Свидание со смертью

      Окна в новой спальне Арчибальда выходят на истощенный летней жарой сад, но в то же время из них открывается вид на полужилой дом, в котором не хочется появляться следующие лет -дцать. Большое, в три этажа, облицованное темным деревом и с чернеющими рамами на окнах похоронное бюро «Туше» похоже на тень, что отбрасывает светлый двухэтажный дом на невысоком холме. Пожалуй, если бы не тот факт, что спальня родителей находится на солнечной стороне, где определенно теплее, Арчибальд с удовольствием бы променял свою комнату побольше на меньшую метражом, но зато с удивительным видом на мирно спящий лес. Только въехав в новый дом, Арчибальд сам распорядился, где он будет жить последующие пару месяцев, может около полугода. Так что сейчас он может только отвернуться от окна и прикрыть глаза, чтобы хоть немного передохнуть от изматывающего утра и убийственного для нервной системы лета.       В полудреме его обнаруживает мать. Она тихонько стучит по приоткрытой двери и зовет его, но Арчи, услышав, что к ним пришли гости, продолжает делать вид, что спит. Его не будят, только с легким скрипом закрывают дверь в комнату и позволяют остаться одному на время. Сон никак не идет, пусть Арчибальд накануне вечером и до первой половины ночи вел отцовскую машину из дешевого мотеля в Бремене в Хайленд, и далее только дремал всю дорогу, готовый вновь сменить отца за рулем.       До этого не дошло, потому как родители разбудили Арчи ранним утром, когда машина уже припарковалась к воротам временного убежища Труда. Из дремоты парень выходил с крайней неохотой: он не спал, но и не бодрствовал, будто зависнув между реальностью и вымыслом без возможности выбрать в какой мир идти ему дальше. Возможно, даже выйдя из машины, Арчибальд находился будто во сне. Он без особого энтузиазма взглянул на подверженные коррозии когда-то белые ворота с витиеватыми узорами и даже не посмотрел на дом, в который семья Труда так стремилась, мотаясь от одного мотеля в следующий.       Тогда ему не показалось странным, что перед глазами будто плыло: дорожная пыль медленно оседала, смешиваясь с полупрозрачной дымкой, сухая высокая трава перед воротами скрывала заросший порослью пень, а на один миг Арчибальду померещился изогнутый ствол дерева. Ноги вяло удерживали его на дороге, и само тело казалось таким вязким, будто чужим и наполненным мокрой ватой. Арчи пытался стряхнуть с себя это легкое забвение и побороть продолжающийся сон в неизвестном лесу, и отвернулся к соседям. Там, под деревом с налитыми красными яблоками, стояли две фигуры. Словно размытые изнывающей жарой, они покачивались на сухом ветру, готовые вот-вот исчезнуть, как если бы пьяный художник решил стереть их с незаконченной масляной картины пропитанной пиненом тряпкой.       Арчи отвернулся, когда взбодрился из-за пронизывающей тело дрожи, и до слез зевнул, наконец-то просыпаясь. Взгляд стал более осознанным, а вместе с тем, когда Арчибальд вновь взглянул на соседскую яблоню, та одиноко стояла перед трехэтажным домом.       — Ну, семья, как вам наш новый дом? — Отец бодро улыбнулся, пусть под его глазами пролегли такие же темно-синие мешки от недосыпа, как и у остальных членов его маленькой семьи. — Всего сто тысяч и наше сопроводительное письмо о чудесной семье, которая устала от городской суеты и присматривает себе тихое место для экологичного образа жизни!       — Не удивлюсь, если наш конверт был единственным, — протянул Арчибальд и оперся рукой на крышу машины. Родители оглянулись на него, мать с вопросом во взгляде, а отец чуть насупившись. Вместо ответа, Арчи, вновь зевнув в ладонь, указал на соседей.       — Боже правый… — Мать в удивлении отступила назад к сыну и положила ему руку на плечо в поисках поддержки. Арчи только неопределенно повел подбородком и приобнял маму. Ее прямые плечи ввалились внутрь, когда она, сутулясь, сильнее укуталась в тонкую кашемировую шаль, и Арчибальд слегка растер их в попытке согреть под палящим солнцем. — Ник, и как это понимать? Ты ведь уже приезжал сюда, не мог обратить внимание на…такое?       — Извините, но я нигде не смог найти частный дом напротив торгового центра или «Старбакса», — отец развел руками, на что мать сердито отвернулась от него, вздернув подбородок. — Все в порядке, Аня, может, и не самый веселый вид, но я уже познакомился с Яаковым — он добропорядочный и честный мужчина, к тому же, у него есть сын года на два-три старше нашего Арчи. Может, подружатся.       — Меня не приплетай, я тут ненадолго, — отозвался Арчибальд и тут же пожалел, что вмешался в разговор: плечи его мамы снова напряглись, а она сама сердито хмыкнула.       — Все остальные дома в округе раза в три дороже, если не больше. — Жесткий и короткий аргумент подействовал не только на сына, но и на притихшую жену.       Арчи обнял ее крепче и положил подбородок на макушку, пускай сам снова посмотрел на соседский дом. Панорамные окна на первом этаже покрыты тонким слоем антибликовой тонировки, так что с улицы хорошо виднелись похоронные венки внутри и плиты из черного мрамора. Дом не был огражден забором и перед небольшой террасой не выставлены эксклюзивные товары или вывески. Сочная лужайка с красиво оформленными клумбами выглядела приличнее забора с облупившейся краской и торчащей сквозь прутья порослью, а яблоня будто бы тянулась к солнцу, подставляя ему свои неспелые плоды.       На желтых кожурках с зеленоватым отливом поселились блики, но что-то в них смутило Арчи, и он стал все дольше всматриваться в пушистую крону. Там, спрятавшись за листьями, кто-то тихо выжидал, и Арчибальд ощутил, как его тело начал пробирать озноб. Ему вдруг захотелось взять камень с обочины и швырнуть его в листву, чтобы проверить правда ли там кто-то есть, пусть он не прибегал к подобным играм ни в раннем юношестве, ни в детстве. Но что-то темное само пролезло сквозь листву и стукнуло клювом по зеленому плоду. Яблоко покачнулось, но крепкая плодоножка выдержала вес плода, а ворон громко каркнул, расправив крылья.       Холодок сошел на нет, и Арчибальд сморгнул с глаз марево, после чего выпустил маму из объятий и подошел к багажнику. Их переезд наконец заканчивается на этой странной ноте и небольшом недоразумении. Осталось только разложить привезенные в седане вещи и дождаться грузовика с оставшимся сохранившимся имуществом, что банк посчитал ненужным отбирать. Уборка в одной лишь комнате заняла все утро и немалую часть дня, а вещи так и остались лежать в коробке, помимо домашней одежды и комплекта постельного белья, которое не подошло размером под полутороспальную старую кровать. Чтобы помочь родителям обжиться, потребуется не мало времени и сил, а потом Арчибальд вернется в город, о котором давным-давно мечтал и вновь попробует выстроить карьеру, к которой он смог прикоснуться лишь кончиком мизинца прежде, чем пришлось самому одернуть руку.

* * *

      Арчибальд слышит, как открывается тяжелая входная дверь, а после до его открытого окна доносятся разговоры старших. Он, так и не спустился поздороваться с их первым гостем, но все же решает выглянуть в окно, положив ладони на широком подоконнике. Перед их домом стоит мужчина предпожилого возраста, во всяком случае, старше родителей на пару десятков лет: густые черные волосы мерцают под летним солнцем из-за пробившейся седины, но скоро сосед, видимо, Яаков, о котором упоминал отец, прячет их под белой панамой. Издалека Арчи не может подробно рассмотреть лицо, только замечает на нем черную полоску усов, но зато отчетливо видны покатые плечи и в целом низкое и тяжеловатое телосложение, впрочем, присущее большинству людей в преклонном возрасте. Одет Яаков в бежевую футболку поло и ей в тон бриджи, ничего такого, а вот носки со шлепками заставляют Арчи фыркнуть.       Вряд ли с высоты второго этажа было слышно это тихое «пфек». Но Яаков все равно поднимает голову и добродушно смотрит на Арчи, машет ему рукой. Столь быстрое обнаружение застигает подсматривающего Арчибальда врасплох, и он пригибается грудью к подоконнику, желая скрыться. Но его ведь уже увидели? Прятки сделают лишь хуже. Тогда он понемногу подползает к краю, перебирая взмокшими со стыда ладонями, словно неумелая синичка, которая учится сидеть на проводах, и легонько машет в ответ. Яаков отворачивается, продолжив разговор с родителями Арчи, а тот, в свою очередь, стекает с подоконника на застеленную кровать, а после уже с нее со стыда утекает на пол.       Последнее, конечно же, не нужно было делать, ведь под кроватью Арчи находит толстый слой пыли и коробок, по которым утром лениво прошелся намотанной на швабру тряпкой. Швабра и ведро все еще стоят в его спальне, но Арчибальд делает вид, что вовсе их не видит, пускай в комнате стоят только они, чемодан и три коробки, одна из которых вскрыта. Входная дверь внизу закрывается и Арчи, решив все же поинтересоваться кто же у них был, спускается на первый этаж и опирается плечом о стену.       — Арчи, ты уже прибрался в спальне? — Спрашивает Анна и, получив вялый кивок, продолжает: — Тогда поможешь мне с уборкой на кухне? Мистер Туше позвал нас в гости. Он сказал, что закажет еду в местном ресторане, но я бы не хотела приходить к соседям с пустыми руками.       — Да, конечно, — Арчибальд идет за мамой в сторону кухни, совмещенную с гостиной, но на полпути останавливается. — Подождите, он же наш сосед? Из того стремного дома?       — Молодой человек, этот «стремный дом» по меркам рынка стоит побольше нашего раз в десять, и это без учета успешного бизнеса. — Шикает на него отец, а Арчи только усмехается.       — Да, я вижу. Какая там численность населения была на табличке при въезде? Тысяч… десять-двадцать? Очень успешно. Похоронка прямо процветает.       — Арчи! — С возмущением вздыхает мать.       — Прости, мам… — Арчибальд примирительно выставляет ладони вперед. Вскоре он зажимает пальцами свой подбородок и задумчиво трет его. — Но все же, не рановато ли нам там появляться?       — Думаю, ты можешь остаться дома, раз не хочешь знакомиться с соседями, — тем же задумчивым тоном выдвигает невинное предложение Анна; Арчибальд переводит взгляд на родительницу, намереваясь согласиться, но все же выдерживает паузу. — Пока мы будем пить индийский чай и ужинать твоей любимой лазаньей, ты можешь прибраться здесь и в гостевой комнате на первом, а также вычистить ванные, чтобы на завтра было меньше работы и мы могли сразу расставить нашу мебель.       — К-к-какой кошмар! — Арчибальд уже давно не ребенок, но столь сильное давление от матери до сих пор действует на него. Остатки юношеского максимализма вот-вот порываются вернуться, чтобы вбросить последнее «Я не договорил!», но в бой вступает отец.       — Яаков очень любит поболтать, так что скорее всего мы задержимся допоздна и после уборки ты можешь спокойно ложиться спать в нашем новом милом доме, который нам очень быстро продали по привлекательной цене, как это бывает в третьесортных фильмах ужасов.       Все внутри вмиг холодеет. Арчибальд неотрывным взглядом смотрит сначала на отца, потом на мать, которая ждет его ответ. Сейчас они находятся, увы, не в трехкомнатных апартаментах в Нью-Рошелле с интерьером в стиле модерна с панорамными окнами с видом на город. А в стареньком домике, которому лет сто, а то и больше, а его «свежему ремонту» лет так тридцать. Темные обои в цветочек в комнате Арчи еще можно пережить, но заржавевшую сантехнику здесь можно только поменять, а не отмыть. К тому же, если старая паркетная «елочка» посветлела лишь на тон после часа натирания пола жесткой губкой, то как он справится со всем домом в одиночку? Ладно, с половиной, но это по-прежнему очень много! Более того, паркет настолько тонкий и подвержен трещинам с годами, что при ходьбе по коридору и гостиной постоянно слышится скрип. Что будет, если Арчибальд останется один напротив похоронного бюро и вдруг услышит этот скрип?       — Я, думаю, что выпью чай вместе со всеми, — Взвесив обе чаши весов, наконец заключает Арчибальд. Тем не менее, ему тоже есть что сказать: — Заодно пожалуюсь полюбившемуся вам Яакову на жестокий абьюз в этом доме.       Арчи и Ник жмут друг другу руки, а Анна с тяжелым вздохом и невзгодами на сердце отходит к кухне и подготавливает для сына моющие средства, а после требовательно указывает пальцем на них. Арчибальд повинуется, фыркая, когда отец желает ему удачи, и сам уходит на второй этаж.       Уборка проходит не быстро, но и не чересчур затянуто, а следом за ней начинается и готовка, в помощи с которой Анна уже не нуждается. Скорее, наоборот. Мама Арчибальда, пусть и выглядит кроткой и милой женщиной, моложе своих лет, но даже легкое недомогание отступает на второй план, если кто-то будет мешать готовить ей фирменные блюда. Арчибальд, справившись, только для приличия спрашивает не остаться ли ему, но Анна ожидаемо отказывается. Тем не менее она ненадолго задерживает сына.       — Арчи, ты ведь все равно какое-то время будешь жить с нами. Постарайся если не подружиться, то хотя бы быть приветливым с соседями. Хорошо? — Анна заглядывает в глаза Арчибальда и, когда сын отводит от нее взгляд, мягко ловит его подбородок и заставляет его посмотреть на нее. — Я уверена, что у Яакова замечательный сын, и у тебя не возникнет проблем, чтобы иногда здороваться с ним по утрам.       — Я не буду вас позорить, не беспокойся, — отзывается Арчи, когда мама, спокойно вздохнув, поглаживает его по щеке. — Но, сама знаешь, друг из меня так себе.       Арчибальд возвращается на второй этаж, чтобы сделать легкую уборку, и по пути прокручивает в голове слова родителей. Все же он не хочет обзаводиться ненужными связями в никому неизвестном городе, из которого с месяца на месяц уедет. Более того, чем больше Арчи думает о встрече с сыном гробовщика, тем сильнее убеждается в том, что с ним ему не о чем будет поговорить. Отец упоминал, что тот парень старше его года на два-три, но образ добродушного дедули Яакова настолько врезался в память Арчи из-за легкой психотравмы, что он волей неволей представил его, как яблоню от яблони. Низкорослый, округлый сын гробовщика… Возможно, с такими же густыми усами, но лицо должно быть один-в-один, только чуть моложе. Хихикнув с образа, спонтанно возникшего в голове, Арчи продолжил заниматься домашними делами.

* * *

      Блюдо из духовки достаточно остыло, но оставалось теплым, когда Труда собрались познакомиться с соседями, как это подобает новеньким в городе. Из-за возникшей неприятности в виде сорванного в ванной комнате смесителя, пришлось отложить выход на час-другой, так что время на часах уже было приличное с предлогом «не».       — Я отнесу, не нагружай себя, мам, — Арчибальд протягивает руки к стеклянному, на вид тяжелому блюду с лазаньей.       — Руку откушу, — нежным голосом отклоняет предложение мама, и, гордо вздернув подбородок, выходит из дома вслед за мужем.       — Понял.       Арчибальд не видел ни Яакова, ни его сына, к тому же, ему не сказали как зовут последнего, но он и сам не интересовался. Похоронное бюро все ближе и внутри Арчи все понемногу холодеет, как тогда, утром, когда он только вышел из машины. Он вздрагивает, когда в тишине раздается крик ворона, но никто из родителей не обращает внимания на птицу. Если так посмотреть, то других соседних домов не видно. Улица Рестпис находится практически в самом конце северной части Лоствуда, а два соседствующих друг напротив друга дома расположены уже в конце этого небольшого закутка. Фасад похоронного бюро выглядит новым, словно его не так давно построили. Что-то Арчибальду подсказывает, что снаружи проводились ремонтные работы, а других домов на Рестпис нет, помимо одного, как раз из-за такого неприглядного соседа, сводящего ренту к нулю. Кто знает, быть может, если бы не бюро, то улица называлась бы Лонглайф или, скажем, Хелсибади и пользовалась бы куда большей популярностью у местных градостроителей.       Арчи чуть отстал, оставшись в одиночестве на середине протоптанной дороги. Отец мягко окликнул его, так что парень ускорил шаг и быстро прошел по аккуратной дорожке из каменных плиток. В дверной звонок уже позвонили, хотя, судя по надписи, бюро работает вплоть до полуночи и Труда могли бы просто зайти внутрь. Так странно, совмещать рабочее помещение с жилым. За стеклянной дверью появилась темная фигура, а в голове снова возник образ усатого парнишки. Тихий смех срывается с губ Арчи, но он отворачивается и прячет улыбку за кашлем.       — Динь-дон? — Дверь открылась, но внутрь званных гостей не приглашают. Арчи усмехается и без какого-либо интереса во взгляде окидывает взглядом хозяина дома.       Перед ним стоит не Яаков. И это не сын Яакова, каким его представлял себе Арчибальд. Взгляд парня упирается в широкие плечи и против своей воли он засматривается на выразительные глубокие ключицы, которые не скрывает распахнутый ворот черной рубашки. Арчи делает глубокий вдох и задерживает дыхание, неспешно поднимает взгляд вверх по крепкой шее с выразительным адамовым яблоком. Снова чуть задерживается, но после решается взглянуть на сына гробовщика. Руки Арчибальда покалывает от холода, словно он окунул их в колотый лед, но в груди разгорается нечто горячее и горькое, готовое вот-вот охватить все тело.       Сильная челюсть, но точеные черты лица. Столь выразительные, глубокие, заставляющие рассматривать каждую правильную линию вновь и вновь. Арчибальд знает таких людей. Они уверенно идут по ровной дороге и не сталкиваются с негативным оценивающим взглядом. Не слушают нужно ли им скинуть вес или худоба уже не актуальна. Идеальны со всех ракурсов и камера любит их даже без поставленного света и профессиональной вспышки. Редкие и до одури популярные. Не разговаривают с теми, кто не принесет им пользы. Не оглядываются на тех, кто остался далеко позади.       Губы Арчибальда чуть дрожат, перенимая холод с рук. Глубоко вздохнув, он забывает, как выпускать из легких воздух. Но он знает, что гробовщик не посмотрит на него, не увидит страх, затаившийся в его глазах. Так и есть: незнакомец смотрит куда-то поверх, не удосужившись даже поприветствовать гостей. Это можно счесть за грубость, но Арчибальд всматривается в его глубокие, подернутые пеленой глаза, и сначала видит ожидаемый в них холод, словно в радужке цветет вечная зима. Отблеск, показавшийся сначала серо-голубым, практически прозрачным, стремительно темнеет, уходит в антрацитовую черноту.       — Простите за беспокойство, пришлось задержаться. Мы не слишком поздно пришли к вам?       — Нет, что вы, — Яаков всплескивает руками и принимает еще горячее блюдо, завернутое сверху в фольгу, из рук Анны, она благодарит и кутается в шаль. — Такие молодые, я бы сказал, что даже рано!       Арчи не слушает формальный обмен фраз и не слышит приглашение войти, кажется, что и не смог бы из-за оглушительного стука сердца, что отдает в ушах. Сын гробовщика, кажется, давно уже отошел от входной двери, ожидая, пока все зайдут внутрь. Родители уже ушли, но Арчибальд едва способен вновь прийти в себя.       — Проходи, здесь нет мертвых, — спокойный голос, доносящийся из реальности, оказывается наживкой, которую проглатывает Арчи, чтобы его вытащили из воды на берег. Фраза немного жуткая, но она бодрит. Сын гробовщика неспешно, наверное, можно сказать, как-то замедленно кивает в сторону лестницы, по которой только что поднимались родители. Арчибальд сразу же шумно выдыхает, наконец взяв себя в руки, и дрожь прекращается. Он хмыкает, но улыбка тут же спадает с лица, когда гробовщик продолжает фразу: — Они этажом ниже.       — Х-хах, думаешь, меня это беспокоит? — Арчи старается звучать уверенно, но слышит в тоне своей речи пару верхних ноток, что заставляют его в спешке прикусить нижнюю губу.       Гробовщик смотрит на него, но будто бы не видит. Арчибальд привык к тому, что зачастую его не замечают. Приходится из кожи вон лезть, чтобы среди сотен людей с одинаковыми параметрами подарили внимание именно ему на каких-то пару минут. Отказ за отказом, пустые карие, голубые, зеленые радужки сливались в одно неразличимое пятно. Но однажды Арчибальду удалось этого добиться. Затем еще раз и еще… это продолжалось не так долго, но ровно до тех пор, пока он впервые не почувствовал себя пустотелым манекеном, части которого могли разобрать по своему желанию и собрать на чужой извращенный вкус.       Чужой взгляд переносится куда-то вдаль, становится все более недосягаемым.       — Один стоит за твоей спиной.       Арчибальд вскидывает голову, не сразу понимая смысла слов. И до того, как он успевает что-то обдумать, он начинает ощущать, как тот самый холод пробирается под его футболку и будто бы касается спины.       — Твою ж..!       Напрочь позабыв о своих переживаниях, взбудораженных манящей внешностью гробовщика, Арчи проскальзывает внутрь бюро и ненадолго оборачивается. Гробовщик же, будто бы специально, отрицательно качает головой, тихо извиняется и закрывает входную дверь, больше никого не впуская в дом. Хлопок доносится так гулко, что Арчибальд вновь вздрагивает и, нервно смеясь, поднимается вверх по лестнице, чтобы наконец-то встретиться с родителями и, по возможности, отпроситься домой.       — Молодые люди, мы уже вас потеряли! — Добродушно смеется мистер Туше и приглашает Арчибальда за стол. Арчи скомкано извиняется и садится, куда предложили — рядом со своей матерью. — Иор, я уже налил всем чаю и сервировал стол, садись скорее ужинать.       За столом шесть мест, главенствующие позиции занимают хозяева похоронного бюро и Арчибальд как раз сидит по левую руку от младшего из них. Блюда пустые, потому как на поверхности стола стоит самое разнообразие домашней еды от котлет до салатов, до сладких блинчиков. Но завершает композицию центральное блюдо — лазанья Анны Труды, которое она старалась испечь в новой для себя и старой для мира духовке.       Анна тихонько кладет ладонь на руку сына и хмурится, чувствуя холод там, где обычно слышно тепло в жаркую погоду. — Ты долго стоял на улице? Смотри, не простудись.       — Вы уже познакомились друг с другом? — Николас разрезает лазанью и первую порцию кладет в тарелку самого старшего из присутствующих.       Оба парня решают промолчать, но, не сговариваясь, на мгновение поднимают взгляд друг на друга. Они действительно задержались на входе, но ни одному из них не пришло в голову узнать имена друг друга. Для Арчибальда, возможно, это было неудивительным, пусть и обидным, но гробовщик на мгновение поджимает губы и учтиво склоняет голову.       — Иордан, — сдержанно представляется сын гробовщика и его имя растекается по губам Арчибальда так, что он хочет повторить его вслух, но сдерживается. — Приятно познакомиться и.. Добро пожаловать в Лоствуд.       Обмен формальностями между старшими протекает почти гладко, пока Анна не подталкивает сына локтем о локоть. Арчибальд, наблюдавший за Иорданом, вспоминает, что и ему бы не помешало назваться.       — Арчи.. — ненамеренно (а может очень даже), Арчибальд пытается повторить спокойную интонацию Иордана, но он запинается от переизбытка пафоса в своем голосе, — бальд, — тихонько заканчивает парень, но вскоре берет себя в руки. — Да, Арчибальд. Но много кто зовет меня просто Арчи, так что и вам так можно.       Анна вновь подталкивает своего сына, будто бы он что-то забыл сказать, но Яаков добродушно посмеивается в свои черные усы, отчего те становятся похожими на гусеницу, которая чуть вздувается, пока ест свежие листья яблони или капусты. Да вообще любые, это же гусеница.       — Заранее приношу извинения за своего сына. Он с начала июля усердно работал и, видимо, подустал от нагрузки. Последние ночи так вовсе едва спал. Но ничего, скоро придет в себя и вернется к нам. — Арчибальд не совсем понимает, почему Яаков заговорил о таком, но в глубине души у него отлегло на сердце.       Арчи украдкой смотрит на Иордана, тот лишь сдержанно кивает в конце отцовской речи и позволяет себе ненадолго зажмурить глаза, потереть высокую переносицу подушкой пальца, и, после небольшой паузы, приступить к чаепитию. Он все еще холоден, настолько, что, кажется, от него и правда веет прохладой. Но с новым знанием, Арчибальд наконец может усмотреть в его глазах, пусть те и скрылись за черными прядями волос, усталость. Тогда Арчи понемногу успокаивается, вновь обращаясь к блюдам на столе, и засматривается на горячо любимую лазанью, запах которой дразнил еще в духовке. Но он только поджимает пальцы рук, тихонько стучит подушечками друг о друга, и бросает короткие взгляды по пустым тарелкам.       — Понимаем. Мы тоже умаялись с переездом и покупкой дома. Не тяжелый физический труд, но тоже утомительно, пусть мы в предвкушении новой жизни в свободном от шума городе. — Анна поддерживает разговор и Николас соглашается с ней. — Так значит, Иордан провел все лето, работая в похоронном бюро?       — Конечно, — кивает Яаков и отпивает чай из кружки, его усы на удивление остаются сухими. — Он помогает мне с самого детства, чуть ли не с пеленок! — Увидев удивленные, возможно, скептичные взгляды гостей, Яаков продолжает: — Да-да, все так. Он только научился ползать, и мы с женой придумали, как помогать клиентам определиться с внутренней обивкой. Раскладывали перед ним образцы тканей на небольшом расстоянии и смотрели, куда он поползет. Смешной такой, еще в подгузниках, но всегда угадывал с обивкой под цвет кожи усопших, а может, прислушивался и выбирал, какая нравится именно им.       Иордан, сделавший глоток горячего чая на начале истории, так и остается в этом положении, скрывая лицо за дном черной кружки. У других же история вызывает смех, даже не наигранный. Арчибальд бросает повеселевший взгляд на Иордана, но тот под натиском внимания будто не нарочно отворачивается, не отнимая кружку от лица. Зато с этого ракурса Арчи может рассмотреть покрасневший кончик уха Иора.       — Хорошим вкусом Иор полностью пошел в мать, а внешне, конечно же, он на меня похож.       Тишина за столом оказывается громче слов. Труда с осторожностью смотрят то на старшего Туше, то обращают взгляд на младшего, а когда очередь переглядываний снова подходит к Яакову, то в глазах гостей появляется легкий скептицизм.       — Ну, может, Иор будет чуть повыше.       Если бы Арчибальду заранее не сказали, что Иордан — сын Яакова Туше, то он ни за что бы не провел такую параллель. Может, кое-где и есть сходства, например, в их холодной внешности: оба брюнеты и, несмотря на лето, достаточно бледные. В чертах лица, может, и есть схожесть у отца и сына, но ее сложно рассмотреть из-за припухлости и округлости Яакова. Хотя, может, в молодости отец Иордана меньше заигрывал со вкусностями — в таком случае их было бы не отличить.       Труда, напротив, внешне теплые, разве что мать в последний месяц бледновата из-за стресса и возникшей на его фоне бессонницы. Тем не менее Арчибальд очень похож на своего отца: такой же кудрявый, с веснушчатым лицом, но не догнал его по росту, светло-карие глаза тоже от него. Черты во внешности есть и от матери. Тонкие и узкие, образующие прямые линии под изящным углом, которые не нужно корректировать скальпелем или хирургическими нитями, пусть с каждым новым отказом в агентствах он об этом многократно думал. Труда стройные, возможно, отчасти худощавые, но только из-за нервов. Но можно сказать одно: никто не усомнится, что Арчи — сын своих родителей.       — Оу… какие у вас… — Никола приподнимает брови, невпопад разминая овощи вилкой, пусть и пытается нацепить их на зубчики.       — Трогательные отношения, — помогает ему Анна.       Арчибальд прикусывает нижнюю губу и разминает пальцы. Все же берется за лопатку, оставшуюся в лазанье и подхватывает порцию. Однако он кладет ее не себе, а Иордану. За разговором старших, Арчи и не замечает, что гробовщик наблюдает за его действиями. Тарелка Арчи тоже остается пустой не надолго. Наконец он пробует идеально пропеченные слои пасты и сочного говяжьего фарша и поневоле улыбается. Анна, заметив, что сын наконец-то приступил к еде, аккуратно гладит его по плечу.       — Наш Арчи любит модные шоу. Ник, помнишь, как мы испугались, что дома резко стало тихо?       Николас задумывается, не сразу понимая к чему ведет жена, а Арчибальд все медленнее и медленнее пережевывает пасту.       — Оказывается, он пытался сделать дизайнерский костюм из нашей с мужем одежды, но она была ему велика, и он путался в ней, как мумия.       В целом, ничего такого. Арчибальд кивает, пусть и не помнит, чем он занимался в детстве, а когда возвращается к лазанье, замечает, что на тарелке волшебным образом появился овощной салат. Арчи смотрит на Иордана, но тот, прикрыв глаза, продолжает пить чай. Возможно, и Арчи согревается благодаря индийскому чаю, отгоняя от себя липкий холод.       — Потом, когда Арчи понял, что с нашей одеждой сложно справиться, он придумал кое-что получше.       Так то была незавершенная история? Арчибальд с опаской смотрит на маму, а та, не замечая, как сын по левую руку от нее напрягся, продолжает:       — Когда мы снова испугались из-за тишины, то пошли искать Арчи по всему дому. Ник нашел его в нашей ванной…       — Мам…       — А он сделал себе ирокез из мыльной пены, вооружился, простите, ершиком…       — М-мам, м-мам…       — .. и с головы до ног полностью облепил себя моими прок..       — Кажется, я забыл выключить утюг! — Арчибальд вскакивает из-за стола, перебивая позорную историю из детства, чем пугает мать. — Схожу, проверю!       — Милый, у нас же отпариватель, — Анна наклоняет голову и тянет сына за локоть обратно за стол, — к тому же, не помню, когда ты в последний раз гладил хоть что-то. Так вот..       Лазанья уже не кажется такой вкусной. А вот-вот ее рецептура испортится большим количеством соли от позорно пролитых слез.       — Миссис Труда, кажется, вам холодно? — Мягкий, но в то же время проникновенный голос Иордана обволакивает столовую.       — Хм, немного, но я в целом та еще мерзлячка, не стоит беспокоиться.       — Я отключу охлаждение. Прошу прощения, что сразу не заметил ваш дискомфорт.       — Ох… спасибо. А это не повлияет на работу..? — Анна запинается, жестом руки прокручивая окончание фразы, которая так и не завершается.       — Все будет в порядке. Не беспокойтесь. — Иордан ненадолго отлучается в другой конец комнаты, не обращая внимание на то, что за ним следит одна любопытствующая пара глаз. Возможно, та самая, в которой застыли слезы.       — Сами мы привыкли к тому, что всегда должно быть холодно, и забываем, что для людей комфортна температура повыше. — Яаков благодарит сына за проявленную заботу о гостях и возвращается к ужину. — Ах, Анна! Забыл отметить, что ваша лазанья просто восхитительна! Поделитесь рецептом?       Что-то одновременно обыденное и в то же время странное отзывается в речи старшего гробовщика. Но Арчи, только что переживший немалое потрясение, не задумывается над его словами. Родители беседуют о домашней кухне и семейных ресторанах в Лоствуде, в которых нужно непременно побывать, а Арчибальд припоминает детство Иордана.       — Значит, ты уже давно работаешь в бюро? — С осторожностью начинает Арчи, обращаясь к парню.       — С малых лет, — Иор едва кивает, но никак не развивает эту тему. Кажется, что его отец, Яаков, более разговорчивый.       — А ты, Арчибальд, хотел бы поработать, раз никуда не поступаешь в этом году? — Николас, который, казалось, вовсю общается с Яаковым, на самом деле прислушивается к младшим.       — Что..? Тут..?       — Ох, а это неплохая мысль! — Подключается к разговору Яаков и внутри Арчибалда все обрывается. Нет, только не это! — Род Туше немолодой, мы поколениями передаем знания своим детям, можно сказать, что впитываем их с молоком матери. Но нас всего двое, иногда зовем подрядчика на подработку. Если тебе интересно, можем поручить тебе кое-какие дела.       — Например, какие? — В столовой становится теплее из-за отключенной сплит-системы, но голос Арчибальда все же дрожит, стоит вспомнить, как утром парень рассматривал погребальные венки на первом этаже.       — Да много каких. По мелочи. — Арчи внутри надеется, что мистер Туше окажется вдруг таким же немногословным, как и его сын, но эта глубокая задумчивость и накручивание кончиков усов на палец предвещают лишь долгое перечисление запланированных работ. — Обработка дерева. Покрытие гробов краской и лаком, иногда заказывают декоративные элементы, которые нужно ровно наклеить. Хм, твой отец при нашей первой встрече рассказывал, что в детстве тебе нравилось рисовать и у тебя очень хорошо получалось! Как скажешь, твой творческий потенциал можно раскрыть в новых цветочных композициях и портретах на надгробиях? — Арчибальд слегка бледнеет при упоминании надгробий, но все же деловито складывает руки в замок и ставит их перед собой на стол. — О, не переживай, у нас есть лазерный станок, который автоматически выбивает на мраморе надписи и портреты, но за ним тоже нужен глаз да глаз.       — То были детские рисунки, ничего примечательного, — пытается принизить свои способности Арчи при том, что он не понимает никакой связи между рисованием и флористикой или гравировкой на могильных плитах. И не хочет понимать ее.       — Лучшие в художественном классе! — Подхватывает Николас, причем нарочно расхваливает посредственные, как кажется самому Арчи, работы сына. — В средней школе так вовсе посещал курсы визажистов и даже подрабатывал!       — Я рисовал детям аквагрим на праздниках…       — Визажист! Неужели?       Арчибальд еще при упоминании маленького городка чувствовал себя некомфортно при мысли, что ему нужно будет жить там, где за украшение в ухе могли швырнуть бездыханным в канаву. Старшее поколение, конечно, не всегда негативно настроено, но кто знает, что на самом деле может быть на уме у незнакомого человека…       — Какая красота! — Арчибальд вскидывает голову, с удивлением смотря на восторгающегося Яакова. — Мы с Иорданом тоже учились этому искусству. Конечно же, есть нюансы работы с холодными телами и, в целом, поминальным гримом, но, думаю, ты нам очень поможешь с нанесением макияжа умершим!       Та вкусная мамина лазанья, половина которой все еще аппетитно ждет своей очереди на блюде, кажется ужасно непривлекательной, словно она вмиг позеленела. А может, это у Арчибальда идет кругом голова от столь заманчивого предложения, которое стоит перед глазами ужасающей картиной. Анна как-то пробует привести сына в чувства, что-то рассказывая, а может пытается перевести весь разговор в шутку, попутно шикнув на Николаса, который вошел в раж с импровизированным собеседованием.       — Думаю, из меня получится плохой помощник.       Задор Яакова быстро угасает, когда до него доходит перемена атмосферы, и понимающе кивает. Анна стихает, не зная, как спасти беседу, а Николас пристыженно ковыряет брокколи в своей тарелке. Родители уже давно не радуются затее Арчибальда прикоснуться к миру моды, но у них на то есть основательные причины, которые пусть и появились не сразу. С такой до смерти притягательной возможностью устроить сына на «нормальную» работу, они вдруг разом позабыли, что их ребенок не переносит фильмы ужасов и отсиживается дома в каждый Хэллоуин. Идти в похоронное бюро ему тоже не хотелось, и все же он пришел познакомиться с неоднозначными соседями.       — Помощник, может, и получится. — Иордан, согретый чаем, пробует лазанью и в ходе разговора отмечает хороший вкус блюда. — У нас есть много черновой работы, которая напрямую не связана с усопшими или с изготовлением гробов.       Это простая беседа за столом, но почему же Арчи кажется, что его то и дело хватают то за шкирку, то за пятку и пытаются утянуть куда-то вниз? Еще этот Иордан — молчал весь разговор и тут решает его продолжить, когда старшие уже замяли тему.       Яаков тихонько стучит пальцами по чашке. Арчибальд только сейчас замечает, что она белая и с принтом. Издалека удается рассмотреть большую надпись «Лучший папа среди живых и мертвых», вокруг которой расположились три скелета, что складывают из своих костей сердечко. Если опустить весь разговор о работе, то эта деталь кажется Арчи очень даже милой и понемногу согревает его испуганное нутро. Переведя взгляд на Иордана, Арчибальд внимательнее рассматривает его кружку: та черная и без принта, довольно скучная. Эх, а Арчи надеялся увидеть там такие же скелеты и вторящую кружке Яакова надпись, что-то в духе «Лучшему сыну гробовщика» на фоне векторной могилки. Гостям же предложили сервиз из белого фарфора с гжельской росписью, который, кажется, Арчибальд где-то уже видел.       — Что-то мы уже засиделись за чаем. Он, конечно, вкусный, но крепкую заварку на ночь лучше не пить, — начинает Яаков издалека и Труда один за другим кивают, принимая его слова за намек, что уже пора расходиться. — Давайте я достану итальянское белое вино! Оно также хорошо подойдет к лазанье и скрасит наш долгий интересный вечер.       Опечаленное лицо Арчибальда вмиг светлеет, и он согласно кивает одним из первых, вот только старшие будто бы не замечают его. Иордан собирает кружки, чашки со стола, а Яаков бодрым шагом направляется к винному шкафу. Арчи как-то неловко сидеть, дожидаясь, пока сервируют стол, так что он занимает себя тем, что докладывает матери еды. В последнее время они не очень хорошо питались из-за переездов и домашний ужин, пусть и у малознакомых людей, приводит всех в чувства. Что касается самого Арчи, то, пожалуй, он дождется бокала вина. Он привык намеренно есть мало.       — Так-так-так.       Арчибальд ненароком смотрит, как Иордан помогает расставить бокалы на столе, но перед ним он ставит обычный стакан с изображением вороны. Арчи теряется и приоткрывает рот, пересчитывая бокалы на столе: их всего четыре, пускай за столом сидит пятеро человек. Арчибальд хмурит брови и надувает щеки, но стесняется что-то сказать мистеру Туше, и подает невербальные сигналы своему отцу. Однако тот будто и не видит намеков сына, но искоса поглядывает на свою невозмутимую жену.       — Почему хмуришься, молодой человек? — Яаков добродушно смеется, заметив, как надулся Арчи, и, разлив вино гостям, ненадолго прерывается, размахивает указательным пальцем туда-сюда: — Я знаю, что ты окончил школу только этим летом.       — Да я в свои двен… — Арчибальд возражает. Но стоит ему уловить периферийным зрением заинтересованный взгляд матери, тут же прикусывает язык и сжимает губы в тонкую нить, — девятнадцать тоже не прочь попробовать вино.       — Я не буду, — спокойно отказывается от алкоголя Иордан, тем самым предлагая свой бокал вчерашнему школьнику. — Схожу проверить, все ли закрыто. Скоро вернусь.       — Я бы… — Арчибальд задерживает свой взгляд на Иордане, тот смотрит на него в ответ, понимая, что обращаются к нему, — тоже проветрился. — Иор кивает, а Арчи оглядывается на родителей, которые тоже не против того, чтобы дети вышли из-за стола.       — Хорошо, молодежь, прогуляйтесь перед сном. А мы пока поговорим о своем, житейском.

* * *

Если на втором этаже еще можно ненадолго поверить в гостеприимное чаепитие соседствующих семей, то стоит спуститься на первый этаж, где по-прежнему холодно и царит холодный полумрак, как Арчибальд перестает сомневаться в том, где он находится. Просторное помещение кажется бесконечным пространством из-за панорамных окон. Прошлая квартира Труда в Нью-Рошелле тоже могла похвастаться подобным дизайнерским решением. Арчибальду очень нравилось уносить завтрак из столовой в импровизированный уголок перед панорамой с видом на пролив Лонг-Айленд. Вода успокаивала, а соседние здания вселяли все больше уверенности Арчибальду в том, что ему стоит и дальше позориться на пробах, чтобы однажды завтракать уже в своей квартире с видом на пролив.       Сейчас же Арчи чувствует себя будто бы в аквариуме, в котором он — маленький неон, отбившийся от пестрой стайки, а где-то среди гротов плавает рыба покрупнее, что заглотит его и не подавится. Пожалуй, в этом случае она будет даже получше, чем увидеть скелеты обглоданных неонов. Арчибальд сутулит плечи, все же обращая внимание на вид за окном. С первого этажа видны белые прутья ворот и заросший сад, который черной мглой пожирает старый забор. Стекло бликует, улавливая тусклые огоньки хрустальной люстры, и Арчибальд видит в отражении себя и белое лицо за своей спиной. Он вздрагивает, медленно оборачивается и видит Иордана. Гробовщик, выключив оборудование на ресепшене, подходит к нему. Шагов не слышно.       — Здесь прохладнее, чем наверху. Можешь вернуться к родителям, — предлагает Иор, но Арчи поджимает губы и деловито вздергивает подбородок.       — Да нет, в самый раз, — Арчи пожимает плечами, чтобы выглядеть более расслабленно, на что Иор только кивает.       Гробовщик проходит мимо него, и Арчи, выждав пару шагов, все же направляется за ним. Кажется, что Иордан не против попутчика, болтающегося за его спиной, но в то же время и не особо следит за тем, продолжает ли он следовать за ним. Иор подходит к двери, расположенной в противоположной стороне от лестницы, и выходит в коридор для персонала. Кажется, там освещение такое же тусклое. Но, заглянув внутрь, Арчи замечает, что бра в самом его конце и вовсе не горят.       — Ты ведь не против, если я с тобой пойду?       — Нет.       — Кто знает, может, все же поработаю у вас немного, — пытается найти себе оправдание Арчибальд, имитируя деловитый тон.       — Если захочешь.       Иордан продолжает идти, а Арчи следовать за ним. Вот только с каждым шагом, который приближает его к концу темного коридора, в нем становится все больше уверенности, чтобы повернуть назад. Высокая фигура Иордана, облаченная во все черное, начинает практически сливаться с темнотой — на ее фоне выделяется только светлая шея и кисти рук. Вскоре они доходят до конца и Иор открывает последнюю дверь. Свет отключен, и Арчибальд ничего не видит перед собой, только замечает, что Иор с каждым шагом становится все ниже.       Когда Арчибальд только сглатывает подкативший к горлу ком.       — Ты сейчас идешь… — Арчибальду становится дурно.       — В морг.       Арчи останавливается как вкопанный и не может оторвать взгляд от Иордана. Тот оборачивается к нему, но не приглашает пройти дальше.       — Ты можешь подождать меня здесь или у ресепшена? Я скоро вернусь.       — Да! — Очень спешно и крайне радостно выдыхает Арчи, который сам же напросился ходить хвостиком за Иором, а после, уже спокойнее и более учтиво, добавляет: — Да, конечно.       Иордан кивает, но не спускается дальше. Тогда Арчи сам спешит покинуть этот длинный коридор, а в конце, когда уже доходит до ресепшена, слышит хлопок закрывающейся двери.       — Проходи, — голос Иордана низкий, но Арчибальд делает его нарочито высоким, — здесь нет мертвых, — припоминает он его первые слова, оброненные при встрече, — они ниже.       Арчибальд жмурится и вздрагивает всем телом, желая забыть тот факт, что теперь знает дорогу в морг. Боже упаси, он же теперь живет напротив морга! Теперь у него вид из окон не на прекрасный пролив, а на чертов морг! Арчи обнимает себя обеими руками и удивленно вздыхает, когда чувствует настоящий холод своих рук. Он будто простоял на улице не меньше получаса, к тому же, зимой, или застрял в морозильной камере дешевого супермаркета. Арчи чуть дрожит, растирает плечи ладонями и понемногу согревается. Наверное, такое же неприятное ощущение пронизывающего холода чувствует и его мама, отчего ей даже летом приходится кутаться в шаль или носить закрытую теплую одежду.       Он слышит ее смех, доносящийся со второго этажа, а после новую шутку своего отца и развеселую фразу Яакова. Кажется, старшие снова вспоминают мелкие проделки своих детишек. От мысли, что еще родители могут припомнить забавного из его детства, Арчи так вовсе покрывается морозной коркой. Что ж, позориться перед пред пенсионером не так страшно, как перед его сыном.       Голоса стихают, когда дверь наверху закрывается. Видимо, холод с первого этажа добрался до второго. Арчибальд хмыкает, боязливо оглядываясь. Высокие похоронные букеты обращены к улице, а лицевой стороной к ресепшену расположены композиции пониже, чередуясь с крупными мраморными статуэтками ангелов. Те будто смотрят на Арчибальда, оценивая, чиста ли его душа настолько, чтобы охранять спокойствие его могилы. Арчи крепче обнимает себя, поглядывает в сторону коридора, откуда недавно выбежал, но Иордан еще не возвращается.       Ощущение, словно несколько пар глаз обращены прямо на него, не покидает. Он старается отойти куда-то дальше, но на секунду пугается собственного долговязого отражения в окне, подсвеченного садовыми фонариками. Но тут Арчи снова встречается с белым лицом, их взгляды пересекаются, и он понимает только одно — это не Иор.       Арчибальд медленно отступает. Но, вспомнив, что смотрит на отражающуюся поверхность, делает пару шагов вперед. Белое лицо смотрит на него, смеется, будто издеваясь, а Арчи пытается найти того, кто отражается в окне. За спиной нет никого, но, отвернувшись, опять чувствует пронзительный взгляд будто на лопатках. Обернувшись снова, Арчибальд очевидно не находит никого.       Нежные улыбки ангелов становятся все шире, кажется, что их вырезанные стамеской глаза следят за каждым действием Арчибальда и еще сильнее забавляются, вылавливая озорные блики от тусклых ламп. Арчи отходит все дальше от них, старается смотреть только в коридор, в который ушел Иордан, но кто-то сильный крепко хватает его за плечи из-за спины. Сердце, кажется, остановилось.       — Пойдешь со мной?       Арчибальд неспешно, рваными движениями оборачивается через плечо и видит Иордана. Парень смотрит на него в ответ, но взгляд его снова проходит сквозь Арчибальда, словно его и нет на этом свете. Этот взгляд оказывается долгим, пронизывающим до глубины испуганной души, и Арчи замечает чужую дрожь ладоней на своих плечах. Он теряется, пытается отстраниться, но цепкие пальцы Иордана крепко держат его, не давая сделать и шага без болезненных ощущений.       — Отпустишь? — Севшим голосом просит Арчибальд, наблюдает, как затуманенный взгляд Иордана проясняется, а вскоре он мягко расцепляет свои руки.       — Здесь, — Иор шумно выдыхает, пытаясь собраться с мыслями, — много статуй на полу. Ходи аккуратнее, а то можешь споткнуться об одну из них.       — Хорошо.       Арчибальд отворачивается, решая проверить куда подевалось белое лицо. Обычно видения пропадают во всех фильмах ужасов, а через пару кадров оказываются перед самым носом у главного героя. Но то лицо остается на прежнем месте, и Арчи от неожиданности снова отступает, налетая спиной на Иордана.       Гробовщик ловит его, на сей раз не хватая холодными руками, и растерянно смотрит по сторонам. Арчибальд только указывает на низкорослого мужчину, что продолжает наблюдать за ними с улицы, неподвижно стоя на прежнем месте и улыбаясь искаженной, чересчур широкой улыбкой.       — Это портрет, — выдыхает Иордан поверх уха Арчибальда. — Отец говорил, что у нас есть лазерный станок для гравировки портретов на надгробным плитах. — Иордан обходит Арчибальда и приближается к окну, после чего забирает со скрытого за венками стеллажа плиту. Размытое отражение в окне тут же исчезает. — Иногда происходят осечки: ошибка при чтении фотографии, сбой в программе. Тогда портрет оказывается негодным, но его можно попробовать исправить.       Арчибальд подходит ближе к Иордану и убеждается в том, что лицо со стекла похоже на то, что нарисовано на плите. Табличка отличается цветом от остальных: она серая с белыми прожилками и пожелтевшими вкраплениями. Сам портрет нельзя назвать рисунком, который требует исправлений. Вместо тонкой гравировки, что выжигается слой за слоем, чтобы создать мягкие тона и светотень, лицо мужчины будто бы небрежно выжгли, на скорую руку, не удосужившись проверить настроена ли на станке печать.       Арчибальд детально не рассматривал и нарочно не искал, но видел жуткие портреты и картины, которые на первый взгляд выглядят нормальными, но чем дольше их рассматриваешь, тем больше страшных тайн разгадываешь. Арчи поджимает губы, всматриваясь в «простреленные» лазером зрачки, чересчур глубокие и грубые, словно сама плита пробита насквозь. Ему не нравится и слой кожи, усыпанный кратерами с острыми необработанными краями. Но больше всего пугает большой растянутый рот, будто кто-то оттягивает его за край губ с левой стороны, обнажая зияющую, в случае плиты серую, пустоту.       — Оливер Мур, — произносит Арчи имя, выгравированное на тонкой табличке из черного мрамора, — вы не выбрасываете бракованные плиты? — Арчибальд приподнимает пальцы над плитой: подушечки покалывает от необоснованного желания прикоснуться к истертой коже. Однако мрамор уходит из-под его руки.       — Думал, что смогу исправить ошибки сам, но не успел, — Иордан ставит надгробие на место, но отворачивает ее боком, чтобы не было отражения в стекле и портрет не смотрел внутрь помещения.       Арчибальд опускает руки, заводит их за спину, где сцепляет пальцы в замок. Украдкой, но не без любопытства, заглядывает в глаза Иора.       — Так… куда ты хотел позвать меня?