Не по уставу

      Угрюмая осень сменилась сырой малоснежной зимой, а на смену зиме пришла ранняя весна. Деревья, кустарники и травы проснулись после затяжного сна. Природа возрождается от холода и длинных ночей, работники сада уже начали подготовку земли к новому сезону. Молодая рассада терпеливо дожидается в теплице, согреваемой электричеством от солнечных панелей.              Мариса наблюдает, как рабочие копаются в земле. Она помогает время от времени. Нелёгкая, но медитативная работа: очень помогает от мыслей, что сразу за стенами начинается крах цивилизации.              Почему-то Марису тянет к земле. Она привыкла к войне, и ей скучно на этом островке разума, огражденном забором, а растениеводство, с которым она прежде была незнакома, позволяет развлечься новыми знаниями и физической активностью. Может, уставшему солдату просто захотелось дотронуться до безмятежного. А может, Мариса подсознательно хочет следовать примеру Рика, который тоже копался в земле вместе со всеми. Разве лидеру приемлемо выполнять чёрную работу, которой занимаются подопечные? Граймс считает, что да: не гнушается ни грязи, ни боли в спине. Натянув на протез свою нехитрую защиту от пыли и песка — пара медицинских перчаток, прикрытая обычной текстильной — он трудится, как и все. Отпрыски время от времени крутятся рядом, помогают с мелочами. Идиллия.              Марисе, конечно, приятна его компания, но ничего не поменялось: его имя ноет в сердце ровно так же, как и раньше.              Мариса знает, как со всем этим справляться. Нужно дать себе время отгоревать утрату, не забивать свои эмоции попытками отвлечься и смиренно ждать. Она и ждала. Месяц ждала, два ждала, три… Работа, люди, сопровождение Рика, обучение Джудит, обходы, тренировки, переговоры и сотрудничество с другими общинами, — и вот уже незаметно отзвенело полгода, как Мариса Манхур отвечает за безопасность Александрии. Наступила весна, а она не перестала любить Рика ни на волосок меньше. Ей известно, что так же будет и летом, и новой осенью, и следующей зимой. Так будет до скончания времён.              Она бы могла сжать зубы, отвернуть свой взор в сторону и попытаться заново с кем-то другим — но ей мерзко даже представлять, что кто-то займёт место Рика. Граймс ушёл, однако Мариса не позволяет занять его стул. Как можно изменить тому, что любишь? У неё достаточно сил, чтобы нести свой выбор и дальше, даже если он повлёк за собой неудачные последствия.              Мариса присоединилась к победителям, потому что стоять с проигравшими чести нет. Но это не значит, что она сама перестала быть проигравшей. Во всяком случае, в собственных глазах. Мариса Манхур извлекла себя из механизма CRM, а Рик модифицировал её, нанёс масло и поставил в двигатель Александрии. Вопреки ожиданиям, заработало, шестерни закрутились, как стрелки часов. День нанизывается на день, неделя на неделю, время неумолимо спешит вперёд — ему нет дела до конца света.              Рик сдерживает Марису с переменным успехом. В хорошие дни она легко сохраняет спокойствие сама, а в тяжёлые приходится прикладывать серьёзные усилия, чтобы никого не задело. К счастью, со временем он начинает чувствовать, где нужно класть дополнительный слой клея, становится внимательнее. Марисе важно чувствовать себя нужной, и не столько общине, сколько ему? Рик зовёт её туда, где ему не обойтись без её помощи. Марисе важно чувствовать, что он не бросил её? Рик проводит с ней больше времени.              Обязанности хорошего лидера не заканчиваются на принятии тяжёлых решений, от него также требуется поддерживать дружелюбный микроклимат среди подопечных. Раньше Мариса приглядывала за Риком, сглаживала углы между ним, другими солдатами и генералом, — теперь настала его очередь. Рик искренне хочет, чтобы Мариса чувствовала себя хорошо здесь. И раз в её базовые потребности входит его присутствие, значит, так и надо сделать. Предусмотрительность ещё никому не нанесла вреда. Лучше так, чем разгребать последствия.              Он думал, что беречь её чувства станет в тягость. Но нет, время идёт, а ему по-прежнему хорошо с ней, она нисколько не раздражает его. Мариса далеко не ангел, но она безоговорочно предана Рику. Выбрала его в кабинете Джонатана и с того момента следовала своему выбору. Не точила нож за спиной, не строила козни его жене, не выместила свою боль на тех, кто ему дорог. Разве есть хоть один хищник в природе, который становится добрее, если ранен?… А если вести себя с ним правильно, то можно избежать укусов. Главное — быть терпимым.              Рик побаивался, что возникнут вопросы. Осторожничал. Сдержанно вёл себя на людях и не позволял лишнего наедине. Он выбрал семью, а это значит, что надо прекратить обжиматься с Марисой по углам. Ей придётся довольствоваться тем, что есть, если она хочет поддерживать установившийся порядок.              Рик по-прежнему мучается от кошмаров. Уже полгода он дома, а сны до сих пор переносят его в CRM. Сегодня он тоже проснулся от очередного кошмара. Взглянул на привычно пустое место рядом с собой. Мишонн со временем устала просыпаться из-за него каждую ночь и переехала спать в другую комнату, но сегодня она отсутствует не поэтому — просто задержалась в Хиллтопе и осталась переночевать там, вернётся утром.              Рик думает, что не хочет ложиться обратно. Он одевается и выходит на террасу.              В Александрии тихо. Несколько минут он просто стоит и дышит холодным ночным воздухом. Неизбежно пахнет весной… Совсем скоро дни станут длинными, а ночи короткими и тёплыми. Земля уже покрывается свежей зелёной травой, деревья вот-вот оденутся в новую листву. Работа в саду идёт полным ходом, ещё пара недель, и его будет не узнать.              Рик спустился на асфальт, сунул руку в карман. Он бредёт по улице без особой цели, разглядывает место, которое зовёт своим домом. Темнота из окон глазеет на него в ответ — александрийцы спят, набираются сил для нового дня. Он поворачивает у пруда и видит силуэты патрульных, бдящих на воротах.              Взглянув на пруд, Рик замечает ещё один силуэт. Маленький комочек, сидящий на деревянном помосте, уходящем вглубь водоёма. В груди нежно кольнуло. Граймс идёт прямо туда. В непосредственной близости начинает красться подобно задумавшему пакость шкодливому ребёнку, медленно ступает по дорожке, перекатываясь с носка на пятку.              Силуэт шевельнулся, когда он оказался на расстоянии нескольких метров. Рик замер, задержал дыхание, внезапно ощутив тот забытый мальчишеский азарт, как в детстве. Старался не выдать себя случайным звуком. Следил издалека.              — Тебя всё равно слышно, — тихо произнесла Мариса и фыркнула. — Шпиён недоделанный.              Она обернулась через плечо. В этот момент полумесяц вынырнул из-за туч, и в его бледном свете Рик увидел улыбку. Приподнявшись, Мариса развернула плед, на котором сидела, и Граймс устроился на предложенном месте.              — Старею, значит. Десять лет назад ты бы и не заметила, что я подкрался.              — Если это оправдание поможет тебе спать по ночам, — по-доброму подтрунила Мариса. — Чего не спишь?              Рик перевёл взгляд на воду. Немного задержался перед тем как ответить.              — А ты чего здесь в такое время?              Она поджала нижнюю губу и посмотрела перед собой.              — Ниоба с Лукерией громко мирились, решила по-тихому свалить.              Под конец её лицо немного кривится, но не в отвращении, а в чём-то другом. Рик догадывается. Его губы трогает сочувственная улыбка.              — Что ты хочешь, приближается тепло. Всё оживает, у молодежи гормоны бушуют.              — И не только у молодёжи.              Возникла недолгая пауза. Рик вздохнул, думая, в какое русло перевести разговор. Где-то вдалеке лениво заухала сова.              — Мне снятся кошмары, — проронил он. — Уже столько прошло, как мы вернулись, а я по пальцам могу пересчитать ночи, когда спокойно спал.              Мариса повернула к нему голову, оглядела не-украдкой и не-скромно. Рик несколько секунд обнимался с её взглядом, затем неохотно перестал.              — Оно и видно, твои круги заходят в комнату первее тебя.              — Кто бы говорил, — с наигранной обидой буркнул Граймс. — Если у нас когда-нибудь наступит дефицит мешков, мы используем те, что у тебя под глазами.              — Нет у меня никаких мешков!              — Если эта мысль поможет тебе спать по ночам.              Рик заухмылялся откровенно проказливо, а начальница безопасности демонстративно надулась. Он подумал-подумал — да опустил висок ей на плечо. Это заставило Марису едва ощутимо вздрогнуть и распахнуть глаза.              Первые месяцы ей было очень тяжело. Тактильный голод сжирал её круглосуточно, Мариса чувствовала себя одиноко и отчаянно нуждалась в ласке, которую было негде получить. Лишь со временем эта нужда стала неохотно онемевать. Мариса привыкла довольствоваться сном между двумя подушками: одну обнимала, а вторую устраивала у себя за спиной. Слабый заменитель человеческого тела, такой же жалкий, как онанизм против реального секса.              Парадоксально, но в армии у неё было меньше проблем с этим. Там отсутствие прикосновений не заставляло её загораться от одного невинного жеста, почему же здесь так? А оттого, что она недостаточно устаёт. Даже сунув нос всюду, где можно, она не получает той же нагрузки, что в CRM. Жизнь в Александрии совсем другая… А Мариса до безобразия тактильная: любит, чтобы её трогали, щупали и обнимали, любит делать то же самое, много и часто. Это приносит ей не меньшую радость, чем секс. А раз она самолично устранила себя от мужского внимания с первой же секунды, как оказалась за воротами, то прикосновения естественным образом превратились в забытый деликатес. Она изголодалась по ощущению чужой кожи на своей, так давно не держала Рика за руку — да и вообще никого.              Рик вряд ли подозревает, какую мощную реакцию вызвал в её маленьком мирке. Засыхающий сад удостоили тёплым ливнем.              — Мне тоже снятся кошмары, — бормочет начальница безопасности.       Она чувствует, как мурашки роятся вдоль позвоночника, старается не шевелить корпусом, чтобы случайно не спугнуть. Подобного Рик не исполнял очень давно, и Мариса как будто начала забывать ощущения, возникающие от его касаний. Всё внутри моментально проснулось и нетерпеливо зашуршало. Она думает, делать ли с этим что-то.              — Часто?              — Часто.              И опять замолчали.              Рик продолжал сидеть без движения. Смотрел на воду. Мариса набралась достаточно смелости, чтобы положить руку ему на плечи — он не воспротивился, и это согрело прохладную апрельскую ночь, разогнало кровь по жилам.              Теперь ей приходится довольствоваться этими жалкими крупицами — а ведь когда-то Мариса имела законное право наслаждаться целым пиром.              — Что это мы делаем, мисс? — хитро улыбнулся Рик.              Мариса воровато оглянулась вокруг. Даже если их увидят издалека, то не узнают, успокаивает она себя.              — Вас что-то не устраивает, господин полицейский?              Рик колебался перед ответом. Сказал правду.              — Отнюдь.              — Ну вот и не возникайте.              Воцарилась тишина. Рик больше ничего не сделал, Мариса тоже. Происходящее уже один сплошной праздник для неё.              Тактильный голод онемел, но никуда не делся. Подобным образом сладкий напиток утоляет жажду — кажется, что напился, а через десять минут снова хочется пить. Пока не доберёшься до живительной воды. Мариса думает, а понимает ли Рик, как много чувствительных краёв задевает своим виском у неё на плече. Одновременно боится, что понимает, и хочет, чтобы понимал.              Чуть повернув голову, она жадно вдохнула воздух у его помятых сном кудрей. Такой родной, любимый запах... За рёбрами всё заныло. Теперь ей хочется уткнуться носом в волосы Рика и просидеть так, пока солнце не превратится в красного гиганта, быть может, под шумок сдавить его обеими руками, чтобы захрипел от боли и умолял выпустить (но она не выпустит).              Зря Мариса это сделала.              Почему, ну почему всё не может быть так, как прежде?!              — Ты что, меня понюхала?              Слышно ухмылку. Почему она чувствует себя, как преступник, которого застали в момент нарушения закона? «Так не должно быть, — думает Мариса. — Не должно!»              — Сам виноват, — бубнит. — Нечего меня провоцировать.              — Провоцировать? А куда подевалась ваша стальная воля, сержант?              Это с Рика надо спрашивать про её стальную волю. Ведь именно он способен согнуть её, словно веточку (потому что Мариса позволит).              — Не умничай. Наслаждайся вон видом: водичка, звёзды, все дела.              Рик хотел фыркнуть, но получился смешок.              — Посмотрите на неё, какая властная. Начальника строить решила, значит?              — Ты любишь, когда тебя строят.              — Это кто тебе такое сказал?              — Твой выбор женщин.              Туше́. Аргумента против нет, а ещё Рик не хочет рисковать, развивая это русло, так что ничего не отвечает.              Он следует совету Марисы. Вода мерцала всякий раз, как показывался серебристый полукруг луны. Со спины слегка поддувало, тучки лениво плыли по сонливо-чёрному небу. Тихо.              Мысли Рика сорвались с поводка, улизнули в прошлое. Ему вспомнился его последний день в CRM. Как ни странно, он запомнил не так много. Граймс вернулся с Мишонн, прошёл клиринг, увидел Марису… и получил от неё предложение прямо во время секса, отказался, а потом убил Джонатана. Был уверен, что делает всё правильно. Теперь уже не имеет значения, в чём он был уверен.              Ещё он вспоминает брифинг: слова генерала, что людям осталось от силы полтора десятка лет. Джонатан собирался сделать его своим преемником, — Рик же собирался вернуться домой.              И он вернулся домой.              — Как думаешь, когда умрёт человечество? — спросил он, задрав голову к звёздам.              Мариса взглянула чуть удивлённо и пожала плечом.              — Какое мне дело... Лишь бы ты не умер.              Лицо Рика дрогнуло, от глаз к вискам растянулись лучики морщинок, как от улыбки. Мариса улеглась на спину, уставилась в глухое небо. Рик разглядывает её. Поза подчеркнуто расслабленная, но он замечает напряжение в линии её губ. Когда она опускает глаза к нему, то смотрит так, будто чего-то ждёт. Ждёт его. Так верный пёс дожидается хозяина из далёкой дороги. Не хотел бы Рик знать, каково это.              — Ты в курсе, что Ниоба зовёт тебя «Васильком»?              Рик едва не поперхнулся.              — Что?..              Мариса издала звук, застрявший где-то посередине между смешком и хмыканьем.              — Из-за цвета глаз, — объясняет. — А твою жену зовёт «Шоколадкой». Надеюсь, разъяснять не надо. — Она с удовольствием лицезреет замешательство Граймса и бросает ещё одну гранату. — Ты поэтому решил посидеть со своей бывшей под луной? Потому что твоя жена осталась переночевать в Хиллтопе, и некому скрасить твои кошмары?              Решила не церемониться, значит. Имеет право.              Раньше Мариса была его адвокатом, но сегодня что-то заставило её встать на сторону обвинения. Рику нечего сказать в свою защиту. Где-то на задворках внимания его совесть трезвонит, что самое время вернуться домой.              Он лёг рядом с Марисой.              Несколько секунд она просто смотрела. Потом опасливо протянула руку, словно к пугливому зверьку, и дотронулась до его пальцев — в этот момент их глаза пересеклись.              — Ты же никому не скажешь? — шутливо спрашивает Рик.              Взгляд Марисы заскользил по его лицу. Она сделала жест, будто застегнула на губах молнию и бросила отломанный бегунок в пруд.               Сообщница, сотрудница. Лучший друг. Спасительница. Не просто «бывшая» — Мариса представляет собой гораздо больше. Как бы Рик ни пытался преуменьшить её значение для себя, это у него так и не получилось. Значит, хватит воду в ступке толочь.               Рик сказал ей в лицо, что не считает семьёй. Вопреки этому он не хочет, чтобы кому-то ещё доставалось её сердце, не хочет, чтобы кто-то иной стал причиной её улыбки, кроме него. Он часто думает о Марисе, когда остаётся один. Думает, как так вышло, что попал под прицел столь сильной любви. Мишонн тоже любит его, и тоже невероятно сильно — но именно чувствами Марисы можно поджигать леса. Она старается считать, что самодостаточна, и это до какой-то степени правда, но блистать по-настоящему ей удаётся лишь тогда, когда кто-то правильно преломляет её лучи.              Мариса делала так, что Рик всегда чувствовал себя центром вселенной. Та магия, которую она творит, даже не напрягаясь. Кому не понравится стоять во главе всего? С Мишонн ощущения иные. Теплые, уютные, безопасные, — иные. Она не ставит его на пьедестал, не превозносит над другими. Считает себя равной.               Рик уставился на Марису, как на картину в музее. Она придвинулась ближе, её плечо соприкоснулось с его плечом. Было видно: старается держать себя в узде. Но её сила воли терпит поражение в поединке со стремлением.              — Ты делаешь со мной то же самое, что делает весна с вишнёвыми деревьями. — Мариса подняла его руку и прижалась губами к тыльной стороне ладони. — Колдовство, которым ты обладаешь.              Воительница и поэтесса. Слова подожгли Рика изнутри, огонь жадно переметнулся с тела на душу. Первой его реакцией было отстраниться, оттолкнуть — сбежать от этого трепета в груди, вызванного её пьянящими глазами и близостью.              Но он не отстранился.              Их глаза начинают целоваться гораздо раньше губ. Почувствовав, что больше ждать не в состоянии, Мариса шепчет:              — Если ты планируешь меня остановить, то сейчас самое время.              Её предупреждения… Каждый раз она предупреждает перед тем, как сделать что-то «незаконное», старается не быть с Риком нечестной. Так сытый прирученный хищник предупреждает хозяина перед тем, как шутливо напасть во время игры. Граймс знает, что в момент голода даже прирученный хищник становится диким. И он бы дал ей себя укусить. Мариса нанизала бы его на стрелу, подвесила за руки. Вонзила бы зубы в самую сущность.              Рик ничего не сказал. Она наклонила голову, задержалась перед его алчущим ртом, и её лицо искривилось, будто от боли.              — Меня так злит, что я должна довольствоваться прятками в темноте… Хочу любить тебя в открытую. Хочу, чтобы каждый суслик в округе знал, сколько ты значишь для меня.              — Это я виноват, — выдавил Рик. — Решил, что твоя жизнь стоит дороже, чем твои чувства. Я не думал тогда ни о чём, просто хотел, чтобы ты жила…              — И всё именно так, как ты хотел. — Мариса горько усмехнулась. — Ты вернулся домой, нашёл свою семью, а я осталась жива. Ты счастлив, что всё так, как ты хотел?              Даже в такой момент способна прицепить его к детектору лжи. Он скажет да — но игла полиграфа подскочит и нарисует точную форму её улыбки.              — Долго ещё болтать будешь? — хрипло выдохнул Рик. — Поцелуй меня уже...              Мариса шкодливо улыбается, в уголках глаз собираются тонкие морщинки. Лиса.              — Желание имеет свойство усиливаться, если не удовлетворять его сразу.              Потом наклоняется до конца. Целует нежно, будто пугливую бабочку, Рик чувствует её робость, накопившуюся за полгода, и прикладывается к ней, словно жаждущий странник ко фляге с водой. Раньше её поцелуи были на вкус как огонь, а теперь — как слёзы… Рик осознает, что всё это время голодал и даже не знал об этом. Он схватил её, затянул на себя и прижал крепко-крепко, грудь к груди. Осмелев, Мариса целует Рика со всей силы, которую способна собрать, словно стараясь компенсировать каждую минуту, час, день, неделю и месяц, что провела без его рук и губ на себе. Наконец-то она чувствует, что совершает поступок, продиктованный ей Богом. Чувствует, что прикасается к раю.              Когда ладонь Рика съезжает ей на ягодицы, Мариса отстраняется первой, заглядывает в бесстыжие глаза. Граймс мелко дрожит и учащённо дышит, его взглядом можно факел зажечь.              — Хочешь...              — Да.              Мариса улыбнулась.              — Ты ведь даже не дослушал.              — Как будто я не знаю, что у тебя на уме.              Она жадно припала к его рту. «Ты». Всегда это была лишь одна вещь. «Ты». С момента, как он нагрянул в её жизнь, Мариса хотела только его. Это не так уж и много в масштабах вселенной… и ровно достаточно для Марисы Манхур.       Она спрашивает ещё раз.              — Хочешь зайти ко мне?..              Кровь прилила к лицу Рика. Он колебался несколько мгновений, хотя подсознательно ждал чего-то подобного. Выбор, с последствиями которого ему придётся жить. Рик кивнул, повторно согласившись, и лицо Марисы просияло.              — Наконец-то... Я уже пальцы не чувствую.              «Наконец-то» затопило его диафрагму теплом. Они поднялись на ноги, Мариса шустро сложила плед вчетверо и сунула подмышку. Рик не может сдержать улыбки, видя, как она оживилась.              — Мне нужно зайти домой. Проверю, как дети.              — Конечно, зачётный дилф.              Рик уставился на неё. Старался казаться строгим, но уголки губ предательски жались вверх, выдавая его с головой. Он пригрозил пальцем и от этого стал ещё забавнее.              — Пакостница, доболтаешься мне...              — Это ты много болтаешь… Причём всегда. Шевелись, начальник.              Она подтолкнула его в плечо и направилась к себе. Граймс одними губами пообещал ей расправу и пошел проверить детей.              Обитель Марисы встречает его приоткрытой входной дверью и обманчиво сонной темнотой. Язычок замка мягко щёлкнул, Рик остановился за порогом. Это рискованная авантюра, рискованнее, чем втихаря обниматься на безлюдном пруду. Если Ниоба его увидит, то возникнут проблемы. Что ему может понадобиться в доме близкой подруги в четыре часа утра? Сомнения медленно заполняли Рика.              Может, лучше уйти?.. Пока не поздно.              От стены бесшумно отделилась тень. Оказалась совсем близко и обернула Граймса в свои коварные объятия, прижалась губами ко рту, выметая всякую осторожность прочь из его головы. Рик ответил. Погрузился в поцелуй и обхватил Марису за пояс так крепко, что почувствовал каждую подробность её тела. Ловкие пальцы заползли ему в волосы, как змеи, заскользили между кудрей. Рик мурлыкнул в поцелуй и опустил обе ладони ей на ягодицы, почувствовал чужую улыбку у себя на губах.              — За протезом бегал, значит…              — С тобой одной рукой не управишься, негодница.              Мариса ведёт его за руку в темноте. Рик шагает почти наугад, доверяя движениям её тела, он как будто чувствует, как именно она движется и куда ступает. Такое ощущение, что каждая ступенька тянется десятки лет... В конце концов он оказался за дверью в спальню. Понял, что задерживал дыхание всё время, пока поднимался.              И вот Рик стоит посреди её спальни. Запретная территория. Место, наполненное предвкушением, трепетом — и тревогой. Есть так много причин, почему приходить сюда это ошибка — и всего одна, почему это правильно.              Мариса мягко прикрыла дверь. Облокотилась о неё спиной, разглядывая самого важного человека в своей жизни. Вот он здесь. Стоит посреди её спальни, прокравшись сюда под укрытием ночи. Будто вор. Это всё, чего Мариса смогла добиться: чтобы он соглашался провести с ней ночь украдкой, невзаправду.              «Ты должен входить сюда гордо, — хочет она сказать. — Это место должно принадлежать тебе в той же степени, что и мне».              Она хочет, чтобы рядом с её вещами в шкафу лежали его рубашки и джинсы. Чтобы он ставил протез на зарядку и ложился с ней в постель. Чтобы, когда в ванной закончится его мыло, он без ложной скромности пользовался её куском и пах ею после душа. Чтобы рано утром, пока он ещё спит, солнце ласково падало на его лицо, и Мариса могла наблюдать, как он просыпается.              Она хочет, чтобы это был и его дом тоже.              — Как ощущения?              — Как будто я проник сюда со взломом. — Он опустил глаза.              Мариса решает произнести мысль, подлые зёрна которой так и не удалось выкорчевать полностью.              — Это я вор... Это я должна испытывать чувство вины.              Брови Рика приподнялись, расчертив по лбу линии морщин. Взгляд смягчился улыбкой.              — А ты разве можешь?              — Думаешь, не могу?              Мариса отделилась от двери, подошла к нему. Некоторое время просто глазела, будто не до конца привыкла, что он стоит здесь настоящий, из плоти и крови. Потом подняла руку и дотронулась до его живой кисти. Пальцы Рика разжались и шевельнулись навстречу, пропуская её дальше, к ладони. Мариса прикасается к нему так, словно сейчас встанет на колени и начнёт молиться.              — Это было бы удобно. Легко.              — Очень удобно. Но такая роскошь мне больше недоступна.              Она мягко подтолкнула его вперёд. Рик послушно попятился, не показав удивления, — думал, что Мариса потянет его за собой к кровати, но она оказалась с ним у окна, где было светлее из-за серебристого молока. Взяла его лицо в ковш ладоней, повернула к свету — нежный, почти материнский жест. Бледный полумесяц подсветил лицо Рика. Мариса пригладила выцветающие полукудри, завернула на лоб. Провела подушечкой большого пальца по ресницам. Её дыхание стало поверхностным, частым, кромки век заблестели.              — Такой красивый... — трепетный шёпот. — Просто с ума сойти можно…              Рик улыбнулся. Накрыл её пальцы своими.              — Я постарел.              — Постарел... — согласилась она и хитро улыбнулась. — Как вино.              Рик обнял её, прижал к сердцу. Вокруг зазмеились по-осьминожьи цепкие объятия. Мариса зачерствела без возможности любить его в открытую, но сохранила способность к изящным словам. Иногда солнце проникает в трещины её каменного покрова и размягчает колючки — даже можно взять в руки и погладить. Как сейчас.               — Как вино? — Он смеётся своим волшебным низким голосом, от которого у Марисы Манхур клеммы рвёт. — Некоторые люди не меняются. Ты всё такая же бесстыжая льстица. Используешь лесть, чтобы затащить меня в постель... Негодяйка.              — Сам тот ещё павлин, а продолжает думать, что ему льстят.              — Это я павлин? — неискренне возмутился Рик. — А ты у нас кто тогда будешь?              Она на секунду задумалась.              — Лиса. — Её руки медленно сползли ему на бёдра. — Пёрышки тебе повыдёргиваю, если будешь брыкаться, понял, начальник?              — Надо же, как страшно…              Держа его в руках, Мариса думает о том, как всё расцветает весной. Она почти два сезона провела, не имея права даже обнять его дольше дозволенного, а сегодня ему вдруг приспичило с ней переспать? Пусть просто скажет, где и как он этого хочет. Бывший старший сержант-майор считает себя гордой, однако с ним она ни разу не гордая. Влюблённая львица уже не хищница.              Рик расстёгивает пуговки у неё на рубашке, раскрывает полы в стороны, не отрываясь от её рта. Мариса глубоко вздыхает, чувствуя его ладонь и пальцы у себя на груди, тело ликует и вырабатывает свою коварную химию в утроенном режиме. Она выпускает наружу голодных бесов, а Рик позволяет им вонзать в себя зубы и откусывать, сколько угодно. Мариса тянет Рика за собой, он с закрытыми глазами шагает следом. Остановившись за пару метров от кровати, она почему-то смотрит сторону. Рик видит их отражение в ростовом зеркале в углу, проследив направление её взгляда.              Он стоит очень-очень близко к Марисе, обернув обе руки вокруг неё — как будто и не было этих пяти месяцев, когда он почти не прикасался к ней, чтобы не дразнить её разбитое сердце. Рик в полной мере осознаёт, что перед ним не Мишонн, и мысль не вызывает в нём ничего, кроме беспечного «хочу её во всех позах, которые знаю».              Он самый большой придурок во всей Александрии. Самый-самый.              — Ну и зрелище, — говорит Мариса, оценив изображение. — Как будто смотрю на всплывший труп, который сама и спрятала.              — Какие ужасные сравнения, — мягко произносит Рик и целует её в лоб. — Лучше смотри на это, как на открытку, которую нашла в коробке с воспоминаниями.              Мариса чуть грустно ему улыбается. Оставляет прелестный маленький «чмок» у него на носу.              — Настоящий лидер. — Она сжимает пальцы на его заднице. — Хорошо языком мелешь.              Рик делает то же самое, только уже подталкивая её к кровати, и лукаво ухмыляется от похвалы. Он повторяет за ней и седлает её бедра, мягко толкает на спину и нависает сверху. Мариса ослабляет его ремень, достаёт полы рубашки из джинсов, ныряет под ткань и поглаживает кончиками пальцев по дрогнувшему от прикосновения животу.              — Напомнить, что я ещё умею этим языком делать?              — Не-а, — неожиданно отказывает Мариса, заставив его искренне удивиться. — Это моя забота. На кровать, начальник. Я собираюсь высосать из тебя всю душу.              Рик раскинул лыбу от одного уха к другому и без малейших пререканий скатился с неё на спину. Мариса располагается у него между коленей.              — Я всё время хотел спросить, но не знал, как это сделать, чтобы не дразнить тебя, — начинает он, наблюдая, как она расстёгивает его джинсы. — Тебя заводит это слово, «начальник». Верно?              Мариса признаёт легко.              — Да.              — Бесстыжая...              — Не припоминаю, чтобы тебе это когда-то не нравилось.              — А я разве жалуюсь?              Она не спешит раздевать его полностью. Поглаживает обеими руками, смотрит, вспоминает его формы на ощупь и на глаз. Рик приподнимается на локтях, вспомнив ещё кое-что.              — Ещё вопрос.              — Мгм.              — Тогда… в душе. В CRM. — Он осторожно проверяет почву.              Мариса поднимает на него глаза. Прежде Рик не рисковал вспоминать тот день вслух.              — Спрашивай уже, — мягко подбадривает она.              — Что это такое было… с вытиранием ног?              Граймс смотрит, как Мариса снимает с себя одежду предмет за предметом, пока не остаётся полностью обнажённой. Его глаза уже полностью привыкли к отсутствию света, и он жадно наблюдает за её силуэтом в темноте. Женщина, сотворённая из теней и огня.              Почему-то Рик вспоминает, как пришёл к ней посреди ночи с бутылкой виски, не зная, а откроет ли она вообще, и потом пережил самый горячий секс в его жизни. Как давно это было?.. Вот он дома, при жене и детях, а его снова притянуло к Марисе. Всё началось с секса, всё закончилось им же. Начало круга сомкнулось с концом, как змея, которая кусает свой собственный хвост.              Он поднимает руки, дотрагивается до её тела. Бионическая ладонь не передаёт того потрясающего ощущения, что приходит с прикосновением к её бархатной коже. Мариса встряхнула волосами, точно в фильмах, закинула руки за голову и слегка выгнулась в спине, красуясь перед ним, как обольстительница, пытающаяся загипнотизировать добычу.              В джинсах Рика становится мало места от этого зрелища. Он смотрит, чуть приоткрыв рот.              — Мариса, — его голос звучит хрипло, в горле пересохло, — так что это было?              — Ты отказал, я почувствовала себя униженно.              О нет. Зря Рик это спросил. Он покрылся мурашками.              — Мне очень жаль. Я не хотел тебя унизить.              Мариса ничего не отвечает. На её лице застыл отпечаток того дня, и до Рика доходит, что он серьёзно ошибся, напомнив ей о том, что произошло. Надо как-то отвлечь её.              — Знаешь, что я тогда подумал? Что тебя привлекают мои ноги.              Она фыркнула и зашлась тихим грудным смехом.              — Граймс, ты что, вообще?.. Не привлекают меня ноги. Меня привлекаешь ты. Меня привлекаешь ты.              Она дергает его джинсы вниз, и Рик приподнимается на руках, помогая ей раздеть себя.              Несмотря на её прошлое, у Марисы нет проблем с сексом. Как ни странно. У неё достаточно других проблем, но с постелью — никогда. Она раскрепощённая, чувственная, сексуальная и по-настоящему живая. Не боится инициативы и нового. Рика это искренне восхищает. Столько женщин погружены с головой в свои комплексы, какие-то стереотипы, предубеждения и ещё бог знает что, даже красивейшие из них. Думают о чём угодно, только не о непосредственно происходящем, не знают, что именно им нравится, и стесняются говорить об этом, смущаются себя, как будто не понимают: если у мужчины эрекция — то ему глубоко поебать на всё на свете, кроме необходимости овладеть.              Марисе бы стоило забыть и начать двигаться дальше, открыть душу для кого-нибудь нового и восхищать его ум и тело — но она предпочитает сохранять в своём сердце принадлежащий Рику стул. Ему это очень лестно (и он это прячет в глубины глубин), однако он искренне хочет, чтобы Мариса была счастлива. Рик больше всех верит, что она этого достойна. Знает, что она в состоянии. Просто не хочет.              — Что именно тебя привлекает во мне? — шёпотом.              — Быстрее будет сказать, что меня не привлекает в тебе.              Рику хорошо слышно, какой океан чувств плескается за этими простыми словами. Его самого начинает подтапливать, вода уже облизывает порог.              — Но я хочу услышать, что привлекает, — настаивает он всё так же шёпотом.              — Хорошо, — соглашается Мариса легко. А как может быть иначе, когда она с ним? — Очень многое, Рик. Столь многое…              Её поцелуи протаптывают неторопливую дорожку по его бедру, затрагивают край трусов. Мариса намеренно не уделяет внимание его очевидной эрекции, только случайно задевает щекой, когда расстёгивает на нём рубашку и целует кожу рядом с тазовой костью. Он ёрзает от щекотки. Она молчит всё время, пока проделывает маленькое путешествие от его живота к лицу, и в конце концов оказывается на одном уровне с ним. Проводит ладонью по щеке, и Рик целует её запястье, как Мариса это делала с ним. Её волосы падают ему на лицо.              — Меня привлекает твой голос. Особенно тот, которым ты разговариваешь в постели.              Она устраивается на нём, прижимается грудью к его груди, Рик обнимает её за талию. Мариса говорит очень тихо, словно рассказывает самый важный секрет.              — Твои глаза, особенно в солнечный день... Как будто заходишь в аквамариновую пещеру. Твои ресницы. Твой безупречный нос. Твоё ангельское лицо. И твои волосы, и твоя шея, и твои великолепные плечи. — Она прерывается на короткий крепкий поцелуй. — Как ты двигаешься, когда ходишь… Будто лев среди своих владений. С гривой под стать, — она проводит ладонью по его волосам, рассыпавшимся по простыне.              Такое ощущение, что бельё становится теснее с каждым словом. Рик слушает, устроив ладонь у неё на ягодице.              — То, как ты держишь оружие, как решаешь вопросы на собраниях. Как ты возишься со своими детьми и несёшь на своих плечах целую общину. Меня привлекает, что ты исполняешь обязанности лидера так же естественно, как дышишь. Ты был рождён для этого. Я недовольна, что ты разрушил CRM, но вижу, что твоё настоящее место здесь. Ты именно там, где и должен быть.              Мариса аккуратно толкает его пальчиком в подбородок, и он послушно откидывает голову назад. Она продолжает целовать его, но теперь сверху вниз, начиная с шеи, медленно и со вкусом, как будто у них в распоряжении всё время мира, а не пару часов до восхода.              — Великолепный. Совершенный мужчина… — восторженно шепчет она где-то на уровне его рёбер, и Рик чувствует, что млеет. — Обожаю твои руки. Твой торс. Эти твои бёдра, Граймс… Смотрю на тебя в твоих глупых семейниках и хочу искусать, как комар летом.              Рик смущённо хихикает от сравнения. Что-то ему подсказывает, что Мариса слукавила, когда говорила, что её не привлекают его ноги. Однако он решает не уличать её.              — Меня привлекает, как ты пахнешь. Даже когда ты возвращался с заданий и тренировок по уши в грязи и крови, ты пах для меня лучше всего. — Прижавшись лицом к его животу, она издаёт тихое утробное рычание, как голодный пёс, охраняющий свою пищу — звук исходит прямо из груди. — Ты пахнешь, как мужчина. У меня от твоего запаха... тропические дожди что во рту, что между ног.              Мариса входит во вкус и просто говорит всё, что ей приходит в голову. Она говорит то, что хотела сказать ещё давно, в CRM. Чем дальше в лес, тем сильнее Рик чувствует, что это его возбуждает просто до безумия, но пока ещё держит себя в руках. Он хочет дослушать.              — Что ещё тебя привлекает?..              — Твоя уверенность. Твоё упорство. Твоя храбрость. То, что ты за своих людей кому угодно шеи порежешь, а с ними добр. То, что в пятьдесят ты выглядишь лучше, чем некоторые местные в сорок. Я не знаю, в курсе ли ты, но женщины Александрии до сих пор смотрят на тебя с интересом... Причём от мала до велика. Я не имею никакого права беситься из-за этого, но всё равно бешусь. Никто не трогает тебя, потому что они не хотят иметь дело с твоей валькирией, но это не значит, что ты не посещаешь их фантазии. И мои... Ты вообще живешь там безвылазно. Мне стоит начать брать с тебя арендную плату.              — Да что ты… — бормочет Рик самодовольно. — Безвылазно?              Он надеется, что Мариса не заметит его смущения под этой оболочкой. Он чувствует себя нетрезвым, хотя именно она говорит так, будто пьяная. Это что-то по-настоящему интимное. Прежде она не говорила ничего подобного, хотя её возвышающееся над всем восхищение отслеживалось в каждом действии по отношению к нему.              Всегда.              — Безвылазно, — кивает Мариса. — Помнишь того идиота, которому я пальцы сломала? Как думаешь, почему? Потому что он меня милфой назвал? Да чхать мне, как он меня назвал. Я сломала ему пальцы, потому что он посмел прикоснуться к тому, что принадлежит только тебе. Он больше не будет так рисковать, но если всё-таки посмеет, то я сломаю ему каждую кость от плеча до запястья. И ты не посадишь меня в тюрьму. Не посмеешь... Потому что тебе нравится, что я такое зверьё. Ты просто тащишься, что я за тебя кому угодно шеи порежу. Можешь сколько угодно убеждать меня в том, что ты милосердный, но я знаю, кто живёт по соседству с милосердным Риком. Ты такой же, как и я.              Пока Рик судорожно ищет, что на это ответить, Мариса стягивает с него трусы и притрагивается губами к стоящему колом члену. Как ни в чём не бывало. Как будто это не она только что сбросила на Рика бомбу.              — Бляха-муха. — Она цокает языком, однако в голосе слышно только восторг. — Как же меня злит, что это всё не моё.              Потом облизывает своим бесстыжим языком, медленно вбирает в рот, чуть посасывая, и опускает голову. С губ Рика слетает тихий стон, он едва соображает. Услышанное звучит эхом у него в голове, ощущения напирают снаружи, и он спрашивает:              — Только мне? Ты что, ты… Ты хочешь сказать, что даже ни разу не...              Он прерывается на новый стон, потому что Мариса опять тесно зажимает головку между губами и плавно насаживается ртом. Отстраняется, чтобы ответить, и качает головой.              — Ни с кем. Не пойму, что тебя удивляет.              А ведь действительно, что его удивляет? В CRM он вёл себя точно так же. Очень долго ему была противна даже мысль, что какая-то женщина посмеет приблизиться к нему так же, как Мишонн.              — Мариса… — выдыхает Рик, комкая одеяло.              Она занята, поэтому спрашивает лаконично.              — М?              — Ты опять используешь искренность как оружие. Это нечестно.              Мариса вновь прерывается.              — Нечестно приходить к своей бывшей за сексом, когда ты сам поставил ей условие не вспоминать, что она твоя бывшая. Особенно зная, как у неё болит твоё имя.              Она права, Рику нечем крыть. Он тяжело вздыхает и молчит.              — Вот-вот, — кивает Мариса. — Лучше помолчи, начальник. Тут работы непочатый край, а ты всё никак не дашь мне сосредоточиться.              Она говорит очень властным голосом, и Рик не находит в себе сил ни на что, кроме как послушно заткнуться. О том, что Мариса его пристыдила, он забывает очень быстро. Просто лежит и хватает ртом воздух, словно пробежался от одного края Александрии до другого. Она как будто намеренно всё делает медленно, точно чего-то ждёт. Рик на пробу толкается тазом, и Мариса сразу же придавливает его за бедро одной рукой. Он поднимает голову, их глаза пересекаются, воздух искрит. Затем она снова концентрируется на том, чтобы превращать его в тяжело дышащее месиво, ёрзающее по постели. Это просто нелепо. Никто не умеет так, как она, чтобы он аж скулил. Совершенно бесстыжий рот. Рик держится за голову — свою, не её — и жмурит глаза от накатывающих ощущений.              — Мариса, пожалуйста…              Волосы у неё на загривке встают дыбом. За такой жалостливый голос Рика и какую-нибудь общину можно захватить.              — Что «пожалуйста», душа моя?              Рик покрывается мурашками от этого забытого прозвища. Выдыхает:              — Не мучай меня…              Именно это она и делает. Хочет замучить его за каждый божий день, что он успешно прожил без неё. Как он посмел обходиться без неё? Мариса до сих пор обижена, что ей предпочли другую.              Она продолжает свою неторопливую пытку. Не ускоряется, не добавляет давления, не позволяет ему приблизиться к оргазму просто из вредности. Да и потом — тихие жалостливые звуки, которые Рик издаёт, бомбят ей пентхаус, будто в Атланте. Она хочет растянуть это на подольше.              — Какая ты жестокая, — почти что хнычет лидер Александрии, — просто кошмар…              «Чья бы корова мычала», — подумывает пристыдить она.              Мариса концентрирует внимание на головке: облизывает вокруг венчика, тесно насаживается ртом, втягивая щёки, затем медленно скользит вверх, обсасывая член, словно сладкий лёд на палочке. Рик близок к тому, чтобы прослезиться, начинает ёрзать снова и чувствует, что Мариса хватает его второй рукой за бок и снова придавливает к матрасу.              — Мариса… блять... ну, пожалуйста…              Ей доставляет искреннее удовлетворение тот факт, что несгибаемый лидер общины умоляет её голосом капризного школьника. Что это в её власти — заставить его извиваться с ней в постели. В её, Марисы Манхур, власти.              — Волшебное слово?              — Пожалуйста…              — Мимо.              Рик встречается с ней взглядом, смотрит глазами наркомана. Как ни странно, до него доходит шустро.              — Умоляю…              — Какой хороший мальчик.              Мариса сжалилась. Перешла, наконец, к интенсивным ласкам и довела его до оргазма. Рик забылся и стонал, будто на смертном одре, и вздрагивал, пока она вылизывала его до идеальной чистоты. Потом она опустилась рядом с ним на матрас, начала гладить растрёпанные кудри. У Рика одышка. Мариса самодовольно лыбится, устроив голову у него на плече, Рик сразу же обнимает её обеими руками. Какое-то время они лежат без слов, пока он не прерывает молчание.              — Никто не делал это так хорошо, как ты... Никто.              Мариса улавливает, что Граймс имеет в виду на самом деле: «даже моя жена». Она притворяется, что не знает перевода, выбирает промолчать. Какой толк с того, что она великолепно сосёт? Какой толк с того, что она классно трахается, красиво говорит, отлично выглядит и знает, как правильно приласкать эго Рика? Он всё равно не принадлежит ей.              Совсем не дело. Небо ещё даже не посветлело, а Мариса уже расстраивается наперёд. Она приподнимается на локте, заглядывает Рику в глаза.              — Утомился… дедуля?              Он моментально напрягся, взглянул на неё с немым вопросом. Мариса смотрит так, будто сейчас его съест. Вместо ожидаемой неловкости Рик ощутил азарт. Бионическая ладонь накрыла её затылок, набрала волос в горсть и слегка — предупреждающе — сжалась.              — Я тебе сейчас покажу дедулю... Ещё два дня будешь хромать!              — Так утомился или нет? — и скалится.              Рик моментально оказался сверху и придавил её к постели. Он ожидал, что его телу понадобится больше времени, однако уже чувствует, что в паху скручивается новый узел. Пламя полыхает у Марисы в глазах, бесы пляшут. Рик собирается сгореть вместе с ней. Целует её грубо и нагло, сминает её губы своими, толкается языком ей в рот, облизывает её язык. Мариса жалобно мычит прямо в поцелуй, хватается обеими руками ему за плечи, старается прижаться ещё крепче, чем вообще возможно — наверное, сразу ему под кожу. Рик приподнялся, раздвинул ей ноги второй рукой — она только успела приподнять таз, как почувствовала его внутри. Её лицо исказилось в выражении дискомфорта, дыхание стало громким и тяжелым. Жарко. Рик был внутри, сверху, по бокам, снизу, он был везде и повсюду. Мариса обняла его ногами и руками, уткнулась лицом между шеей и грудью.              — Верю, — выдохнул ей в висок. — Верю, что ни с кем… Боже, Мариса…              Он произнёс её имя так, что она едва не заплакала прямо на месте, погладил по лицу. Она повернула голову, прижалась губами к его ладони. Рик легонько качнул тазом — Мариса немедленно отозвалась сдавленным вздохом и посмотрела прямо в глаза. Рик плюхнулся в её зрачки, как в аэрированную воду, и пошёл на дно.              У Марисы Манхур уже переливает через край. Полгода она сидела на скудном пайке, состоящем из разговоров и фантазий, не имея возможности даже взять его за руку так, как ей хочется. Ни обнять дольше положенного, ни погрузить пальцы в его бесподобные локоны, ни тем более поцеловать… Ничего. Так ведёт себя нищий, которому по ошибке предложили место на пиру: старается ухватить побольше его тепла, побольше его кожи, трогает всюду, где когти её изголодавшихся монстров могут дотянуться. Видеть его каждый день это хорошо, да. И разговаривать, и помогать ему… Всё это просто замечательно. Но Марисе всегда требовалось больше. Она хочет видеть его на соседней подушке, застёгивать пуговицы на его рубашках, шептать ему непристойности в темноте.              — Что-то ты ну слишком тихая, — промурлыкал Рик.              Да, потому что Ниоба спит на другом конце коридора. Быть может, даже не одна, проверять Мариса не стала. И если её с Риком услышат, то Граймс все претензии ей же и выскажет. Именно это она и хочет сказать. Получилось только кивнуть в сторону двери.              Рик сразу понял и недовольно поджал губы. Заворчал, будто возмущённый котяра, которого потревожили во время еды. Мариса почувствовала, как он выскользнул из неё, взглянула с недоумением.              — Блять, не устраивает меня такое… Перевернись.              Он взял подушку, подложил ей под низ живота, а вторую притянул поближе к лицу. До Марисы доходит, что Рик хочет. Граймс снова вошёл, уже под другим углом, она простонала в край наволочки. Одной рукой Рик придерживает её за талию, а второй опирается о кровать, двигается с явным нетерпением, и Марисе приходится уткнуться лицом в подушку полностью. Он обернул руку поперёк её груди, прижимая Марису ещё теснее, так, чтобы и капля воздуха не проскочила.               — Как же я скучал по этим твоим чудесным звукам, моя хорошая, — низко воркует ей в ушную раковину.       Всё, что Мариса может, это лежать под ним, стонать в подушку и держаться за матрас — толчки такие сильные, что она ёрзает по простыне. Рик потёрся бородой ей о плечо, затем вдруг укусил, сильно и больно. Мариса вздрогнула всем телом и простонала громче, он довольно прорычал. Продолжил втрахивать её в матрас с такой яростью, будто резко помолодел в половину своего возраста. Мстил за «дедулю». Мариса вообще не жалуется.       — Рик… Боже мой, Рик… — пробивается через подушку.       Он низко посмеивается у её затылка. Мариса сейчас коньки отбросит от этого божественного звука. Рик спрашивает, шумно и жарко дыша ей на ухо:       — Так «Боже мой» или «Рик»? Или разница размылась?..       — Разница всегда была размыта…       И не дал больше ничего сказать, потому что зажал ей рот ладонью. Мариса начинает думать, что он не трахался с момента возвращения в Александрию — другое объяснение, почему Рик так страстен с ней, в данной ситуации придумать сложно. По правде говоря, она вот-вот вообще забудет, что такое думать. Мариса прогибается в пояснице сильней, стараясь впустить его ещё глубже, и слышит довольное ворчание за спиной, Рик толкается с новой силой. Строчёный угол второй подушки врезается в низ живота, но плевать, ей слишком хорошо, чтобы замечать какой-то мелкий дискомфорт. По спальне разносится квартет из звуков: его стоны-рычания, грохот изголовья кровати о стену, шлепки кожи о кожу и её едва слышные мычания сквозь его ладонь.              Вот тебе и секретность. Ниоба не услышит только в том случае, если вдруг оглохла. И хрен с ней, думает Мариса. Проблемы надо решать по мере поступления.              Рик замедлился, убрал руку с её рта. Мариса обернулась через плечо, окунулась в его блестящие глаза с головой. Он затянул её в поцелуй, затем тихо пророкотал:              — Встань на колени.              Она послушалась и облокотилась руками об стену за изголовьем кровати. Рик обхватил её вокруг живота, прижимая к себе тесно-тесно, дотронулся губами до уха и резко качнул тазом, выталкивая из неё новый стон. Её кожа нагрелась и сатиново блестела от пота.              — Не шуми, малыш, хорошо?..              «Охуеть можно от твоих запросов», — проскальзывает в голове Марисы, опьяневшей от его близости. Она успевает только кивнуть, приходится зажать себе рот ладонью, и очень вовремя: Рик устроил вторую руку у неё между ног. Очень легко нашёл место, где его пальцы требовались больше всего, и довольно мурлыкнул в ответ на бесподобный, просто прекрасный звук, который пробился из-под ладони начальницы безопасности. Мариса ёрзает, ему приходится сжать зубы у неё на загривке, а она в ответ вздрагивает и крепко сжимается, едва не заставив его кончить. Рику стоит больших усилий держать себя в руках. Возраст помогает — лет в тридцать он бы потерял голову из-за огня Марисы, едва начав. Она отзывается каким-нибудь звуком на каждое его движение: тяжело дышит, стонет, всхлипывает. Выгибается, прижимаясь ягодицами к его паху, Рик продолжает толкаться в её горячее пульсирующее лоно, пока Мариса не затихает, издав надрывный приглушённый всхлип и вжавшись лбом в стену.              — Моя умница, — хвалит Рик хриплым голосом, сжимая её в объятиях. — Какая же ты… Тобой можно костры поджигать…              Он достигает собственного оргазма буквально полуминутой позже. Рик застыл, прижимая её к себе, и тяжело выдохнул в подставленное плечо.              Только потом вспомнил, что забыл спросить, какая у неё фаза цикла.              Мариса медленно обернулась, Рик врезался в её глаза на полной скорости. Это были самые влюблённые глаза на свете. Он открыл рот, чтобы спросить, но что-то удержало его от вопроса. Зарыв живую руку ей в волосы, Рик просто увлёк Марису в долгий неторопливый поцелуй. Она прильнула к нему, затем мягко потянула за собой, и они опустились на кровать, не отрываясь друг от друга. Мариса устроилась на боку, обхватив его за рёбра, и с силой пригребла ещё ближе к себе, вторая её рука зазмеилась у Рика под шеей. Закинув на него ногу, начальница безопасности уткнулась носом в колючую бороду и перестала шевелиться. Закрыла глаза. Из звуков осталось лишь её да его дыхание.              Они долго лежат так, переплетённые. Слушают сердцебиение друг друга в последние минуты царствия темноты. Марисе спокойно. Впервые за всё время, что она здесь — абсолютно спокойно. Ничто не жужжит у неё в голове. Никаких назойливых, гнетущих или тревожных мыслей. Ничего, кроме Рика.              Вскоре он поёжился от прохлады и натянул на них одеяло, сбившееся в комок где-то сбоку. Мариса подняла руку, лежавшую у него на рёбрах, и погладила по лицу, будто он был чем-то святым. Рик поцеловал её пальцы.              Когда солнце окончательно рассеет эту иллюзию, Граймс обязательно обвинит себя в том, какой он дурак и мудак — но пока рано. Пока что темнота сохраняет чувство, что всё правильно.              Невесомые поцелуи щедро усыпали щеку Рика. Он повернул лицо и ухнул в черноту влюблённых глаз Марисы. Улыбнулся, и она улыбнулась ему в ответ.              — Рик, — выдохнула, как признание в любви. Как будто у его имени был лучший вкус из всех. Никакое другое имя не делает её уста столь нежными.              — Мариса, — выдохнул Рик. Звук шёл из самого сердца.              Они неторопливо и нежно поцеловались, с теплом, что окружает тлеющие угли сгоревшего костра. Её губы такие же на вкус, что и тысячу раз до этого. Рик неохотно взглянул ей за спину, в окно. Незаметно для них обоих, слишком погружённых друг в друга, небо из глухого и чёрного стало тёмно-синим. Планета поворачивается к новому дню, время неумолимо крутится вперёд.              «Ещё немного», — думает Рик. Выпить ещё несколько минут этой желанной иллюзии, сладкой, как нектар. Или яд. Он закрыл глаза и пригрёб Марису поближе, пообещав себе, что просто полежит так ещё немного. Отдохнёт…              И незаметно для самого себя заснул.