Пожалуйста, вернись домой со мной

— Еще одно отжимание, ну же, Гию! Я падаю в снег, больше не в силах сделать хоть одно движение. Сабито подхватывает меня за руки, насильно поднимая. — Не могу больше! Дай мне спокойно умереть! Я намеренно выдавливаю из себя слезы, смотрю мокрыми глазами на ровесника, что тут же хмурит брови. Противоположная реакция той, на которую я рассчитывал. С Сабито сложнее, чем с сестрой. — Я тебе за такие слова сейчас затрещину влеплю! — Нээ-сааан, спаси меняя… — Не ной, ты же мужчина. Вставай и давай заново. — Хотя бы минутку, Сабито… Он оглядывает меня строго-оценивающе, но все же в его взгляд проникает мягкость и он сжаливается надо мной, пустив. Я тут же снова падаю на землю, уже не думая, что лежать в обжигающе холодном снегу так уж и плохо. — Я разрешил тебе отдохнуть, но не разрешал падать лицом в снег. И так весь мокрый будешь от того, что вечно халтуришь, так еще и заболеть можешь. Поднимайся! Его приходится слушать. Хоть он и не возраста Урокодаки и даже младше меня на несколько месяцев, его бойкий и строгий характер часто заставляет меня думать, что я маленький непутевый мальчик рядом с ним. Как только я поднимаю голову на него, передо мной оказывается протянутая рука. Я хватаюсь за нее, поднимаюсь, но тело все еще дрожит из-за перетруженности мышц, поэтому не пускаю его натертых мозолями рук. Сабито смеется, явно не собираясь отталкивать меня от себя. — Ты такой смешной, когда тренируешься. Я видел на улице маленьких котят, ты похож на них. И когда спишь тоже. Я хочу взять себе котенка. Или двух! Гию, Урокодаки-сан так смягчился с тобой, помоги мне, а… Я набираю в легкие так много резкого и холодного воздуха, что те начинают болеть, а после гляжу на Сабито, только сейчас осознавая смысл его слов. — И чем мне тебе помочь? — Может, мы бы могли подловить какого-нибудь вечером к примеру… Хотя бы одного! И Урокодаки-сан, посмотрев на тебя с ним в руках точно бы сжалился! Он только меня не жалеет, а тебя вон смотри как. — Не говори ничего такого, Урокодаки-сан относится к нам одинаково. Конечно я понимаю, что это не так. Мне просто хочется быть наравне с Сабито хоть в чем-то. Быть похожим на него чем-то. Быть ближе к нему, потому что он вызывает у меня искреннее восхищение. Не то что я, достойный только мерзкой жалости. — Ты не глупый, не ври мне, знаю же все. Все нормально, я уже не переживаю из-за этого. И давай все же возьмем котенка! Я давно кормлю одного, но он так мерзнет на улице сейчас, даже несмотря на то, что я сделал ему домик из того что под руку попалось. — Хорошо. Но я сегодня не тренируюсь больше… — Ну ты и! Ладно, принимается. Тогда можем и прямо сейчас пойти. Давай, давай! Активность Сабито, что еще больше сейчас проявляется из-за его явно невероятного желания взять котенка пугает меня, но я бегу за ним, когда он крепко хватает меня за руку и тащит к тому месту, где оставил животное. Как оказалось, оно находится рядом с деревней неподалёку, поэтому нам приходится полностью спуститься с горы. Мне снова начало не хватать воздуха, поэтому Сабито убегает вперед меня. Небо уже начинает темнеть, вокруг собираются облака, намекающие, что скоро пойдет снег. Сабито, застывает там, где остановился. Мне приходит в голову, что котенок заснул, и он просто наслаждается его внешним видом, но подойдя ближе, я вижу слезу, текущую из левого глаза. Становится страшно, но я набираю в себе силы и заглядываю в нехитро сооруженное место для котенка из палок и кусков оборванной одежды. Белое маленькое тельце, худое, покрытое мелкими ссадинами лежит на ткани не дыша. Он правда словно спит, и я хочу верить, что мне просто показалось отсутствие дыхания, но как только я прикасаюсь к нему, чувствую лишь холод и никакого тепла живого существа. Я сажусь на колени рядом, так и продолжая смотреть на несчастное животное, умершее неясно от чего. Недавнего мороза, голода или болезни. Блеск в глазах Сабито утихает, как и он сам. Еще страшнее мне становится смотреть на него таким. Гробовая тишина обрушается человеческим голосом, но ни одному из нас не становится легче от этого. — Он умер. — Да. Сабито громко шмыгает носом, кажется пытаясь успокоиться, но в итоге не выдерживает и плачет еще сильнее, закрывая лицо руками. Я боюсь прикоснуться к нему, но еще больше боюсь оставить его сейчас, поэтому аккуратно тяну к нему руки, боязливо притягивая в объятия. Его плечи дрожат, и меня ранит то, как ему больно из-за смерти животного. Да и самого котенка жалко. Чем он провинился и заслужил смерть? Всего лишь беспомощный малыш, нуждающийся в защите и тепле. Оторвавшись от мыслей, я замечаю, что и из моих глаз ненароком потекли слезы. Я излишне сочувствен и нежен, это большая беда. — Не надо меня жалеть. Он умер, потому что был слабым, а я не смог его защитить. Сильные должны защищать слабых, иначе они умрут. И я не справился с этой задачей, это моя вина. Сабито говорит с какой-то злобой, но я чувствую, что она не направлена на меня. Он винит себя настолько сильно, что это вызывает у него злость? Боги, как мне плохо от этих мыслей. Мне хочется утешить его, помочь, сказать что-нибудь, но я не знаю, какие слова должен подобрать. — Ты не виноват в этом. — Врешь. — Ни капли. Он больше не может отвечать. Сдается и продолжает сидеть с закрытым лицом, негромко всхлипывая. Мое маленькое сердце сжимается, от слишком большой боли. Тело Сабито становится все ближе ко мне, и я чувствую его тяжесть, но не собираюсь отталкивать, только крепче сжимая чужие плечи. На нас, землю и тело котенка тихо падают маленькие снежинки. Пошел снег. — Его… Его нужно похоронить. Голос Сабито больше не дрожит так. Он глубоко вздыхает, наконец отводя руки от своего лица, и отпускает мои объятия, плавно и мягко, боясь оттолкнуть меня. Взяв на руки маленькое тело, он прижимает его к себе. — Пойдем, Гию. Я хочу похоронить его поближе к себе. Знаешь, я даже имя успел ему дать. Глупость, правда? Юки. Снег. Жаль, что он уже не откликнется на это имя. — Сабито. — Нет, я не хочу, чтобы ты говорил мне что-нибудь. Раз я не защитил его, то обеспечу защитой других людей. Я защищу тебя, потому что ты слабее. Даже если будешь халтурить, а я буду то и дело ругать тебя, я все равно буду защищать тебя. Поэтому всегда будь рядом, чтобы не случилось также, как с Юки. Я не могу ответить ему хоть что-нибудь, хотя его решимость и обещания заставляют меня снова полыхать от восхищения к нему. Я беру его за рукав и мы, замерзшие, медленно идем вверх по склону горы. Холодные и красные руки Сабито явно не греют труп котенка. Снег уже не ласково и осторожно пытается подобраться к нам, забираясь в самые глубины души. Теперь, кажется, он становится только крупнее и злобнее с каждой секундой, больно обжигая все открытые участки наших тел. Слезы на щеках замерзают льдом. Щеки болят, зудят, но я терплю, держа холодного котенка на руках, пока Сабито копает небольшую ямку под его маленькое тело. Я жму котенка к себе, пытаясь согреть, словно это вдохнет в него жизнь. В сказках сестрицы, когда кто-нибудь сильно-сильно плакал над смертью, то умерший обязательно воскресал и счастливо жил с этим кем-нибудь. И я искренне не понимаю, почему мы продолжаем так сильно плакать, но котенок все равно не возвращается к жизни. Я все еще хочу думать, что он снова будет живым к весне. Растает, выйдет из вечного сна, мы раскопаем его, услышав громкое-громкое мяуканье, а Урокодаки-сан сжалится и разрешит пустить его в дом. Но я понимаю, что закапывая его мягкую белую шерстку сырой ледяной землей, мы хороним его. Понимаю, что он более ни разу не издаст ни одного звука и не будет радостно бегать рядом, или есть еду, что будет давать ему Сабито. — Что вы делаете и где были столько времени? Резкий голос из ночи жутко пугает, я замираю с горсткой земли в руке, оборачиваясь за спину. Разглядываю в темноте Урокодаки-сана. Атмосфера вокруг него страшная, отягощенная, словно сам воздух вокруг него почернел и спустился вниз, ветром переходя к нам. Я тихо начинаю, желая как можно скорее оправдаться и найти всему объяснение, с которым на нас бы не стали злиться. — Извините, Урокодаки-сан, мы… — Я уговорил Гию сходить за котенком, о котором говорил вам, но он оказался мертвым, поэтому мы хороним его. Учителя явно не устраивает объяснение нашего времяпровождения, и я чувствую, как дышать становится еще тяжелее, а страх наполняет мои легкие, впитывается в кровь и растекается по каждому сосуду. — Вы тратите время на бесполезные вещи. Плакать по животному на морозе глупость. У вас не будет времени плакать и над смертью друг друга, когда рядом будет о’ни. Заканчивайте, умывайтесь и ложитесь спать. И поторопитесь. Строгие слова Урокодаки-сана, хруст тапочек по снегу. Он возвращается в дом, а я снова плачу, чувствуя вину за свою слабость и чрезмерную чувствительность. За страх, которому я поддался. Но Сабито не судит меня, хотя я ожидаю новых причитаний. Также, как я до этого обнял его, он прижимает меня к себе. — Не плачь. Урокодаки-сан просто не хочет, чтобы мы умерли из-за нашей слабости. Он волнуется за нас. Я кратко киваю, и Сабито утирает мои слезы замозоленными пальцами. Уже успевшие застыть льдышки отмерзают и падают. Он тихо отстраняется от меня, заботливо давая понять, что это только для скорейшего возвращения домой. Я наконец кидаю согретый рукой кусочек земли в могилку, еще не успев до конца успокоить поток соленой воды. Мы ставим камушек рядом в обозначение места захоронения Юки. Возвратясь, мы умываемся, с рук стекает грязная земля, смешиваясь с чистой водой. Эта картина слишком напоминает мне о том, что мы сделали только что. В тишине мы ложимся спать, не в силах и слова друг другу произнести. Следующий день становится невероятно траурным и больным.