Красный флаг

Подросток прошёл в гостиную и по-простецки упал в кресло, вытянув длинные ноги. — А вот, видимо, и наше юное очаровательное публичное лицо "Сяньлэ", —  прокомментировал его прибытие гость родителей: незнакомый ему мужчина чуть моложе их возраста.  — Публичное лицо "Сяньлэ"? — Развеселился уставший Се Лянь. — Зовите меня тогда уж просто Сяньлэ, раз я её лицо. У меня их будет два, публичное и моё собственное. — Где твои манеры, сын? — Одёрнул Се Ляня отец. — Представься директору Цзюнь, как положено.  Названный директор издал сдержанный смешок: — Почему же, "Сяньлэ" вполне подойдёт. — Прошу меня извинить, директор, — Се Лянь заёрзал в кресле, пытаясь принять более подобающую для общения с высоким гостем позу. — Десять часов съёмок. С директором Цзюнь и его инвестиционной компанией был связан новый большой проект отца, который Се Ляню предстояло презентовать буквально через пару недель. Подготовка к этому событию добила те остатки свободного времени, которые у него имелись. Однако Се Лянь осознавал уровень доверенной ему ответственности, и даже не думал жаловаться. Встречать Цзюнь У лично ему, впрочем, ещё не приходилось, да ещё и в такой неформальной обстановке. — И вам не тяжело столько работать в таком юном возрасте, Сяньлэ? — утрированно удивился директор Цзюнь, как будто отвечая пятилетке, который похвастался тем, что его папа самый сильный в мире. — О, ничуть, — с улыбкой откликнулся Се Лянь, никак не реагируя на снисходительность. — Это полезная съёмка, реклама, но часть средств от продаж пойдут на оплату доставки воды в труднодоступные засушливые регионы. Так что пускай тело пребудет в страдании, но душа — в блаженстве. Вы знали, что каждый год более миллиона людей в мире гибнет от недостатка воды?.. Цзюнь У сощурился, подбирая слова для ответа. Эта причудливая смесь оживлённости, дерзости и невинности... захватывала внимание. ~~~ Коридоры только что построенного здания шелтера пустовали — сегодня его только должны были официально открыть — поэтому, хотя на самом деле его уже использовали несколько недель, для съёмки торжественного перерезания ленточки всех (кто не участвовал в самой съёмке, разумеется) временно переместили обратно в старые помещения.  Тишину нарушали только торопливые шаги и приглушённые голоса нескольких подростков.  — Пошевеливайтесь, вы двое, — беззлобно (по собственным меркам) поторопил Му Цин, размахивая стаканом с почти допитым кофе. — Если Се Лянь опоздает, то съёмки... — А тебе что за печаль? — Немедленно взъерепенился Фэн Синь. — А та, что старик Мэй боится отчитывать Се Ляня, поэтому за его косяки прилетает обычно мне, — закатил глаза Му Цин, втайне обрадовавшись намечающейся перепалке, — Так что ноги в руки — и бегом.  Несмотря на колючий тон, настроение у него было отличное. Се Ляню хотелось тишины перед тем, как провести в толпе весь день и вечер, поэтому они забрались в один из пустующих кабинетов на последнем этаже и устроили что-то вроде пикника — не на природе, но зато без взрослых. Было... весело. Он попытался ухватить Се Ляня за рукав, и утянуть за собой, но тот, обычно покладисто на такое реагирующий, вдруг вывернулся и встал столбом: — Подождите, — сказал он странно серьёзным тоном.  Му Цин обернулся.  Се Лянь не смотрел на него: — Что здесь делает ребёнок?  У распахнутого окна коридора в слоях колышущейся от ветра занавески действительно проглядывала маленькая фигурка, которую сам Му Цин даже не заметил.  Му Цин фыркнул:  — Ой, да, наверное, на тебя хотел посмотреть с хороших мест. Пойдём уже, не заставляй зрителей ждать.  Но Се Лянь его уже не слушал, опускаясь на колени у окна с нежнейшим "Как дела, малыш?" на устах.  Му Цин опять закатил глаза. Ну и где все эти фотографы и операторы, когда пропадает такой восхитительный сюжет "Наследник миллиардов утешает сиротку"? Хотя... Му Цин присмотрелся к мальцу, неуверенно выглядывающему из занавески. Нет, этот ребёнок не для глянцевых журналов. Если бы не типовая одежда, он бы выглядел так, как будто сюда попал с улицы. Он и так ужасно выглядел, честно говоря: тощий, бледный почти до серого цвета, с торчащими во все стороны волосами, которые неизвестно когда в последний раз подстригали (похоже, недавно попал в шелтер). Картину довершали медицинская повязка на глазу и бинты на пол-лица.  Му Цин, конечно, сам имел привычку периодически общаться с соседскими детьми, выгрызая по капле время из своего плотного графика юного гения и почти что персонального ассистента золотого мальчика наивысшей пробы. Но в его районе, хоть и не богатом, дети всё же не выглядели так, как будто им приходилось драться за еду и часто проигрывать. Золотой мальчик, меж тем, что-то очень тихо ворковал с покалеченным сопляком так, как будто это было его любимое дитя.  Му Цин беззвучно фыркнул, отказываясь от своей первой мысли. Нет, то, что эту нелепую сцену видят только они с Фэн Синем, даже хорошо. Се Лянь просто, как обычно, был слишком… собой.  Он и Му Цина-то заметил точно также, мимоходом, на одном из мероприятий, где ему следовало всего только вручить пару грамот, поулыбаться в камеру, позволить талантливым школьникам сделать с собой пару фото, произнести перед ними пару слов с общим смыслом “так держать” и скрыться обратно в свою жизнь богатых и знаменитых. Самому Му Цину в это время следовало почтительно принять грамоту из рук небожителя, сделать дозволенное фото и после гордо рассказывать прослезившейся от умиления матери, что он действительно видел того самого. Но вместо этого они зацепились языками. В фигуральном смысле. И за каких-то полминуты общения (большая часть которой ушла на то, что Му Цин Се Ляню дерзил, заявив прямо в лицо, что он, Му Цин, находится здесь из-за своих результатов, а вот Се Лянь — из-за того, в какой семье родился), тот совершенно уверился в том, что наглец действительно страшно талантлив, и чуть ли ни насильно заставил его принять персональный грант на дальнейшее образование, превосходящий доход семьи Му Цина за пару лет, который сам же немедленно и учредил. Сказать, что в тот момент жизнь Му Цина круто изменилась, было бы большим преуменьшением. Начиная с того, что в неё пришли проверки службой безопасности “Сяньлэ”, и заканчивая тем, что, каким-то образом они с Се Лянем начали общаться почти каждый день, и просто само как-то вышло, что Му Цин начал сопровождать его практически везде, разумеется, в то время, которое у него самого оставалось от учёбы. Злые языки говорили — иногда в лицо, разумеется, самому Му Цину, не Се Ляню, — что взбалмошный наследник купил себе новую игрушку. Немного спасало лишь то, что Му Цин совершенно не производил впечатление человека, чью компанию кто-то способен захотеть купить ради удовольствия. Он состоял из одних косых линий и зазубрин, что во внешности, что в поведении. Продолжал открыто дерзить в лицо практически кому угодно, делая исключение лишь для родителей Се Ляня и Фэн Синя (но не для них самих). С каждым годом выглядел всё неформальнее. И почти не пользовался преимуществами от явной благосклонности своего самого богатого и знаменитого ровесника в стране, за исключением того, что принимал деньги на образование, и периодически просил о всё более сложных медицинских услугах для своей слабой здоровьем матери, которые Се Лянь организовывал или покупал ему с такой готовностью, какой отроду не проявлял в тратах на себя. Слухи о Му Цине ходили самые дикие.  Му Цин, разумеется, знал каждый. Се Лянь, впрочем, пребывал в блаженном неведении, — не только потому, что само его присутствие окорачивало длинные языки, и даже не потому, что был слишком занят, чтобы следить за сплетнями, но и из-за склада характера, позволявшего ему с лёгкостью закрывать глаза на несовершенства окружающих его людей.  Те же злые языки могли бы сказать, что наследник "Сяньлэ" смотрит на жизнь сквозь розовые очки. Или что он так поглощён тем, чтобы спасти мир, что не замечает сложностей, с которыми сталкиваются люди перед самым его носом. Никто, впрочем, не говорил о Се Ляне чего-то особенно плохого. Он всем нравился, обладая блестящим сочетанием красоты, богатства и приятного характера. Желающий позлословить на его счёт столкнулся бы со стеной непонимания.  Болтать о Му Цине, с другой стороны, сами небеса велели. Му Цин нервно проверяет время и хмурится. Если бы дело было только в торжественном открытии шелтера, все бы как-нибудь перетоптались, пока Се Лянь пытается постичь проблемы простых смертных, или чем он там занят. Но перерезание ленточки было только подводкой к презентации крупного проекта отца Се Ляня с последующей пресс-конференцией, и вот на неё прямо сейчас собираются действительно крупные рыбы. Словом, отправляться им стоит немедленно. О чём он и сообщает в свойственной ему манере: — Се Лянь, я бы с удовольствием хоть жить остался бы прямо в этом коридоре, но я отсюда чувствую, как у старика Мэя перегревается башка, и это ускоряет глобальное потепление прямо сейчас, не говоря уже о том, что от сегодняшнего форума, который ты, кстати, открываешь, буквально зависит будущее “Сяньлэ”. Се Лянь на секунду деревенеет, а потом мягко произносит: — Ох, мне действительно нужно бежать, — обращается он при этом по-прежнему к пацану, даже не повернув головы к Му Цину. Действительно, зачем. Мальчишка зато смотрит на Му Цина единственным видимым глазом, и, если бы взглядом можно было убивать... то Му Цин до сегодняшнего дня и так не дожил бы, учитывая количество людей, которым не по нраву его присутствие в так называемой “свите” так называемого “принца”. Но пацан забил бы последний гвоздь в его гроб, это уж точно. Се Лянь, меж тем, продолжает: — Ты будешь помнить то, о чём я тебе сказал, верно? Пацан переводит взгляд на Се Ляня и неуверенно кивает. Было бы почти мило, если бы не злодейское выражение его лица буквально только что и не общий болезненный вид. Се Лянь отходит от злополучного окна два шага, но тут же снова встаёт как вкопанный, едва не заставив Му Цина выругаться вслух. — Мы не можем его тут оставить, — заявляет он. — Что?.. — Му Цин сдаётся насчёт закатывания глаз, и глаз у него немедленно начинает дёргаться. — Мальчик. Мы должны взять его с собой и передать персоналу шелтера, — говорит Се Лянь так терпеливо, что Му Цину где-то секунду хочется его ударить. — Ради всего святого! Если он нас не задержит, пусть идёт с нами! — Взрывается Му Цин, взбешённо жестикулируя уже опустевшим кофейным стаканом. ~~~ …В итоге ребёнка приходится нести им всем по очереди. Похоже, что бы ни повредило его глаз, оно также сказалось на его мозгах, совести и способности к быстрому перемещению. К концу пути они не только непоправимо задерживаются, но к тому же Се Лянь выглядит слишком растрёпаным и запыхавшимся, чтобы Му Цин решился предъявить его в таком виде Мэй Няньцину и чете Се прямо перед важнейшим мероприятием, поэтому они делают остановку в ближайшей уборной, чтобы в четыре руки кое-как привести наследника “Сяньлэ” в надлежащий вид.  — Му Цин, напомнишь мне потом узнать, как дела у мальчика? — Просит Се Лянь позже, когда они наконец-то — слава небесам! — идут к месту проведения презентации. Он молчит пару секунд и печальным тоном добавляет: — Не могу перестать о нём думать. Что случилось с его глазом? Но со всей этой беготнёй с гала-форумом я точно к вечеру забуду, а я хочу узнать. — Ммм? Да, хорошо, — соглашается Му Цин, и делает вид, что записывает что-то в телефон.  Исполнять просьбу он, впрочем, даже не собирается — за пацаном пусть присматривают профессионалы, а Се Ляню есть о чём подумать и без одноглазых детей. Да и сам Му Цин совершенно не намерен вспоминать о скверной мелюзге ещё когда-либо в жизни. ~~~ Закулисное пространство гудело как потревоженный улей, но, что ещё хуже, зрительный зал гудел даже громче. Зрители и журналисты собрались к назначенному часу, высокопоставленные участники собрались тоже, всё было готово к началу гала-форума, презентующего технологическую коллаборацию века. Все были готовы… кроме одного.  PR-директор “Сяньлэ” шипел на ассистентку:  — Где господин наследник?! — таким тоном, как будто скорее хотел бы сказать: “Где несносный мальчишка?!” — но его сдерживало присутствие неподалёку родителей того самого мальчишки.  Ассистентка при этом выглядела так, как будто решила не сходя с этого места освоить искусство сливаться со стеной цветом кожного покрова.  Все были на взводе. Наследник корпорации опаздывал уже на двадцать минут от самого крайнего срока, что, учитывая статус, плотность графика и количество вовлечённых в мероприятие людей, приравнивалось к проблеме государственного масштаба. Но в тот самый момент, когда Мэй Няньцин уже был готов идти на сцену сам и плести, что в голову взбредёт, семнадцатилетняя надежда и гордость многомиллиардной финансовой империи впорхнула в зал в сопровождении двух своих обычных спутников, освещая всё вокруг неизменной улыбкой. Директор Мэй выдохнул. У Се Ляня хватило совести и ловкости привести себя в пригодный для выхода на сцену вид где-то по дороге, так что, если он сумеет переодеться за три минуты, катастрофы ещё можно будет избежать. Поседевших волос, конечно, никто уже не вернёт, но большие детки — большие бедки, так ведь говорят? — Где вы запропастились? — Всё же рявкнул он на подростков для порядка. — Вы что забыли, насколько это важно?! Се Лянь затормозил перед дверью в гримёрку, обернулся и замер как испуганная лань, явно не находя слов. А вот следовавшее за ним недоразумение в дурацких цепях и шипастых напульсниках за словом в карман не лезло никогда: — Се Лянь опрокинул на себя мой айс-латте, пришлось остановиться, чтобы привести его в порядок, заодно выяснили, что фены в уборных действительно рабочие, — фыркнул Му Цин, скрещивая руки на груди с неизменным вызывающим видом. Мэй Няньцин просверлил нахального подростка взглядом, полным ярости, явно немеденно внутренне назначив его единолично повинным во всей нервотрёпке и рисках последнего получаса, но задерживаться, чтобы выплеснуть эмоции, уже не мог, торопясь пройти к выходу на сцену. Се Лянь же, перед тем как скрыться за дверью, одними губами прошептал другу: “Спасибо”. Если бы кто-то узнал, что наследник финансовой империи поставил на карту своё участие в гала-форуме, потому что утирал слёзы незнакомому ребёнку, скандал бы ему устроили нешуточный. Позабытый всеми Фэн Синь потоптался у двери в гримёрку, бросил на Му Цина очередной непонятный мрачный взгляд и ушёл разыскать своего отца. — Так это из-за тебя, паршивца, мы сегодня не у дел? — Холодно процедил чей-то голос над ухом. Му Цин обернулся. Визажист Се Ляня в поисках, на ком бы сорвать раздражение за нервное и бессмысленное ожидание и простой, тоже, очевидно, посчитал Му Цина наиболее подходящей для этого целью.  — Так это твою работу могут сделать два подростка в общественном туалете за двадцать минут? — Привычно огрызается Му Цин и торопится к выходу в направлении зрительного зала.  Убедившись, что визажист не успеет его догнать, прежде чем сам Му Цин выскочит в людное место, он издевательски выкрикивает: — Чем же она тогда отличается от… — И выскакивает за дверь, позволяя концу фразы повиснуть в воздухе. ~~~ И только там, в зрительном зале, заполненном людьми, зная, что никто на него не смотрит, потому что все смотрят на Се Ляня, непринуждённо сочетающего профессиональную уверенность с живой теплотой и интересно рассказывающего даже о, казалось бы, совершенно не интересных вещах, Му Цин мог позволить себе ненадолго наполниться тем чувством, которого Се Лянь, честно говоря, заслуживал.  Восхищением. ~~~ Се Лянь тарабанил свой текст, улыбался, кланялся, принимал и говорил комплименты почти на автомате, внутренне чувствуя себя странно несчастным.  Вопреки опасениям, мальчик, встреченный в коридоре, никак не шёл из головы. Другие дети из шелтера присутствовали в зрительном зале и даже выходили на сцену, но все они были специально отобраны для участия, выглядели намного лучше и вели себя намного спокойнее. Се Лянь улыбался и хвалил их, как то предполагал сценарий. Они смущались и благодарили его, как то, вероятно, предполагали их инструкции.  Но в голове, как бабочка, застрявшая в плафоне, слабо, но отчаянно трепыхалась одна мысль. что это был за ребёнок? почему у него повязки на лице? почему они встретили его у раскрытого окна коридора, неотрывно и тяжело глядящим на монтаж съёмочной площадки внизу? почему он был в таком отчаяньи? почему всё так? почему Умом он понимает, что коллаборация, которую он презентует, очень важна, и должна помочь гораздо большему количеству людей, но эмоционально вовлечься никак не выходит. Всё кажется каким-то бессмысленным и тусклым. Он не нужен здесь. Единственное место, где он был сегодня нужен, было там. В пустом коридоре у открытого окна рядом с незнакомым мальчиком. Только на автерпати по случаю успешного запуска Се Лянь снова получает некоторую свободу действий (довольно относительную, учитывая, что покинуть вечеринку ему всё ещё нельзя)... но что с ней делать, в общем, не знает, поэтому слоняется по праздничному пространству почти без дела. Впрочем, долго это не длится. Цзюнь У неожиданно ловит Се Ляня под локоть.  — Мои поздравления, Сяньлэ. Признаться, я вас недооценивал, но ваша харизма действительно... многообещающа. Напрягшийся было от неожиданного прикосновения Се Лянь при виде высокопоставленного бизнес-партнёра родителей расслабляется и польщённо улыбается: — Что вы, директор, блестящая идея говорит сама за себя. Я просто не мешал. — И всё же, это надо отпраздновать. Шампанского? — Протягивает Цзюнь У бокал. Се Лянь неуверенно оглядывается на отца, который принимает поздравления тут же неподалёку. Тот хмурится: —Вообще-то... — Да бросьте, директор Се. — Обезоруживающе улыбается ему Цзюнь У. — У нас сегодня праздник, а мальчику... нужно когда-то привыкать ко взрослой жизни. Да и просто немного отдохнуть. Се Лянь без дальнейших возражений принимает бокал из рук блистательного директора Цзюнь. Он действительно ужасно вымотался за сегодня.