В главной роли Леви Аккерман

      Следующее утро встретило Леви неприятным волнением в области желудка. «Отравился», – подумал он, ещё лёжа в постели, и успел мысленно отругать Нанабу, но не успел. Понял, что ощущение не связано с чем-то физическим. То было знакомое тревожное предчувствие сердечных страданий, пресловутые мертворождённые бабочки в животе. Он не отравился, а безнадёжно запал.       В жизни Леви случались периоды острой влюблённости, и состояние это по всем параметром походило на отравление или кишечную инфекцию. Даже проходило оно так же быстро. За пару недель Леви успевал сбросить несколько килограмм из-за отсутствия аппетита и постоянной жажды движения, бледнел, не спал, мучился лихорадочными снами, а потом наступало прекрасное утро, когда он просыпался и понимал, что здоров, отпустило.       Этой ночью Леви спал не более двух часов, и все симптомы были налицо. Бредовые образы недавних кошмаров еще стояли перед глазами, сердце колотилось, как в приступе, крутило живот, на спине и висках проступал холодный пот. По шкале Рихтера Леви оценил бы эту влюблённость на пять баллов – достаточно высоко, но можно выстоять.       Он мог бы догадаться, что все этим закончится, ещё в первый день. Эрвин был безусловно красив и невероятно голубоглаз. От таких всегда потряхивало балла на три. На приятную внешность наложился бархатистый тембр голоса, спокойная речь с ноткой здорового юмора и подчёркнутая вежливость. Он не был снобом, но держал границы. Он встал на сторону Леви.       В жизни Леви случалось многое, но этот опыт в какой-то степени был уникален. После смерти матери Леви повезло встретить социальную работницу, так же однозначно вставшую на его сторону, хотя все в трейлерном парке говорили, что от соцслужб одни беды. Потом был Кенни. Он тоже был на его стороне, даже если Леви казалось иначе; он направлял его, как положено взрослому родственнику, но в этом было что-то другое. Помощь Кенни, гармонично вписанная в мир Леви, была прямолинейна и лишена деликатности. Эрвин же заглянул извне и встал на сторону Леви, вопреки заведённому общественному порядку.               Одеваясь, Леви старался отвлечься и думал о Кенни и том дне, когда дядя забрал его из детского дома. Можно сказать, что это тоже было встречей с другим миром. В ранней жизни Леви было две главы: Кушель и Кенни. После ареста Кенни приходилось думать самому, а это утомляло и, что особенно грустно, никто больше не тыкал носом, когда Леви делал что-то неправильно. Жизнь в приюте отличалась от жизни с матерью, но протекала в тени её личности, поэтому отдельной главой она не стала. При всей взаимной любви и теплоте, Леви никогда не мог положиться на мать, но был слишком юн, чтобы это понять. Кушель, вероятно, тоже. Жизнь с Кенни была совсем другой. В ней присутствовал порядок, Кенни многое понимал о мире. Он знал даже, что когда-нибудь Леви придётся остаться одному, и его необходимо к этому подготовить.                – Ты уж прости, что раньше не забрал, – сказал Кенни, когда они ехали из детского дома в квартиру. Леви потом не мог вспомнить марку машины, потому что Кенни их постоянно менял. Помнил только, что машина показалась ему очень крутой, и он подумал, что его внезапно объявившийся дядя тоже крут. В этом была доля правды. Кенни считали крутым, но он не был богат и не имел большой власти. Многие его боялись, как боятся питбуля без намордника. Кенни был опасен, но тот, кому посчастливилось бы в один день его пристрелить, вряд ли понёс бы за это серьезное наказание. Поэтому в итоге старик просто оказался за решёткой, и адвокат ему достался по назначению.        – Я ведь знаю, как там стрёмно, – сказал Кенни. – Мы с твоей мамкой сами через приют прошли. Она поменьше была, её в семью забрали. А я так и остался. Тебе сколько сейчас? Лет тринадцать?        – Пятнадцать, – ответил Леви. Это было едва ли не первое его слово, произнесённое при вновь обретённом дяде.        – Точно, пятнадцать. Вечно путаюсь с такими вещами. Не будешь нос воротить, если твои старик закурит?        – Можно мне тоже?       Кенни усмехнулся, но без нравоучений дал сигарету.        – Давно куришь?       Леви пожал плечами.        – Не вырастешь ведь. Так коротышкой и останешься.        – Ага.       Какое-то время они ехали молча, вдоль дороги тянулись зелёные поля, изгороди уединённых ферм, домишки с сараями. Леви навсегда запомнил, что в магнитоле стояла кассета с песнями Queen. В город они въехали под «We Are the Champions», и Кенни сказал, что вообще-то ему не нравится эта группа, а кассету оставила какая-то киса.        – Ты, наверное, думаешь, почему я не забрал тебя раньше? – спросил он.        – Ага.       Леви, действительно, думал примерно об этом. Если говорить точнее, то думал он о том, почему Кенни забирает его сейчас.        – Я отсидел семь лет, и потом мне не хотели тебя отдавать. Надо было работу найти и всё такое. Понимаешь?        – Ага.        – Но ты не ссы. Я не какой-то там псих. Просто жизнь так сложилась. Любой нормальный парень может оказаться за решёткой.        – Круто.       Леви говорил мало и без эмоций, а Кенни в тот день заметно нервничал, что было для него нехарактерно, как выяснилось впоследствии.        – У тебя будет своя комната. Я купил, что там надо. Койку и стол. Тебе же еще в школу ходить. Стол нужен. Ты как с этим? Нормально учишься?        – Нормально.       Они проехали мимо торгового центра, и Кенни вдруг решил развернуться.        – Из шмоток надо что-то? – спросил он. – Есть костюм для школы?       Леви красноречиво опустил взгляд на свою одежду. В тот день на нём были протёртые джинсы и безразмерная футболка с какой-то китайской надписью. В детский дом постоянно приносили пакеты с поношенными вещами, и воспитатели даже разрешали некоторым детям за примерное поведение что-то выбирать самостоятельно. Леви всегда доставались остатки.        – Не, это как-то несолидно. Тебе нужен хотя бы нормальный спортивный костюм.       Одному Кенни известно, почему он зациклился именно на спортивном костюме, но тогда они купили Леви по-настоящему хороший комплект, который стоил довольно дорого, но был великоват.        – Подростки быстро растут, – сказал консультант.       Леви носил этот костюм до сих пор. И до сих пор он был ему великоват.               В семь утра, после сеанса ностальгии, Леви был полностью готов к долгому рабочему дню. Он вытащил из кладовки ящик с рождественским сервизом и хотел отнести его на кухню, чтобы перемыть, но на пороге его встретил Майк и тут же поспешил перенять ящик.        – Ты куда тащишь такую тяжесть! – воскликнул он, просев под весом ноши. – Попросила бы Моба или Нани.       Нанаба, стоявшая за спиной Майка жестом скрещенных рук просила Леви никогда её в такие вещи не втягивать.        – Муравьиха, – сказал Майк и поставил ящик на столешницу около мойки. – Сама мелкая, а силы, как у лошади.       Леви был неприятно удивлен фактом раннего пробуждения Майка, но никак не выказал этого, чтобы не вступать в диалог. Его немного беспокоили собственные связки. Вчера Ханджи вынуждала его много говорить, и приходилось напрягать голос, чтобы не звучать слишком грубо и низко. Сегодня Леви не звучал почти никак.        – Есть кипяток для чая? – спросил он чуть слышно у Нанабы, и девушка показала пальцами ОК.        – Ты простыла? – спросил Майк. Беспокойство казалось искренним.        – Это из-за холода, – подхватил идею Леви. Болезнь дала бы ему возможность пару дней напрягаться не так сильно.        – Да уж, холод собачий. Давно такого не было. У вас на этаже, должно быть, температура ещё ниже. Вы ведь под самой крышей. Нани! Не вздумай болеть. Без твоей стряпни этот дом для меня опустеет. Лучше перебирайтесь в гостевые спальни.       Нанаба не смогла сдержаться. Уголки ее губ предательски поползли в стороны, и Леви закатил глаза. Несмотря на опыт, девушка не была профессионалом. Её улыбка выглядело женственно и кокетливо. Возможно, Майк был слишком недогадлив, но, наверняка, что-то считывал на подсознательном уровне, так как по-кошачьи улыбнулся в ответ. «Или вы просто оба друг на друга запали», – предположил Леви. Это объясняло бы желание Майка находиться на кухне с семи утра. К тому же, на столе перед мужчиной лежал шоколадный Санта, явно принесенный в подарок. Мелочь, но что-то в ней было.        – Мы с Ханджи собираемся в город ненадолго после обеда, – сказал Майк. – Леви, тебе что-то нужно? Твои сигареты?        – Сигареты? – на лице Леви проступило непонимание.        – Да. Ты ведь курила тонкие с яблочным вкусом, а сегодня от тебя пахнет другими. У меня, знаешь ли, отменный нюх.       Хоть Нанаба и предупреждала об этой особенности Майка, Леви стало слегка неуютно. Одно дело знать, что кто-то постоянно оценивает твою работу, а другое – понимать, что кто-то тебя ещё и нюхает.        – Нет, – мотнул он головой. – Эти сойдут.               Когда Леви рассортировал посуду, отправив часть в посудомоечную машину, из кармана его фартука полилась полифоническая трель. Быстро вытерев руки о полотенце, он достал телефон и оглянулся. Само собой, мелодия привлекла внимание Майка и Нанабы, и теперь они смотрели на него.        – Сейчас вернусь, – сказал Леви и вышел на задний двор через чёрный ход.       Номер не был подписан, но мужчина ждал этого звонка не первый месяц.       Кенни. Будто почуял, что о нём сегодня вспоминали.        – Чего трубку долго не брал? – спросил дядя вместо приветствия.        – Работаю.        – Бросай всё. Мне разрешили свиданку в честь праздника.        – Когда?        – Сегодня. Личный подарок от начальника за хорошее поведение.       Леви прикусил губу. Он не видел Кенни с последнего суда и не мог так просто проигнорировать эту встречу.        – Чего молчишь, мелкий?        – Нужно отпроситься с работы.        – Само собой. Жду тебя до пяти вечера. Дальше тут все уйдут в отрыв, так что сопли не жуй.       Кенни отключился. Он не любил телефонные разговоры. Особенно те, что прослушивались. Леви постоял на крыльце минуту, собираясь с мыслями. С холмов дул порывами ветер, трепал подол длинного платья. В этот момент Леви подумал, что жизнь его – чистейшей воды чёрная комедия. С одной стороны, к двадцати пяти годам его успело знатно потрепать; мало что могло вызвать в нем сильное удивление или радость. Только что он говорил с дядей, которому светит пожизненное, если следствие хорошо поработает. Во всём мире только Леви знал, в каком направлении следствию нужно копать, так как многим делам он был свидетелем или соучастником, но доказать этого не смогли, и всё это осталось в прошлом. Была и другая сторона жизни Леви. Та, в которой он, в очередной раз пойдя на поводу у своих друзей, оказался в жутковатом особняке и вынужден каждое утро залезать в искрящиеся статическим электричеством колготки и неудобное старомодное платье. Видели бы его прежние коллеги Кенни.       Леви снова достал телефон и набрал Фарлана. Гудки шли долго. Пришлось даже сделать повторный вызов.        – Привет, братишка! – раздался бодрый голос Изабель. Судя по громкому дыханию, она бежала из другой комнаты.        – Где Фарлан?       В методах ведения телефонных разговоров Леви порой был похож на дядю.        – Ох, кто бы знал! Еще до рассвета куда-то убежал без телефона. Сказал, что есть верный способ поднять деньжат.        – Их хватит, чтоб погасить ваш долг и вернуть меня домой?        – Я ничего не знаю. Но ты же знаешь Фарлана. Вряд ли он до дома что-то донесёт.        – Хреново, что его нет. Мне нужно, чтобы меня кто-то быстро свозил к Кенни. Думаешь, он скоро вернётся?        – Вряд ли. Уж если он поднял зад, то не скоро сядет. Хорошо, если хотя бы сегодня придёт.        – Ясно. Передай ему, что я убью его, когда закончу тут.        – Хорошо. Запишу тебя в очередь.       Леви захлопнул телефон и снова уставился вперёд, на беседку у пруда, за ночь покрывшегося тонкой ледяной коркой. Часы показывали начало девятого утра. Старшие Смиты с порцией каких-то новых родственников должны были приехать к шести вечера. Будь у Леви машина, он легко успел бы сгонять до Кенни, вернуться и привести дом в праздничный вид. Но на данный момент у Леви не было даже удобной обуви. До места содержания Кенни было около двадцати километров. Только на дорогу в две стороны пешком ушло бы часов восемь. Водительские права Леви так и не получил в своё время, но в этих краях редко интересовались подобными мелочами. Беда была только в том, что каждый полицейский города знал Леви в лицо и помнил, что прав у него нет, а лишний выписанный штраф в конце года ещё ни одному работнику полиции не помешал. К тому же, машину необходимо было у кого-то попросить. Переговоры отняли бы некоторое время.       В нервных раздумьях парень начал расхаживать вдоль стены, сцепив руки за спиной.       До дома, где стоял велосипед, шесть километров, если бежать по прямой, через задние дворы соседей и стройку. Разумеется, нужно именно бежать. Вот только погода не располагала к долгим велопрогулкам.       «Угнать машину? – вопрос сам собой возник в голове Леви. – А если поймают? Условка ещё не кончилась… Но две машины прямо под боком. Уверен, там даже ключ в замке. Вот только работы мне потом не видать и денег. А зачем мне? Это проблемы Фарлана».       Леви похлопал по карманам платья, достал сигареты, но едва успел прикурить, когда дверь чёрного хода скрипнула и на крыльцо выскочил встревоженный Эрвин Смит.        – Миссис Аккерман! – сказал он, строго нахмурив брови.       Леви поспешно потушил сигарету, решив, что проблема в ней.        – Вы почему без пальто? – спросил Эрвин, вопреки ожиданиям. – Который день стоит минусовая температура. Вы можете простудиться. Скорее идите в дом!       Леви сделал только шаг, и рука Эрвина легла ему на спину, чтобы побыстрее вернуть в тепло кухни.        – У вас уже платье холодное, – говорил Эрвин, зачем-то уводя Леви дальше, в коридор. Вероятно, он просто вёл его в том же направлении, в котором хотел идти сам. – В следующий раз надевайте пальто, пожалуйста. Или курите в окно, но только не при моей матери.       Дойдя до гостиной, Эрвин убрал руку, но её тёплый след ещё ощущался между лопаток. Леви дёрнул плечами, прогоняя невесомый отпечаток чужого участия. «А может, все проще?» – подумал он вдруг.        – Мистер Смит, – обратился Леви, когда внимание мужчины ускользнуло к замёрзшему окну. – Могу я попросить вас об одолжении?        – Разумеется, – Эрвин снова развернулся к собеседнику.        – Надеюсь, вам это не покажется наглым, но не одолжите ли вы мне машину? На пару часов.       Оба замерли, оценивая реакцию друг друга. Эрвин быстро скинул замешательство, и на лицо его вернулось строгое беспокойство:        – У вас что-то случилось дома?        – Не совсем дома, – выдавил из себя Леви. Опыт открытой просьбы о помощи был для него нов и некомфортен. – Небольшая проблема с родственником. Мне нужно срочно увидеть его сегодня. Это не займет много времени, но ехать двадцать километров. Как понимаете, пешком будет слишком долго.        – Но у вас ведь нет прав.        – Откуда вы знаете? –Леви округлил глаза.        – Так написано у вас в анкете. Прочерк там, где должна быть водительская категория. Не знаю, зачем мать включила этот пункт… Будто ей нужна горничная, которая водит грузовик.        – Вы правы, – Леви вернул себе смиренный тон. – У меня нет прав, но я очень аккуратно вожу.        – Двадцать километров, говорите? Давайте, я отвезу вас. Сами же сказали, что это не займет много времени. Куда нужно ехать?       Эрвин был настроен так решительно, что, не оставив Леви времени на раздумья, направился к выходу.        – Постойте, мистер Смит!       Снова в голове Леви закрутились шестерёнки, выбирающие наиболее гармоничную комбинацию из правды и выдумки.        – Простите, вам ведь нужно переодеться, – смутился Эрвин. – Я подожду вас здесь.       Переодеться, действительно, было необходимо, и об этом Леви не подумал, сосредоточившись на поиске машины.        – Мой дядя находится в тюрьме, и сегодня впервые за долгое время нам разрешили встречу, – сказал он честно и сплел пальцы в замок. Эта информация не вызывала в нём искреннего чувства стыда, но так требовалось для роли.        – Ох… – выдохнул Эрвин. – Бывает и такое. Но это не меняет сути дела. Вам по-прежнему нужно проехать двадцать километров и вернуться до того, как тут появится ураган Марго. Переодевайтесь. Я подожду, сколько нужно.        – Спасибо, мистер Смит, но есть ещё одна проблема.        – Какая же?        – Я не думала, что мне придётся здесь носить что-то, кроме формы, поэтому у меня нет с собой приличной одежды. А там, знаете ли, не стоит привлекать лишнее внимание. Не найдется ли у вас какого-нибудь спортивного костюма, например? Что-то нейтральное. Чтоб другие заключённые не пялились.       Леви не был уверен в складности своей мотивации, но ехать в платье на свидание к Кенни не мог. Старик ко многому привык, но стоило пощадить его потрёпанные нервы.        – Да, есть костюм, – как-то растерянно ответил Эрвин. – Понимаю. Конечно. Пойдемте. Я дам вам его.               Для завершения образа Леви одолжил кроссовки у Нанабы. Задача стояла непростая, в духе Двенадцатой ночи. Необходимо было выглядеть женщиной для Эрвина и мужчиной для Кенни. Конструкцию с грудью пришлось снова надеть, но, если не выпрямлять спину, то под свободной одеждой можно было подумать, что её не было. Форма бровей смотрелась слишком аккуратно, и предательски торчали нарощенные ресницы, якобы имеющие натуральный вид. В остальном, казалось, Леви выглядел обычно. Даже слишком.       Он накинул сверху пальто, сунул паспорт в карман и спустился. Эрвин ждал внизу на диване. Услышав шаги, он поднялся, обернулся к лестнице; по лицу его скользнула мимолетная тень неузнавания.        – В этом костюме вы ещё больше похожи на юношу, – сказал он с неловкой улыбкой.        – Ещё больше? – переспросил Леви, и Эрвин отвёл взгляд, поняв, что выдал какую-то неозвученную ранее мысль.        – Идёмте в машину.       Эрвин пропустил Леви вперёд, и скользкая дорожка до ворот превратилась в подиум на модельном кастинге. «Ещё больше», – крутилось в голове Леви. Важно было не поддаться панике и не перестараться с игрой. Удобная одежда манила расслабиться, вернуть привычную осанку и походку, сунуть руки в карманы. Леви мог бы позволить себе сунуть руки в карманы, если бы он был настоящей девушкой. Эрвин мало что мог видеть, идя сзади. Пальто, раздуваемое встречным ветром, скрывало фигуру, но Леви усиленно держался роли. В неудобных ботильонах было бы намного проще, каблук сам задавал нужное движение ног.       В конце концов, дорожка была пройдена. Эрвин открыл дверь со стороны пассажирского сидения, и Леви сел. Осторожно, как садятся в машину дамы королевской семьи, хотя в брюках этом не было необходимости.        – Пристегнитесь. Дорога скользкая.               Проехав в тишине несколько минут, Эрвин включил радио, и ведущий радостно объявил топ рождественских песен.        – Поищите в бардачке какой-нибудь диск.        – У вас нет праздничного настроения? – вопрос прозвучал с неприкрытой издевкой.        – Слишком весёлая музыка для поездки в тюрьму.        – Не берите в голову. Мой дядя получил меньший срок, чем заслуживает.        – Но подарков от Санты ему ждать, наверное, не приходится?        – Ошибаетесь. Мне говорили, что весь год он вёл себя хорошо. Так, мистер Смит, тут куча дисков. Какую музыку вы считаете достойной поездки в тюрьму?        – Точно не Бритни Спирс, которую вы держите.        – Вам невозможно угодить.        – Простите. Больше никаких замечаний с моей стороны.       Леви дёрнул плечами, включил Бритни Спирс, и «Baby One More Time» полилась по салону. Брови Эрвина сдвинулись к переносице, обозначив глубокое душевное страдание.        – Если вам так не нравится, то зачем купили диск? – спросил Леви. Сам он отстукивал ритм песни на подлокотнике.        – Мэри любит Бритни. Мы даже на концерте были.               После звонка Кенни Леви одолевало беспокойство, но лёгкая мелодия и удобное кресло вытеснили переживания. Избавившись от неприятных мыслей, мозг Леви вернулся к приятным. Благо, источник их был как никогда близок, и его явно раздражала песня, отчего зачастую отстранённое лицо искрилось лёгкой нервозностью. Не будь Эрвин боссом, из чистой вредности Леви непременно заставил бы этот вулкан рвануть.       Но Эрвин был боссом, потому Леви вытащил из бардачка другой диск и сменил музыку. Искры становились всё реже и совсем стихли через километр.        – Вы даже не спрашиваете, за что сидит мой дядя, – сказал Леви, глядя вперёд. – Обычно работодателей интересуют такие истории.        – Не я вас нанимал. И обычно такие истории весьма печальны. Сомневаюсь, что вам хочется рассказывать. Но если я ошибаюсь, то у нас есть ещё несколько километров, чтобы излить душу.        – Вы правы. Это лишнее.        – Я не говорил, что это лишнее. Как журналисту, мне ваша история интересна. Как работодателю – нет. Вы не несёте ответственности за дела вашего дяди. Только за свои.       «Дела дяди – мои дела», – подумал Леви.        – В конце концов, как человеку, мне было бы любопытно услышать что-то хорошее о вашем дяде, – Эрвин улыбнулся и бросил на Леви быстрый взгляд. – Если вы оставляете все дела, чтобы навестить его по первому зову, значит, он не так плох. Давайте в этот день поговорим о чём-нибудь положительном.        – Знаете, со стороны мой дядя – тот ещё подонок, – после паузы сказал Леви. – Он был хорошим только для очень узкого круга людей. И я почему-то часто говорю о нём в прошедшем времени, будто он умер. Мне, правда, кажется, что он не жив, покуда там находится.        – Понимаю. Возможно, так и есть отчасти, – уже без улыбки подхватил Эрвин. – У него отняли важные функции живого человека. Но, по крайней мере, вы можете вести с ним полноценный диалог. С настоящими мертвецами так не получится. И что же – для вас ваш дядя был хорошим?        – Не могу дать ему оценку. Обычно говорят, что нельзя судить родителей, потому что они дали тебе жизнь. А Кенни дал мне что-то вроде второй жизни.       Леви поджал губы и сплел пальцы рук в замок.        – Я пару лет провела в приюте после смерти матери. Кенни забрал меня, когда у него появилась возможность. Сначала он казался мне обычным плохим парнем. Работал на каких-то богатых ребят, делал всё подряд, устраивал за них разборки. Он не мог оградить меня от всего этого, но очень хотел. Даже скопил денег мне на колледж, снял жилье на первое время. Сейчас я понимаю, что Кенни капец как старался. Он из ничего делал видимость нормальной жизни. Помню, он как-то пришёл домой, все руки у него были сбиты просто в мясо, и фингал на половину лица. Пьяный, к тому же. Он всегда выпивал, если дела шли неважно, но никогда не буянил. Мне это было странно. Вижу, что побитый и пьяный, думаю – сейчас начнётся. А он говорит: «Завари-ка чаю. Я нам нового кина принес». Мы в тот вечер смотрели «Дуэль под солнцем». Кенни очень любил старые вестерны. Постоянно приносил кассеты с чёрно-белыми фильмами и называл их новыми, потому что я их ещё не видела. Но Дуэль была цветной. Ещё мы как-то месяц смотрели японские фильмы, потому что тётка, про которую я вчера говорила, привезла целый пакет Куросавы. Оказалось, что фильмы без дубляжа, только с субтитрами. Тогда я узнала, что Кенни очень медленно читает. Я озвучивала для него фильмы, и он говорил, что мне в актёры надо. Про самураев Кенни тоже понравилось, но многое, вроде Расёмона, он назвал мутью. Сказал, что не понимает японцев. Что им лишь бы умереть. Кенни говорил, что не бывает никакого бесчестья, а если и бывает, то с ним можно спокойно жить.       Леви протолкнул комок в горле и с трудом расслабил сжавшиеся челюсти. «Он для меня так говорил», – эта мысль впервые пришла ему в голову.       Леви редко рассказывал о Кенни. Только наиболее яркие эпизоды из его деятельности доходили до Изабель и Фарлана, узнавших его позднее лично. В полиции многое бы отдали за то, чтобы Леви рассказал побольше, но интересных историй так и не услышали.        – Мистер Смит, смотрите на дорогу, – тихо попросил Леви, когда машина едва не соскользнула в кювет.       Эрвин пробормотал какое-то извинение и выкрутил руль.        – Кажется, я загрузила вас своими хорошими воспоминаниями.        – Всё в порядке! – излишне бодро ответил Эрвин.        – Вы смотрели старые японские фильмы?        – Что-то видел урывками. На языковых курсах мы смотрели какие-то документальные фильмы и, кстати, Расёмон.        – Тогда у вас впереди много открытий.        – Составите мне список?       Леви, сидевший последние минуты в сгорбленном состоянии, выпрямился и расправил плечи.        – Это вы по адресу. Если я что-то люблю больше вестернов, то только старые японские фильмы.        – Серьёзно? Странный выбор.        – Это было моей исследовательской темой в колледже. Мистер Смит, вы опять не смотрите на дорогу. Мы проехали поворот.        – Где?        – Был указатель. Сдайте назад.               У ворот тюрьмы, расположенной в здании девятнадцатого века, Эрвин и Леви договорились встретиться через полтора часа.        – Пока заправлюсь, – сказал Эрвин.       Леви кивнул в ответ, и они разошлись в разные стороны.       Расчёт времени был точным, так как на свидание с Кенни выделялся час, а оформление данной встречи затянулось на все полчаса. Во многом, задержка произошла из-за личности посетителя. Леви знали многие сотрудники, если не лично, то по рассказам. Почему-то его называли Тем-кого-не-удалось-посадить, хотя он честно отсидел год в более открытом исправительном заведении. Протянув паспорт очередному парню в окошке, Леви недовольно цокнул, заметив на своих ногтях бледно-розовый лак. Почему-то об этой детали маскировки он забыл, но Парень-из-окошка её тут же заметил. Это было ясно по его ухмылке.        – Можно побыстрее? – нервно попросил Леви и сунул руки в карманы. Говорить своим полным голосом было легко и приятно, как пить родниковую воду.       После оформления Леви проводили в общую комнату свиданий, где уже сидели за телефонами несколько женщин. Одна из них была с ребенком. Логично, что мужскую тюрьму посещали в основном матери и жены.        – Крайний справа, – сказал сопровождающий, и Леви почувствовал, как по телу его пробежала волна беспокойства. Он давно не видел Кенни и подсознательно боялся, что старик за это время стал совсем плох, заболел, поседел или набил на лице дурацкую наколку. Но, увидев стандартно недовольное лицо своего дяди, Леви с облегчением выдохнул и сел перед стеклянной перегородкой.       Кенни буравил племянника тяжёлым взглядом и не спешил браться за телефон. Леви же чувствовал себя идиотом, так как не мог побороть улыбку. Он первым взялся за трубку, вынудив Кенни сделать то же самое.        – Привет, – дрогнувшим голосом сказал Леви.        – Ты совсем ёбнулся, мелкий? – спросил Кенни утверждающе.        – Чего?        – У тебя, мать твою, налепленные ресницы.       «Зрение точно хуже не стало», – подумал Леви.        – Это глупая история, – сказал он в трубку. – Сниму после новогодних праздников.        – Миссис Клаус подрабатываешь что ли? Слушай, я всё-таки планирую выйти отсюда когда-нибудь и, надеюсь, ты не подкинешь мне сюрпризов.        – Какие сюрпризы? – Леви отвык от того, что Кенни часто разговаривает на языке претензий, сказывался перерыв в общении.        – А я знаю? Это же сюрпризы. Погоди-ка! У тебя ещё ногти накрашенные. Твою ж мать…        – Кенни, мы ведь не обо мне тут говорить собрались, – взял себя в руки Леви. – Ты не стал бы меня звать, если бы тебе ничего не было нужно, так что говори прямо, что тебе привезти и где у тебя болит.        – Говори прямо, – усмехнулся Кенни и скосил глаза на трубку. Разумеется, говорить прямо он не мог. Разумеется, у него был более серьёзный повод увидеться с племянником, чем нехватка сигарет или носков.        – Как твои дела? – мягче спросил Леви, понимая, что для получения основной информации нужна подводка.        – Теперь даже не знаю. Мой единственный родной племянник стал ещё большим педиком, чем был, и пришел меня опозорить перед приятелями. Трудно было оборвать эту херню на глазах?       Леви тяжело вздохнул и откинулся на спинку стула, от чего хмурые глаза Кенни резко округлились. Он снова громко выругался.        – Что ещё? – устало спросил Леви, но все понял, проследив за взглядом.        – Так, – медленно начал Кенни. – Что за сиськи?        – Не волнуйся. Они не настоящие.        – Ясен хер, что не настоящие! Леви, блять, ты доведёшь меня до истерики. Ты типа пол сменить решил или что? Что происходит?        – Да они снимаются, – только сказав это вслух, Леви понял, что ситуация не стала проще.        – Тогда почему ты их не снял?               Потому что меня привез сюда человек, считающий меня женщиной, при котором мне никак нельзя спалиться. Не волнуйся, дядя, это просто небольшая авантюра Фарлана. Я работаю горничной в богатом доме, а там брали только женщин, и почему-то хозяева поверили, что я женщина. Мне хорошо заплатят. Всё ради денег. Нет, дядя, это не проституция для извращенцев. Точно. Почему я в этом участвую? Да хрен его знает! Меня опять заболтали эти двое.               Леви ещё раз громко вздохнул.               А может, Кенни никогда и не выйдет на свободу?                – Да, я меняю пол, – сказал Леви ровно, потому что это было намного проще, чем объяснять весь театр абсурда, в котором он оказался на главной роли.       Кенни уронил трубку и опустил голову на руки. Леви смотрел то на него, то на часы на стене. Они просидели молча около пяти минут, затем Кенни помял глаза пальцами и снова взялся за телефон.        – Хрен с тобой, – сказал он. – Твоя жизнь. Только береги здоровье, а то там ведь какие-то таблетки пить надо, и резать будут. Или не будут?        – Посмотрим, – пожал плечами Леви, и Кенни кивнул два раза.        – Как сам, вообще?        – Неплохо. Живу с Фарланом и Изабель в доме какой-то бабки, которую этот прохвост охмурил незадолго до её смерти. Сейчас всем говорит, что это его настоящая бабка, но я-то знаю, что под конец жизни старуха сбрендила и приняла его за покойного мужа. История такая, что нарочно не придумаешь.       Кенни дёрнул подбородком, приглашая Леви продолжать. Сам он говорить пока не мог.        – Он хотел свистнуть у старухи телевизор. Залез в дом ночью, а она, оказывается, не спала. Фарлан сразу в штаны наделал, думал, в какую сторону бежать, а старуха его за руку схватила и спрашивает, где он шлялся так долго. Говорит, ты ж за газетой вышел, и целый час тебя не было. Фарлан ничерта не понял, стоит, хлопает глазами, а она продолжает раскручивать свой маразм. Назвала его Арчибальдом, гладить руки начала. В общем, она была не в себе и путалась во времени. Считала, что ей двадцать лет. Иногда, что тридцать. Так и говорила ему, типа ей уже тридцать, а он совсем не постарел. Этот придурок начал ей подыгрывать. Не знаю, что у него в голове было. Говорит, что искренне пожалел старушку. Вот только у старушки было дохрена сбережений, и Фарлан больше года жил, как сыр в масле. Клянётся, что ни разу ее не трахнул. Не просила, говорит. Но в одной постели спали. А потом старушка отошла в мир иной, подписав завещание, как было надо этому сердобольному альфонсу. Теперь мы втроём живем в её доме и надеемся, что у неё не было каких-то настоящих наследников, которые могли бы подать на Фарлана в суд.       Кенни слушал историю, но взгляд его при этом был абсолютно стеклянным. Мужчина только хмыкал иногда, давая понять, что ещё не совсем отключился.        – Вы с ним оба конченые, – изрёк он в качестве резюме. – А девица? Она почему до сих пор с вами?        – Не знаю. Нравится ей.        – Нашла нормальную работу?        – Пока не клеится. Она тут ещё попалась на краже морских ежей, и пока ходит на общественные работы.        – Какие нахрен морские ежи?        – Это деликатес. Она хотела попробовать.       Леви смотрел на Кенни, понимая, что тот считает всю троицу редкими придурками. Кенни смотрел на Леви так, словно считал изощрёнными придурками всю троицу. После молчаливой паузы он попыхтел по-стариковски и сел чуть ближе к столику.        – Ладно, Крысёныш, – сказал Кенни. – Надеюсь, вы там как-нибудь вырулите без меня. Но хотел бы я ещё повидаться с вами на воле.       Услышав прозвище, Леви напрягся. Это был сигнал. Дальше нужно слушать внимательно и между строк.        – Вот выйду лет через десять и поедем с тобой ремонтировать дедовский родовой замок. Хорошо ведь пожить недельку на природе? Будем только рыбачить и пиво пить. Конечно, неловко это будет выглядеть, если ты станешь бабой, но нам-то какое дело? Согласен?       Леви кивнул.        – Порыбачим.        – Сначала надо только отремонтировать пол. Слушай, а чего ждать, когда я выйду? Сам этим займись. Не откладывая. Там же доски ходуном ходят. Особенно, у койки, помню. Пообещай старику, что присмотришь за домом?        – Обещаю, – второй раз кивнул Леви.       Кенни опустил взгляд и нахмурился. Его узловатые пальцы отбивали по столешнице нервный ритм. Он не закончил своё послание, но во второй части было что-то сложное для него, поэтому разговор резко сделал разворот в сторону Леви:        – А ты чего поменять-то всё решил? Нашёл кого-то? Ты ведь знаешь, что шашни временно, а тебе потом таким жить.        – Знаю.       Кенни прищурился.        – Ладно, Крысёныш. Ты про меня почти всё знаешь, и ни за что никогда не осуждал старика. Я тебя тоже не осуждаю, потому что понимаю, что иногда нихрена не понять. Бывает, что творятся с тобой какие-то вещи, о которых ты сказать не можешь даже не потому, что стыдно, а потому что слов для этого не знаешь. Ты веришь мне, Леви?        – Верю.        – Я не убивал его. Ты всё поймешь потом. Скоро. И я надеюсь, что поймёшь, почему никак не могу втолковать это всё следователям. На своё-то имя мне плевать, если что… Видишь, опять слов не найду. Чтоб меня! Ты не такой, Леви. Ты и говорить складно умеешь, и всё про себя знаешь без утайки. Как ты только вырос таким в нашем-то дерьме?        – Благодаря тебе, Кенни.        – Брось, – мужчина рассмеялся. – Я ж дурак. Кого я чему научить могу?       Леви отрицательно покачал головой.               Остаток часа они обменивались короткими историями о том, что было с каждым из них за последнюю пару лет. Оказалось, что камерная жизнь Кенни полна событий. Он вёл себя почти примерно, издевался над одним охранником, играл в шахматы с другим, делал из проволоки корзины в качестве отработки, читал какие-то романы из библиотеки, присланные безымянной христианской сектой и повествующие о судьбах безликих праведных девушек в мире искушений.       Они простились на доброй ноте. Напоследок Кенни только попросил племянника не отрезать яйца.        – Обратно не пришьёшь, – сказал он.       Леви не знал, когда разрешат следующую встречу и надеялся, что фраза про яйца не станет последним словом Кенни в его жизни.               До ворот он шёл, опустив голову и напрочь забыв, что пора возвращаться в роль. Вспомнил, только увидев машину. К счастью, Эрвин не смотрел в его сторону. Прислонившись к капоту, он наблюдал за птицами в небе. Удивительным образом в его мужественный профиль вплеталось что-то мальчишеское.        – Как прошло? – спросил он, когда услышал хруст влажного снега под ногами.        – Неплохо, – ответил Леви. Следовало добавить каких-то деталей. Человек, привезший его сюда, заслуживал поощрения в виде рассказа о том, как славно всё вышло. – Дядя выглядит здоровым.        – Это важно, – кивнул Эрвин. – В таких местах лучше не болеть.       «Откуда тебе знать, славный мальчик?» – мысленная усмешка Леви на деле превратилась в дружелюбную улыбку.       Они сели в машину. Эрвин включил радио. Обратная поездка началась под «Last Christmas».        – Больше не Гринч? – спросил Леви. На этот раз у улыбки не было двойного дна.        – Почему-то отпустило.        – Кенни садился за руль, когда его накрывала какая-нибудь тревога. Говорил, что машина успокаивает.        – Есть в этом что-то.       Стоило отметить, что на фоне машины Эрвина колымаги Кенни едва ли казались достойным успокоительным. Временами они отказывались заводиться или издавали странные звуки, от чего нервы только сильнее шалили. Но Кенни любил их, так как собственноручно каждую перебирал по винтику. Мотор машины Эрвина работал ровно и тихо, водителю вряд ли приходилось хоть раз что-то ремонтировать в ней самому. Плавный ход и высокая посадка отдавали благополучием образцовой семьи. В такой машине вполне мог спать в детском кресле ребенок, и ни одна дорожная кочка не разбудила бы его.        – Вам нужно куда-то ещё заехать или мы возвращаемся домой?       Леви хотел дать короткий отрицательный ответ, но почему-то пожал плечами.        – Не стесняйтесь. Вы говорили сегодня, что у вас нет с собой приличной одежды. Мы могли бы забрать сейчас что-то из вашего дома.        – Зачем? У меня есть платья для работы. В остальное время я сплю.        – Неправда. Вы, как призрак,  бродите по дому в своей сорочке.        – Сорочке?       Леви свёл брови. Он на секунду усомнился в своей памяти, но, подумав, вспомнил, что ночью на нём поверх сорочки точно был халат. Не мог же он так беспечно разгуливать в тонкой ночной рубашке. Леви скосил взгляд на Эрвина, но тот усиленно смотрел на совершенно прямую дорогу. Выглядел он так же, как утром, когда сказал, что в костюме Леви ещё больше похож на юношу. В голове водителя явно шёл усиленный мыслительный процесс придумывания отводной темы.        – И долго ещё сидеть вашему дяде? – спросил он, вопреки своим же словам, сказанным ранее, по пути в тюрьму.        – Чертовски долго, – ответил Леви, позволив Эрвину немного расслабиться. – Он попросил меня навестить наш родовой замок и забрать оттуда какую-то нычку, спрятанную под полом. Видимо, это касается его недоказанных дел.        – Родовой замок?        – Мы так называем дом, в котором родились Кенни и мама. Деревянная развалюха в лесу у озера. Никаких документов на этот дом ни у кого нет, жить там невозможно, но никто на него и не претендует. Его бы снесли, если бы кто-то знал о том, что он существует. Мы иногда ездили туда с ночевкой, чтобы порыбачить с утра пораньше.        – И далеко это?       Леви сказал название озера.        – Почти по пути.        – Крюк в десять километров по отвратительной дороге вас не смущает?        – Я купил эту машину, чтобы ездить по отвратительным дорогам, но ни разу её не испытал. Давайте заберём вашу нычку.       Леви взглянул на часы. Время ещё было.        – Если вас не затруднит…        – Никаких проблем. Срежем здесь.       Похоже, Эрвин не на шутку решил испытать машину, потому что срезал он внезапно, не дожидаясь съезда. Леви подбросило на месте, и он услышал, как клацнули его зубы.        – Вы бы пристегнулись, миссис Аккерман.        – Не обижайтесь, мистер Смит, но мне кажется вы, во-первых, нервничаете, а, во-вторых, совсем не хотите ехать домой.        – Да? Почему же?        – Сегодня Сочельник. Вам бы ёлку наряжать и хлестать глинтвейн с друзьями, а вы везёте прислугу в лесную хижину её дяди-уголовника, чтобы найти неизвестно что.        – Ну, это любопытно. Как компьютерный квест.        – Не знаю. Не люблю эти игры.       В машине трясло так, что Леви приходилось держаться за верхнюю ручку. Эрвин не искал плохие дороги – он их прокладывал.        – Я тоже не любитель. Но этим летом не мог оторваться от Нэнси Дрю.        – Это ведь какая-то ерунда про девочку-детектива?        – Именно. Очень затягивает.        – Вы меня не убедите. Фарлан любит компьютерные игры. Я в этом ничего не понимаю.        – Фарлан – это ваш муж?       У Леви дрогнула бровь. Он совсем не хотел вводить новых персонажей в свою историю. Особенно, после слишком подробного рассказа о Кенни.        – Да, – бросил он. – Сейчас нужно заехать в лес, а то проскочим.       После того, как Эрвин решил сократить путь, Леви никак не мог сориентироваться. Стандартная дорога вела прямо к заброшенному дому, но снег скрыл ее. Добравшись до озера, они бы, в любом случае, увидели дом, но низкий кустарник рос слишком густо, не давая проехать к берегу.        – Придётся, выйти, – заключил Эрвин. – Простите.       Леви не смог смягчить своё лицо, когда раздраженно взглянул на водителя.        – Если вы решите убить меня в этом лесу, я пойму, – Эрвин поднял руки вверх, будто сдавался.        – Это рядом. Небольшая прогулка.               Небольшая прогулка затянулась из-за всё тех же непролазных зарослей, среди которых, к ещё большему раздражению Леви, оказалось немало шиповника.        – Если я порву ваш костюм, это будет ваша вина, – предупредил он, не оборачиваясь.        – Согласен.        – Вам, кстати, не обязательно за мной идти. Подождали бы в машине.        – Мне очень любопытно увидеть ваш родовой замок. И нычку.        – Да? А если там окажется что-нибудь вроде пакета с кокаином или орудия убийства, вы сможете спокойно спать?        – А всё это имеет отношение к вашему дяде?        – Он не во все дела меня посвящал. Я просто перестала удивляться.               Если бы Леви в какой-то момент не остановился и прямо не указал на покосившийся деревянный дом, Эрвин на за что не заметил бы его, настолько хорошо тот сливался с природой. Дом стоял среди деревьев, накренившись под немыслимым углом; его дощатые стены просвечивали; сквозь них серебрилось подмёрзшее озеро; окна были заколочены. Разумеется, ни о каком ремонте и речи быть не могло. Кенни заговорил о нём лишь для того, чтобы намекнуть на отходившие доски.       Несмотря на совершенный упадок, на двери висел замок, который, однако, отвалился вместе с проушиной, как только Леви за него дернул.        – Здесь жили дети? – спросил Эрвин, не веря услышанному после увиденного.        – Думаю, в детстве Кенни это место выглядело получше. Даже десять лет назад этот дом стоял не так криво.        – Могу я войти?        – Да, но, если мы найдем нечто компрометирующее моего дядю, мне придется вас убить.        – Что ж, это избавит нас обоих от рождественского ужина с моей матерью.       Из сырой темноты дома послышался смешок Леви. Эрвин зашёл.       Внутри дома была пара комнат, но Леви остановился в первой, судя по всему, самой большой. В центре её стояла проржавевшая печка-толстобрюшка, вдоль стен теснилась самодельная, сколоченная из досок мебель, на столе стояла покрытая грязью эмалированная посуда. Эрвин провел пальцем по щели в стене и обнаружил лохмотья мха, служившего утеплителем.        – У мамы с дядей было так себе детство, – сказал Леви и опустился на пол перед кроватью. Эрвин никак не прокомментировал это замечание.       Касаться чего-либо здесь было неприятно, но Леви без труда нашёл нужную доску и поднял её.        – Аптечка, – озвучил он находку и вытащил наверх пластиковый ящик с красным крестом.        – Если внутри не отрубленная рука, то выглядит безобидно.       Леви глянул через плечо. Эрвин смотрел на него, но стоял достаточно далеко.        – Проверяйте. Я не буду совать нос.        – Но вам ведь любопытно.       Леви вскрыл защелки с характерным звуком и поднял крышку.        – Тут какие-то письма, – сказал он. – Видимо, мне нужно будет это прочитать.        – Ваш квест продолжается.        – Оставлю это на более свободный день. Давайте возвращаться.               Леви не стал тратить время на то, чтобы приколотить замок на место. В доме не осталось ничего ценного, кроме пары ростовых отметок на дверном проеме – Кенни, Кушель, 1967.               После прогулки по лесу машина казалась особенно уютной. Леви поставил коробку с письмами на пол и принялся растирать руки. На трассу выехали по настоящей дороге, минуя чёрное поле, припорошенное тонким слоем снежной пудры.                – Вы точно не спешите домой, – сказал Леви, указав на спидометр.        – Не хочу нарушать правила.        – Мы не в населенном пункте. Можно ехать быстрее.        – Не буду вас слушать. У вас нет прав.        – Разумеется, я бесправная прислуга.        – Что вы такое говорите?        – Да ничего. Просто начинаю нервничать, что не успею навести в доме красоту до приезда миссис Смит. Кстати, о миссис Смит! Не от своей ли невесты вы второй день прячетесь?        – Как вам пришла в голову такая глупость? – усмехнулся Эрвин совершенно неправдоподобно.        – Бесправная прислуга всегда в курсе господских проблем.        – Вы провоцируете меня, чтобы я превысил скорость.        – И это тоже. Но проблема ведь есть? Я не первый год замужем. Могу помочь советом.       И снова на лице Эрвина проступила нервозные искорки, как от песни Бритни Спирс. Леви растянулся в кресле и скрестил ноги. Вообще, он не любил всяческое сводничество и вмешательство в чужую личную жизнь, но Мэри сама просила об этом. К тому же, взволнованный Эрвин казался Леви ещё более привлекательным. И, поскольку в иных наслаждениях, кроме визуальных, Леви себе отказывал, он не видел причин сейчас не совмещать приятное с полезным.        – Если вы о её переезде в другую спальню, то это всего лишь мой храп.        – В таком случае, печальный вас ждет медовый месяц.        – Не беспокойтесь за нас.       Леви поднял вверх ладони, как бы говоря, что это не его дело. Впереди показался холм с торчащим сверху особняком. Оставалось совсем немного. Леви сверился с часами. Всё-таки имело смысл отложить поездку в родовой замок.       Вдруг машина остановилась, мотор затих. Леви встревоженно взглянул на Эрвина, ожидая, что тот сейчас высадит его на дороге. Мало ли как он успел себя накрутить за пару минут молчания. Ползти пешком вверх по скользкому склону совсем не хотелось.       Но вместо гнева Эрвин вдруг впал в отчаянье. Сначала он опустил голову на руль, затем несколько секунд напряженно смотрел вперёд и, наконец, повернулся к Леви. Лицо его к этому моменту было совершенно измученным.        – У всех пар случаются кризисы, – сказал он. – Особенно, накануне свадьбы.       В его утверждениях было больше вопроса, чем констатации.        – Разумеется, – ответил Леви.       Развивать разговор не было времени.        – Мы пытались обсудить это, но Мэри всегда такая сдержанная. Мне кажется, что мои вопросы уходят в пустоту. Или я неправильно спрашиваю. Честно говоря, я и сам не знаю, что меня беспокоит.        – У вас не хватает слов?        – Вроде того. Иногда мне кажется, что я себя сам не понимаю. А иногда – что всё предельно просто. Мне спокойно с ней. Ничего нового, что могло бы выбить из колеи. Мы научились сосуществовать. Присутствуем в жизнях друг друга где-то на фоне. Разве эта спокойная гармония не есть любовь?        – Насколько я знаю, вы давно вместе. Логично, что ваши отношения встали на проторенную лыжню.        – И меня это устраивает. Но из-за свадьбы возникло какое-то неприятное напряжение. Мы, вроде как, сходим с лыжни.        – Мистер Смит, мне неловко говорить об этом, но время…        – Да, простите.       Эрвин хотел было тронуться, но снова замер, задумавшись. Леви начинал раздражаться.        – Понимаете, у меня перед глазами пример родителей. Они, конечно, порой тиранят друг друга, но сохранили какой-то огонёк спустя тридцать лет совместной жизни.       «Потому что твоя мать – демоница», – подумал Леви.        – Может, вам стоит поговорить с отцом? – предложил он вслух. – Старикам приятно иногда делиться опытом.        – Наверное, я был единственным на свете подростком, который сам подошел к отцу для разговора о сексе. И знаете, что он мне сказал?        – Понятия не имею, – ответил Леви, неотрывно глядя на часы.        – Он сунул мне сборник сонетов Петрарки и сказал, что в нём настоящая чувственность. Отец – очень застенчивый человек.        – А мы можем обсудить вашу проблему во время движения?        – Да, конечно. Что-то я совсем забыл про время… Странно. Вы – первый человек, с кем я заговорил об этом.        – Честь для меня, – безрадостно ответил Леви.        – И что вы мне посоветуете, раз говорите, что не первый год замужем? – в страдальческий тон Эрвина вдруг прокрался элемент вызова.       Само собой, Леви погорячился, назвав себя опытным в отношениях человеком. Историй его расставаний хватило бы на тысячу и одну ночь, но здоровых идей в них было критически мало. Он почти жалел, что затеял этот разговор. Во-вторых, им двигало сочувствие к запутавшейся Мэри, но, во-первых, толчком послужило гаденькое любопытство.       Леви пожал плечами. Вчерашний разговор хаотично крутился в его памяти, вытаскивая на поверхность отдельные фразы.        – Попробуйте быть кем-то другим, – нахмурившись, сказал Леви.        – Звучит как-то неправильно.        – Я не о том, что вам нужно изменить себе. Не думаю, что это вообще возможно. Во мне, например, сидит толпа разных Леви на все случаи жизни. И все они настоящие. Понимаете? Есть какой-то моральный каркас, на который можно натянуть кучу всякого, не ломая себя… Покажите ей другого Эрвина. Она знает вас, как своего жениха, а могла бы увидеть версию для Закариаса или для японского деда, у которого вы комнаты снимали. В конце концов, вы можете вместе придумать себе игру, чтобы на оговоренных условиях на один вечер стать другими людьми. Так сказать, отдохнуть друг от друга без измен.        – Миссис Аккерман, вы предлагаете нам с Мэри ролевые игры?        – Не делайте вид, будто я вам наркотики предлагаю.       Наконец-то машина остановилась перед домом. Эрвин тихо рассмеялся. Выходить он не спешил, и Леви тоже задержался, чтобы завершить разговор.        – Честно говоря, я никогда не понимал концепцию ролевых игр, – сказал Эрвин. – Как можно всерьез делать вид, что вы, допустим, пациент и доктор?        – А вы попробуйте. Стрёмно только первые пять минут. Вживетесь в роль, и вот вы уже настоящий полицейский и настоящая преступница. Или что вам ближе по духу? Препод и студентка?        – Это домогательство, – заметил Эрвин.        – Это игра. У моей матери была подруга, которую любовник просил изображать труп. Думаю, этой игрой она спасла пару тел в местном морге.               «А теперь, Леви, пора остановиться, – сказал внутренний голос. – Иначе, он решит, что ты конченый».                – Да что угодно можно придумать, – продолжил Леви, говоря всё быстрее. – Вы ведь пишете статьи. Должна быть фантазия? Кстати! Как вам идея – журналист и капризная звезда? Или, раз вам так нравится Япония, самурай и гейша. Необязательно скатываться в банальное порно с сантехником и домохозяйкой. Вот какая у вас любимая книга? Можно сыграть в мушкетера и королеву, рыцаря и благородную даму или эльфийскую принцессу, инквизитора и ведьму, клиента и проститутку. Боже, да что угодно можно придумать. Хоть Винни-Пух и Пятачок.        – Ох, только не этих ребят, пожалуйста, – выдохнул Эрвин, смотревший всё это время на Леви немигающим взглядом. Точно так же сам Леви смотрел вчера на Ханджи.        – Тогда предложите какой-нибудь вариант, чтоб немного растормошить себя.       Эрвин задумался.        – Знаете, мне совершенно ничего не приходит в голову. Не вяжется всё это со мной и Мэри. Ерунда какая-то.        – Напрягитесь. Иначе, я не выйду отсюда, приедет ваша мать и будет орать на меня, а вам будет неловко, потому что это всё из-за вашего плохого воображения.        – Хорошо, – Эрвин хлопнул ладонями по бедрам и уставился вперед. – Слепой и сиделка.        – Интересно. Что еще?        – Ещё?       Леви кивнул.        – Давайте по три варианта. Вы сказали свой. На него я предлагаю пирата и пленницу.        – Демон и монахиня.        – Это почти как инквизитор и ведьма, но засчитано. Тарзан и Джейн Портер.        – Господин и горничная.       Эрвин не повернулся, но скосил взгляд на Леви. Это была слишком топорная провокация, с которой, к своему стыду, Леви плохо совладал. На короткий миг, но на лице его проступило нечто, отдаленно напоминавшее забытое смущение. В свою очередь и к своему стыду, Эрвин сам быстро сдался. Он отвернулся, пряча смех, более уместный для провинившегося ученика.        – Простите, это было по-дурацки с моей стороны, – сказал он. – Пойдемте в дом.        – Я так оскорблена, что засчитаю вам этот вариант за техническое поражение. К тому же, он банальный.               За день солнце растопило лед на дорожке, и по ней наконец-то можно было идти спокойно. Эрвин снова пропустил Леви вперёд, но тот задержался, чтобы идти бок о бок.        – Если вам угодно, могу одолжить порванное платье, – сказал он, не смотря на собеседника. – Для игр и такое сойдет.        – Прошу, забудьте эту шутку. Она была очень глупой. Но вы первая заставили меня чувствовать себя неловко!        – Продолжайте винить во всём бесправную прислугу. Я, кстати, не назвала последний вариант. Как вам, например, госпожа и дворецкий?        – Прекрасный вариант, миссис Аккерман!        – Не подлизывайтесь, мистер Смит. Я надеюсь, что Мэри отправит вас стоять на горохе за плохой юмор. И за то, что вы опять оставили её одну на весь день.        – Она не одна. Здесь Ханджи и Майк.        – Да? И где же вторая машина? Эти двое собирались в город сегодня. Так что, мистер Смит, ползите на коленях к госпоже Мэри и просите милости.       Леви сверился с телефоном.        – У меня осталось два часа, чтобы подготовить дом к первому действию Рождественской трагедии. Постарайтесь успеть к её началу.               Как выяснилось, какими-то новыми родственниками, прибывающими вместе со старшими Смитами, были родители Мэри – мистер и миссис Невилл. Об этом Леви сообщил Моблит.        – Все останутся ночевать, – предупредил он также.       Это означало дополнительную возню с подготовкой спален.       Отработанными движениями Леви переоделся в рабочее платье и аккуратно сложил спортивный костюм на комод, рядом с кардиганом Эрвина. Все вещи стоило вернуть одной стопкой. Позже. Леви ещё раз сверился с часами, кивнул сам себе и приступил к работе.       После уборки первого дня поддержание уюта в доме Смитов не казалось ему тяжелой задачей. Он даже успел посочувствовать Нанабе, с раннего утра хлопотавшей на кухне.       Перемещаясь от комнаты к комнате с ведрами, тряпками, свежим постельным бельем, полотенцами, мыльными принадлежностями, Леви старался не думать ни о чем. Он чувствовал, что этот вечер будет самым сложным в его работе и старался гнать посторонние мысли. Не стоило купаться в подростковой тоске по Кенни и дважды не стоило погружаться в беспочвенные грёзы по Эрвину. Дважды, потому что этот мужчина был недоступен физически и, как выяснилось, почти лишен фантазии, а на такие уступки Леви сам себе не позволял идти.               Шум подъезжающего автомобиля раздался вовремя, будто Смиты ждали где-то под холмом, чтобы случайно не приехать раньше и не провести в проклятом особняке лишние десять минут.        – Я так волнуюсь, когда миссис Смит здесь, – шепнул Моблит Леви. – Вы не волнуетесь?        – Нет, – пожал плечами парень. – Я актёр, а миссис Смит – отрицательный персонаж в пьесе. Мы отыграем свои роли и никогда больше не увидимся.                       РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ТРАГЕДИЯ.               ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА               Господа:       Мистер и миссис Смит       Эрвин Смит, жених               Гости:       Мистер и миссис Невилл       Мэри Невилл, невеста       Ханджи Зоэ, взбалмошная студентка       Майк Закариас, любимец дам (самопровозглашенный)               Прислуга:       Леви Аккерман, горничная-аферист       Нанаба, повар-аферистка       Моблит, честный парень с невыясненным функционалом               МЕСТО ДЕЙСТВИЯ       Англия. Графство N. Родовое гнездо Смитов.               ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ               Гостиная дома Смитов. Просторная комната с мрачной старой мебелью, освещенная бра и отдельными лампами. В центре стоит небольшая ель, вокруг которой собрались Мэри, Эрвин, Майк и Ханджи. Горничная расставляет подсвечники, Моблит пытается ей помогать, но мешает. Входят старшие Смиты и Невиллы. Мужчины несут в руках пакеты.               Миссис Невилл. Ах, как у вас здесь дивно! Приятно видеть, когда люди ценят старину.       Миссис Смит. Да, не постесняюсь сказать, что много сил вложила в сохранение этих интерьеров. Надеюсь, в ближайшую пару лет нам удастся отреставрировать оранжерею, и тогда дом по-настоящему оживет. (В сторону.) По крайней мере, этому мерзкому призраку негде будет обитать.               Родители проходят вглубь гостиной и обнимаются с детьми.               Миссис Невилл. Дивная ель! Миниатюрная, как изящный десерт.       Миссис Смит. (Шепотом обращается к сыну) Эрвин, что за облезлое чудовище ты приволок? Не дерево, а жалкий куст. Опять удумал опозорить мать?       Эрвин. И вам счастливого Рождества, матушка.               Миссис Смит кривит рот, глядя на ель и отходит к Моблиту.               Миссис Смит. Чем ты был занят? Почему не встретил у ворот? Мы еле дотащили подарки.               Моблит виновато кланяется. Миссис Смит осматривает с ног до головы горничную и возвращается к мужу. Они начинают говорить между собой.               Миссис Смит. Эта распутная девица натолкала ваты себе в бюстгальтер.       Мистер Смит. Дорогая, как можно? С чего ты взяла?       Миссис Смит. Я точно помню, что в первую встречу вертихвостка была плоской, как паркетная доска. Для кого она это делает?       Мистер Смит. Я ничего не помню. Не имею привычки смотреть на чужие груди. Дорогая, это ли сейчас важно? Канун Рождества, наш единственный сын женится, и мы впервые собрались с новыми родственниками.       Миссис Смит. Не родственники, а парочка кретинов! Один молчит, как рыба, вторая от всего в восторге. Ещё бы ей не быть в восторге! Сами живут в своем несуразном доме на хлебе и воде. Только и делают, что пускают пыль в глаза. Наш бестолковый сын на том балу нашёл себе самую никчёмную невесту.       Мистер Смит. Любовь моя, Мэри – прекрасная девушка. Она скромна, образована и миловидна. Что ещё нужно?       Миссис Смит. Хоть какое-то приданое! Мы с тем же успехом могли подобрать невесту в ночлежке. Та бы нос не задирала из-за громкой фамилии.       Горничная. Прошу прощения. Повар мне сообщил, что праздничный ужин готов и ждёт в столовой.       Миссис Смит. Наконец-то! С утра крошки во рту не было.       Миссис Невилл. Вот в чём секрет вашей дивной фигуры.                       ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ               Столовая. Окна украшены гирляндами и еловыми ветками. Накрытый стол. Вместо верхнего света над столом горит луч прожектора. Все рассаживаются по местам. Горничная разливает игристое по бокалам.               Миссис Невилл. О вашем поваре, миссис Смит, по всему графству идёт молва.       Миссис Смит. Нам стоило большого труда выписать его из Франции. Президент чуть не увел его из-под носа. Если хотите, он может дать пару уроков вашему повару. Недорого, как родственной семье.       Миссис Невилл. Не смею просить о таком одолжении.       Миссис Смит. Напрасно. Миссис Зоэ отправляла своих поваров к нашему на уроки, и вышло недурно.       Миссис Невилл. Зоэ организуют большие приемы. Мы же редко принимаем гостей.       Миссис Смит. Кстати, о приемах! Где вы будете встречать Новый год? Тоже у Зоэ?       Миссис Невилл. (Отводит взгляд.) Боюсь, у нас другие планы.       Миссис Смит. Жаль. Там ведь будет благотворительный сбор. Не хотелось бы пропускать. И Эрвин идёт с Мэри. Я пообещала миссис Зоэ представить невесту сына. Она вся в нетерпении. Ждёт этого знакомства не меньше, чем дня, когда наша малышка Ханджи представит своего жениха. Ханджи, дорогая, вы по-прежнему верны науке?       Ханджи. (Жует.) Сейчас я верна салатику. Леви, нет ли добавки на кухне? Я, кажется, съела за всех.       Миссис Смит. На самом деле, не одна вы пропускаете в этом году приём у Зоэ. Род Райсс снова прислал отказ на приглашение. Бедняга, так и не может оправиться от настигших его бед, хоть и прошло уже почти пять лет.       Миссис Невилл. Признаться, я не в курсе подробностей его проблемы.       Миссис Смит. Он стал затворником после смерти брата. Ужасная история! Старшего Райсса убил его собственный телохранитель.               Луч прожектора со стола перемещается в угол, где замерла с салатом в руках горничная. Голос миссис Смит продолжает звучать из темноты.               Миссис Смит. И будто мало этой трагедии, на следующий же вечер в дом Райссов проник какой-то вор и избил беднягу Рода до полусмерти. К счастью, в тот момент для сбора улик подъехала полиция, и вора быстро задержали, но кто не впадёт в депрессию после такой череды потрясений?               Прожектор поворачивается к столу.               Миссис Невилл. (Крестится.) Соболезную его несчастьям. От богатства одни беды! У их семьи много завистников.       Миссис Смит. И то верно. Семья Райссов слишком богата. Знаете Фрицев? Они нам дальняя родня, но в близком родстве с Райссами. По слухам, в последнее время значительно приумножили свои доходы. Хотели даже выкупить у нас этот дом, так как когда-то он принадлежал их прадедам, но мы не согласились. Всё-таки несколько поколений моей семьи выросло здесь. От Фрицев здесь только внешние стены и суеверная сказка про призрака убитой служанки.       Миссис Невилл. Призрак? Дивно! Я, конечно, боюсь таких вещей, но что за призрак?       Миссис Смит. Чепуха. Якобы в три ночи тут начинает хозяйничать молодая женщина по имени Имир. В стародавние времена её убил господин, чтоб скрыть их порочную связь. И теперь дух то ли помогает влюблённым, то ли, наоборот, обрекает всякую любовь в этом доме. В любом случае, рекомендую нашим детям жить в другом месте. Здесь, конечно, приятный антураж, но не для семьи. Слишком много комнат и мрачно. Эрвин, мы с отцом присмотрели в пригороде один хорошенький домик. Не желаете съездить туда после праздников вместе с нами? Мне кажется, вам понравится.       Эрвин. После праздников мне нужно возвращаться в Японию.       Миссис Смит. Чепуха, дорогой! Твое хобби подождёт.       Эрвин. Это работа.       Миссис Смит. (Смеется.) Твой дед поработал за тебя и твоих внуков. Сворачивай поскорее своё ребячество. Пора сосредоточиться на семье. И о какой Японии может идти речь, когда свадьба на носу?       Эрвин. Давай поговорим об этом позже. Боюсь, мы поспорим и испортим ужин.       Миссис Смит. (Обращается к миссис Невилл.) Ох, эти дети! Вечно бунтуют, хоть уже и не подростки.       Миссис Невилл. Не знаю, миссис Смит, моя Мэри никогда мне не перечила.       Миссис Смит. Само собой. У вашей Мэри совсем нет характера.       Горничная. Несу утку! (В сторону.) Вам всем нужно срочно заткнуть чем-нибудь рты.                       ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ               Снова гостиная. Все господа и гости сидят полукругом на диване и креслах.               Миссис Невилл. Всё-таки дивный у вас повар. Французский президент должен кусать себе локти. Мэри, тебе повезло гостить здесь целых две недели, но учти, что мы уже отправили твои мерки швее. Тебе нельзя поправляться, а то не поместишься в свадебное платье.       Миссис Смит. Уже отправили? И что же у вас за швея? Платье, что на вас сейчас, шила она? Немедленно меняйте швею! Я дам вам визитку своей. Вы только посмотрите, как хорошо она посадила платье на несуразную фигуру нашей горничной! (Тычет пальцем в сторону горничной позади дивана.) И шов у нее идеальный.       Эрвин. Мама, вам, похоже, ударило в голову игристое вино. Как можно говорить такое?       Миссис Смит. А что дурного я сказала? Мы не можем допустить, чтобы свадебное платье нашей дорогой Мэри шила криворукая мастерица.       Эрвин. Но я не о швее.       Миссис Смит. А стоит подумать и о ней. В своей Японии ты похудел, мой мальчик. Нужно заново снять с тебя мерки.               Эрвин устало накрывает лицо ладонью.               Мистер Смит. Похоже, речь пошла о платьях. Не пора ли нам ненадолго разделиться с дорогими дамами? Джентльмены, пойдемте-ка в мой кабинет. Я привёз с севера отличное виски.               Мужчины синхронно поднимаются и уходят сквозь перегородку в смежную комнату. Ханджи порывается пойти за ними, но Мэри удерживает её под руку, глядя умоляющим взглядом. Мистер Невилл остается с дамами, так как не услышал приглашения мистера Смита, замечтавшись.       Свет перемещается в кабинет, где мистер Смит уже разливает виски.               Мистер Смит. Сынок, не кипятись так. От свадьбы всегда много переживаний. Пусть женщины ей займутся. У них это в крови.       Майк. Ещё чего! Это и Эрвина праздник. Его мнение нужно учитывать.       Мистер Смит. Какое у тебя мнение, сынок?       Эрвин. Папа, я поторопился. (Опускается в кресло и осушает свой стакан залпом.) Я как в бреду.       Мистер Смит. Не думай о плохом. Свадьба пройдёт, и вы заживёте с Мэри долго и счастливо, как мы с твоей матерью.               Эрвин издает стон. Майк ободряющего хлопает его по плечу.               Майк. Дружище! Глядя на вас с Мэри, даже я, закостенелый холостяк, подумал о женитьбе. Что ещё искать в жизни, когда под боком есть такая невеста? Стоит ли печалиться о том, что с кем-то не догулял? Признаюсь, меня развратило женское внимание. Но всё это пустое. Перебираешь красивых девушек ночь за ночью и ничего нового не видишь уже после первого десятка. А у вас – родство душ! Я стану самым верным мужем, если встречу такую женщину.       Эрвин. Мне жаль эту несчастную.       Мистер Смит. Сынок, ты безрадостно видишь брак. Разве наш с матерью пример не внушает тебе оптимизма?               Эрвин вздыхает и выпивает второй бокал.               Эрвин. Отец, я и вправду излишне меланхоличен в последние дни. Пожалуй, стоит выйти подышать.               Эрвин уходит. Майк и мистер Смит салютуют друг другу бокалами.               Майк. Вы знаете вашего сына. Он всегда страдал избытком мыслей.       Мистер Смит. И не умел прощать себе ошибок. Ведь если этот брак не проживет сто лет, он съест себя заживо. А, между тем, скажу тебе по большому секрету, мы с Марго не были друг у друга первыми.       Майк. (Смеется.) Кого вы хотите удивить, мистер Смит?       Мистер Смит. Нет, ты не понял, молодой человек. Мы были женаты, когда встретили друг друга.       Майк. Быть не может! Я никогда об этом не слышал.       Мистер Смит. Моя вина, что я стеснялся говорить об этом с сыном. Быть может, он стал бы проще относиться к жизни. Мы встретились с Марго тридцать лет назад в этом самом доме. Наши отцы вели общие дела, и я был приглашён погостить на несколько дней. На мою беду, в эти самые дни Марго приехала навестить родителя, не взяв супруга. Ох, какие же искры сверкали между нами. Это была не любовь с первого взгляда, а чистая страсть. Её отец очень разозлился, когда узнал, но мы уже не могли друг без друга. Попросили развода у своих супругов сразу же! Отцу Марго не нравилось, что я не голубых кровей. Он просил её хотя бы фамилию свою оставить, но, как видите, она не пошла даже на такой компромисс.       Майк. Я восхищен, мистер Смит! Никогда не подумал бы, что в вас живет такой горячий человек. Но, выходит, не врут местные байки. Имир рушит семьи в этом доме.       Мистер Смит. Как посмотреть. Она сломала две семьи, но создала третью.                       ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ               Крыльцо у чёрного хода с кухни. В свете уличного фонаря стоит горничная. Падает снег.               Горничная. Разве я главный обманщик? Каждый из них лжет всем в глаза, не дрогнув. Здесь все актёры. Одни играют во влюблённых, другие – в аристократов; мужчины – в женщин; женщины – в мужчин. Только мистер Невилл не врёт, потому что ничего не говорит! И, что всего ужасней, они слыхали о моих проступках. Меня в обличии прислуги презирая, мой облик истинный они считают злом.               Горничная сходит с крыльца и по тропе идет вперёд, к беседке.               Горничная. Я и себе вру. Который день витаю в облаках из-за того, кто просто проявил внимание. Я как помойный кот! Чуть приласкай, и душу выну. И ничего с собой я не могу поделать. Увижу эти ясные глаза, и тает сердце. Много мне не надо. Коснуться бы слегка, услышать голос…               На крыльце появляется Эрвин.               Эрвин. Миссис Аккерман! Куда же вы опять в одном лишь платье? Идёмте в дом.       Горничная. Идите сами, мистер Смит. Мне от свечей внутри нехорошо. Я постою тут.       Эрвин. Ну уж нет!               Эрвин сбегает с крыльца, быстро идет к беседке и подхватывает горничную на руки. Горничная дёргается, и он перекидывает её на плечо.               Горничная. Мистер Смит! (Ударяет Эрвина по спине, не сильно, почти кокетливо). Вы что себе позволяете?                – Миссис Аккерман, заканчивайте спектакль! Вы ведёте себя, как девочка-подросток. Зачем стоять под снегом в таком виде?        – Пустите! Я падаю.        – Вы не падаете.        – Я же чувствую, что падаю.        – А я чувствую, что держу вас.       Леви прекратил сопротивление, когда понял, что один имплант предательски выскочил из своего кармашка. Он затих, придерживая его ладонью и ощущая, как рука Эрвин обвивает тело чуть пониже линии рёбер. Для такого сентиментального человека, каким мистер Смит показал себя днём в машине, рука у него была довольно крепкой и горячей.       В таком положении Эрвин занёс Леви на кухню и опустил на пол. Со стороны могло показаться, что от испуга у Леви прихватило сердце.        – Вы в порядке? – спросил Эрвин.        – Не делайте так больше, – ответил Леви и постарался сделать строгое лицо, но в этот раз актёр в нем выдал осечку. Сердце не прихватило, но билось оно с трепетом.        – Простите. Я больше так не буду.       «Жаль», – подумал Леви и хотел сказать вслух что-нибудь колкое, но мысли разлетелись. Ему показалось, что если попросить Эрвина не делать впредь ничего подобного, то он и вправду не будет, и тогда развалится всякая мотивация находиться в этом доме до начала января. Разумеется, изначальная цель подзаработать никуда не пропала, но Леви, при внешней сдержанности, не ждал от себя благоразумия во внутренних диалогах. Да, это ребяческий бред, но Леви не врал себе и сейчас ему больше всего хотелось снова оказаться в объятиях красивого мужчины, даже если на деле он сентиментальный дурачок.        – Давайте вернёмся в гостиную, – сказал Эрвин. – Скоро полночь, и все начнут друг друга поздравлять.        – Вряд ли кто-то из ваших родственников будет поздравлять меня.        – Но это ведь ещё и ваш день рождения.       Леви вопросительно изогнул бровь.        – Я уже сказал, что смотрел вашу анкету.        – Сомневаюсь, что с этим меня тоже кто-то будет поздравлять.       Эрвин замялся.        – Что такое? – спросил Леви. Его рука начинала затекать, но отпустить грудь он не мог.        – Вообще-то, я сказал о вашем дне рождения Ханджи и Майку. Родители уедут завтра после обеда, и мы хотели отпустить вас к близким на вечер, но мне подумалось, что вы могли бы пригласить их сюда. Звучит не очень, но после рождественского ужина всегда остаётся куча продуктов. Вино у нас есть.        – Вы напрашиваетесь на вечеринку в честь моего дня рождения? – бровь Леви продолжала жить своей жизнью.       Эрвин улыбнулся и кивнул.        – А вы против?        – Я не особо люблю организовывать праздники.        – Просто позовите, кого считаете нужным: друзей, мистера Аккермана, родственников… Если их не так много, как приятелей Майка в этих краях.        – Мистер Смит, не говорите чепухи. До полуночи пятнадцать минут. Идите к семье.        – А вы не идёте?        – Мне нужно поправить бюстгальтер. Лямка отстегнулась после ваших фокусов. Только не начинайте опять извиняться! По лицу вижу, что уже собрались.        – Хорошо! Не буду. Вам помочь её пристегнуть?        – Мистер Смит.        – Простите, я что-то ляпнул. Захмелел немного. То есть, я не извиняюсь. Само собой.        – Да, будьте как-то пожестче что ли. Вы же господин. Я просто горничная.       Эрвину понадобилось несколько секунд, чтобы раскусить шутку, но затем он отвёл взгляд и глухо рассмеялся.        – Не отлынивайте от работы, миссис Аккерман. Через пять минут вы должны быть на посту в гостиной.               Выйдя к гостям, Леви застал собравшихся в состоянии спора, который, как ни странно, затеяла Ханджи. И спорила она не с кем-нибудь, а с самой миссис Смит. Из предыдущих разговоров Леви догадывался, что статус рода Зоэ весьма высок и позволяет чудаковатой девушке безнаказанно вести себя эксцентрично.        – Всегда подарки открывали наутро! – отчеканила миссис Смит и даже ткнула пальцем в столик. – В моём детстве, вообще, до двадцать шестого декабря к ёлке никто не лез.        – Какой смысл? – развела руки в стороны Ханджи. – Двадцать шестое декабря – никакой не праздник, обычный день. А завтра утром либо опять придётся ждать, когда встанут все, либо открывать каждому по отдельности. И тогда никто не увидит, понравился его подарок или нет.        – Мы все встанем в одном время.        – Так не бывает.        – Будильник! Слышали про такое?        – Нет, и не желаю.        – Хорошо! Вы можете встать хоть в обед, но остальные нормальные люди встают примерно в одно время. Мэри, во сколько ты встаешь?       Девушка испуганно уставилась на Эрвина, ища ответа в его глазах, но тот и сам его не знал. Если он что и знал в этот момент точно, так это то, что за все годы совместной жизни с матерью он так и не нашёл какой-то стабильности в её распорядке дня.        – Мэри – жаворонок, – решила самостоятельно миссис Смит. – Все порядочные леди встают рано, чтобы к началу дня хорошо выглядеть. Эта ваша богемно-академическая жизнь наводит сумбур.        – Сегодня Мэри встала в обед, – возразила Ханджи.        – И правильно. Нужно высыпаться, – на ходу сменила колею миссис Смит. – Если сильно рано вставать, будут синяки под глазами, как у нашей горничной.       Услышав это, Леви подумал, что миссис Смит не заметила его появления, но женщина беззастенчиво указала на него рукой и даже продолжила развивать тему:        – Миссис Аккерман, вы пьете какие-нибудь витамины? У вас больной вид. Нужно больше гулять (в хорошем смысле слова) и меньше курить. Вот я курю не больше десяти сигарет в день. Посмотрите, как выглядит здоровый цвет лица. Как думаете, сколько мне лет?        – Шестьдесят пять? – пожал плечами Леви. На самом деле, он знал, что миссис Смит нет шестидесяти, но соблазн был слишком велик.        – Вам бы ещё зрение проверить, – невозмутимо ответила женщина.        – Мы ведь ровесницы? – с улыбкой спросила миссис Невилл, хотя тоже знала возраст собеседницы и была моложе её на десять лет.        – Что вы! – улыбнулась миссис Смит. – Вы еще совсем девочка. Но сейчас так трудно определять возраст. Все делают себе эти инъекции, хотят навечно остаться двадцатилетними.        – Так нелепо. Зачем стыдиться своих лет? Опыт – это бесценное богатство.       Женщины на какое-то время ударились в обоюдные комплименты, хотя, говоря об инъекциях, миссис Смит прекрасно знала, что миссис Невилл использует их, а миссис Невилл, в свою очередь, слышала, что миссис Смит пару лет назад делала подтяжку.        – Хотя, конечно, бывают случаи, когда операция просто критически необходима, – сказала миссис Смит участливым тоном и повернулась к Ханджи. – Например, как девушке найти себе мужа с таким носом? Ханджи, дорогая, ты не думала что-то делать со своей бедой?        – С каким носом? Какая беда? – искренне не поняла Ханджи, отвлекшаяся на мигание гирлянды. – Вы о ком сейчас? Об Эрвине? Он говорил, что не ломал нос. Я в детстве думала, что ломал, но у него вроде всегда такой был.        – Какая разница, у кого какой нос? – поднялся мистер Смит. – Главное – не совать его в чужие дела. Дорогие дамы, зароем топор войны в эту волшебную ночь! Из-за споров мы пропустили приход Рождества. Идёмте в сад. Если небо прояснилось, то полюбуемся звёздами.       Леви заключил, что после речи мистера Смита должен был опуститься занавес.       Женщины, действительно, прекратили состязания в пассивной агрессии и встали на прогулку. Гостиная быстро опустела. Леви остался, чтобы убрать бокалы и вытряхнуть переполненную пепельницу. За весь вечер он видел сигарету только у одного человека, и человеком этим была миссис Смит.        – Роковая женщина, – пробормотал он себе под нос.       Напольные часы показывали начало первого ночи, и от уборки Леви отвлек ожидаемый телефонный звонок. Парень перенёс поднос с бокалами в левую руку и по пути на кухню принял вызов.        – Ну и где тебя черти носили? – спросил он.        – С днём Рождения, дружище! – прокричал в трубку Фарлан, и Изабель на фоне затянула поздравительную песню Мэрилин Монро. – Мы ведь первые тебя поздравили?        – Естественно. Кто ещё будет меня поздравлять?       На миг Леви задумался, не было в словах Эрвина поздравления. Не было. Только констатация того, что он знает о празднике.        – Чего тебе пожелать?        – Счастья и здоровья?        – Психического здоровья, – подсказала Изабель. – И хорошего сна.        – А чего бы ты сам себе пожелал?        – Я дофига всего хочу.       Леви поставил поднос на остров и сел у окна.        – Хочу съехать от вас. Хочу снять такой фильм, чтоб на Каннский фестиваль позвали. И чтоб его запретили в половине стран мира. Хочу новую камеру, но, видимо, не судьба. Я увидел, откуда Изабель взяла деньги на своё гребаное платье.        – Это Вивьен Вествуд!        – Это платье. Кто ворует у своих, сестрёнка?        – Я бы вернула. Ты не заметил бы даже.        – Проехали.       – Мы заработаем и подарим тебе камеру на следующую днюху, – заверил Фарлан. – Может, в этом году ты хотел бы получить что-то ещё? Недорогое. Желательно, сделанное своими руками.        – Я не жду от вас подарков, бездельники.        – Но ты нам всегда их даришь. Леви, скажи, что мы можем подарить тебе? Хочешь, я сочиню тебе рэп?        – Спасибо, мне и без рэпа за тебя через день стыдно.       Внимание Леви переключилось на окно. Обойдя дом вокруг, хозяева с гостями вышли к пруду. Кучка тёмных фигур сгрудилась на фоне снега. Мистер Смит отключил ближайший фонарь, чтобы лучше видеть небо.        – Серьёзно, братишка, чего ты хочешь? – спросила Изабель.        – Хочу, чтобы меня трахнул Эрвин Смит, – задумчиво проговорил Леви.        – Что он сказал? Я не расслышала. Фарлан, ты понял?        – Прости, дружище, но этого мы тоже подарить не можем.        – Мне что ли не послышалось? Леви! Он очень красивый, да?        – Приходите и сами посмотрите, – ответил Леви и отвернулся от окна.        – Я не могу, – даже по телефону Леви слышал, как Изабель недовольно морщит нос. – Дурацкий браслет.        – А мы можем прийти? – оживился Фарлан.        – Господа предложили мне устроить званый ужин в честь дня рождения. Сказали, что могу пригласить мужа и друзей. Будешь моим мужем, Фарлан?        – Ты опять стебёшься?        – А ты опять напугался?        – Серьёзно, дружище! Я готов. Я тоже умею изображать, хоть и не учился. Мне капец как интересно, что там у тебя.        – Особенно хорошо ты изображаешь мужей. А вообще, я серьёзно. Вокруг меня творится какой-то сюр. Не будет хуже, если ты придёшь. Только постарайся поменьше болтать.       По звукам из динамика Леви понимал, что Фарлан не на шутку взволнован предложением. Разумеется, он согласится, ведь нелепые авантюры были его специализацией.        – Так! – вернулся к разговору Фарлан после приступа экстаза. – Есть какая-то вводная информация? Ты что-то рассказывал про мистера Аккермана?        – Ну, я говорил, что ты играешь в компьютерные игры, и, кажется, всё… Ах, нет! Ещё я сказал, что ты импотент.        – Что? Зачем? Кому?        – У нас тут было что-то вроде девичника. Естественно, разговор зашёл про секс, а мне было лень придумывать женский опыт. Вот и сказал, что нет никакого секса.        – Чего там придумывать? – Фарлан был возмущен, словно клевета касалась его, а не какого-то выдуманного мистера Аккермана. – У тебя ведь был женский опыт.        – Ты идиот, – сказал Леви, отскребая со столешницы засохшую каплю соуса. – И я не понимаю, почему тебе до сих пор кто-то в этом городе даёт.       Фарлан хотел продолжить оправдания, но Леви пресёк его монолог на корню.        – Короче, я скажу, что ты придёшь. Время напишу тебе смской. Будь хорошим мальчиком и не надевай рубашку с трениками.       Леви закрыл телефон и вытянулся на стуле. Кухонные часы громко тикали в тишине. Взгляд Леви упал на шоколадную фигурку Санты, забытую Нанабой на столе.        – Я хорошо вёл себя в этом году, – сказал Леви отрешённо. – И в прошлом тоже. Я вообще неплохо веду себя после тюрячки. Санта, может, сделаешь мне подарок?       Шоколадный старик молчал, ждал чего-то, но вслух Леви ничего больше не сказал. Только подумал: «Всего и сразу не прошу, выбери что-то на своё усмотрение. Я бы хотел новую камеру или тело Эрвина Смита. Живое, конечно, тело. Разок. Или два, если понравится. Я не озабоченный, честно. Просто любопытно».       Леви облокотился на стол и положил голову на руки. Иногда он все-таки врал себе, как сейчас, поэтому во взгляде шоколадного Санты читался укор.        – А может, и озабоченный.