Кислотные

      — Ты видишь то же, что и я?       Сан прищуривается, вглядываясь в движущуюся в разномастном ритме толпу, среди которой, разгорячённые танцами и алкоголем, Феликс и Уён притираются друг к другу телами. Низкий медленный бит содрогает танцпол, цветные прожекторы мелькают по всему залу, время от времени цепляя под свет чьи-то вскинутые руки, блестящие от пота шеи, бедра. Сан считает это сексуальным. Именно потому улыбается и указывает в нужном направлении кислотной коктейльной трубочкой.       Чанбин рядом оживляется, глотает залпом остатки джина со своего бокала и в ответ только весело хмыкает:       — Я не удивлён.       — Это ты их познакомил, — Сан вроде бы и укоряет, но как-то по-доброму, больше насмехается и веселится.       Чанбин в долгу не остаётся.       — Но это твой парень сейчас лапает моего, — с удивительной ловкостью отвинчивает крышку с бутылки на столе, наливает. — Что делать будем? — вскидывает брови, разворачиваясь в вполоборота, лукаво прикусывает уголок нижней губы и улыбается.       Сан возвращает улыбку, со звоном касается пузатым, стеклянным боком своего бокала бокала Чанбина и неопределённо пожимает плечами.       — Пусть развлекаются? — вроде и спрашивает, а в голосе звучит утверждение.       — Тебя это заводит? — Чанбин не сводит блестящего взгляда с танцпола.       Сан ухмыляется, скашивая на него глаза, его улыбка становится шире, нахальнее.       — А тебя?       От его взгляда не ускользает, как дыхание Чанбина становится глубже, как вздымается под простой чёрной футболкой широкая грудь. Чанбин неконтролируемо мажет влажным языком по губам и сильнее откидывается на спинку дивана.       — Как думаешь, насколько далеко они могут зайти?       Сан хмыкает:       — Если их подтолкнуть? — трогает губы пальцами, словно размышляет. — Проверим?       Ответить Чанбин не успевает, потому что разгорячённый Уён со стоном падает Сану на колени и доверительно сообщает на ухо, что возбуждён. Откидывается ему на грудь, выставляет напоказ красивую, длинную шею, влажную и блестящую глиттерными блёстками с волос Феликса. Хочется измазать об нее пальцы и провести по скуле, тронуть приоткрытые в тяжёлом дыхании губы, погладить горячий, мокрый язык, которым Уён бесстыдно поддевает кубик подтаявшего льда из санового стакана и толкает за щеку.       Сан замечает его взгляд и нахально подмигивает, укладывая большие ладони Уёну на бедра. Феликс рядом частит горячим дыханием в изгиб между шеей и плечом, и тесно прижимается к боку. Задевает губами мочку, когда шепчет:       — Нравится?       За этот соблазнительный тон Феликса прямо тут хочется уложить на лопатки; разложить на этом столе, перед Саном и Уёном, зацеловать всего и вылизать, до тех пор, пока скулить не начнёт и жалобно просить, чтоб оттрахали. Вместо этого Чанбин коротко целует веснушчатую, раскрасневшуюся скулу и ведёт горячими пальцами под рубашкой, поглаживая поясницу.       — Поцелуешь его для меня?       Вроде бы говорит интимно и на ухо, но выходит так, что Уён заливисто смеётся и сползает с сановых колен ближе к Чанбину. Сан придерживает его за талию и сам неуловимо двигается вперёд. Чанбин оказывается меж двух огней, потому что с одной стороны к нему всё ещё тесно прижимается Феликс, а с другой — Уён наклоняется сильнее и чуть ли не ложится ему на грудь, притягивая Феликса к себе за шею.       Чанбин неосознанно вскидывает взгляд на Сана, проверяя его реакцию. Всё-таки разговоры разговорами, но это его парень сейчас наваливается на него, едва ли не усаживаясь сверху.       У Сана взгляд чёрный и необузданный, в зрачках угли раскалённые тлеют, когда они смотрят друг на друга. Чанбин понимает, что хочет не только он. Замечает, как длинные, изящные пальцы крепче впиваются в чужие бока, задирают рубашку вдоль позвоночника, надавливают, заставляя прогнуться вперёд, теснее. Уён коротко стонет и рефлекторно сжимает ладонь на его, Чанбина, бедре.       Тело плавит, руки так и чешутся сцапать Феликса за затылок и подтолкнуть, вжать, надавить, чтобы вот сейчас, уже, поскорее. Вместо этого цепляет зубами нижнюю губу и откидывается на мягкую спинку, позволяя Феликсу податься к нему самому.       Чанбин чувствует, как дрожит его тело, знает, что тот хочет целоваться и чтоб его гладили — Феликсу нравится, когда ласкают и изнеживают, а ещё, когда страсть после остаётся багрово-охровыми метками и налитыми синевой следами от пальцев. Уёну, очевидно, — когда держат крепко и направляют; рука Сана ни на секунду не отрывается от его разгорячённой кожи.       Сан не отнимает от Чанбина тёмного, изучающего взгляда. Смотрит с колким вызовом, а сам, словно воплощая в жизнь его недавнюю фантазию, требовательно сжимает влажными от конденсата пальцами уёнову челюсть, оттягивает указательным пухлую нижнюю губу, давит подушечкой на прохладный ото льда, высунутый язык. И только удовлетворённо выдыхает, когда Феликс, не сдержавшись, с хриплым всхлипом подаётся вверх, и жадно лижет уёновы губы и его пальцы. Только сейчас Сан опускает глаза на Уёна, по чьему подбородку блестящей дорожкой стекает растаявшая, смешанная со скопившейся слюной, вода, и перемещает ладонь ему на шею, позволяя Феликсу наконец-то поцеловать его по-настоящему — торопливо, грязно и глубоко.       Чанбин не замечает, когда Феликс успевает бездумно забраться к нему на колени, но буквально кожей ощущает его тихий скулёж, когда Уён в опасной близости от чанбиновых губ оставляет болезненный засос на феликсовой шее.       Сан в этот момент властно давит Уёну на затылок, не давая отстраниться, и снова цепляет его, Чанбина, взгляд. Кривобоко ухмыляется.       — Тебе всё ещё интересно, как далеко они могут зайти?