Не по уставу

      Конечно, Рик получил от Мишонн. Взял и уехал без предупреждения на несколько часов с одной только Марисой, а вернулся таким, словно его по пути обратно на колесо намотало. Он понимает, как безответственно поступил. В Александрии его ждёт целая семья, а он халатно сбежал «подышать» и попал в беду. Так что Рик выслушивает Мишонн без возмущений и соглашается со всем. Он подавлен и пристыжен, у него всё болит, его жрёт вина, — в таком состоянии не до споров. Мишонн имеет неоспоримое право на её негодование.       «Слава богу, что там была Мариса!» — в какой-то момент уловил Рик среди потока укоров. Её имя вызвало тепло в груди, парадоксально притупило назойливый стыд.       Слава богу, что она там была… Ну да. Штефан швырял эту Марису по подвалу, как щенка. Чуть не убил. А она поняла, что ей придётся подставить себя под удар, чтобы суметь нанести удар ему — и только благодаря этому одержала верх. Благодаря этому — и своей зверской любви.       Всё-таки украла у Рика поцелуй. И не один. Хотя что он на неё наговаривает… Он сам позволил ей это сделать, как тогда, в раздевалке. Потому что она спасла его. Потому что загрызла того второго. Потому что смотрела своими хищными глазами так, будто прошла бы через всё это снова. В очередной раз показала, на что способна. Ради Рика.       Это сотрясло его до основания — больше, чем то, что она предала CRM и Джонатана. Мариса сделала для него то, что он когда-то сделал ради своей семьи. Тогда в ду́ше она сказала, что считает его семьёй... и её слова попали в глухие уши.       Но глазам Рик поверил сразу.       Он приказал посадить Оскара в тюрьму. Не до него сейчас, пусть побудет в компании стен и дверей пару дней, ему не привыкать. Ещё поблагодарит — трёхразовое питание и никаких немецких психопатов. У Рика, можно сказать, слишком критический момент, чтобы думать о том, куда оформить новичка. Небольшой кризис личности, если хотите. Он вышел из дома всего раз, чтобы объяснить местным ситуацию, и потом на двое суток спрятался в четыре стены. Залечивать раны, как он себя успокаивал.       Мариса послушно осталась в лазарете. Читала, отдыхала, дышала кислородом и пила водичку... Настоящая примерная девочка. К ней стали заходить незнакомые лица. Чтобы поблагодарить, познакомиться — и поглазеть на ту новенькую, которая спасла лидера и нашла украденную провизию. Очевидно, Рик провёл какой-то разговор с местными. Зачем правду сказал, соврать нельзя было? Марисе только любопытных глаз не хватало. Чтобы она потом шла по улице, и её узнавали, и нигде нельзя было заныкаться?       Привыкшая к распорядку и уставу сержант Манхур чувствует растерянность.       Её ждёт совершенно иной порядок вещей. Перемены, другая работа. Что Рик может предложить ей в этой своей Александрии, в которую так рвался? Трое воришек сумели втихаря украсть провизию, это Марису вообще не впечатляет. Может, это они без Рика стали такие расхлябанные, но…       Во всяком случае, хотя бы лазарет здесь удовлетворительный. И пруд красивый. Есть электричество и даже системы очистки воды, что просто на вес золота. Откуда-то меняют топливо. Тоже цивилизация, хоть и крохотная. Рик сказал, тут сейчас сорок человек. Это тебе не полторы тысячи, Мариса ожидала большего размаха. Когда Рик рассказывал об Александрии, ей представилось нечто гораздо более масштабное и важное.       Ей тоскливо.       Ни в первый, ни во второй день Рик её не посетил. И понятно. Наверняка миссис Граймс высказала своё мнение и натянула поводья. Ещё он наверняка стыдится и винит себя. Мариса не зла на него за эти «покатушки», нет. После того как Рик решил сесть в автомобиль, было сделано ещё с десяток выборов, и неизвестно, какой именно привёл их к тройке психов.       И честно говоря, ей даже понравилось снова спасать его. Когда шок спал, Мариса поняла, что чувствует гордость — даже самодовольство. «Я спасла того, кого люблю, я не просто болтать умею». Это поглаживает её чувство собственной важности, ей нравится думать, что она нужна Рику, и речь не только о романтическом интересе.       Интересно, чем он сейчас занимается? Наверное, уже спит. Затягивает свои раны на мягкой подушке в окружении семьи, пока Мариса скучает по нему на скрипучей лазаретной койке. Что ему снится?       К обеду пришёл. Марису как раз готовили выпустить на свободу. Он принёс сменную одежду и свою бесподобную улыбку, и день Марисы сразу стал более солнечный. Она замечает, что его повреждения мало-помалу затягиваются, и просто рада этому. Одевшись за ширмой, она проследовала за лидером общины наружу.       — Отлично выглядишь, — сказал Рик с ноткой покровительства. Уголки губ задумчиво смотрели вверх. — Не лги, что я тоже.       — А можно не солгать, что тоже? — спрашивает Мариса и щурится лисой. Рик награждает её вскинутой бровью, позволяет любопытству выскользнуть наружу. — Ты всегда выглядишь отлично в моих глазах, ты же знаешь.       «И этого не заслуживаешь», — думает она с грустью.       «Ты действительно продолжаешь так думать или говоришь это по привычке?» — интересно Рику. Он улыбается, в голову приходят вопросы, которые он не должен задавать.       — Даже если я стану старым? Слабым? Даже если я начну вести себя нелепо?       Он хочет увидеть размышления на её лице, может быть, даже растерянность. Ему просто интересно, как Мариса отреагирует. Но она не теряется и не задумывается, отвечает быстро.       — Рик, ты же уже всё это делал, — мягко говорит она и затем наклоняет голову вбок, разглядывая его. — Только ты не старый. До старого тебе ещё кучу лет небо коптить. Прекрати комплексовать из-за того, что является для меня достоинством.       Последние слова будто приподняли его над землёй. Он боялся увидеть в глазах Марисы презрение или злость за то, что ей пришлось вытаскивать его из беды, когда он пообещал всё решить. Он как огня боялся этого.       — Да? А тот убогий посчитал, что я «дедуля».       Рик не знает, зачем говорит эту херню. Ему плевать на мнение какого-то сумасшедшего парня. (Серьёзно, «дедуля»? Он ведь не похож на дедулю. В каком месте он дедуля? Почему отброс выбрал именно это слово?) Он просто хочет валидации от Марисы, становится понятно ему. Напрашивается на комплимент, просит погреть его раненое эго.       — И я убила эту паскуду, как только у меня появился шанс.       Мариса сталкивается с арктическими льдами и видит, что те таят. Рик приоткрыл рот, но ничего не ответил, воспрянул буквально на глазах, как школьник, которому сделала комплимент его любимая старшеклассница, и после этих слов уже шёл без робости в осанке. Стал выглядеть так, будто ему было почти не больно ото всех повреждений.       — Ты не выкинул мою форму? — вдруг спросила Мариса. — Хочу забрать.       — Нет, конечно. Лежит у меня постиранная и зашитая. Пошли, отдам, — с готовностью ответил он, будто только этого вопроса и ждал.       Ничего себе. Только выписали из лазарета и прямо в обитель Граймсов приглашают. Какая честь.       Рик провёл её мимо трёх сооружений справа и двух слева, — все были жилые. Они медленно подплыли к последнему в конце улицы, стоящему напротив округлого съезда. Два этажа, веранда и чердак. Дом Граймсов. Рик взошёл по ступеням, и Мариса остановилась перед ними, как вампир, который не может переступить порог без разрешения.       — Ты действительно хочешь, чтобы я вошла в дом, где живут твоя жена и дети? Я?              Рик взглянул сочувственно.       — Ты придаёшь слишком большое значение незначительным вещам, — осторожно заметил он. — Заходи, Мариса.       — А ты слишком преуменьшаешь значительные.       Рик распахнул перед ней дверь, будто не услышал, и сделал жест рукой.       — Заходи, Мариса.       Она пожала плечами и зашла. Не Мефистофель же она, в конце концов.       Пахнет едой: запечённое мясо, чеснок, травы. Из кухни слышны голоса. В эту самую секунду Мариса себя чувствует, как бацилла, которая решила проникнуть в организм, надёжно охраняемый белыми кровяными тельцами. Ей становится… ну да, страшно. Но только немного. Она надеется, что Рик просто проведёт её мимо любопытных глаз, отдаст форму и отпустит в спокойствии, но уже знает, что этого не будет. К ним вышла Мишонн.       Она одета по-домашнему, гостеприимно улыбается. На руках прихватки.       — А вот и вы! Здравствуй, Мариса. Спасительница наша.       Последнее она произносит с лёгкой шуткой в голосе и потом обнимает Марису за плечи. Та стоит, как олух царя небесного. Она хочет прошипеть, чтоб не трогала её. Мало того, что Мишонн касается Рика, как Марисе запрещено, так ещё и её теперь трогает?!       Но приходится затолкать эти слова обратно в глотку.       — Помой руки и проходи, обед вот-вот будет готов, — добавила Мишонн с улыбкой, кивнув на дверь сбоку.       О Боже, нет. Нет, только не семейный обед в компании Мишонн и мини-Граймсов!       «Что же такое? — ехидно спрашивает червь. — Ты же именно это и хотела. Просочиться между ними и получить хоть каплю их тепла. Они даже предлагают тебе это сами. Чё морду кривишь, вечно недовольная?»       До Марисы доходит, что да, действительно: она это и хотела.       Но тогда, в вертолёте. Почти при смерти. Не сейчас, когда она чувствует себя хорошо и просто пришла за своей формой. И не так.       Мариса Манхур отправляется в ванную, пообещав себе, что откусит Рику ухо за эту выходку. Он что, сидел и думал, как бы раздраконить её, едва-едва начавшую успокаиваться? Нахера приводить бывшую на обед с семьёй?! «Семья для меня будет всегда на первом месте». Ну что за дуралей! Сам придумал или жёнушка подсказала?       Из кухни раздался звук, будто разбилось что-то керамическое, Мишонн извинилась и поспешила проверить. Рик остался в коридоре, снял куртку и повесил на стоячую вешалку. Мариса вышла к нему и наградила взбешённым взглядом.       — Извини. Это не моя идея, — одними губами произнёс он. — Тебе придётся через это пройти, Мариса. Мишонн хочет поблагодарить, узнать тебя лучше. Это ненадолго, на пару часов максимум, хорошо? Сделаешь?       Губы Марисы сжались в полоску.       — Рик! — процедила она. — Ты ёбу дал?       Рик немедленно приблизился к ней и погладил по плечу. Он немножко паниковал, что сейчас произойдёт взрыв.       — Пожалуйста, Мариса, прошу тебя. Ради меня.       Мариса дёрнула плечом и шумно выдохнула через нос, как бык из мультика про Тома и Джерри. Сердито вперилась в него, столкнулась со щенячьим взглядом — и закатила глаза. Не взорвалась.       — Что мне говорить, чтобы совпадало? Если меня спросят про CRM.       Рик понимает сразу, что на самом деле она спрашивает.       — Так же само, только без… сама понимаешь, чего. Просто служили вместе. Друзья, как с Пёрл.       — Пёрл считала тебя семьёй, — поправляет Мариса. Её лицо делается неприятным. — Забавно. Все, кто считают тебя семьёй, имеют тенденцию отбрасывать коньки.       Неожиданно. Между рёбер спицей ткнула, и ткнула чувствительно, в нежное и мягкое. Рик напрягся и посмотрел пополам холодно, пополам умоляюще.       — Мариса, не надо. Не сейчас.       — Ладно, — очень легко соглашается она. Потом выдаёт самую дружелюбную улыбку и протягивает ему свою куртку, чтоб повесил. — Но только потому, что у меня ну очень доброе сердце.       Она обедает в окружении его семьи.       Рик — он богом клянётся — поражён.       С какой скоростью она надела на себя маску дружелюбной сослуживицы, едва переступив порог кухни! Её загоревшиеся глаза и улыбка, которая была в самый раз. Мариса отвечала на вопросы и с энтузиазмом поддерживала разговор, ела, хвалила еду, разговаривала напрямую с его детьми. Рик замечает, в какой момент края её второго лица люфтят, вскрывая щели соединений, — когда она смотрит на Джудит и Р-Джея.       Мариса ничего не может поделать со своей ненавистью к Мишонн. Очень глупой ненавистью, стоит подметить. Головой она прекрасно понимает это — и то, что у Рика на Мишонн свет клином сошёлся. Он считает её своей непосредственной частью, и рана его жены — это и его рана тоже. Для Марисы это достаточная причина, чтобы не враждовать с ней в открытую. (Она знает, что всё равно проиграет, если попробует). Так что она больше не показывает ту сущность, которая выскользнула наружу возле контейнеров. Она же просто присоединившаяся к его побегу близкая подруга, верно?       Однако с его детьми настоящая она выглядывает из щелей. Рик знает, что Мариса равнодушна к детям — но она уже поставила Джудит и Р-Джея на третье место сразу после него и себя. Это не из любви к ним, а из собственнических чувств к Рику. И Рика это по-настоящему тревожит.       Он не хотел этого обеда. Отговаривал Мишонн, ссылаясь на то, что Мариса такое не любит, что она посчитает это слишком искусственным. На самом деле, просто побаивался, что у неё сорвёт резьбу. Что она в какой-то момент не выдержит, швырнётся приборами Мишонн в лицо и выскажет, как всё обстояло на самом деле.       Рик до сих пор прокручивал события в подвале: как она победила ножом другого военного в два раза больше неё. Ослабленная — и разъярённая, точно медведица, у которой обидели медвежат, покрытая чужой кровью, с грудью наружу и абсолютно бешеными глазами. Такая же, каким он когда-то был сам. Зверь.       «Стихия», — сказал Оскар три дня назад.       У Рика трудности. Он не смотрит на женщин свысока, но ему унизительна мысль, что другой женщине — той, к которой он до сих пор привязан — пришлось спасать его. Он пообещал, что даст ей дом лучше и сделает всё, чтобы она чувствовала себя в нём хорошо. Что он за мужчина такой, если не может обезопасить женщин общины? Мариса была в ослабленном состоянии после всех её травм в CRM. Это он должен был зубами вырвать Штефану глотку и покрошить Курта на кусочки. Должен был даже не позволить этим маргиналам коснуться неё.       Рику очень стыдно. А ещё он по-настоящему тронут и взбудоражен. Чем больше он обо всём этом думает, тем меньше понимает, что ему делать. Он знает, что должен сделать, но желания тянут его в другую сторону — и Рик ненавидит себя за это.       Как и было обещано, вскоре он вытащил Марису из этого парада притворства. Отдал ей форму и жетоны и вышел на улицу, чтобы провести, наконец, нормальную экскурсию. Она надела жетоны почти судорожно, спрятала под одежду. Прижала свёрток с формой и обувью к телу, и её лицо выпустило субтитры наружу.       — Горжусь тобой, — похвалил Рик почти шёпотом, хотя в секретности уже не было нужды.       Мариса не нашла ничего цензурного, что бы сказать, и просто промолчала. Стиснула форму в руках. У неё перед глазами труп Джонатана и взорванная база. Ей стало горько и стыдно так стремительно, словно эти чувства ей по вене ввели. Она хочет зажаться в самый тёмный угол, прочь ото всех глаз, даже от Рика.       — Что ты так в неё вцепилась? — улыбнулся он.       — Потому что это единственное, что моё здесь, — выпалила Манхур. — Не снятое с кого-то, не краденное. Не выделенное мне из жалости! Моё!       Рик перестал улыбаться. До него доходит, что Мариса имеет в виду.       — Со временем ты научишься считать это место своим, — дипломатично произнёс он. — Сейчас ты чувствуешь себя одиноко, но всё изменится. Я дам тебе работу. Я сделаю так, что ты никогда не почувствуешь себя обделённой. Мы все голосуем, и твоё слово будет иметь вес в Александрии на уровне моего или Мишонн.       Мариса смотрит на него так, будто он предложил ей совокупиться втроём с его женой.       — Если я ещё хоть раз почувствую от тебя, что ты пытаешься выменять мою сговорчивость на какие-то блага, Рик, я окончательно разочаруюсь в тебе.       Да что ж такое. Рику хочется ударить себя по лбу. Почему он не может и слова впопад сказать сегодня?       — Ты больше никогда этого не почувствуешь, — пообещал он. — Прости… У меня не было цели оскорбить. Но я действительно считаю, что со временем ты привыкнешь жить здесь. Здесь… хорошо.       Мариса сделала своё фирменное лицо. Это лицо она использует, чтобы сказать, что он жопа с ручкой. Ему здесь хорошо, потому что он вернулся в место, которое знает и помнит, и здесь есть люди, которых он искал и к которым привык. Мариса Манхур не может похвастаться ничем из этого. Всё, что у неё осталось от прошлого, это он, жетоны и форма. Кто-то сказал бы, что ей ещё повезло, и на это она ответит, чтоб шли нахрен.       — Просто пойдём, — предлагает она, поджав губы. — Показывай уже свою общину ненаглядную.       А Рик и рад стараться.       Начав, как уже было в прошлый раз, с лазарета и пруда, он расхаживает по Александрии с Марисой весь следующий час. Показывает ей планировку, заводит в здания, знакомит с людьми и проводит маленький урок истории. «Ты полноправный член моей общины», — таким образом говорит он.       Обойдя территорию против часовой стрелки, Рик остановился у стены и кивнул в угол. Мариса видит ряд молодых густо посаженных елей и допотопные рукотворные надгробия.       — Там кладбище, — сказал Рик.       Мариса задрала голову: сегодня переменная облачность. Утро было ярким, а вот последние два часа небо холодело и тучилось, и похоже, что солнца в ближайшее время не предвидится. Но зато никаких призраков.       — Там лежат мои друзья и мой сын. Я не хочу, чтобы там оказалась и ты.       «Если там не окажусь я, то окажешься ты или твоя жена», — вдруг проскальзывает у Марисы в голове.       — Да-а? Что ж тогда сказал, что позволил бы мне умереть, когда я досье достала?       Между рёбер вторую спицу ему ткнула, в этот раз резко, как шпагу. Рик знал, что рано или поздно придётся за это ответить.       — Мариса, что ты хочешь, что бы я сказал? Это досье превратило бы мой дом в прах. Я не могу это разрешить… Даже тебе.       — А тебе я разрешила.       Рик вздрогнул. Она прижала его к стене этими словами, держа нож у горла. Он слышит, что она не говорит: «Нужно было не разрешать». Ему бесконечно горько, что его действия привели к этим мыслям... Мариса даже не стала церемониться, сразу выбросила на стол флэш-рояль. Ему нечем крыть. Или?..       — Вновь используешь правду как оружие, — с грустной улыбкой пробормотал он. — Я ведь тоже могу... Почему пошла к генералу после нашего разговора? На плече поплакать?       Мариса распахнула глаза. Рик отвлёк её, выбил оружие и попытался взять в захват.       — А может, и поплакать, — шипит она. — Ты же щедро предоставил мне эту возможность!       Они сверлили друг друга взглядом несколько секунд. Застыли, схватив друг друга за руки, пытаясь перебороть. Ни ослабить, ни надавить сильнее — так и решили ничьей.       — Я всего лишь прошу тебя больше не рисковать своей жизнью ради меня. Ты могла погибнуть.       — Тебя прямо в голову били? Неужели ты на полном серьёзе считаешь, что я должна спасаться сама, услышав, как ты кричишь? Сам понимаешь, что просишь? Если бы я не рискнула, мы бы не разговаривали. Меня такой расклад не устраивает! Не надо мне за это предъявлять! Просто скажи спасибо и живи дальше.       Выпалив свою речь, Мариса остановилась. Её дыхание было частым, брови нахмурились. Рик смягчился. Перемялся с ноги на ногу — и вдруг обнял в открытую. Поддался ей и дал опрокинуть себя на лопатки. Против крупного хищника не всегда стоит валить в открытую, иногда можно его перехитрить. Задобрить чем-нибудь, например.       — Спасибо, Мариса, — сказал Рик и чмокнул её в макушку, как маленькую девочку. Мариса вздрогнула и уставилась на него большими глазами. — Позволь мне отблагодарить тебя так, как этого хочешь именно ты. Я только и делаю в последнее время, что разочаровываю тебя. Мне от этого очень горько.       Он как бы невзначай провел подушечкой большого пальца у неё по загривку и заглянул в лицо. Мариса подозрительно сощурилась, её зрачки вздрогнули. Поверхность озера покрылась ряской, пряча, что там в толще воды. Могла быть ленивая взвесь ила, а могли куролесить черти.       — Я не хочу, чтобы ты восприняла это за подкуп. У меня нет такого мотива, просто хочу вызвать у тебя радость. Проси у меня всё, что пожелаешь, — добавил Рик со слишком дружелюбной улыбкой.       Мариса разглядывала его, как если бы ей пришлось сидеть в кабинке ювелирной мастерской и проверять целостность алмаза в микроскопе. И алмаз далеко не такой идеальный, как ей казалось в CRM. Её начинает подташнивать.       — Рик, ты сейчас был таким мерзким. Просто ужас, — выдохнула она сдавленно. И сразу такая: — Прямо всё?       Рик знает, что был мерзким. Он хочет, чтобы Мариса увидела и это тоже, вот его настоящий мотив. Он хочет открыть ей глаза... Она должна понять, кого на самом деле любит. Она должна понять, что он этого не заслуживает.              — Кроме того, что ты подумала самым первым.       — Предлагаешь мне всё, кроме того, что мне действительно нужно. Какой в этом толк? — Рик не ответил, и Мариса сказала то, что вынашивала в себе с момента первого пробуждения здесь. — Лучше бы ты с того света меня не вытаскивал.       Вот это уже совсем лишнее! Граймс помрачнел, сильно нахмурился.       — Ну что ты несёшь? — прошипел он, чувствуя, что начинает злиться по-настоящему. — Думай, что говоришь! Ты можешь без своего книжного драматизма хоть раз? Не говори так больше никогда.       Мариса посмотрела взбешённо. Очень хотела отвесить ему пощечину за «книжный драматизм», чтоб аж на землю рухнул. Она так и сделала… Попыталась. Рик ошеломленно уставился на неё, перехватив руку прямо у своего лица. Он немедленно потянул Марису в пространство между кладбищем и стеной, пытаясь укрыться от случайных глаз, и только после этого выпустил.       — Пожалуйста, держи себя в руках, — цедит он.       — Если бы я не держала себя в руках, этот обед прошёл бы совсем иначе! Так что поверь мне на слово, я держу себя в руках. Я только и делаю, блять, что держу себя в руках!       Рик сердито хмурился, пыхтел и молчал. Он не намерен ссориться, хотя только это у него и получается в последнее время.       — Мариса… ну вот зачем ты сгущаешь краски?       — Рик, какие, нахуй, краски? Что ты мне голову морочишь? Ты взорвал мой дом ради Мишонн, но при этом не можешь сказать мне нет и при всём этом не уходишь от неё. Ты чего ждёшь, павлин ты херов? — шипит Мариса дикой кошкой. — Пока мы начнём друг с другом за тебя драться? Или гарем собираешься в Александрии устроить? Будешь трахать её по чётным дням, а меня по нечётным?! Скажи ты прямо, чтоб я пошла нахер. Или ты слишком вежливый для этого? А дразнить меня при обретённой семье твои манеры не смущало?! Ну так Мишонн тогда расскажи, раз не смущало, как думаешь, понравится ей?! Или тебе опять не хватает смелости, и нужно сделать мне?       Рик дал ей высказаться. Покраснел, точно давление поднялось. По углам нижней челюсти промелькнули желваки. Он сделал шаг назад, как бы отодвигаясь от резко вспыхнувшего костра. Отделался обожжённой бровью.       — Мишонн не должна об этом узнать ни при каких обстоятельствах. Делай что угодно, но не смей заикаться об этом вслух ни перед кем! — сердито велел он.       «Я стыжусь нашего прошлого», — вот что на самом деле Мариса слышит. Дыхание перехватило, словно он врезал ей кулаком под дых. Она сначала думает поделиться, какие страдания ей принесли эти слова, но затем до неё доходит — не нужно. Ему уже всё равно.              Пауза затянулась.       — Что, уже закончила? — спросил Рик раздражённо.       — Да, — выплюнула Мариса.       Рик вздохнул, плечи его опустились и медленно поднялись, он замялся. Хмурился с опущенными глазами.       — Я просто не понимаю, что тут разговаривать, поэтому и оттягиваю, — выдохнул он мягче. — Но ты права, надо было сразу. Я просто хотел… не хотел, чтобы это стало первым, что ты от меня услышишь. Это было бы жестоко. Я не хочу быть с тобой жестоким.       Значит, именно таким и будет. Вот он как, решил прямо сейчас на неё вето наложить. Она сначала дёргается остановить его, потом осознаёт, что нет смысла. Что может сделать один человек, когда на него движется цунами?       — Мариса. Между нами больше ничего не может быть. Всё кончено. Ты мне небезразлична, но у меня теперь есть семья. Я могу быть только твоим другом. Ты можешь попросить меня о помощи в любое время, мои двери для тебя всегда открыты, но только как для друга. — Мариса стояла без движения, уставившись на него, и он опять отвёл взгляд. Поднял руку, чтобы коснуться её, но тут же отдёрнул, и это сделало больнее, чем если бы он её ударил. — Мариса, ну… ну ты же всегда это знала... что всё закончится. Ты это поняла ещё раньше меня.       Она не то чтобы поняла. Скорее почувствовала, как рыба чувствует малейшее движение воды в своём озере. Вот и сбылся её самый большой страх, о котором она узнала в «Каскадии». Он сказал «всё кончено» уже ей.       — Нет, Рик, я не знала. Я не знала, что ей стоит только пальчиком поманить, и ты потрусишь следом, как пекинес. — Рик очевидно недоволен этим сравнением (потому что это правда), но Мариса продолжает: — Хотя ты прав, я не должна быть удивлена. Ты же любишь сказать «извини» и продолжать творить херню. Решаешь все проблемы, кроме своих собственных.        Это же Мариса с него пылинки сдувала, так старалась демонстрировать уважение во всём. «В рот ему заглядываешь», — подначивала Пёрл. Мариса вполсилы цапалась с ней за это, а сама думала: «И буду заглядывать, ты не понимаешь. Вы все просто не в состоянии понять, и это ваши проблемы, не мои». Может, важно ей было вести себя именно так. Вежливым и почтительным становишься в предчувствии конца, о котором голова ещё не знает.       Вот и конец.       — Мариса, я отговаривал её! Я пытался устроить ей побег, собирался остаться с тобой! Мы летели обратно в Филадельфию, вертолёт разбился, но перед этим она вытолкнула меня в воду и выпрыгнула сама. Мы говорили. И говорили ещё. Она… мы… мы переспали. И она напомнила мне о Карле, и мне… Я захотел, чтобы всё стало, как прежде.       Зачем он это рассказывает? Думает, что брошенного человека утешат жалкие оправдания? Думает, что ей это польстит? Что он о ней вспомнил, но в итоге всё равно предпочёл ей другую. Так, что ли?!       — Ты этим меня утешить пытаешься или унизить?!       — Ни то, ни другое. Я пытаюсь тебе объяснить, что я это не с бухты-барахты придумал! Это было непростое решение!       Он положил руки ей на плечи, и Мариса оттолкнула его. Она выглядела, как взбешённая уличная собака. Не как медведица, нет — жалко, как собака. Только клыки ещё в ход не пустила.       — Мариса, я знаю. Я знаю… как много должен тебе. Ты имеешь право злиться и требовать… Но я не могу удовлетворить твоё желание в этот раз. Ты же прекрасно это понимаешь… Я знаю, что тебе очень обидно, но так и есть. Я ничего не могу с этим сделать. Я искуплю это перед тобой по-другому. Найду, как. Но не за счёт моей семьи, Мариса. Я не стану это делать за счёт моей семьи.       «Очень обидно». Он выбрал слова «очень обидно».       Мариса думает, что сказать. У неё так много слов, что она не выбирает ни одного. Что вообще можно сказать такого, чтобы остановить сверхмассивный поток воды, сбивший тебя с ног?       «А я говорил. Я говорил! — победно вопит червь и заливается смехом. — Надеялась, что выберут тебя? Ты правда хотя бы на секунду поверила, что он вместо Мишонн и детей выберет тебя? Они же не ты, дура! Это тебя можно унизить, и ты проглотишь, а их нет!»       Эта мысль вспарывает что-то внутри неё. Стало жарко, как если бы из умеренной Вирджинии её швырнули прямо в Джайпур в мае. Это абсолютно животный импульс, кошмарный и дикий, несущий непоправимые последствия. Она думает, как быстро её застрелят, если она попытается навредить уже Рику. Думает, что будет, если она поддастся животному внутри себя. Он замечает проснувшегося зверя у неё в зрачках, напрягается. Мариса сморит ему в глаза, потом вниз, на уровень кобуры, и обратно. По его телу уже видно, что он знает. Что он ждёт нападения.       — Не такого уж ты и хорошего мнения обо мне, как божился! — возгласила она.       И захохотала.