Кислотные

      — Субин-хён.       Голос Бомгю беспокойный. Он цепляет Субина на выходе из душа чуть позднее восьми вечера, рядом с ним мнётся Кай, а Тэхён на углу коридора тревожно смотрит по сторонам. Субин напрягается.       — Ёнджун?       — Субин-хён, он опять, — видно, что слова Каю даются нелегко. Он смотрит на Субина грустными глазами, а во взгляде так и читается: «я предаю любимого хёна».       — Где он сейчас? — на драму у Субина, как оказывается, времени нет. Надо ещё вправить мозги ебанутому придурку, который всеми силами пытается довести себя (а заодно и всех остальных) до гроба.       — Сказал, что идёт в душ. Но, зная его, по-любому ещё спустится на кухню за водой.

***

      Каша успевает даже остыть.       Ёнджун появляется на кухне в начале десятого. От него вкусно пахнет персиковым гелем для душа, волосы в беспорядке, с мокрых прядей вниз по шее стекает вода, расползаясь уродливыми пятнами на вороте домашней футболки. Он бы, наверное, Субина даже не заметил, — такой расфокусированный взгляд, — если бы не:       — Ты ел?       Ёджун едва заметно дёргается от неожиданности, но легко берёт себя в руки и наклоняется к нижней полке за стаканом. Футболка задирается, а у Субина пальцы зудят поправить, одёрнуть, чтобы не видеть слишком выпирающие, натянувшие бледную кожу, острые позвонки.       — Ел.       — Пиздишь.       Ёнджун разворачивается к нему, словно в слоумо, коротко изучает его выражение лица, а затем морщится.       — Пизда мелким…       — Сядь и поешь, — Субин двигает в его сторону миску с кашей.       — Я не голоден, — говорит спокойно, но взгляд не выдерживает, отводит. Не такой хороший лжец, каким хочет казаться. Субин злится.       — Это овсянка, Ёнджун, твои щеки не отвиснут от пары ложек каши с ягодами.       — Ты глухой? — психует. — Я сказал, что не голоден.       Субин шумно выдыхает. Значит, снова придётся по-плохому.       — Сядь, — тянет на себя, силой усаживает к себе на колени, обхватывает поперёк живота, не давая подняться. — Ешь, — пользуясь элементом неожиданности, сует ложку с кашей Ёнджуну в рот.       Ёнджун морщится, отплёвывается, часть попадает на стол, часть назад в тарелку, несколько крупинок остаётся на его подбородке. Субин вытирает их большим пальцем.       — Да какого, блядь, хуя?! Отъебись, Субин.       — Я сказал жри ебаную кашу, — сжимает пальцами ёнджунову челюсть, давит большим на подбородок, заставляя открыть рот. Силой скармливает ещё ложку, и как только Ёнджун порывается снова выплюнуть, прижимается губами к его. Давит ладонью на затылок, не давая отстраниться, Ёнджун от неожиданности сглатывает и в шоке распахивает глаза.       — Ты ебанулся?! — орёт, отпихивая от себя. — Ты какого хуя своими губищами ко мне полез?       — Это ты ебанулся со своими голодовками, — невозмутимости Субина можно только позавидовать. — Открой рот.       Ёнджун демонстративно отворачивается, а Субин снова зачёрпывает ложкой кашу и цепляет пальцами его подбородок. Уверенно смотрит в глаза, когда спрашивает:       — Мне сделать так еще раз?       — Отпусти, — Ёнджун мотает головой, порывается встать, но Субин откладывает ложку и сгребает в кулаки его запястья, заводит за спину.       — Ешь.       — У меня от твоей агрессивной заботы синяки будут на роже. И не только, — морщится, поведя плечом. — Ты накормить меня решил или кинки свои погладить, придурок? Руки отпусти.       Субин даже бровью не ведёт. Только хмурится и спокойно спрашивает:       — А ты пожрёшь?       — Ты кем, блядь, себя возомнил, моей мамочкой? — Ёнджун злится, дёргается, стараясь вырваться, но в итоге только плотнее притирается.       Субин морщится.       — Не ёрзай. Это у меня будут синяки от твоей костлявой задницы.       — Тогда отпусти.       — Съешь кашу, — кивает подбородком в сторону отставленной миски, — я отпущу.       Ёнджун со злостью смотрит сначала на Субина, потом на кашу. Снова на Субина.       — Ладно.       Субин удовлетворённо кивает, улыбаясь. Освобождает его руки, но с колен не отпускает. Берётся за ложку, а Ёнджун хмурится.       — Я умею пользоваться ложкой, Субин.       — Правда что ли?! — иронично вскидывает брови. — А чё ж ты не жрёшь тогда нихрена, скотина? Себя до истощения доводишь и меня до нервного срыва. Прослежу, что поел и отпущу.       — Как же ты меня заебал, — выдыхает Ёнджун, послушно открывая рот.       — Хорошо, — улыбается в ответ Субин и похлопывает по бедру свободной ладонью. — Помни об этом, когда в следующий раз решишь устроить голодовку.       В конечном итоге Субин скармливает Ёнджуну половину порции, что-то съедает сам, что-то рассыпается из-за их бесконечных пререканий и нежелания Ёнджуна сидеть смирно. Ёнджун планирует как можно быстрее свалить к себе, но Субин окликает его уже практически у лестницы.       — Ёнджун! — его голос серьёзный и спокойный. — Узнаю, что опять не жрёшь, свяжу и снова покормлю силой.       — Белком? — Ёнджун не удерживается от смешка. Тянет кривую ухмылку, развернувшись через плечо.       Субин кивает:       — Если понадобится.       — Так я был прав на счёт кинков?       — Завтрак в восемь, — вопрос Субин полностью игнорирует. — Я закажу диетическое меню. Не придёшь, пеняй на себя.       Ёнджун задумывается: и что он сделает, снова с ложечки покормит?       Проверить что ли…