Рождённый под куполом

Сенку решил не останавливаться на осмотре манежа и двинулся дальше. Что-то ему подсказывало, что одной бедой их цирк не ограничится, поэтому, для себя он сделал вывод, что будет всегда всё проверять по сто раз. Среди них завелась крыса, что покусилась на жизнь великого шоумена. Ишигами определённо хочет забить болт на то, что было в прошлом, но чует он — завтра что-то произойдёт. А если нет, то он просто преспокойно выдохнет. Зачем кому-то убивать Бьякую? За что? Мысль о том, что у Гена могли быть мотивы на этот счёт, то и дело с самого первого дня лезли ему в голову. Во-первых, он находится в цирке не сказать что по своей воле. Во-вторых, в труппе судачат, что Ген был любимчиком погибшего хозяина всей этой красоты, следовательно, он мог рассчитывать на то, что, будучи вторым человеком после Бьякуи, унаследует бизнес и поставит своих обидчиков на заслуженные места. Он мог не знать о существовании сына — прямого наследника того. Волей судьбы, Сенку не хотел и высовывать носа из своей зоны комфорта, что никак не была связана с цирком. Зараза. По логике, Асагири — самый подозрительный. Зачем убивать во время выступления? Шатаясь, Ишигами подхватывает диктофон под руку и направляется в сторону их с труппой импровизированного чулана. Он засовывает устройство в карман просторной рубашки, в голове ставя галочку, мол, проанализировал болтуна и неуверенно опускается к пыльным вещам. — Сколько времени перевозили манатки, не могли что ли хотя бы протереть их? — палец парня несколько брезгливо проезжает по поверхности первого попавшегося журнала с едва ли интересным ему содержанием. — Это что? Комикс? Сенку принимается разгребать хлам всерьёз и, опустившись на колени, руками лезет в свал. Срач. Ну и срач. Старые афиши, листовки, уже померкшие костюмы, разноцветные парики — вещи летят в разные стороны по мере разгребания их ворчащим хозяином цирка. Он буквально ругается сквозь зубы, потому что тратит время хрен знает на что. Асагири с выцветших в бледно-серый оттенок афиш красуется своими бледными личиком и шеей. Такой статный, изящный, облачённый в тёмное кимоно с причудливыми узорами и такую же тёмную шляпу, что вроде не должна сочетаться с традиционной японской одеждой, но фокусник, тем не менее, осмелился, и Сенку будто посещает второе дыхание. Пару симпатичных и просто любопытных ему бумаг парень распихивает по карманам, предварительно сложив втрое и затолкав, да поглубже, словно подлый воришка прячет украденное. Он продолжает копаться уже с неким задором. Взгляд Сенку внезапно теплеет на несколько градусов. Мамина фотография. Мужские пальцы трепетно проводят по пыльной поверхности бумаги, разглаживая уголочки слегка потрепанного жизнью фото. Несмотря на неаккуратность лежащих там вещей, именно она сохранилась лучше всех. Девушка, смотрящая с чёрно-белого изображения, до невозможного прекрасна: её большие светлые глаза, заботливый материнский взгляд, едва вьющиеся к концам волосы — всё это заставляло парня грустить с невесомой улыбкой на губах. Он смотрит на фотографию минуты две, и осознание того, что он теперь круглый сирота, накрывает его с головой, и прежнее чувство воодушевлённости вмиг улетучивается. Мать умерла давно, отца подло убили прямо во время триумфа. Сенку готов был простить преступнику проклятое убийство, лишь бы больше никого не трогали, но теперь ему стыдно. Он зол на себя. Мама смотрит с изображения на него с любовью, держа невзрачную книжку в руках. В один момент Ишигами замечает в самом уголке фотографии маленькую белокурую макушку и совсем тоненький пальчик, тычущий куда-то вперёд. Видимо, просил прочитать. Печальная улыбка украшает бледное от природы лицо, и Сенку прижимает найденное к груди. «Что же такое я хотел, чтобы мне прочитали?», — думает он, бережно складывая старое фото и позже утрамбовывая в карман джинс, — «Ладно. Потом разберёмся». Сенку, уж было, думавший покинуть свалку ностальгии, принимает решение подышать пылью ещё немного. Кое-что ему не давало покоя: Треклятая клетка. Он и так, и сяк разглядывает позолоченные прутья, проводит по ним пальцами, пытается отворить дверцу, но… да вроде ничего примечательного? Клетка на вид самая обыкновенная, как будто предназначенная для певчих птичек, просто намного, намного больше. На самой верхушке клетки красуется крючок, предназначенный для того, чтобы эту самую тюрьму в золоте повесили, но после недолгого осмотра Сенку понимает, что железо разъелось, и он уже не пригоден для дальнейшего использования. «Вместительность внушительная, но вряд ли хоть какое-то из животных Кинро и Гинро туда поместится», — размышляет парень, оттягивая металлические прутья. Если присмотреться чуть ближе, можно заметить, что часть из них кривовата. Расстояние между ними временами разнилось — то расширялось, то сужалось. Как будто кто-то пытался сбежать. Увиденное хозяину цирка ну совсем не пришлось по душе. Хочется смыться. А он так и сделает. Сенку высовывается из сплошного облака пыли наружу, в голове утрамбовывая увиденное. Он со всей силы сощуривает свои цвета раскаленного железа глаза, потому что темень стоит нереальная. Ситуация угнетает парня с каждой минутой всё больше, потому что он начинает осознавать, что когда сунулся в «волшебный чуланчик труппы», свет горел. Парень неуверенно ступает в центр манежа, боясь лишний раз шелохнуться. Осколки неприятно хрустят под лакированными ботинками, и ему не остаётся ничего кроме как начать отступать — сначала медленно, словно хищник перед прыжком, а затем и наращивая темп, сбивая ноги. «Лампы выбиты кем-то!» — мигает в извилинах тревожная мысль, заставляющая Сенку начать уже расценивать преступника как врага критического уровня. Или хотя бы как беззвучного, быстрого и, зараза, меткого монстра, по крайней мере. Он бежит, действуя на ощупь и робко касаясь гладких стен как слепой котёнок. Он не всматривается в пространство позади, потому что всё равно ничего не увидит и передвигает ногами так, будто пробегает самый важный в жизни марафон. Его дыхание совсем сбилось, и он начинает сокрушаться от самообвинений, что совсем не занимался своим физическим развитием в подростковые годы. В каком-то смысле, это и есть марафон, но немного с другими приоритетами. Заслуженным вторым местом для Сенку будет, если он доживёт до завтра, не пострадает и просто забудет недоразумение сладким сном. Золотом же молодой владелец цирка считает возможность разглядеть человека, выбившего лампы, допросить его, найти убийцу. В темноте у Ишигами нет никакого преимущества, и он прекрасно это понимает, но любопытство гложет парня изнутри. Глаза, как назло его драгоценной жизни, уже немного привыкли к темноте, и он решает потерять секунды три, но оглянуться назад. Неясного очертания силуэт, еле проглядывающийся сквозь отсутствие источников света, с подозрительной медлительностью надвигается на Сенку. Трёх секунд оказывается чертовски мало, чтобы понять, кто это, и хозяин цирка сужает глаза до невообразимых щёлочек в попытках разглядеть получше. Объёмные одеяния. Вероятно, плащ в пол. Скрывает телосложение. Лица не видно, но, скорее всего, оно тоже надёжно закрыто. Рост высокий. Цукаса? Тяжело сказать. Сенку обрабатывает уходящий всё дальше и дальше от стресса паровоз мыслей. Я не прав. По росту судить некорректно. У циркачей множество приспособлений, увеличивающих их в росте. Ходули? Для них идёт слишком быстро, я не уверен. Туфли на высокой платформе? Не знаю. Человек, преследующий меня, скрывает всё, что только возможно. Это может быть даже женщина. Зачем это всё? Таинственный силуэт внезапно совершает мощный рывок, заставляющий его в очередной раз почувствовать себя травоядной жертвой. Сенку еле находит силы удрать, вписывается в поворот, чуть не потеряв равновесие. Он удачно выбегает далеко за пределы цирка, но понимает, что так он себя тоже не чувствует в безопасности. И что так он ничего не добьётся. — Чего не выходишь, мудила?! — кричит парень, выбивая воздух из собственных лёгких, — света лунного испугался?! Хоть Ишигами и ведёт себя дерзко, сердце то и дело совершает пируэты, грозясь выпрыгнуть из груди. Он не пойдёт за мной. Стремается, что узнаю. Но если я просто буду стоять здесь, тоже плохо. Я не знаю мотивы этого человека. Может пострадать кто-то из труппы. Дойти убийце до них ничего не стоит. Сенку принимает тяжёлое для себя решение, что снова сунется в этот ад. Ему важно знать, что преступник находится всё ещё на сцене и что не двинулся в сторону их с труппой ночлега с другого выхода. Он нащупывает в кармане связку ключей, один из которых благополучно пребывает у Гена, и складывает острые концы вместе, заставляя их выпирать из ткани пиджака. Он держит рукой ключи в кармане таким образом, призывно тыча в сторону цирка, и уверенным скорым шагом идёт обратно. К шатру. К непросветной темени. — Клянусь, одно неверное движение, и я пырну тебя ножом! — концы ключей, торчащие под богатой тканью, направлены в стоящую недвижимой скалой фигуру. Блеф! Какой же блеф! Ген бы точно мной гордился. Нужно начать носить с собой отцовский пистолет. Хулиган ждёт, что я подойду. Но я не буду. Просто проконтролирую, чтобы он не делал лишнего. Сенку нарезает огромные круги, обходя таинственного человека. Глаза немного приловчились, так что, хоть примерно, но парень знает, что делает. Если я прыгну на него, мне определённо не поздоровится. Он же выбил чем-то лампы, значит, имеется какое-то оружие. Я мог бы оббежать шатёр, когда был на улице, чтобы добраться до работников, но это заняло бы уйму времени. Я сплоховал. Мне стоило сразу бежать к ним, а не в страхе уносить ноги куда подальше. Потом нервы сыграли своё, когда я осознал, что потерял хулигана из вида. «Не оправдывай себя!» — ругает в голове сам себя Ишигами, налитыми кровью глазами впиваясь в уходящее затемнённое тело. — Почему ты не стреляешь в меня? — Сенку говорит уверенно, хоть и не совсем понимает, здесь ли ещё таинственный человек. — Понимаю, ты не ответишь… — извилины пытаются выдать что-то более-менее адекватное в попытках спасти и без того плачевное состояние их носителя, но непривычный парню страх застилает алые глаза пеленой панического импульса. — Ты… Хоть стрельни разок в пол, если я прав. Как тебе такое условие? Плевать на испорченный пол. Плевать на то, что Ген меня отчитает за это. Я банально хочу дожить до этого момента. Я просто хочу жить. «Прими же условие.» Сенку важно знать, что за оружие сегодня играет против него, и есть ли против него какой-то противоэффект. Раздаётся оглушающий выстрел, от которого в лохматой голове начинает назойливо гудеть. Пистолет. — Разве ты не хочешь убить меня? Дуло пистолета твёрдой хваткой направляется на Сенку. Сам хозяин цирка не видит этого, но чует он — в этом движении нет ничего хорошего. — Ты можешь сейчас нанести мне вред, — говорит парень размеренно, — Но убить вряд ли ты хочешь. Ты не убиваешь так, — он делает акцент на последнем слове, делает глубокий вдох и продолжает, — убьёшь меня завтра. На выступлении. Как моего отца. Раздаётся очередной выстрел в пол. Я прав? — Дай мне две минуты на отступление. Клянусь, я даже никому не скажу о наших переговорах и не укреплю свою защиту завтра. Раздаются два выстрела, от которых у хозяина цирка сердце готово было выпасть из груди. Недоволен? Сенку выбрасывает на пол диктофон, отпинывая в сторону стрелявшего. Он так же решает выпотрошить содержимое карманов, оставив только ключи. — Здесь все данные, что я нарыл! — голос хозяина цирка эхом уходит и распределяется по всей территории. Сенку делает мощный вдох и вновь кричит, но уже громче, — я не буду вести это дело! Плевать! Всё равно завтра умру! Он показательно рвёт на мелкие клочья исчерченные листы блокнота. Сначала неуверенно, но затем намного смелее, чувствуя на себе донельзя довольный взгляд. Рвёт, жадно впившись в образ глазами, старые афиши с Асагири. Досадно. Он видит мамину фотографию и подумывает опешить с дебошем, потому что досадно уже вдвойне. Звук перезарядки. Пуля пролетает в нескольких сантиметрах от ладони хозяина цирка, и сердце Сенку ухает куда-то вниз, забирая с собой всю кровь и делая лицо парня белым как снег. Сенку хочет быть достойным наследником отца, хоть ему здесь и не место, но он осознает всю свою робость в данный момент. Это величайшая схватка внутри него. Хочется сдаться, убежать, оставив позорно цирк на Гена, и после, рыдая последней мразью, вычитывать из газет статьи с трагичной судьбой артистов. Но быть живым, с нетронутыми нервами, со сбережённой молодостью и, возможно, за любимым делом. Но хочется и отомстить. Разоблачить убийцу отца, вытурить или засадить за решётку, разгадать все тайны цирка и наслаждаться обществом спасенных им людей. Быть рядышком с Геном, который так быстро природнился. Суровая реальность вырывает владельца цирка из раздумий нервным щелчком в пистолете. «И её порвать?» — удивляется про себя Сенку. Он испытывает сиюминутно посетившую его глубочайшую тоску, но её мгновенно сменяет эмоция радости. Сенку ликует в себя. На этой фотографии что-то важное! Он рвёт фотографию. Финальный, почему-то кажется, что удовлетворённый выстрел в пол. Ишигами без резких движений поднимает руки над головой, обходит устрашающую фигуру и движется в сторону наверняка уже спящих трудяг. Некоторое время дуло пистолета незамедлительно плыло за ним, но вскоре дух преследования испарился. Сенку готов сокрушиться на колени и реветь буйным медведем, когда понимает, что он выбрался. «Ад позади», — думает он, упираясь потными ладонями в трясущиеся колени. Ноги предательски подкашиваются, во рту пустыня, а в голове хаос. Ему требуется небольшая отдышка, прежде чем вновь подорваться и начать тарабанить во все двери подряд. Я проверю все комнаты. Отсутствующий человек из труппы и есть мой преследователь. Он ещё не добрался до комнат. Не успел бы. Всё то, что делал тот человек, спланировано чуть ли не посекундно. И здесь абсолютно все лампы выбиты. Темнота ходила за хозяином цирка по пятам. Ощущение преследования возобновилось, несмотря на недавний наплыв облегчения. Сенку, постепенно наращивая темп, ускоряет шаг. Если я рвану к двери, мне не поздоровится. Точно. Но мне помогут. Помогут. Помогут. Почему так боязно? Парень падает лбом в дверь с характерным громким стуком. Тень на потревоженном дереве заиграла изгибами, и мерзкое чувство поражения начало поглощать хозяина цирка изнутри. Тот человек не шёл за мной. Поджидал? Убийца не один? Это дуэт? Едва кулак Сенку касается первой двери, как ему с ужасающей точностью кидают дротик в ногу. Парня поражает острая боль. Дуло пистолета вновь глядит на бледное, изнуренное угрозами лицо с расстояния. Он медленно оседает в осознании. «Даже здесь!.. Заранее разбили все источники света. Продуманные засранцы», — размышляет он, сползая по стене. Сенку кряхтит от отчаяния и долбит здоровой ногой в стену в надежде, что на шум кто-то наконец уже сбежится. Двое. Чёрт возьми, двое! Они думали прежде, что я начну копаться в уликах. Один сторожил манеж, второй сторожил двери так выгодно для них спящих. Он поставит на эту секунду всё. У человека перед ним оружие, готовое в любой момент всадить пулю меж глаз не только ему, но и своим коллегам. Но за этой дверью, по сути, должна быть Кохаку. Он поднимает своё перекошенное лицо к чёртовому ублюдку, давит злодейскую лыбу, потому что слышит приятные как никогда звуки копошения за одной из дверей. «Кохаку есть в комнате. И она проснулась!— мысль посетила белобрысую голову спонтанно, затмив собой привычный инстинкт самосохранения. — Я не могу быть стопроцентно уверен, но, судя по всему, Кохаку — не часть преступного дуэта». В это время лицо угрожающего человека совсем скрыто за маской — вот что стало ясно. Человек перед ним боится, что внимательный Сенку узнает по глазам, разглядит то, как или с помощью чего он передвигается, узнает более точные параметры, походку, потому и работает в темноте. Как этот тип так хорошо видит без света пока владельца цирка не особо сильно волнует. Но что более важно — реши преступный дуэт убить Ишигами сегодня, стал бы так париться над скрытием внешности? Сенку определённо стоит над этим подумать. Сенку для чего-то нужен живым. Но запуганным до чёртиков. Стремительно быстро таинственный человек надвигается на Сенку, но тот уже не боится. И действительно. Всё, что делает угрожающий — это впечатывает парня в пол. Рука, без обшариваний, моментом выуживает из чужого кармана связку ключей. Придерживает дверь, что хотела отвориться, надёжно запирает. Так человек поступает с дверьми во все комнаты. Сенку лежит лицом в пол, понимая, что дротик, вероятно, был со снотворным. Кохаку за дверью ворчит что-то невнятное, беспокойно топает, но всё же уходит от двери. Шум посреди ночи — довольно частый гость циркачей. Гадство! Прочухал! Я проиграл бой, но не войну. Чужая нога надавливает на затылок хозяина цирка, пока ключи противно позвенивают над его головой. Протирает ключи? Да чтоб тебя… Он небрежно кидает связку ключей как кость собаке. Еле восстановив силы, Сенку, шатаясь, встаёт. Упёршись ладонью о стену, он бросает взгляд через плечо. Никого уже нет. — Столько заморочек, — полушёпотом выдаёт он, тихими мелкими шагами добираясь до дверей и отпирая их обратно. — Назову их «страховщиками». Сукины дети. Ни у кого кроме меня нет ключей от верхнего замка дверей. Все запираются на нижний. Я должен это исправить и предупредить всех, чтобы закрывались на оба. — Ген, открой. Ген прошу тебя, — устало зовёт Сенку, из последних сил тарабаня в дверь. И едва она отворяется, и первые лучики света касаются бледного лица, парень безвольно падает в объятия другого. Я стану сильнее. Клянусь.