В главной роли Леви Аккерман

      Санта исполнил желание Леви как сумел. Этой ночью мужчина не видел кошмаров, потому что их место занял пугающе реалистичный эротический сон. Пробудившись, как принято, в преддверии кульминации, Леви издал жалобный стон и перевернулся на живот, в нижней части которого ощущалось болезненное напряжение. Некоторое время он лежал, уткнувшись лицом в подушку и дожидаясь, когда эрекция пройдёт сама собой. Это было новым этапом его целибата, заключающемся в том, чтобы не давать бесплодным фантазиям разрастаться. Он не видел точно конечной цели своей долгой пытки, но предполагал, что в какой-то момент должно наступить просветление. Пока его настигло только особенно глубокое желание. Он смутно помнил образ мужчины, которого ему подкинуло подсознание, но прототип был очевиден. Вероятно, так инкубы и суккубы по ночам мучили монахов в холодных кельях.               Вся затея с воздержанием родилась в голове Леви не из логического построения, а из интуитивного предчувствия. Летним вечером, возвращаясь домой после очередных скоропостижно закончившихся отношений, он вдруг подумал, что сил его на это дерьмо больше нет и пора покончить с пресловутым родовым проклятьем, обрёкшим его мать влюбляться в конченых мужчин. Каждый новый сожитель Кушель Аккерман только добавлял ей денежных долгов и болезней, одна из которых отправила женщину на тот свет. Клиенты были получше: они пользовались презервативами и платили за секс. Для настоящих отношений Кушель предпочитала искать в грязи алмазы, но раз за разом они оказывались просто более твёрдыми кусками дерьма.       За то время, прожитое с матерью, Леви уяснил для себя две вещи: предохраняться нужно всегда, а брать кредиты для сожителей – никогда.       Само собой, после разрыва Леви пребывал в упадническом настроении и думал навсегда завязать с отношениями. Но он не врал себе и знал, что влезет в них снова, легко и быстро; возможно, к концу текущей недели. Не потому, что Леви был влюбчивым. Просто временами ему безумно хотелось телесной близости, а для этого лучше было иметь какой-то вариант под боком: попытки закадрить кого-то по срочной надобности выглядели совсем уж отчаянно.               – В тебе есть жажда разрушения, – сказал как-то выпивший Кенни. – Твоё право, но вся эта хрень, в первую очередь, тебя же и разрушает.               На трезвую голову Кенни такого не говорил и зачастую просто недоумевал от поведения племянника. Так было, например, в первый вечер, когда Кенни только забрал его. Позднее Леви старался не вспоминать этот эпизод.       Тогда они провели вместе вполне обычный семейный день: закупили какие-то мелочи к новой школе, пообедали на заправке, потом поехали домой, где у Кенни была отличная, по представлениям Леви, квартирка с двумя спальнями и гостиной. Там было пустовато, и требовался ремонт, но отдельная комната после двух лет вынужденного соседства и отсутствия всякого личного пространства немного порадовала паренька. Он пролежал в комнате часа три, просто слушая тишину, пока Кенни не позвал его ужинать. Леви ел макароны, Кенни сразу перешёл на пиво.        – Ты не сиди там сычом, – сказал Кенни, смахнув ладонью крошки со стола. – Телек посмотрим. По программе вроде должно быть кино. Хорошее. Я в детстве смотрел. Выползай, короче.       Леви кивнул и поблагодарил дядю за ужин, как было принято делать в столовой детского дома.        – Спасибо на хлеб не намажешь, – привычно ответил Кенни и хрипло рассмеялся, ещё не зная, что совершил роковую ошибку.       На начало фильма Леви опоздал, потому что долго торчал в душе. «Смывает казённую грязь», – подумал тогда Кенни. Сам мужчина уютно разместился на диване со второй за вечер баночкой пива, чтобы провести время в компании Клинта Иствуда. Несколько месяцев он метался и волновался, готовясь забрать Леви домой, но, сделав это, вдруг успокоился. Парень пока не казался ему проблемным. Если что, усмирить его будет проще, чем сокамерников.       Выйдя из душа, Леви нерешительно замер в дверном проеме.        – Иди сюда, малец, – не глядя, сказал Кенни и похлопал по дивану около себя. Леви так же молча прошёл в гостиную и сел.        – Чего скромничаешь? – усмехнулся Кенни. – Ты ж на воле. Расслабься и получай удовольствие. В пределах разумного, конечно, – осёкся он, поняв, что полная воля Леви не в его интересах.        – Что мне нужно делать? – тихо спросил Леви. Если бы Кенни смотрел на него в этот момент, то точно заподозрил бы неладное. Леви сидел прямо, сжав лежавшие на коленях руки в кулаки. Ни о какой расслабленности и речи не шло.        – Просто отдыхай, парень – отмахнулся Кенни. – Что ты можешь сейчас сделать? – мужчина кивнул на окно, намекнув, что время уже позднее.        – Я всё могу.       Кенни по-прежнему упорно игнорировал тревожные звонки.        – Так уж – всё! – опять усмехнулся он.        – Извини, Кенни, я устал после дороги. Если ты не против, я всё сделаю и пойду спать.       Кенни издал какой-то вопросительный звук и наконец-то отвернулся от экрана.        – Подожди, я сниму майку, чтоб не замарать, – сказал Леви.       Кенни молча, сведя брови, наблюдал за тем, как парень аккуратно складывает одежду на подлокотник дивана.        – Ты чего? – с беспокойством в голосе спросил Кенни. Пиво успело его расслабить, и он слегка подтормаживал.       Проигнорировав вопрос, Леви сел перед ним на пол, и Кенни едва успел перехватить руку племянника на полпути к резинке своих штанов. Через минуту Кенни пожалел о своём поведении, но в тот момент его накрыла вселенская ярость. Он оттолкнул Леви в сторону так, что тот повалился на спину, и принялся ругать парня последними словами; сказал, что в нём, похоже, играет блядская материнская кровь, что он малолетний педик, которого он, Кенни, имел глупость пустить в свой дом, что он вернёт его в бордель для извращенцев, откуда сегодня забрал. Именно тут, на последней фразе, Кенни вдруг очнулся, поняв, из какой бездны на самом деле сейчас выбрался Леви. Мужчина опустился обратно на диван и от стыда закрыл лицо широкими ладонями. Его племянник по-прежнему лежал на спине и безучастно глядел в потолок. Остатки пива растекались по линолеуму.       Леви заговорил первым:        – Ты вернёшь меня завтра?       Кенни снова издал вопросительный звук и посмотрел на него.        – Нет, – сказал он устало. – Ты никогда там больше не окажешься.        – А тебе я зачем?        – Да хрен его знает. Папаша из меня никудышный, но мы ж вроде как родня. Одевайся давай, а то выдумал... Напал на дядьку – я аж испугался. Извращенец мелкий. Как мне спать с тобой в одном доме теперь? Вдруг ещё чего удумаешь.       Кенни всегда отшучивался, когда ему было тошно и плохо. После он старался ни о чём не спрашивать Леви и также не вспоминать этот эпизод. Только пару раз, когда Леви упрекал его в неправильных решениях, отвечал ему:        – Да, я кое-что попутал, а ты вообще хотел мне отсосать в день знакомства. Придурок.       Кенни действовал, как умел, но невольно, из лучших побуждений, стал для Леви очередным взрослым, убеждавшим юношу в том, что ничего страшного с ним не случилось. Это был один из случаев, когда Кенни не хватило слов. Он толком не воспитывал Леви, впутывал временами в свои дела, по пьяни выдавал случайные нравоучения и старательно избегал своего прошлого и прошлого племянника. Там было погано, а поганого и в настоящем хватало.               В тот вечер, полтора года назад, Леви многое вспомнил из своей жизни и из коротких комментариев Кенни на её счет, и тогда ему показалось, что он принял катастрофически мало самостоятельных, взвешенных решений. Будто когда-то, вероятно, в момент рождения, грязный водоворот закрутил его и не выпускал до того дня. Конечно, светлые моменты бывали, но все они проходили под печатью злого рока. Взрослые, сами сломленные и упавшие на дно, говорили, что всё идёт своим чередом, и все через это проходят. Только психолог в детском доме странными заумными словами пыталась ему намекнуть, что не всё в порядке.                – Я что-то сделал неправильно? – спросил её тогда Леви.        – Не ты. С тобой.               После этого разговора Леви молчаливо взбунтовался. Какая-то важная тётка в брючном костюмчике вздумала говорить, что он себе не хозяин! Разумеется, хозяин. Сам принял решение, сам согласился, ничего страшного не произошло, а если бы и произошло, то взрослая соседка, подруга матери, видевшая всё, непременно так и сказала бы, но она сказала не так.                – Ты сильно-то не убивайся, – сказала она. – Со мной тоже так было, и ничего. И с мамкой твоей было. Только не тупи на будущее. Когда в следующий раз придут, грози полицией и проси двойную плату.               Десять лет Леви жил с верой, что сковавший его тогда страх был необоснован. Что стыд и горькое чувство душевной боли ему навязали злые люди в брючных костюмчиках, что тело его всегда принадлежало ему, но вдруг, разбитый совершенно рядовым расставанием, уже взрослый Леви осознал, что годами врал себе. Его словарный запас к этому моменту значительно увеличился, он вспомнил всё, что говорила психолог, и понял, что она была права. Говоря, что с Леви происходило нечто неправильное, она не ругала его, как тогда казалось, а пыталась разрешить его внутренний конфликт. Не она навязала ему стыд за случившееся, а люди, из-за которых это случилось. Его стыд был выгоден им, ведь он заставлял его молчать.       Леви сел на бордюр парковки около супермаркета, оглушённый открывшейся перед ним ретроспективой. События начали разматываться с того дня, когда мать, попав в больницу, не вышла в мотель, и хозяин пришёл за ней, а нашёл его; пролетел месяц одиночества, когда Леви не знал, жива ли она и зачем жить ему; детский дом, который должен был стать убежищем, но, на деле, вырвав мальчика из одного круга насилия, бросил в другой; Кенни, мнимая свобода, вереница больных влюбленностей – десять лет уходили корнями в тот день, когда мать попала в больницу. После всё проистекало из рокового дня; каждое последующее решение было попыткой исправить прошлое, оправдать себя, сгладить воспоминания, доказать всем, что он не стыдится себя после этого, что это был его выбор.               – А ты думал, будет как в кине? – сказала в тот вечер соседка. – По телеку не показывают кино про настоящую жизнь, им Папа Римский не разрешает. Если кино посмотреть, то все сначала влюбляются, потом целуются, потом женятся – и всё. Бывает, конечно, что мужику с бабой в кине разрешат перепихнуться, но потом-то они точно поженятся, потому что в фильмах трахаются только от большой любви. А в жизни вся эта возня происходит без повода. Грустно – потрахался. Настроение хорошее – два раза можно. Иногда просто зудит или одиноко, или ещё какая херня. Не бери в голову.               Тем вечером Леви сделал вывод, что десять лет его жизни потрачены на защиту иллюзии, в которой сам он давно не нуждался. Леви видел других подростков, оказавшихся в похожей ситуации, и ему в голову не приходило винить их за это. Его одолевало только бесконечное сочувствие, которое он почему-то не мог проявить к себе. Когда ему кто-то говорил, что он выбирает не тех людей или действует себе во вред, он наглядно демонстрировал, что может сделать ещё хуже, и это будет его выбором, что телу нет дела до сердечной боли. Выходило, будто все те странные мужчины, с которыми он проводил вместе ночь или месяц, были лишь попыткой показать абстрактному всему миру, что Леви не испытывал отвращения к отвратительным людям; что его не нужно спасать, ведь ему комфортно в змеином болоте. Он с ранних лет, как на наркотике, сидел на самоистязании, страдая только от того, что редко удавалось повысить дозу, потому что настоящие отморозки на дороге не валялись. Приходилось довольствоваться лёгким кайфом от эмоциональных манипуляторов, завравшихся женатиков и таких же надломленных жертв закостенелых травм. Леви понял, что никого из них не любил сколько-нибудь глубоко, потому что эту опцию из него вытравили парой случайных фраз в нужный момент; он легко забывался в поисках новых ощущений. Секс, как акт любви и одна из форм её проявления, ему не доставлял удовольствия, а только облегчал стыд того дня, когда мать попала больницу.       Леви сидел на парковке у супермаркета, дышал тёплым воздухом летней ночи и силился понять, кто же в итоге он такой и чего хочет. Одно лишь ему было ясно: с отношениями пока нужно было завязать. Сначала пережить ломку, а потом уже искать здоровые источники дофамина.               Без лишних подробностей, но именно эти воспоминания Леви прокрутил в голове, чтобы успокоить взбунтовавшееся желание. Когда, наконец, отпустило, он перевернулся на спину и выдохнул. Эрекция ещё не до конца прошла, и смотрелась комично под ночной сорочкой, больше подходившей для праведной жёнушки или бабули. Судя по темноте за окном, было ещё довольно рано, но Леви знал, что уже не уснёт. Он вспомнил, что пригласил сегодня Фарлана, и на душе стало слегка тревожно. С одной стороны, неплохо было бы увидеться с кем-то из своих, и, если Фарлан сам провалит свой же план, то винить ему будет некого, а Леви получит свободу. С другой стороны, Леви не хотел провалить всё сейчас, когда так удачно прошли первые дни, и он потратил много сил. К тому же, Эрвин оставался его маленьким греховным удовольствием, в разговорах с ним Леви позволял себе столько вольностей, что образ благочестивой жены шёл трещинами. Почти перестав следить за словами, Леви держал роль на одном только языке тела.               В ванной парень выругался, заметив, что на левом глазу нарощенных ресниц почти не осталось. Вероятно, перед сном он переусердствовал с умыванием. Сначала хотелось оставить всё, как есть, но теперь глаза сильно отличались. Еще раз выругавшись, он попытался выщипать лишнее для симметрии. Стало хуже. Ресницы потеряли всякую форму и торчали пучками.        – Да кто же это придумал? – ворчал он, крутя головой перед зеркалом.       В конце концов, Леви был вынужден признать мастерство Изабель. Без ресниц его лицо сильно потеряло в женственности.       Вернувшись в комнату, Леви достал косметичку. Он рассудил, что макияж не превратится в грим от одной только туши. Новым открытием для него стал тот факт, что при приближении кисточки, глаз рефлекторно закрывается. После всех мучений, тушь не дала нужного эффекта, и ресницы слиплись в паучьи лапки. По примеру матери из детских воспоминаний, Леви начал разделять их при помощи швейной иглы. Пока он боролся с ресницами, запели петухи, и проснулся Моблит. Результат не устроил Леви, но ему в голову пришла другая идея: облезлые ресницы не будут так заметны, если накрасить веко тёмными тенями. Но из-за теней лицо стало казаться совсем больным и бледным, что могло спровоцировать миссис Смит, а слушать её голос лишний раз не хотелось. Леви нанёс тональный крем, чуть темнее своего естественного цвета кожи, и румяна. Он не совсем понимал, что после нанесения тонального крема делать с губами и бровями, поэтому случайно частично их замазал. Без бровей и губ он снова стал похож на труп. Необходимо было нарисовать пропавшие объекты заново, опять поймав симметрию. Тогда Леви понял, что у него отличаются не только брови, но и губы – нижняя чуть больше верхней. В природе симметрии не было, но внутренний голос заставлял Леви её создать.               Когда мужчина закончил с макияжем и взглянул на время, он с ужасом обнаружил, что куда-то бесследно испарилось полтора часа. Результат ему категорически не нравился, хоть и выглядел аккуратно. Леви часто говорили, что он похож на мать. Сейчас он тоже был похож на нее, но в тот момент, когда она стояла в боевой готовности на крыльце трейлера и ждала машину сутенёра. Такой макияж не годился для прислуги, и было бы верным решением смыть его полностью, но в этот момент в комнату робко постучали. Леви спешно накинул халат и открыл. Это был Моблит. Увидев лицо Леви, молодой человек вздрогнул, но никак не прокомментировал мастерство горничной.        – Миссис Смит уже встали и попросили, чтобы вы принесли ей кофе в спальню.        – В спальню? Она же встала.        – Встала, увидела, что все спят, и захотела завтрак в постель. Нани приготовил, вы только унесите.        – Нани, – фыркнул Леви. – Так боишься проболтаться, что даже между нами зовёшь нас официальными именами.        – Мне очень тяжело даётся ложь. Пожалуйста, не искушайте… И не гуляйте по коридору в распахнутом халате.               Леви знал, что полностью смыть макияж не проще, чем нанести, и времени на это у него не осталось. Он переоделся в рабочее платье, забрал поднос с кухни и направился к миссис Смит с тем, что было. Накануне хозяйка попросила себе отдельную спальню, сославшись на обострявшийся после виски храп мистера Смита. Благо, внезапно уехавший Флагон позволил выделить комнату, не перемещая никуда несчастную Мэри, которая под конец вечера, наобщавшись с матерью и будущей свекровью, могла только молча пить шампанское и иногда безрадостно улыбаться.               Леви постучал, услышал приглашение и вошёл. Миссис Смит явно играла в светскую даму, принимающую гостей в постели. Она достала из шкафа целую гору дополнительных подушек, оформила волосы в небрежную укладку и нарядилась в отглаженный шёлковый пеньюар. Вероятно, она ждала утреннего визита миссис Невилл. Леви поставил поднос.        – Что-нибудь ещё? – спросил он, опустив голову. От этого вид его казался кротким, но он просто старался не привлекать внимания к своему боевому раскрасу.        – Сядь, дорогуша, – миссис Смит ткнула пальцем в кресло у кровати.       Леви помнил, что ещё вчера оно стояло у окна, и явно было перетащено для приема утренних гостей. Испытывая дурные предчувствия, Леви сел.        – Посмотри-ка на меня, – попросила миссис Смит и театрально ахнула, будто не заметила макияжа в первый же момент после появления Леви в комнате. – Что за ужас у тебя на лице?       Леви очень хотелось самому смыть этот ужас, но признаться в этом миссис Смит он не мог, поэтому просто ждал сути разговора.        – Немедленно смой это безобразие!        – Сейчас?        – Нет! Погоди. У меня есть к тебе пара вопросов.       Миссис Смит выдержала паузу.        – Не могу найти зажигалку. У тебя, случайно, не с собой?       Ожидая подвоха, Леви вытащил зажигалку из кармана. Подвоха не было. Маргарет Смит просто хотелось покурить с утра. Продлевая паузу, она затянулась.        – Как тебе невеста моего сына?       Леви встрепенулся, мысленно поблагодарив миссис Смит за то, что та не спросила, как ему её сын.        – Тебе не кажется, что с ней что-то не так? Может быть, ты что-нибудь слышала? Знаешь, прислугу вечно не замечают в комнате.        – Если вас настораживает что-то конкретное, то намекните, потому что я не понимаю, о чём речь.        – Я вижу, что между Мэри и Эрвином пробежала чёрная кошка. По моему мнению, им не следовало так затягивать с женитьбой. Я так ему и сказала, когда он вернулся из своей дурацкой командировки. В командировку ему, кстати, тоже не стоило ездить, ведь даже самые праведные девушки начинают чудить от долгой разлуки, а Мэри – чертовски праведная, и меня это бесит. От тихонь всегда жди беды. Они куда хуже девиц вроде тебя. Терпят, копят и выкидывают что-то совершенно выходящее за рамки. Скажи, Леви, они с Эрвином ночуют в разных спальнях?        – Какой ответ вас устроит? Да, они не спят друг с другом до свадьбы? Или, может быть, нет, они уснуть друг без друга не могут.        – Я не ханжа. Я просто мать, которая беспокоится за сына.        – У них все в порядке, миссис Смит.        – Ты прекрасно знаешь, что врёшь мне сейчас. Вчера они даже не смотрели друг на друга за ужином.        – Если вы не считаете Мэри подходящей партией, то зачем торопили их со свадьбой?       Миссис Смит тяжело вздохнула и вдруг пустилась в откровения:        – Я не могу быть объективной, ведь когда-то сама изменила первому мужу и сбежала от него, хотя думала, что так ведут себя только падшие женщины. И теперь, зная, на какие подлости способна заскучавшая в браке жена, я с опаской смотрю на каждую, кто близко подбирается к моему сыну. Даже на тебя, Леви. Разумеется, на отношения с ним ты не претендуешь, но есть в тебе что-то… К черту! Дело в Мэри и Эрвине. Ты, вероятно, слышала, о скандале в одной из близких к нам семей, ведь слуги вечно треплются о подобном. Сын моей подруги оказался не той ориентации, и репутация многих молодых людей из нашего окружения посыпалась, как карточный домик. Те, кого задеть не успело, начали действовать на опережение, звать детей на все приемы с парами, устраивать свадьбы. Я уверена в Эрвине, но паника и меня не миновала. В этом году либо он, либо Мэри вечно были в разъездах. Она, веришь ли, с перерывами четыре месяца провела в Африке. Учила детей английскому. Так вышло, что, кроме моего Эрвина и проклятого Закариаса, все представили своих девушек публике. Невиллы – затворники. Их никто не знает. Я, как помешанная, всем рассказываю о какой-то полумифической Мэри, а Эрвин вообще пропадает неизвестно где, будто прячется. Представляешь, под каким прессом я оказалась? Я буквально силой заставила их назначить дату свадьбы. То есть, разумеется, когда-нибудь они поженились бы, но сколько мне ещё пришлось бы отбиваться от нападок, если бы они продолжили с этим тянуть? А теперь я вижу, что им друг на друга плевать! Уж не знаю, что творится в голове у моего сумасбродного сына, но Мэри… Да это чистая мадам Бовари!       Миссис Смит не на шутку разошлась. Забыв о завтраке, она раскурила вторую сигарету. Ее щёки пылали, в глазах играл нездоровый блеск.        – Почему вы говорите мне всё это? – спросил Леви, искренне недоумевая.        – Потому что я надеюсь на твою помощь, – резко успокоившись, ответила миссис Смит. – Сегодня мы уедем, у нас уже билеты на горнолыжный курорт, но ты, пожалуйста, проследи за этой парочкой. Я хочу знать первой, если грянет гром.       Наконец-то женщина заметила свой кофе и залпом осушила маленькую чашечку.        – К тому же, я уверена, что ты не осудишь моё легкое помешательство. Вы никогда не осуждаете, – добавила она.        – Мы?        – Да, вы – падшие женщины.       Леви следовало бы возмутиться во имя роли миссис Аккерман, но почему-то из груди его вырвался только смешок. Миссис Смит заметила это, и лицо её вдруг смягчилось.               К обеду проснулись все, кроме Ханджи, которая, похоже, решила не спускаться из принципа. Если миссис Смит не пожелала открыть подарки ночью, то и радости от подарка на её лице она не увидит.       Отобедав, обитатели дома собрались в гостиной и приступили к разбору коробок под ёлкой. Миссис Смит ещё раз позволила себе поворчать по поводу маленького размера дерева.        – Не будь она женщиной, я решил бы, что у твоей матери комплексы, – шепнул Эрвину Майк.        – Тебе тоже дерево казалось маленьким, – напомнил Эрвин.        – Да потому что это в самом деле какой-то ободранный куст, а не ёлка! Без шуток. Лишайная кошка с помойки в мире деревьев, только ты за неё ещё и деньги заплатил.        – Где Моблит? – Мэри подняла над головой коробку. – Тут ему подарок.       Моблиту всегда доставались подарки на Рождество, но обычно их не клали под ёлку, а отдавали в конверте вместе с премией за хороший год. Услышав своё имя каким-то чудом, парень выбежал из бокового коридора.        – От кого это? – спросил он, приняв коробку. – Неудобно. Я вам ничего не готовил…       Все собравшиеся отрицали свою причастность к подарку.        – Видимо, Ханджи положила, – сказал Майк.       Лицо Моблита залилось ярким румянцем; блаженно улыбаясь, он отошёл в сторону, а затем аккуратно потряс коробку. Внутри будто ударились друга о друга костяшки счётов.        – Что там? – заглянул через плечо парня Майк.       Открывать подарок при посторонних не хотелось, но Майк сам готов был потрясти Моблита, чтоб угадать, что внутри коробки. Пришлось вскрыть подарочную бумагу.        – Акварель, – сказал Моблит и нежно провел рукой по деревянному ящичку с красками.        – А ты что ли рисуешь? Не знал. Покажешь рисунки?       Моблит снова вспыхнул, пробормотал что-то невнятное и, сославшись на дела, поспешил уйти. Майк не стал задерживать и переключился на чужие подарки. Свои он нагло вскрыл ещё ночью, пока все спали, и улыбку у него вызвала только ёлочная игрушка в виде петуха в форме гвардейца, которую, очевидно, положил Эрвин.       Коробки и пакеты опустели. Каждый получил свою порцию ароматизированных свечей, вязаных носков, клетчатых шарфов и более существенных мелочей от кого-то поближе.        – Интересно, они сговаривались? – улыбаясь, Мэри показала миссис Смит браслет от Эрвина на своей руке. Точно такой же лежал в коробке свекрови, подписанной её мужем. Украшение сразу потеряло в глазах миссис Смит несколько очков, хотя сначала очень ей понравилось. Майк пошутил про новую семейную эмблему        – Наверное, в магазине была акция, когда второй дают бесплатно, – мистер Невилл подал голос впервые за два дня, и вышло это крайне неудачно.               После подарков и короткой напряженной беседы на тему предстоявшей свадьбы обе пары родителей начали готовиться к отъезду.        – Постойте! – спохватилась миссис Смит. – Нужно сделать общее фото. Это ведь первое наше совместное Рождество. Давайте дамы сядут на диван, а джентльмены встанут за спинкой. Леви, малышка, сними нас так, чтоб в кадр попала ёлка. Понимаю, что её сложно не закрыть, но ты постарайся. Момент! Где-то в сумочке у меня фотоаппарат.       Леви принял от миссис Смит розовую цифровую «мыльницу» и терпеливо выслушал инструкцию по съемке.        – Он должен поймать фокус, – пояснила женщина. – Понимаешь? Чтоб лица не были как в тумане.       Леви отошёл на расстояние, посмотрел в экранчик, недовольно цокнул и покачал головой.        – А мы можем сдвинуть диван влево? Свет с окна падает не на всех.       Уже севшая в центре дивана миссис Смит тоже недовольно цокнула, но встала и позволила мужчинам перенести диван.        – Нужно включить гирлянду! – подскочила Мэри. – Рождество же, пусть ёлка светится на фоне.       Её просьбу тоже выполнили, но теперь освещение снова перестало устраивать Леви. Под напряжённое молчание ожидавших зрителей Леви принялся быстро переставлять лампы в гостиной.        – Что она делает? – шепнула миссис Смит.        – Кажется, Леви занималась съемкой свадеб, – неуверенно ответила Мэри.        – Мистер Закариас, встаньте с другой стороны, пожалуйста, – попросил Леви, вновь сверившись с картинкой на экране. – Всё-таки здесь проблемы со светом, – добавил он себе под нос.       Ещё пару минут все наблюдали, как Леви копается в настройках фотоаппарата.        – Вы мне там все собьёте, – с натянутой улыбкой сказала миссис Смит.        – Тут нечего сбивать, – невозмутимо ответил Леви. – Готово! Сделайте вид, как будто вы рады всё ещё здесь находиться. Раз, два, три – птичка. Миссис Смит, вам не понравилась моя шутка? Улыбнитесь. Второй дубль! Мистер Смит-старший, снимите очки – в них жутко отражается свет. Третий дубль! Мистер Смит-младший, у вас неестественная улыбка. Вы будто прирезать здесь всех хотите. Четвертый дубль!       В тот момент, когда миссис Смит готова была закричать, что проблема не в моделях, а в кривых руках фотографа, и что следует попросить сделать один несчастный снимок Моблита, Леви объявил, что получился удачный кадр.        – Миссис Смит, у вас такой чудесный румянец на щеках, – сказал он, протягивая фотоаппарат хозяйке. – А глаза просто сверкают!               Устав от затянувшейся фотосессии, родители быстро обменялись прощальными любезностями и поспешили покинуть дом. По удивительному совпадению, Ханджи спустилась ровно в тот момент, когда их машины скрылась под холмом.        – Ну что? – протянула она и тут же начала пританцовывать. – Готовимся к нормальной вечеринке? Где именинница?               По общему решению обитателей дома, Леви был отстранён от любых работ в этот вечер, поэтому он со спокойной совестью раз за разом смывал и наносил макияж, сидя в своей комнате, пока результат не стал приемлемым.        – У тебя сегодня только одна задача – выглядеть красивой! – сказала Мэри ранее, и Леви пытался выполнить указание. Он перемерил все наряды, собранные Изабель, попробовал несколько вариантов укладки волос и к моменту, когда должен был прийти единственный приглашённый им гость, без ложных комплиментов, выглядел прекрасно. После всех мучений, Леви сумел найти баланс. Оставалось надеяться, что Фарлан всё не испортит.               Однако Фарлан был настроен решительно и тоже не терял времени даром. Он готовился к роли, как настоящий актёр.        – Как думаешь, Изи, каким должен быть мистер Аккерман? – спросил он за завтраком.        – Мне кажется, у него должны быть усы.        – Не успею отрастить, – сказал Фарлан с досадой. – Мне тоже казалось, что должны быть усы.        – Смотри, Леви из еврейской семьи. Наверное, мистер Аккерман тоже должен быть евреем.        – Да ведь семья Леви никогда ничего не соблюдала, если ты про Кенни. Мать мы не знаем.        – Она была проституткой.        – Именно. Вряд ли это какая-то традиция… В тонкости иудаизма вникать времени тоже нет. Давай попроще черты накидаем. Мне кажется, мистер Аккерман должен быть этаким отцом семейства. Шутить несмешные шутки, болеть за Ливерпуль, говорить, что всё вокруг – заговор правительства.        – Это где ты такого отца видел?        – Не знаю. Своего я только по фотке знаю, но мне кажется, что отец должен быть таким.        – У Леви по легенде нет детей.        – Отец – это состояние души! Пока нет, но будут. Я хочу четверых. Это Леви боится испортить фигуру, поэтому поставила спираль.        – Ты уже сочинять начал?        – Естественно. Куда, по-твоему, Леви себе мог спираль поставить?        – Я вообще не знаю, что за спираль и куда её ставят…        – Эх, не было у тебя взрослых женщин… Короче, я вечером покину этот дом и, пока не вернусь в него, из роли не выйду. Все по Станиславскому.        – Мне уже страшно.        – Это вызов, и я его принимаю. Отныне я – мистер Аккерман, фанат Ливерпуля, консерватор, водитель грузовичка и душа компании.       У Фарлана вмиг изменился голос и взгляд.        – Ты будто старше стал, – испуганно проговорила Изабель.        – Да, потому что мистер Аккерман рано повзрослел. В моей голове уже родилась целая история нашего с Леви романа и пара зарисовок о гостях на свадьбе. Кстати, ты знаешь, что детей у нас нет не из-за спирали, а потому что у Леви проблемы с гормонами? Поэтому у неё такой голос, да. Она лечится, но безуспешно. Мы даже подумываем усыновить кого-нибудь, потому что сами росли в приюте.        – А подарок для жены мистер Аккерман прикупил?        – Денег нет, – всё тем же голосом ответил Фарлан. – Проблемы на работе.        – Можешь взять что-нибудь из дома, чтоб не позориться при аристократах.        – Мы сами выбираем чувствовать позор или нет.        – Я чувствую. Возьми подарок.               Как было обговорено заранее, Леви спустился в гостиную ровно в шесть вечера. Первым делом он попытался взглядом отыскать Фарлана и, к своему облегчению, не нашёл. Он опасался, что друг явится раньше и успеет наговорить лишнего без его присмотра.        – Леви, вы такая красавица! – воскликнула Мэри и протянула руки, будто хотела убедиться, что на ощупь горничная так же хороша. – Рабочее платье всё прячет, а у вас такая подтянутая фигура. Вы занимаетесь чем-то?        – Просто мою полы, – ответил Леви, и для последних трёх лет это было чистой правдой. Когда-то Кенни отправлял его на бокс, потому что узнал, что в школе все парни ходят на какие-то спортивные секции, но бокс Леви не пришёлся по душе. Позже выяснилось, что ему не нравилось ограничение на использование ног.       Леви ненавидел работать в форменном платье, но по всем прочим параметром оно идеально соответствовало его задачам: создавало объём на бедрах, прикрывало объём в плечах, прятало шею воротником-стойкой.        – А что это за необычное украшение? – спросила Мэри и снова потянула руки вперед, чтобы потрогать завязанную бантом чёрную ленту на шее Леви.        – Хотелось добавить праздника, – с натянутой улыбкой ответил мужчина. Лента появилась в образе в последний момент. Он нашёл ее в коробке с нитками ещё утром, когда искал иголку, и рассудил, что при Майке шею следует непременно чем-то закрыть. Наверняка, после истории с трансом у мужчины выработалась рефлекторная привычка смотреть на кадык.       Мэри, весь день пребывавшая в унынии, теперь светилась весельем и упорно пыталась облапать Леви за любые доступные места. От неё исходила наступательно-дружелюбная энергия.        – Где же ваш муж? Как можно заставлять жену ждать?        – Он никогда не приходит вовремя.        – Так разводись с ним, – прошептала сквозь зубы подскочившая с другого бока Ханджи. – Найдем тебе другого, который не опаздывает и не импотент.       Взглянув на Ханджи мельком, Леви понял причину веселья Мэри – девушки уже успели пригубить вина.        – А где Моб? – встрепенулась Ханджи. – У нас сегодня особый праздник. Позовите Моблита и Нани!               Фарлан опоздал почти на полчаса, и причина его опоздания сразу бросилась Леви в глаза. На парне был надет чёрный брючный костюм, чего не бывало примерно никогда. В том, как этот костюм был надет, чувствовался некий замысел автора, будто Фарлан пытался донести послание. Наряд сидел не по фигуре, но был очевидно нов; это создавало диссонанс между костюмом и персонажем в нём. Фарлан попытался зачесать свои вечно растрёпанные волосы назад. Наверняка, на это тоже ушла уйма времени, так как с его волосами даже Изабель, окончившая курсы парикмахера, справиться не могла. При этом, волосы всё равно лежали не так, как следовало. Фарлан зашёл в гостиную, и Леви сразу считал идею образа – друг должен был изображать человека, который пытается вписать в высшее общество, но слишком прост для него. Мог ли это быть настоящий Фарлан? Нет. Если ему нужно было куда-то вписаться, он вписывался, но мистер Аккерман, обычный водитель грузовика и футбольный болельщик, так не умел.        – Вечер добрый, господа, – не своим голосом сказал Фарлан и обменялся рукопожатиями со всеми мужчинами. – Ну, где моя красотуля?       Всё сошлось в голове Леви. Фарлан решил играть мужа, за которого неловко на праздниках. Увидев цель, он поставил на пол пакет с подарком и едва ли не бегом бросился вперёд, чтобы подхватить под рёбра и закружить Леви. Подол короткого платья пополз вверх до критической отметки.        – С днём рождения, родная! – сказал мистер Аккерман, стиснув супругу в крепких объятиях. – Так соскучился.       Фарлан вскоре отпустил Леви, но стоило тому расслабиться и одёрнуть платье, как он вновь с силой притянул его к себе и впечатался крепким поцелуем прямо в губы.        – Уймись! – сквозь зубы, сказал Леви, что вполне соответствовало ролям и моменту.        – Вы уж простите, – извинился Фарлан в сторону девушек. – Мы с моей принцессой редко так долго не видимся. Даже уснуть не могу в эти дни, всё ищу по постели её… ну вы поняли.       Фарлан руками показал, как вцепляется пальцами в невидимые ягодицы, и рассмеялся. К большему смущению Леви, остальные в комнате как будто поддержали шутку.        – Это перебор, – шепнул он другу.        – О чём ты, радость моя? Кстати, насчёт того, чтоб перебрать! Нельзя ли здесь чем-нибудь набраться?        – Есть вино! – Ханджи подняла вверх бутылку.        – Фи, – сморщился Фарлан. – Это, конечно, у вас, аристократов, в чести, но мне бы чего попроще да покрепче. Не зря я с собой принёс своё.       Леви похолодел, поняв, что именно принёс Фарлан. Уже два года они с Изабель работали над рецептом домашнего виски, и каждый раз результат получался всё более убийственным. Бутылка с янтарной жидкостью вынырнула на свет из пакета. Внутри явно оставалось что-то ещё, и теперь Леви смотрел на пакет с опаской.        – Кто рискнёт? – с вызовом спросил Фарлан и окинул всех хитрым взглядом. – Сам готовил. Уносит влёт!        – Не советую… – начал было Леви, но его перебил Майк, молниеносно выразивший готовность. – До свидания.               Пока раскладывали по тарелкам закуски и выбирали музыку для фона, к числу экспериментаторов прибавилась Ханджи. Третий бокал наполнился напитком Фарлана. Леви попытался заглянуть в пакет, но его остановили, сказав, что там сюрприз, который ему видеть рано.        – За мою красотку! – провозгласил Фарлан и, ни с кем не чокнувшись, осушил бокал.        – Ядерная вещь, – заключил Майк после пробы и шумно вдохнул носом.        – Твою ж… – только и выдавила Ханджи, на глазах девушки выступили слёзы. – Что там за состав?        – Секрет фирмы.        – Тогда ещё наливай!               Вечер шёл, Фарлан вёл себя все развязнее и явно получал от этого удовольствие. Останавливать его почему-то никто не пытался. Только Леви иногда вставлял тихие комментарии, на которые раз за разом получал примерно один ответ:        – Дорогая, не ёрзай. Нормально же сидим.       Выходило, что Леви, хотя и вполне искренне беспокоился за исход вечера, всё равно невольно играл навязанную Фарланом роль занудной жены при весёлом муже. Он надеялся найти поддержку в лице Мэри, но та, похоже, была в восторге от гостя, так как впервые видела подобного человека.        – Ты всё беспокоишься, что о нас подумают благородные люди, – уже пьяным языком говорил Леви Фарлан. – Но они ведь, как мы. По-простому тут всё. Только ты свой чай пьёшь, как ребенок.       Удивительным образом, даже после выпитого, парень оставался мистером Аккерманом, подсовывал супруге закуски, ласково тыкался носом в плечо и гладил коленку, а между делом сетовал на последние игры своей команды.        – Давайте дарить подарки, пока я не отключилась, – прервала выступление Фарлана Ханджи. – Мы с Майком вчера успели сгонять в город и кое-что прикупили. Майк, давай ты первый.       Мужчина, до этого усиленно выспрашивавший Нанабу о том, почему та не ест свою же еду, встрепенулся и принялся шарить по карманам. Попытки найти подарок настолько затянулись, что Ханджи пришлось всё-таки вручить вперёд свой. Леви взял в руки плотно запечатанную несколькими слоями блестящей бумаги коробку. По размеру она была немного меньше обувной.        – Не стоило, – сказал он как-то под нос. – Вы же не знали.        – Поверь, это от всего сердца! После наших посиделок с Мэри я не могла перестать думать о том, как тебе помочь.        – В чём помочь? – не понял Леви и потянул за ленту, но Ханджи схватила его за запястье, остановив.        – В комнате откроешь, – сказала она, и свет гирлянд загадочно блеснул на стёклах её очков.        – А что там? – тут же заинтересовалась Мэри. – Почему вы мне не сказали, что едете за подарком?        – Тебе было плохо с утра.        – Нашёл! – Майк достал из внутреннего кармана сильно помятую коробку с духами внутри. – Взял маленький флакон на случай, если не понравится, но я в этом кое-что понимаю и думаю, тебе будет хорошо. Прости, но твой парфюм выжигает рецепторы.       Леви принял второй подарок, поблагодарил смазано, так как всё ещё чувствовал неловкость из-за всего этого праздника, и усмехнулся, прочитав под названием парфюма слово «унисекс». Ещё одно подтверждение словам Нанабы о том, что чутье у Майка отменное.        – И у меня подарок! – объявил Фарлан.        – У тебя? Ты же никогда…       Леви был не совсем точен. Фарлан и Изабель делали ему подарки, но обычно они носили нематериальный характер и не всегда позиционировались как подарки. В прошлом году, например, Изабель помыла посуду, хотя по графику было дежурство Леви, а Фарлан подкачал колёса его велосипеда, что было не особо актуально в гололёд.       Леви с опаской заглянул в пакет, увидел там красное кружево и молча отставил подарок в сторону. Он прекрасно знал это кружево. Уже год в их доме валялась забытая комбинация одной из замужних подружек Фарлана.        – Да что же там тебе такое дарят, что показать нельзя! – заёрзала от любопытства Мэри.        – Не пойму, почему она из всего делает тайну, – сказал Фарлан и потрепал Леви за плечо. – Все же взрослые люди. Нельзя быть такой закомплексованной, дорогая. Знаете, в первую брачную ночь она вообще не хотела снимать сорочку!       Румянец на щеках Леви можно было принять за смущение, но то был невыраженный концентрат гнева.        – Она ведь раньше пухленькая была, – продолжил Фарлан. – Поэтому стеснялась.        – Пухленькая? – воскликнула Ханджи. – Ни за что бы не подумала.        – Да, настоящая пышка. Я принёс несколько фото. В детстве она была тощей, а потом вдруг поправилась.        – Как любопытно!       Не понимая, что происходит, Леви проследил за тем, как Фарлан достал из пакета (источника всех бед) папку.        – Вот, посмотрите, – Фарлан передал фото сидевшему ближе всех Майку. – Это ещё из детского дома. Мы там познакомились. Леви рассказывала?       Леви вытянул шею, чтобы увидеть, что именно принёс Фарлан. Всё это были общие фотографии обитателей детского дома. Спортивный тренер часто снимал их во время игр, а потом раздавал копии детям. Почти везде Леви был запечатлён в форме, пожертвованной одним футбольным клубом. Мальчики и девочки были одеты одинаково, всех коротко стриг один парикмахер, не знавший других причёсок. В детском доме кормили регулярно, но Леви помнил, что ему всегда хотелось есть; большинство воспитанников попадали туда из полного неблагополучия, и каша три раза в день была для них божьим даром. Примерно так её называли и воспитатели, считавшие, что от избытка белка подростки начнут думать о греховном. В итоге, все дети на снимках были одинаково тощими, и трудно было разобрать, кто из них какого пола, поэтому снимки прошли круг по гостям праздника, и ни у кого не вызвали вопросов.        – А это со свадьбы, – сказал Фарлан и поднял последний снимок.       Леви взглянул вверх – это фото он тоже знал, оно висело над его рабочим столом два года. Жених и невеста, фамилию которых он уже забыл, стояли на фоне живой изгороди; ветер взметнул фату вверх в момент поцелуя, скрыв их лица. Разумеется, снимок без лиц молодоженам не понравился бы, и Леви оставил его себе, почему-то решив, что он очень похож на картину Магритта. По выбившемуся темному локону было видно, что невеста брюнетка. Больше эту девушку с Леви ничего не роднило.        – Необычный выбор фото, – заметила Мэри.        – Леви нравится, – ответил Фарлан. – Говорит, похоже на какую-то картину. Видите, тут она была пухленькой. Очень аппетитная крошка.        – Как вы так похудели, Леви? – спросила Мэри. – Я очень боюсь набрать перед свадьбой. От волнения всё время хочется есть.       Леви, никогда не сталкивавшийся с необходимостью сбрасывать вес, хотел ответить что-нибудь стандартное, вроде бега, фитнеса или овощной диеты, но Фарлан, разумеется, подготовился лучше и ответил быстрее:        – Она половину веса потеряла за медовый месяц, – сказал он, подмигнув. – Понимаете, у нас был настоящий секс-марафон. Слезть друг с друга не могли. Только и делали, что…        – Схожу за подарком, – сказал Эрвин Майку, но достаточно громко, чтобы перебить говорившего. – Забыл наверху.       Сбившись, Фарлан потерял нить истории и предложил ещё выпить, с чем согласился Майк. Ханджи сказала, что знает меру и переходит на вино.               Когда через несколько минут Эрвин вернулся, Майк уже лежал в отключке на коленях Нанабы. Фарлан же до сих пор был полон сил. Как выяснилось, он всё-таки сочинил поздравительный рэп и заплетавшимся языком пытался его прочитать.        – Простите, – тихо сказал Леви сидевшим рядом девушкам.        – А мне нравится, – ответила Ханджи и даже встала, чтобы в поддержку дать такой же заплетающийся бит.        – Боже мой! – Мэри со смехом закрыла лицо руками. – Почему у нас нет камеры, чтобы это снять?        – Есть, – ответил Эрвин и протянул небольшую ручную камеру Леви.        – Вы уверены, что вам это нужно на память? – спросил Леви, открыв экран и уже приступив к настройке.        – Да! – твёрдо ответила Мэри.        – Хорошая камера, – сказал Леви будто самому себе и включил съемку.       Поняв, что их снимают, Фарлан и Ханджи начали заново, но теперь с элементами танца. Они очень старались и не знали, что фокус переместился с них на пустившего слюну Майка.        – С днём рождения, дорогая! – Фарлан хотел завершить выступление прыжком, но зацепился за журнальный столик и опрокинул остатки домашнего виски.        – Сейчас принесу тряпку, – с тяжелым вздохом сказал Леви и уже встал, но его остановил Моблит.        – Сегодня вы не работаете! Я всё уберу.       Поняв, что от него категорически ничего не требуется, Леви протянул камеру обратно Эрвину, но и тут получил отказ.        – Это подарок, – сказал мужчина.       Леви взглянул на камеру в своих руках, затем на Эрвина и снова на камеру.        – Нет уж! – Леви настойчиво протянул подарок обратно. – Духи ещё можно принять, но это перебор. Она же дорогущая.        – В Японии они стоят сильно дешевле.        – Вы ведь её себе покупали.        – Меня просто заболтал консультант в магазине. Зачем мне камера? А вы умеете этим пользоваться.       Леви не умел принимать подарки. И никто не дарил их ему, кроме матери и Кенни, которые к праздникам ловко умудрялись приурочить покупку одежды или какой-то канцелярии в школу. Однажды мать подарила Леви на восьмилетие новый электрочайник. Леви был очень рад подарку, ведь старый чайник сгорел два дня назад, а без чая зимой было совсем тоскливо и холодно. Подвох он поднял только через десять лет, когда поступил в колледж и пошёл покупать чайник для съёмной комнаты.       Теперь взрослый Леви стоял посреди огромной гостиной старинного особняка, где-то сбоку мигала огоньками самая большая в его жизни ёлка, и у него было целых три подарка от малознакомых людей. Его переполняли яркие, но неопределенные эмоции. Вероятно, он должен был радоваться, но для этого будто не хватало нейронных связей, поэтому он просто стоял с совершенно растерянным лицом и камерой в руках.        – Спасибо, – выдавил он из себя.                – Спасибо на хлеб не намажешь, – сказал где-то внутри голос Кенни.               Похоже, Санта сделал свой выбор, решив, что проще из ниоткуда взять отличную новую камеру, чем предоставить тело мистера Смита. Леви улыбнулся своей гаденькой мысли. Можно считать, что Эрвин откупился.               По предложению Мэри, вечер продолжился игрой в стикеры. Персонажей раздавали по часовой стрелке, и никто не был в состоянии разобрать, кого же выбрал для Леви Фарлан. Сам Фарлан был уже слишком пьян, чтобы давать адекватные подсказки; он мог только раз за разом удивляться недогадливости супруги.        – Похоже, у тебя голова чем-то не тем занята, – говорил он слишком часто, будто намекал на что-то конкретное.        Аналогичная проблема случилась у Эрвина, стикер на которого клеила Ханджи, чей круг известных личностей был известен только ей. Поэтому мужчины остались вдвоём на финальное противостояние, когда остальные с лёгкостью угадали Джеймса Бонда, принцессу Диану, Эмили Бронте, Винни Пуха и Фродо Бэггинса.        – Я мужчина, – каждый раз Леви с лёгким трепетом повторял выясненные ранее признаки своего персонажа. – Не англичанин, но европеец; мне больше сорока, но меньше шестидесяти; моя работа связана с чёртовым футболом… Фарлан, я перечислила уже всех футболистов, каких только знаю. Я играю за твой грёбаный «Ливерпуль»?        – Можно и так сказать, – с хитрым прищуром ответил Фарлан.        – Мистер Смит, задавайте свой вопрос. У меня больше нет идей, – Леви пощупал стикер рукой, будто это могло дать ему подсказку.        – Я мужчина, – повторил свою часть расследования Эрвин, также изрядно уставший. – Англичанин, давно умер, был каким-то учёным, связанным с медициной, но не Флеминг. Ханджи, ты же понимаешь, что у меня нет шансов? Кто-то знает этого человека, кроме Ханджи?       Эрвин указал себе на лоб. Все отрицательно покачали головой, а Мэри сказала, что не может даже разобрать почерк.        – А моего кто-то знает? – спросил Леви.       В этот раз почерк не смог разобрать никто.        – Предлагаю вскрыться и разделить последнее место, – сказал Эрвин и снял стикер. – Кто такой Джон Дальтон?        – Ну что вы! – оживилась Ханджи. – Это он открыл дальтонизм. Можно же догадаться по фамилии.       Леви снял свой стикер и долго вчитывался в каракули прежде, чем и здесь признать поражение.        – Рафаэль Бенитес, дурочка, – снисходительно сказал Фарлан. К удивлению Леви, остальные люди за столом как будто узнали это имя. – Тренер нашей команды.        – С каких пор «Ливерпуль» стал нашей командой? – игра, сопровождаемая подколами Фарлана, окончательно вымотала нервы Леви, и он позволил себе публично усомниться в созданной другом легенде.        – С тех пор, как ты стала моей женой, – довольно жестко отрезал Фарлан. – Теперь у нас всё общее. В том числе, футбольный клуб.        – Голубки, вы ведь не будете ругаться из-за футбола? – вмешалась Ханджи.        – Нет, конечно, – с натянутой улыбкой ответил Леви. – Что-то захотелось выпить воды. Дорогой, не сопроводишь свою беспомощную жену на кухню, а то ей страшно идти через тёмный коридор?       Даже в пьяном состоянии Фарлан понял намёк и последовал за Леви.                – Какого хрена, дорогой? – прошипел Леви, как только закрыл дверь кухни. – Ты даже в обычной жизни ведёшь себя приличнее, чем сегодня. Что за намёки всю игру? Почему чёртов «Ливерпуль»?        – Дорогая не заводись, – промурлыкал Фарлан и полез обниматься, но Леви оттолкнул его.        – Крыша съехала? Я тебе не дорогая. Мы тут одни. На чём ты приехал?        – Привёз сосед.        – Звони ему и проси, чтоб он тебя забрал. Ты пьян, и откровенно чудишь.       Леви набрал стакан воды из фильтра и протянул другу, но тот поморщился и поставил стакан на столешницу.        – Я надеялся остаться до утра. Примерила бы подарок.        – Не собираюсь я надевать обноски твоих шлюшек. Приди уже в себя.       Фарлан вдруг изменился в лице, но это не было ожидаемой переменой, он не сбросил с себя роль мистера Аккермана. Напротив, мистер Аккерман разозлился.        – Сама ты шлюха, – сказал он и подался вперёд, но едва удержался на ногах, пришлось даже ухватиться за край острова.        – Чего?        – Весь вечер строишь глазки этому мистеру Смиту. Ах, мистер Смит, какая чудесная камера! Ах, как это нам не повезло со стикерами! – Фарлан изобразил писклявый голосок, что, разумеется, даже близко не походило на реальный голос Леви в роли миссис Аккерман. – Конечно, богатый начальник лучше мужа-импотента. Куда уж мне! Японскую камеру я не подарю, член у меня не стоит, работы нет. Неудачник!       Гнев Леви сменился на недоумение с нотками ужаса. Округлив глаза, он слушал монолог Фарлана и понимал, что друг его не совладал с ролью. Мистер Аккерман, смешанный с самогоном, поглотил парня.        – Успокойся, – сказал Леви тихо и протянул руку, чтобы взять Фарлана за плечо. – Все в порядке. Сейчас мы вызовем соседа, он увезёт тебя домой, ты проспишься и ещё посмеёшься над всем этим завтра, когда отпустит похмелье.        – Не вижу поводов для смеха, – рывком плеча Фарлан отбросил руку. – Я поеду спать в холодную постель, а мою жену будет жарить какой-то белобрысый хер.        – Было бы неплохо, но никто не будет жарить твою жену, – всё так же спокойно проговорил Леви. – Я точно так же пойду в свою холодную постель. Одна.        – Врёшь, стерва! – неожиданно громко вскрикнул Фарлан и ударил кулаком по столешнице. От удара пошла трещина и попадали подготовленные для завтрашней шарлотки яблоки.       Глядя на трещину, Леви подумал, что мистер Аккерман не только агрессивнее Фарлана, но и, каким-то магическим образом, сильнее его. После он подумал, что столешница из древесного массива, должно быть, очень дорога.        – Зови его сюда! – всё сильнее заводился мистер Аккерман. – Мы будем драться.        – Ты идиот? Если ты вызовешь мистера Смита на дуэль, то никто не заплатит мне, и жарить будут уже тебя люди Ловофа.        – Кто такой Лофов? Опять какой-то твой бывший?       В этот момент Леви окончательно осознал, что ведет переговоры с сумасшедшим, поэтому просто и от всей души залепил Фарлану звонкую пощёчину.        – Остынь, – добавил он и выплеснул стакан воды ему в лицо.       По взгляду друга Леви понял, что быть драке. Ничего страшного в этом не было, ему уже приходилось приводить Фарлана в чувства кулаками, поэтому он спокойно закатал рукава у платья. Фарлан – не Флагон, его можно безнаказанно бить.        – Проклятая шлюха! – взвыл мистер Аккерман. – Ты испортила мне жизнь.        – Что за тенденция? Третий человек на этой неделе называет меня шлюхой.        – Да потому что шлюха ты и есть!       Мистер Аккерман вдруг зарыдал и, громко всхлипывая, принялся колотить по столешнице до тех пор, пока та не развалилась по линии разлома. Леви отметил, что край вышел довольно ровным, и, если его зашкурить, то будет даже незаметно. Фарлану урон тоже показался незначительным, и со словами «я убью тебя», начал хватать все, что попадалось под руку, но ничего не подходило для орудия убийства.        – Как же ты заебал, – выдохнул Леви и, быстро размяв запястье, ударил Фарлана в нос. От неожиданного (поскольку во вселенной четы Аккерманов супруга была покорной и слабой) отпора молодой человек пошатнулся. На кафель упала густая капля крови.        – Ты чего? – спросил Фарлан растерянно.        – Ничего. Я с кем сейчас разговариваю?        – Со мной.        – А ты кто? Назови фамилию.       Вопрос так и остался без ответа, потому что Фарлан, вместо того чтобы назваться, двинулся в сторону друга с неясной целью, вынудив Леви сделать шаг назад и наступить пяткой на одно из раскатившихся яблок. Оно предательски выскочило из-под стопы, и Леви, не успев сгруппироваться, плашмя упал на спину и опрокинул на себя таз с просеянной мукой.        – Убожество, – сказал Леви сам про себя, глядя на нависшее над ним взволнованное лицо Фарлана. Вторая густая капля крови попала Леви чётко в глаз.       По прояснившемуся взгляду друга, Леви понял, что мистер Аккерман в отключке, и, решив, что бредовая постановка окончена, попытался подняться, но вдруг начался второй акт.       Дверь кухни распахнулась, и внутрь, вооружившись швабрами и пылесосной трубой, влетели девушки и Моблит. Леви едва успел отползти в сторону, когда все они толпой набросились на Фарлана и принялись мутузить его, не выбирая мест. Первой, устав от насилия, к Леви подбежала Мэри.        – У вас кровь! – воскликнула она и коснулась испачканного глаза. – Боже! Это сотрясение? Что это?        – Это не то…        – Я звоню в скорую! И в полицию.        – Подождите. Не надо полиции! – теперь Леви испугался по-настоящему. – И скорой не надо! Я в порядке. Просто упала.        – Все так говорят! Нельзя покрывать домашнее насилие. Я сразу почуяла, что у вас с мужем что-то неладное. Ещё тогда, когда вы сказали про рукоприкладство за задержку в магазине.        – Я же не про себя…        – Все жертвы так говорят. Я читала об этом. Нам нужно зафиксировать побои.        – Но на мне нет побоев.        – Вы посмотрите! – крикнула Ханджи. – Этот псих от столешницы кусок отбил. Ух, я ему сейчас тоже что-нибудь отобью        – Мисс Зоэ, не бейте по животу, – попытался остановить Моблит. – Там могут быть важные органы.        – Я учила анатомию!        – Давайте просто свяжем его до приезда копов, – с наигранным акцентом предложила Нанаба.        – Только без копов! – простонал Леви.        – Он должен понести законное наказание, – стояла на своем Мэри.        – Ему нельзя в полицию. У него условный срок.        – За что?       На самом деле, Фарлан был самым везучим из их компании и не имел ни одной судимости, но допустить вызова служб Леви не мог, так как те слишком хорошо знали его самого.        – Украл морских ежей из магазина.       Статья Изабель легла на Фарлана, как родная.        – Глупость какая…        – Давайте без полиции, – ещё раз повторил Леви и сел. Мука, как снег, посыпалась с его волос и груди.        – И что с ним тогда делать? – спросила Ханджи.       Фарлан лежал на боку, смотрел на Леви глазами полными ужаса, а Нанаба, между тем, ловко, будто всю жизнь только этим и занималась, привязывала его руки к ногам проводом от блендера.        – Просто отправим его домой, чтоб проспался.        – Но это ведь не решит проблему! – не унималась Мэри. – Леви, дорогая, он и дальше будет поднимать на вас руку. Скажите, вам есть куда уйти от него?        – Если некуда, то Смиты не будут против пустить вас на время сюда после окончания договора, – сказал Моблит.        – Ты сейчас про Марго? – усмехнулась Нанаба, и Моблит поник.        – Да ну её! – оживился он после паузы. – Она сюда даже не приезжает. Миссис Аккерман, вы можете жить здесь, пока её нет. Я вас всегда впущу.       Леви смотрел на своих коллег с недоумением. Если поведение Мэри и Ханджи он ещё мог как-то объяснить, ведь они ничего о нём не знали, то Нанаба и Моблит были для него полной загадкой. Что творилось в их головах? Бросились ли они его спасать, потому что их принудили девушки? Или они действительно по звукам решили, что Леви бьют? Считают ли они Фарлана его буйным сожителем или простым перепившим компаньоном?       Мысленный поток вопросов прервало появление Эрвина.        – Где ты был? – гневно спросила Мэри.        – Отводил Майка наверх, – ответил растерянно Эрвин. – Вы же видели… А что здесь?..        – Муж Леви – домашний тиран! Мы услышали, как он бил её, и пришли на помощь.       Эрвин перевёл взгляд со связанного Фарлана на Леви. Оба показались ему одинаково напуганными.        – Всё, я вызываю полицию, – объявила Ханджи. – Чёрт! Телефон в спальне. Эрвин, вызови полицию.        – Нет! – Леви пришлось перейти на отчаянный крик. – Мистер Смит, сейчас все действуют сгоряча. Позвольте Фарлану уехать домой, а завтра я всё объясню. Нужно, чтоб все успокоились.               В конце концов, Эрвин сам вызвался отвезти Фарлана, чтобы в порыве самосуда его не убили до приезда соседа. Ханджи настаивала на том, чтобы преступника непременно везли в багажнике, но Эрвин отказался наотрез.        – Давай я сама повезу, – предложила Ханджи.        – Вы все пьяны, – отрезал Эрвин. – Леви, скажите адрес.        – Я могу поехать с вами.        – Ну уж нет! – вмешалась Мэри. – В интересах следствия, вам с преступником теперь нельзя пересекаться.        – У них ведь телефоны есть, – напомнил Моблит.        – Никаких ночных катаний, – продолжила стоять на своем Мэри. – Леви пережила стресс. Ей нужно молоко с мёдом и покой. Эрвин, отвези его сам.               Под всеобщим контролем Леви был вынужден пойти спать раньше обычного. С трудом ему удалось отвоевать немного времени на вечерний душ, но взамен он согласился выпить стакан медового молока, что доставило ему неожиданное удовольствие, и он даже взял ещё одну порцию с собой в спальню.       Лежа в постели, Леви испытывал мощнейшее раздвоение чувств. Сцена на кухне была чем-то вроде концентрата его юности с той лишь разницей, что в роли жертвы он оказывался не часто, а после появления Кенни – никогда, – но было что-то отвратительно родное в пьяной шумной потасовке, после которой ещё долго в ушах стоит крик. После такого всегда долго тянется шлейф из стыда. В то же время, в текущем моменте Леви чувствовал совершенный уют. Он принял тёплый душ, надел (чёрт с ней) чистую сорочку, лёг в постель, застеленную хрустящим хлопковым бельём, выпил стакан молока, и никто в доме не желал ему ничего другого. Все эти беспокойные, захмелевшие с пары бокалов вина люди хотели только одного – чтобы Леви был в безопасности и отдохнул. Только одна зудящая деталь присутствовала в истории: больше половины из этих людей не знали, что Леви – мужчина.       Парень вздохнул, взял с тумбы книжку, но чтение не шло. Слегка беспокоил Эрвин, поехавший в город с не совсем адекватным Фарланом, но почему-то Леви казалось, что новых фокусов от друга ждать не стоит. Скорее всего, сейчас он пристыженно молчал или уже был дома. По времени Эрвин вполне мог успеть вернуться. Леви хотелось бы выйти, спросить, как прошла поездка, но он обещал соблюдать до утра постельный режим.       Сосредоточиться на книге так и не удалось, сон тоже не приходил, и Леви вспомнил о нераспечатанном подарке Ханджи. Коробочка стояла на полу у кровати. Леви поднял её и безжалостно разорвал бумагу.        – Разумеется, – выдохнул он, увидев рисунок под упаковкой.       Леви поднял картонную крышку. Внутри, на красивом розовом бархате лежал анатомически точный искусственный член. Рядом с ним заботливая рука Ханджи оставила небольшую записку.       «Пользуйся аккуратно и со смазкой, – начиналась она. – С голоду можно себе навредить. Все расходники найдёшь под подстилкой. Если захочется попробовать что-то более функциональное, у меня есть золотая скидочная карта. В январе у этого магазина распродажи».       Как только Леви дочитал записку, в дверь тихо постучали. Парень быстро захлопнул коробку, сунул её под кровать и накинул халат. Судя по стуку, это могла быть Мэри.       Оказалось, Эрвин.        – Свет горел, – сказал он, будто оправдываясь. – Подумал, вы захотите знать, что ваш муж доставлен до дома.        – От него не было проблем?        – Его немного стошнило, а в остальном всё в порядке. Он молчал.        – Я помою машину.       Леви был готов сделать это прямо сейчас, не дожидаясь, когда всё засохнет, но Эрвин его остановил.        – Я помыл. Завтра отвезу на чистку.        – Похоже, от прислуги вроде меня больше бед, чем помощи.       Эрвин устало улыбнулся:        – Это мелочи.       И тут же добавил уже без улыбки:        – Если вы решите подавать на развод, я могу помочь с адвокатом.       От неожиданного поворота разговора Леви застыл с приоткрытым ртом.        – Разумеется, это непростое решение, но подумайте о нём, – глядя в сторону, быстро проговорил Эрвин. – Лучше, конечно, утром, на свежую голову. Спокойной ночи, миссис Аккерман.