающие всюду руки наконец наткнулись на что-то, что могла привлечь внимание – небольшой кусочек марли, который затерялся в складках покрывала. С трудом Нобуко разогнулась и опёрлась на спинку дивана, считая и дыша в такт, а руками перебирая ворсинки марли.       – Почему, учитель? – выдохнула она в пустоту, зацепившись взглядом за стопку документов, напомнившую ей рабочий стол М, что вечно пребывал в творческом беспорядке и за которым она провела не мало часов, слушая лекции и помогая сортировать листы. М-сама, будто божество, высший символ, приходила в мысли Каи в самые тяжелые моменты. Позволив поглотить себя воспоминанием, Нобуко постепенно расслабилась, выровняв дыхание.       «Определенно, – думала девочка – М отругала бы ее, увидев то состояние». Отругала бы и за излишнюю панику и эмоциональность, за слабость и неосторожность. Кая не может перестать мысленно извинятся перед несуществующим силуэтом, представшим перед ней сквозь полузакрытые глаза. Конечно, Нобуко не удержалась от дозы никотина. Пальцы все еще подрагивали, грозясь выронить зажжённую сигарету, как, впрочем, и ее губы.       Комната наполнилась отвратительным ароматом, который девочка ненавидела. Наверное, это единственная причина почему она не стала заядлым курильщиком. Кая, потушив окурок о бетонный пол, с отвращением втянула воздух в помещении и, кряхтя, поплелась к двери.       – Всё в порядке, рука не сердце — отрастет, а с публикой справлюсь как-нибудь. Возьму отгул в конце концов, — вслух размышляла она, невесомо оглаживая забинтованный обрубок. – Или уволюсь к чертям собачьим! На долбанной работе жизнь не заканчивается, запросто другую найду… Или, хах, соглашусь с предложением Цукаучи… О Ками, М-сама, это даже звучит смехотворно, — нервно играя с концом марли, та, наконец, доковыляла до двери, с облегчением впуская свежий воздух. Определенно, нужно переставать курить…       – Ну и… А что ты тут делаешь, мать твою за ногу?!       Маленький силуэт с сальными фиолетовыми волосами, прижав колени к груди, сидел на грязной холодной земле, потирая мешки под красными глазами. Было видно, как парень изможден, как с трудом держится, чтобы не уснуть на этом самом месте, но упорно не желает уходить. Он просто спокойно, как-то грустно поднял глаза на девушку и хмыкнул, однако это не было надменно или сочувствующе, нет, Кая ощущала в его словах… понимание?       Сам же Хитоши не понимал, почему так цепляется за какого-то поехавшего линчевателя. Он много раз размышлял о том, как было бы проще, брось он ее еще тогда, когда понял, что загадочная незнакомка – опасный линчеватель. Так почему же он цепляется за нее? Неужели не может найти еще одну такую или прожить как раньше – без друзей?       Знаете ли… Вкусив что-то однажды, не забудешь никогда. А может, запретный плод сладок? Ну, он думает, что всё вместе. Хитоши порой ощущал себя помешанным. Не то на адреналине, не то на приключениях, не то на ощущении, что что-то значит, пытаясь морально помочь девушке. Однако всё сводилось к одному – Нобуко. Нобуко давала адреналин, ощущение, все те приключения. Она давала почувствовать Хитоши дорогим кому-то, дала понять, каково это – дружить по-крепкому, по-настоящему. Наверное, лишь сидя в грязи у старого гаража далеко от дома, Шинсо понимал, что вел себя как раздражающая наивная девица, что влюбилась в хулигана и думала, что сможет перетащить его на светлую сторону. Но он не такой, он не хочет стараться ради кого-то или чего-то такого несущественного, гробя многое в собственной жизни, доверие отца, например. Но почему же он не уйдет? Потому что это неправильно? Потому что нельзя оставлять человека в подобном состоянии одного? Потому что боится гнева отца?       Сколько бы он ни задавал себе бессмысленных вопросов, он не находил ответа ни в одном из них. Возможно, потому что в глубине подсознания знал, а потому и оставался так долго, потому и бежал ночью сломя голову на выручку.       Нет, он не сможет «вытянуть хулигана на сторону добра». Банально потому, что этой стороны добра попросту нет! Хитоши давно перестал делить мир на чёрное и белое. Он не сможет спокойно гулять с Нобуко и есть вредную еду, не сможет ходить с ней в старшую школу, не сможет не волноваться, засыпая по ночам, выживет ли она сегодня или ему придётся зажечь свечу на её алтаре. Нет, Нобуко не такая, как все, но сможет ли Шинсо оставить её? Нет, он думает, что нет.       – Я уже сказал, что не брошу тебя, не смогу, – спокойно ответил он, поднимаясь с насиженного места. Возможно, всё дело в более глубоких чувствах, нежели заинтересованность, но он совершенно не намерен разбираться с этим. Пока.       Уже успокоившаяся девочка окинула свежим взглядом уставшего, грязного парня, что неотрывно смотрел на неё этим пронзающим взглядом, будто спрашивая разрешения войти. Девочка вздохнула, потёрла виски и ещё раз окинула друга тяжёлым взглядом. Она отошла, приоткрыв железную дверь одним толчком, и кивнула внутрь. Кая не дожидалась Шинсо, вошла в проход, потирая опухшие глаза.       Они оба вновь уселись на потрёпанный диванчик. Нобуко откинулась на спинку, безучастно смотря в потолок и размышляя о чём-то, её глаза то открывались, то закрывались, а брови то и дело хмурились. Шинсо же неуютно пристроился у края, поглядывая на забинтованный обрубок. Он не мог не переживать за то, что дальше будет с линчевателем: как она объяснит отсутствие конечности в повседневной жизни, а как будет патрулировать улицы? Он хочет начать разговор, но не может.       – Сотриголова… Беспокоится о тебе. Ты должен вернуться, – начала она, не поднимая взгляд на гостя.       – Тебе лучше? – проигнорировал очередную просьбу уйти тот, переводя разговор на неудобную тему.       – Да, не переводи тему. Ты не сможешь вечно оставаться здесь, – она подняла руки к лицу, намереваясь потереть уставшие глаза, но, не почувствовав нужного касания от правой руки, с болью и усталостью посмотрела на то, что от нее осталось. – За тебя переживают, тебя ищут. Возвращайся, – та чуть было не добавила уязвимое «я справлюсь, всегда справлялась сама», но удержалась, сохранив достоинство, но теряя нечто поважнее.       – Не перевожу, – кратко шепнул он, положив голову на руки и согнувшись. Его локти больно упирались в колени, но тот ерошил свои волосы, справедливо размышляя, почему же взрослая жизнь и чувства – такая сложная штука. – Я переживаю за тебя. И не говори, что тебе не нужны мои переживания, – взорвался тот. – Я прекрасно это понимаю. Ты очень сильная, и я не хочу этим показать обратное! Просто позволь мне беспокоится о тебе, позволь помогать в трудные моменты! – Та устало покачала головой, нахмурившись.       – Зачем тебе всё это? Я не понимаю. Что ты хочешь от меня? Скажи сразу, хватит морочить мне голову – скажи, что тебе нужно, и уходи, – слишком уязвленно произнесла она, закрыв глаза.       – Мне ничего не нужно. Твоей дружбы будет достаточно, просто доверься мне и дружи, потому что ты дорога мне, – в надежде прошептал он, пытаясь заглянуть в глаза напротив.       – Нет, – покачала она головой. – Невозможно дорожить кем-то, чью фамилию ты даже не знаешь. Мы не знакомы и года, но ты говоришь, что дорожишь мной? Хочешь моего доверия? – Девочка соизволила поднять голову со спинки дивана и заглянуть в тревожные глаза. – Хочешь дружить, хотя в твоих глазах я могу прочитать лишь сомнения, – Шинсо вздрогнул. Слова подруги попали в точку.       Не суди по себе, – твердо начал он, но осадил себя, понимая, что пока нужно подбирать слова. – Мне достаточно и этого, тебе – нет, я понимаю. Просто... не ставь крест… – Кае было нечего сказать. Она могла бы отпираться, могла бы отрицать, но пора бы взглянуть правде в лицо и перестать бежать. Бежать, как всю свою жизнь… Нет, хватит.

***

      – Так-так… – грозный мужчина навис над сыном, скрестив руки на груди и сверля того весьма однозначным взглядом, требующим объяснений. Хитоши стыдливо опустил глаза вниз, рассматривая каждый дефект кухонного стола. Он не жалел о своем поступке, завалившись домой лишь к завтраку, однако ему было безумно стыдно за то, что заставил отца переживать. – И куда это ты ушел посреди ночи, а? И давно ты таким помышляешь, пока я не знал? – устало потерев переносицу, Айзава опустился за стол, не отрывая взгляд от пристыженных глаз сына. Он не понимал, что сделал не так, где свернул не туда, что теперь Хитоши сбегает из дома. Мужчину чуть удар не хватил, когда он не обнаружил парня в его комнате поздним утром, а когда получил в ответ на просьбу объясниться сухое «скоро буду», так чуть не взорвался от возмущения, негодования и одновременно страха.       – Прости, пап… Это правда важно, – объяснился Шинсо, начиная мямлить от стыда. Его самого забавляло как он прыгал от крутого парня, спорившего с самой Тенью, до маленького мальчика, что провинился перед папой и чуть ли не плачет.       – Что может быть важнее твоей безопасности и нахождения дома в комендантский час? – устало, но более без прежней тревоги вопрошал Шота, заваривая себе кружку кофе.       – Мой друг… – замялся он, отводя взгляд. Перед глазами того стояла совершенно отвратительное зрелище отрубленной руки подруги и рвотные позывы возвратились. – Про которого я рассказывал тебе, он был в беде, – решил ограничится этим Шинсо, отчаянно прогоняя из головы образы бледной девушки, корчившийся в муках боли. Айзава не мог не заметить странного состояния Хитоши.       Старший лишь вздохнул, обращая внимание парня на себя. Он выглядел таким несчастным, тень страха все еще отражалась на его лице, но тот упорно продолжал изображать строгость.       – Я понимаю, – искренне начал Шота. – Но ты для меня важнее, чем все твои друзья или любые другие люди. Прошу, Хитоши, если еще раз с твоим другом случится несчастье, ты обязательно скажешь мне в первую очередь, и мы разберемся с этим, хорошо? – нравоучительно стукнув парня по макушке, Айзава смягчился, потерев ушибленное им же место. Он с трудом мог закрыть на побег глаза – будь на его месте Айзава Шота полтора года назад, то Шинсо отхватил бы по полной: и нравоучения, и домашний арест и повышенная подозрительность отца вдогонку.       За время их совместного проживания как отца и сына оба повзрослели и изменились, не только Шинсо превратился из загнанного мальчишки в уверенного парня с личными принципами и моралью, так еще и Шота поработал над собой и избавился от множества страхов, стал больше доверять сыну и заботится о них обоих, понимая как важно его собственное здоровье. Шинсо был рад наблюдать за изменениями в положительную сторону в дорогом человеке.       – Конечно, пап, я обещаю, что такого не повторится, – конечно, Хитоши солгал. Он не смог бы бросить Нобуко, но и рассекретить ее линчевательскую личность перед героем не мог. Он надеялся, что ложь пойдет всем на благо.

***

      Старая добрая квартира… Она встречала Каю не то чтобы любезно, заставляя ее споткнуться у порога. Не то чтобы Кая не понимала, что это ее вина – нет ничего хорошего в том, чтобы вваливаться в такую дряхлую нелюбимую квартиру в полуживом состоянии.       Как она и думала, скакать по переулкам в таком состоянии, надеясь, что остается незаметной, не самая хорошая идея. Засыпать на коврике сегодня Нобуко не планировала, приползя вперевалочку в комнату и плюхаясь на кровать. Рука, что медленно, но верно заживала, раздала резкой болью от неосторожного действия. Девочке оставалось только поморщиться от боли, выругаться и стараться не стошнить от недостатка еды в животе и противного запаха сырости, что никак не хотел покидать дом с летнего сезона дождей.       Чем ближе к ней подбиралось время смены, тем больше девочка начинала паниковать. Рука-то отрастет, но дело это далеко не на час и не на два – по ее расчетам нужно было около месяца на первичное восстановление и два на полное. Конечно, она может прокормить себя лишь на добыче информации, но тогда ее доход уменьшится в раза два, а то и три. Информация нынче стала довольно дорогая, но она до сих пор не выдающийся детектив, чтобы ей поручали миссии государственного масштаба, за которые и платили миллионы ен. Взять хотя бы последнее ее дело – найти того, кто убил молодого мужа какой-то зажиточной дамы, что души в нем не чаяла. Или другое, что стояло у нее в приоритете – расследовать подставу одного из директоров в какой-то фирме. Денег за него платили, само собой, больше, но не это заставило Нобуко с головой окунуться в дело. Ее моральный компас уже как пару лет давал сбой, и какие-то подставы, изнасилования, нарушения кодекса чести и подобная лабуда стали для Каи куда серьезней массовых побоищ, убийств и другой кровавой жести. Ну убили и убили, чего гудеть? В конце концов, смерть достанет каждого из нас, однако бесчинства девочка терпеть не могла.       И что же делать-то? В больную голову, как неожиданно, никакие здравые мысли не приходили. С культей на работу не придешь – уязвленность показывать она не собиралась и под дулом пистолета, особенно в таких работах, как у неё. А в магазине с одной рукой и почти открытой раной вместо второй не особо удобно… Нобуко закусила губу и подняла глаза к потолку, неосознанно снова прикасаясь к плечу. Она знала, что заживление пройдет болезненно и неудобно. От несправедливости и обиды хотелось реветь. Так много всего нужно обдумать и решить, так много нужно сделать и продумать наперед, силы просто покидали ее. Кая уже давно забыла, что та всего лишь ребёнок, и, забыв, брала на себя многое, чаще просто непосильное, теряя весь вкус к жизни и пытаясь вернуть его через адреналин. Хуже всего то, что это она прекрасно понимала, но ничего с этим делать не собиралась – смирилась, что вся ее жизнь будет похожа на это серое и тяжёлое подобие существования.       – Как я не догадалась… - хлопнула себя по лбу девочка здоровой левой рукой, прикрыв глаза. – Рензо…