Пожалуйста, вернись домой со мной

Долгий путь занял много времени. Всю дорогу меня вели за руку, осторожничая, словно я мог свалиться с ног в любой момент. Хотя, я не то чтобы так просто выглядел, но и чувствовал себя. Ходьба в несколько дней и не до конца окончившаяся болезнь давали о себе знать. Урокодаки-сан, как он себя назвал, кажется, понимал это и не заставлял меня идти слишком быстро. Хотя моему детскому телу все равно было тяжело поспевать за хорошо развитым физически мужчиной. К слову, он также спросил и мое имя с возрастом, после чего, видно, чтобы успокоить, начал рассказывать о его втором ученике, моем ровеснике. Сказал, что тот может показаться чересчур резким, но если с ним сдружиться, то он точно станет самым верным другом в этой трудной жизни. Я слабо верил его словам, потому что на своем опыте хорошо уяснил, насколько жестокими бывают мои ровесники и насколько трудно найти с ними общий язык. Когда он открывает седзи, я вижу в комнате мирно сопящего персиковолосого мальчика, и наконец начинаю представлять, о ком он говорит. На самом деле, я полагал, что его волосы и глаза темные, как кора дерева, вся кожа огрубевшая, а черты лица строгие и пугающие, но мои фантазии были разрушены. Черты лица мягки, волосы светлы, а выражение лица спокойно. Он тут же подскакивает от звука, схватив в руки лежащий рядом синай, видимо готовясь к нападению демонов или грабителям, но, увидев Урокодаки, спокойно выдыхает, направляясь к двери. — Урокодаки-сан, почему вы так рано, вы же говорили что. Он останавливается и уставляется на меня. Явно невероятно удивленный, начинает смотреть то на Урокодаки-сана, то снова на меня. Все-таки решает сосредоточить взор фиолетовых глаз на мне, но получает затрещину от мужчины, после чего шипит. — Не стой на проходе, дай нам зайти. — Извините. Недовольно протягивает юноша, а после отходит от Урокодаки на безопасное расстояние, видимо, чтобы не отхватить еще больше. Мы заходим на порог, я медленно захлопываю ставни седзи, после чего также не спеша снимаю тапочки. Все время «Персик» упорно пялится на меня, кажется, желая разглядеть каждую деталь и выявить все недостатки. Это так напрягает, что хочется отвернуться и поскорее. — Кто это, Урокодаки-сан? — Мой второй ученик. Об остальном спросишь его сам. Гию, ты хочешь есть? Я мотаю головой в знак отказа, после чего встречаюсь с удивленным взглядом ровесника. — Нечего удивляться, Сабито. Не все такие обжоры как ты. Тогда отведи его в комнату и ложитесь спать, ты явно дремал до нашего прихода. — Это у вас тренировок много! Да какой же тут спать, когда он наверняка просто вам боится сказать что есть хочет, так еще и весь в снегу, леденющий. Надо его накормить, сунуть в офуро и только потом укладывать. По-другому отказываюсь. — Тогда сам этим и займись. — Как скажете. Его последняя фраза, подразумевающая повиновение, звучит как-то слишком уж язвительно. Урокодаки-сан проходит в комнату, а названый Сабито снимает с меня мокрое хаори, усаживает на дзабутон и начинает тараторить. — Тебя зовут Гию, да? Я Сабито, приятно познакомиться, в общем, раз ты теперь будешь тренироваться со мной, то это очень хорошо, потому что, знаешь, мы можем пройти последний отбор вместе и стать двумя столпами воды и быть такими вау! Я протягиваю руки перед собой в жесте «постой секунду». Сабито выглядит как взволнованный щенок, виляющий хвостом так шумно и активно, что может показаться, что тот у него отвалится. Собак я боюсь. — Да-да. Подожди тут немного, я сейчас огонь зажгу, последи чтобы ничего не сгорело и не выкипело, а только согрелось, хорошо? Я пока схожу натоплю офуро, а то ты весь в земле. Демон небось повалил? Ну ничего, скоро будешь таким сильным, что даже Высшая луна не сможет этого сделать! Он разжигает угли под котлом с выглядящим аппетитно супом, а после убегает, так и оставляя меня с вопросами. Я не понял и половины его слов, но решаю, что не буду прямо сейчас спрашивать. Моя голова просто откажется воспринимать сейчас какую-либо информацию, и все старательные объяснения пройдут зря. Еда, из-за ее объема разогревается слишком медленно. Так медленно, что Сабито успевает прийти и повозмущаться, что та могла бы и посильнее постараться, раз тут такой праздник. Мое появление — праздник? Эти слова согревают душу, и я мягко улыбаюсь, наконец чувствуя облегчение за последние дни. Сабито замечает это и уставляется на меня, на этот раз не оценивающее. — Ты улыбаешься? Так намного лучше, чем до этого. Я вижу, у тебя траурные одежды, и твои глаза выглядят потухшими, но раз тебе сейчас стало чуть легче, то судьба не зря привела тебя сюда. Пока он говорит, из котла начинает вытекать бульон. Сабито практически кричит, а затем сразу же принимается тушить угли. Обтирает все вытекшее тряпками и пару раз обжигает себе пальцы. Если бы не моя внимательность, я бы этого и не заметил. Сабито не издал ни одного звука при каждом из ожогов. Сколько боли должен пережить мальчик, чтобы так тихо реагировать на повреждения? Меня слегка пугает эта мысль. Сабито берет две тарелки и кладет в них по порции, после чего сует мне в руки ложку. — Только не разбалтывай Урокодаки-сану, что я тут с тобой ем. Он конечно не против, пока я тренируюсь, но все равно опасаюсь отхватить. А знаешь, как он больно бьет? Лучше не знать. Я черпаю бульона и отпиваю его. После принимаюсь за рыбу, плавающую вместе с капустой и морковью. Хотя не голоден, съедаю все кроме моркови. Вареная морковь — мой невероятный враг. Ее вкус всегда был мне омерзителен, так что я решаю, что лучшим решением будет не давиться и оставить ее. — Чего ты морковь оставил? — Я не люблю вареную морковь. Тихо бурчу я, но у Сабито опять эмоциональная реакция. Я и совсем забыл о том, что не произнес ни одного слова до этого. — Кинь ее тогда мне. Я всеяден, ха-ха. Я слушаю его, скидывая морковь в тарелку, что тот держит в своих руках. Он очень скоро доедает и ставит тарелки на татами около места, где мы ели. — Я помою их пока купаться будешь. Не думай, что это останется просто так, в следующий раз тебя заставлю. Сабито поднимается, тянет меня вверх, а после быстро тараторит маршрут к близкому офуро, говоря, что чуть позже принесет полотенце и одежду. Я открываю седзи, в нос бьет холодный воздух. Морщась и вздрагивая, я поскорее выхожу на улицу, чтобы добежать до строения совсем рядом с домом. Я суюсь в теплое помещение, нагретое исключительно за счет горячей воды в бочке. Кинув одежду на пол, я окунулся в воду с головой задержав дыхание. Вынырнул, оглядел комнату. Совершенно ничего особенного, две офуро, небольшой участок с галькой на полу. Как только я остановил взгляд на седзи, те отворились, а в комнату зашел Сабито, кинув на скамейку полотенце с одеждой. Я опять сунулся в воду с головой из-за дующего холодного воздуха. Сабито посмеялся посмотрев на меня. — Извини, ухожу. Сразу после этих слов персиковая макушка оказалась вне помещения, а я вылез через небольшой промежуток времени. Натянул на себя одежду, ежась от холодного воздуха вокруг. После сразу быстро пробежал в дом, ничего перед собой не видя. Как оказалось, Сабито ждал меня. — Оо, я не ожидал, что ты так быстро придешь. Знаешь, наша одежда тебе больше идет чем траурная. Не надевай ее, живи с любовью к миру, не забывая того, кто почил. Его слова выбили меня из колеи снова. Я не выдержал, и из глаз снова потекли небольшие капельки, сползая по щекам под одежду. Уткнувшись взглядом в пол, я намочил и лежащие татами, чувствуя за это вину. — Эй, эй, ты же мужчина, хватит! Ну не плачь. Я же ободрить пытаюсь. Эй, Гию. Его лицо оказалось перед моим. Выгнулся как змея, лишь бы в глаза мне посмотреть. Ну и мальчишка. Его лицо выглядит возмущенным и злым, но во взгляде читается мягкость и сочувствие. К тому же, он уже прижимает меня к себе в объятиях, видимо пытаясь так успокоить. У него плохо получается, на самом деле. Когда меня обнимают всегда начинаю плакать сильнее. Потому что Тсутако всегда жалея меня говорила, что я не должен скрывать своих чувств и должен говорить ей о том, что у меня на душе. Поэтому привычка вошла в кровь и плоть. — Если будешь плакать сильнее, то я не буду тебя больше обнимать. Прекращай давай. Я отстранился от него, кратко кивнул. Сабито хватает меня за руку и тащит в комнату, где уже разложены два белых футона, на которых лежат красивые одеяла с узором волн. Кажется, все в этом доме указывает на принадлежность его владельца к дыханию воды. Что за дыхание? Не знаю. Сабито быстро снимает одежду и кидает ее на пол, сунувшись с головой под одеяло. — Спокойной мне и тебе ночи. Как только он закрывает глаза и отворачивается, я начинаю снимать одежду, оставляя на теле только дзюбан. Остальную же аккуратно складываю у изголовья постели, в отличии кстати от Сабито, что просто кинул ее на пол. Вроде выставил себя таким чистюлей, а на деле разбрасывает вещи. Его слова все еще пылают в голове. Ужасно неприятно. Наверное, я никогда не смогу оправиться от смерти сестры. Даже сейчас, залезая под мягкое одеяло, мне ужасно непривычно от того, что меня не держат за руки и не рассказывают на ночь очередную легенду. Я жалобно сжимаюсь, покрепче цепляюсь за одеяло и жмурю глаза, надеясь, что усну как можно скорее. На утро передо мной уже стояло лицо Сабито. Он кричал уже несколько минут, но я игнорировал, притворяясь спящим лишь бы он отстал, но тот настойчивее, чем я думал. Плюхнулся на меня, придавливая своим весом. — Если не встанешь, то я тресну тебя и попрошу Урокодаки-сана оставить тебя без ужина. Поверь, это большое мучение учитывая наши тренировки! Вставай! Сейчас же! — Как я встану, если ты на мне сидишь. Я сонно бурчу, смотря на него из-под теплого одеяла. Раннее утро, а он уже выглядит бодрым. У этого человека неисчерпаемый запас энергии или что? Даже не могу понять, раздражает это меня или нравится. Я вот не отличаюсь энергией и предпочел бы сейчас остаться и спать дальше. — Тц, ну так я сел потому что ты не вставал. Я нахмурился, продолжая прожигать его взглядом. Он корчится, смотря с недоумением и недовольством. После подскакивает. — Не смотри так! — Как? — Вот так. Прекрати. — Не смотреть так не смотреть, хорошо. После этих слов я отворачиваюсь к стене, закрыв глаза. Сам же попросил, пускай теперь пожинает последствия неправильно поставленных требований. — Да я не это имел в виду! Правда же тресну тебе, а ну иди сюда, засранец! Сабито уже лезет ко мне, и я успеваю смириться со своей нелегкой судьбой, но седзи отворяются за мгновение до того, как до меня должны дотянуться замозоленные руки. Он останавливается прямо в воздухе, не меняя своего положения ни на йоту. Но я все равно слышу звук глухого удара и недовольное шипение. — Но я же ничего не сделал! По крайней мере не успел. Несправедливо! — Ты его засранцем назвал. Семейные драмы меня мало интересуют. Хочется спать, спать, спать и еще раз спать. Ничего больше. — Да.! Что здесь такого, он вообще подниматься не хочет! Должен быть уже на ногах, вот если бы пришел демон. Он звучит так, словно боится лишнее слово сказать. Мне даже становится немного страшно от того, насколько он запуган или уважает Урокодаки. — Если бы пришел демон, ты бы его защитил, Сабито. Томиока еще мал как охотник, а вот ты тренируешься достаточно, чтобы иметь обязанность помогать тем кто слабее. Урокодаки строг, принципиален. Принижает Сабито, заставляет чувствовать обязанность даже перед ровесником. Мне его жаль, если быть честным. На ребенке не должно быть столько ответственности. — Да, конечно, я бы защитил его, но. — Но что? Прекращай споры и иди на кухню, если не хочешь и на завтрак супа. После этого я слышу топот ног. Сабито ушел, а вот Урокодаки нет. — Гию, если Сабито станет тебя обижать, то говори об этом мне, понял? Он не следит за действиями и словами. И можешь пока дальше лежать. Я киваю, слушая его, а после и он отходит, пока я, послушавшись, устраиваюсь поудобнее в своем клубке, прячась от солнца, светящего из одного единственного окна. Я надеюсь снова заснуть, но перед глазами стоит Сабито. Шумящий и кричащий, заставляющий вставать. Руки сами сжимают подушку, а я хмурюсь, пытаясь сменить стоящее перед глазами лицо на нежное сестры. Не получается. Приходится вставать. Пока я одеваюсь, кимоно кажется мне невероятно тяжелым, а главное холодным. В доме холодно! Ужасно холодно. Сабито же на кухне? Там должно быть теплее от жара огня. Следуя такой логике, я выхожу из комнаты как только завязываю пояс хакама и направляюсь в ту комнату, где предположительно находится кухня. Угадываю и слава богам. — Встал все-таки? — После шума, что ты развел невозможно не встать. — Ээ? Я же для твоего блага тебя будил! Гию, ты ужасно вредный, знал? Обидно. Я усаживаюсь на скамью, представляющую собой коробку из досок и сжимаюсь, прячась в одежду. Но на кухне действительно теплее. — Отвечай на вопрос, а то я тебе по лбу сковородой тресну. — Не ори так. Сабито тут же разражается в возмущении. По лицу сразу видно, насколько он оскорблен и разорен, даже просто по его глазам можно было это прочувствовать сполна. Я пожалел о том, что сказал ему это. — Я не ору вообще-то, я просто громко разговариваю! И вообще не о том вопрос был, прекращай уже юлить! — Нет, я не знал, что я вредный, ты доволен? — Доволен. Ты замерз и поэтому сюда пришел? Короткого кивка хватает для ответа, а я сжимаюсь посильнее, все равно пока не удовлетворенный температурой помещения. Сабито снимает с себя хаори и буквально кидает на меня, после чего снова направляется к кипящей еде, что смотрит на него с чугунной посуды. Может, он сам же от своего поступка смутился? Стянув ткань с лица и перекинув на плечи, я сосредотачиваю взгляд на его ушах и щеках. Нет, он не покраснел, значит просто правда боялся за еду. Ну и хорошо, я пока тут посижу… Снова просыпаюсь от криков Сабито. Хочется хорошо ударить его, чтобы тот прикусил язык и замолчал. Прикусил желательно хорошо так, чтобы несколько дней было больно разговаривать. Для профилактики и моего отдыха. Хотя, возможно даже так тот продолжал бы говорить и через боль. — Я тебя соней буду звать если будешь так часто засыпать. Совсем уснуть ночью не мог? Кивнув, я сонно гляжу на чужое лицо. Довольно мягкие черты, на самом деле. Его лицо не подходит характеру, слишком доброе, ласковое и понимающее. Это тот человек, которого ты выберешь из толпы, попросив о помощи. — Я тоже ночью заснуть не могу. Давай так, будем говорить если оба не сможем заснуть. И веселее будет и может уснем скорее. — Разговор будет только отвлекать от сна… — Эй, не будь занудой. Подняв руки в жесте «молчу», я обрел благословение Сабито, и тот отлип от меня. Он выглядит невероятно воодушевленным от своей новой идеи, лавандовые глаза так и горят каким-то неясным мне огоньком. Точно. Вчера мое отражение не имело эмоций. Ничего не говорило, глаза были пустыми и не выражали ничего. Я снова гляжу на Сабито, что перекладывает еду в тарелки. Почему я не могу иметь таких же глаз? От мыслей становится грустно, я прячусь головой в свои колени, желая сбежать от всего мира. Сбежать от смерти сестрицы, своей беспомощности и слабости, собственного отражения в воде. Резко меня вытаскивает Сабито. — Ты чего киснешь? Если будешь каждую минуту вспоминать о смерти близких, то так себе не поможешь. Борись с грустью мужеством, пересиль смерть и живи. Сражайся, живи. Я кратко киваю, после медлительно поднимаюсь со скамьи. Сабито правда обеспокоен и хочет помочь. Возможно, его черты лица все же подходят заключающейся внутри него натуре. — Так-то лучше. Так держать, воин! Я смеюсь от его слов, а после кидаю взгляд на тарелки. Мой немой вопрос сразу понимают, и суют мне в одну руку тарелку, а во вторую палочки. В ней, как и в остальных, лежит рис с несколькими овощами сверху. Сабито явно не был ознакомлен с подачей блюд, но оно и не было нужно. Судя по всему тут и так живут на гроши. Я думаю, что со стороны Урокодаки-сана странно брать еще ученика на полное попечительство, если дела обстоят так, но спрашивать не решаюсь. Не хочется, чтобы меня выгоняли за оплошность в виде неаккуратной и нетактичной фразы. Я тащусь в общую комнату вместе с Сабито, чувствуя как руки немного болят от высокой температуры блюдца. Неприятно. — Урокодаки-сан, идите завтракать. Хоть тот бы с легкостью мог услышать и обычный голос, мой ровесник все равно кричит, после чего из покоев выходит мужчина. Его движения не вялые и сонные, явно не спал. Сев напротив тарелки, поставленной единой рядом с дзабутоном, он наконец снимает маску, показывает свое лицо. Я рассматриваю каждую ямочку, морщину взрослого лица, словно это дало бы мне что-то. На самом деле, я интуитивно выискиваю причину по которой Урокодаки-сан носит маску. Огромный шрам на все лицо, недоброе родимое пятно, метка демона, что-то подобное ожидал увидеть, но его лицо было совершенно обычным, таким, каким бывает лицо у 50-летних мужчин. Единственное, что действительно бросается в глаза — мягкие черты лица и потускневшего фиолетового цвета глаза. Они словно выбиваются из его внешнего вида, крича своим видом «обратите на меня внимание». Будь он молодой девушкой, был бы большой выбор женихов. Не как у моей сестрицы. Ее будущий муж не обещал быть благочестивым человеком. Может, она хотела выйти за него просто, чтобы избавиться от меня? Я долго думал об этом, но никогда не находил ни доказательств, ни опровержений. Хотя, все в любом случае строилось лишь на моей личной мысли о том, что я не могу быть нужен хоть кому-нибудь. Сабито пихает меня в бок, намекая, что нам стоит приступить к еде, а мне соблюдать нормы приличия. Я кратко и быстро бубню извинения, после «спасибо за еду» и набираю рис палочками. На удивление, еда неплохая, вкус абсолютно обычен, ничего, что может заставить меня отказаться от приема пищи и в этот раз. Медленно поедая свою порцию, Урокодаки-сан начинает мудрым голосом, которым рассказывают детям страшные сказки. — Я готовлю мечников к становлению охотниками в организации, занимающейся истреблением демонов. Всего рангов десять. Самый низкий из них мидзуното, высший — киноэ. Мечников ранга киноэ еще называют столпами организации. Ранее я был мечником ранга киноэ дыхания воды, но сейчас отошел от дел и стал взращивателем. Демонов можно убить солнцем или специальным клинком ничирин, что пропитан его светом. Чтобы стать мечником ранга мидзуното вам с Сабито нужно пройти последний отбор, к которому допускать вас или нет решу я. Сабито смотрит на меня с немым вопросом, видимо ожидая хотя бы капли восхищения на моем лице, но я лишь киваю, переваривая информацию. Ее немного, так что очень скоро я понимаю, что взращиватель имел в виду. Но если он раньше был столпом, то почему же не живет богато? В организации плохо платят? Эта мысль не утешает, только давит на мое сознание, заставляя строить планы выживания в лесу без дома и еды. Теоретически, если я буду достаточно сильным для убийства демонов, то мне не должна быть так страшна такая судьба, правильно?.. В любом случае мне определенно стоит ценить спокойное и не обремененное счетами время. — Урокодаки-сан, можно я скажу про демонов? Мужчина не выражает сопротивления, и Сабито поворачивается ко мне, дожевывает свою редиску и начинает. — У демонов также есть ранги. Правда разновидностей меньше. Самый главный из них, как нам известно — Кибутсуджи Мудзан. Самые приближенные к нему демоны — Высшие луны. В их глазах еще номера написаны. Дальше идут Низшие луны, они раза в два слабее высших, но не расслабляйся, они тоже сильны. Различие — у Низшей луны номер лишь в одном глазу, у Высшей луны оба глаза имеют номера. Пока не станешь столпом увидев Низшую или Высшую луну беги или сразу станешь мясом, понял? Уверенный и краткий кивок. Двоих интересно слушать, но большего мне не говорят. Видимо, это была самая ключевая информация, которую мне стоит держать в голове. Да уж, точно подчинюсь требованию Сабито и убегу если увижу одного из лун, а тем более если мне встретится Кибутсуджи. Пугает. После таких рассказов за едой аппетит практически полностью пропадает, но я все-таки сую в себя рис, с трудом переживая его. Тот проходит в горло неприятным комом. — Ну ты и неженка. Усмехается Сабито, после чего я недовольно уставляюсь на него, стремясь показать, что такие шутки совсем не хороши. Мне совершенно не нравятся тренировки с первых же минут. Падать лицом в снег и получать затрещины до бесконечности не просто неприятно, а мучительно и болезненно. Сабито оказывается чересчур быстрым для человека из-за чего я чувствую себя неуклюжим годовалым ребенком рядом со старшим братом. После того как я снова падаю лицом в снег, но не спешу вставать, он все же подходит ко мне, равняется с моим уровнем, решает сделать перерыв. — Ты совсем неспортивный. — А ты не человек. Признавайся, о’ни, да? Я тебя порублю. — Ой, ой как страшно, сначала догони этого о’ни. Я хватаю его за лодыжку. Сабито пытается отдернуться, но я цепляюсь крепко. Правда не представляю себе как подниматься из такого положения. Упущу же сразу как попытаюсь встать, а на коленях что? Толку больше? Так и застываем вдвоем. Сабито в ожидании моего следующего действия, я без сил на еще хоть какие-то движения. — Ты меня обманул, даже не пытаешься! — О’ни хочет быть пойманным охотником? Ты нечестивый жадный до собственной смерти человек, Сабито. Не знал об этом… — Я тебе сейчас! Урокодаки-сан останавливает Сабито от последующих действий. Берет его за шкирку и оттаскивает от меня. Тот брыкается, сопротивляется, всеми силами выражает свое недовольство, но в итоге все проходит безуспешно, и тот остается в руках Урокодаки-сана. На самом деле, я не могу передвигаться также потому что до спарринга взращиватель заставил нас выполнять упражнения. Я после них то думал что умру на месте, а когда узнал что должен драться с Сабито уж думал притвориться больным и слечь с пеной у рта. Воспитание Тсутако не позволило, и моим максимумом оказалась халтура. Правда за это и я получил нагоняй от Урокодаки. Мне не понравилось. Абсолютно. Я понял, насколько он на самом деле строгий и принципиальный человек. Вероятно, Сабито вырастет таким же. Я заранее сочувствую его детям. — Гию, пойдем? Пока у нас перерыв, у меня есть онигири. Последняя фраза сказана так, словно это сделка с дьяволом. Не дожидаясь моего ответа парень тащит меня за собой под выглядящим угрожающе взглядом Урокодаки-сана. Он не останавливает нас, но также не поощряет затею Сабито, словно от него можно было ожидать что угодно. Пугает. Он тащит меня на опушку с упавшим деревом. Стряхивает снег рукавом хаори, а после садится, заставляя и меня сесть рядом. Протягивает онигири, а после того как я беру один укладывает их на свои колени, а скоро в его руках тоже оказывается еда. Неугомонный Сабито даже во время еды не прекращает разговоров. — Урокодаки-сан может кажется слишком строгим, но он хороший наставник. Уверен, мы сможем стать столпами вместе. — Но я совсем ничего не могу. Видел же как я… — Молчать! Я тоже не всегда все умел. Мужчина на то и мужчина, что должен проходить через тяжелые тренировки и испытания жизни. — Чего ты так на мужественности зациклен? Это правда раздражает. Я и не замечаю, как хмурюсь, задавая этот вопрос. Сабито возмущается и тут же начинает тараторить пуще прежнего, видимо восприняв мои слова как призыв к спору. — Что значит зациклен? Любой мужчина должен понимать и принимать то, что он не хрупкая девушка. Мужчина должен быть стойким и сильным, иначе не смеет таковым зваться. Раз уродился мужчиной, так будь им! — Какая разница? Женщины тоже могут быть вполне сильными и стойкими. Моя сестра вот была такой. Никогда-никогда не сдавалась, воспитывала меня после смерти матери и пьянства отца. Что, мне ее теперь тоже мужчиной звать? Но она не мой старший брат, а старшая сестра. Заботливая, внимательная, но сильная. Сильнее многих мужчин. — Значит у тебя неправильная сестра. И вообще, она и должна была, девушки всегда должны заботиться о детях. А обязанностью твоего отца был заработок денег и опора для семьи. — Но все что он зарабатывал - пропивал. Мы жили на деньги, что получала моя сестра, покупали на них продукты, чинили на них дом. Отец и сена в это все не вложил. — Да!.. Что я то сделаю, если твой отец жалкий и не заслуживает зваться мужчиной?! Что же оттого всем мужчинам быть такими же и сидеть на хрупких женских плечах? Ничерта! Вот и стань достойнее, стань мужчиной. — Но я не хочу становиться кем-то другим из-за моего пола. Я не подхожу под стандарты настоящего мужчины и не собираюсь подходить под них. — Знаешь, Гию, я совершенно тебя не понимаю! Раз ты так думаешь, значит еще совсем ребенок и недостаточно хорошо понимаешь жизни! Он обиженно отворачивается, показывая, что больше не хочет продолжать разговора, но я слишком настойчив чтобы так просто сдаться. Мне кажется, что эта тема напрямую касается не меня в первую очередь, а Тсутако. Уж кого, а сестрицу я готов защищать и выгораживать ценой собственной жизни. Хотя, имеет ли она цену теперь? — Мы ровесники, Сабито. — Тогда мне жаль, что ты развиваешься медленнее моего. Эти слова обижают меня. Почему же если моя позиция отлична от его, то я обязательно мыслю неправильно и не развился? Я отодвигаюсь от Сабито, находясь буквально в нескольких сантиметрах от большого слоя снега на лежащем бревне. Мы так и не проронили ни слова ни когда возвращались к Урокодаки-сану, ни когда снова тренировались, ни когда ужинали, ни когда ложились спать. Взращиватель кажется просто игнорировал это, а Сабито, будто назло мне пытался как можно больше говорить с ним. Словно это так сильно ранило бы меня, что я сдался бы под его напором и извинился. К его неудаче, меня это особо не волновало. Я просто погружаюсь в свои мысли и воспоминания о сестре. Такая родная и теплая, заботливая. Ее измученные руки, что так приятно и ласково оглаживали мое лицо, поцелуи от мягких губ. Истории о маме, сказки, нежная любовь. Все, по чему я так сильно скучаю в холодном чужом доме. Здесь меня никто не жалеет, никто не прикладывает своих рук к моему лицу, никто не готов утереть слезы. Внезапно я чувствую себя таким одиноким, каким не был ни разу за всю жизнь. Когда меня гнали дети со двора, когда умерла мама, когда отец начал пить. Я всегда знал, что я могу пойти к сестре. Всегда знал, что она у меня есть, что она рядом. Сейчас я лишь знаю, что у меня есть я и только я. Я начинаю радоваться, что все слезы высохли, и я больше не могу заплакать. Может, из-за этого мне тяжело и больно, но зато Сабито не может вновь упрекнуть меня и развязать новый спор. Мой футон показательно отодвигают на моих же глазах. Вероятно, если бы Сабито мог разделить эту небольшую комнату на две с помощью седзи, то обязательно бы это сделал, даже невзирая на то, что и сам едва ли мог бы развернуться там. Его поведение может и немного расстраивает меня, но я не выказываю сопротивления, всего лишь снова дожидаюсь когда он уляжется, чтобы самому переодеться. Но я не учел того, что Сабито упрям до чертиков. Он, видимо, намеренно ложится так, чтобы точно видеть меня. Конечно же, лечь в уличной одежде я не мог, так он определенно съест меня без остатка, устроив бурную сцену. А он, очевидно, сделает так. С неприятным смущением и напряжением, я быстро раздеваюсь и тут же залезаю в кровать. Даже вещи не сложил. Мне даже становится стыдно, меня всегда учили не оставлять так одежду. Я отворачиваюсь к стене от Сабито, чтобы не видеть его, но четко чувствую его взгляд на спине. Это напрягает настолько, что мне было тяжело заснуть. И все же, когда мне кажется, что Сабито уснул, и я оборачиваюсь посмотреть, его глаза уже закрыты. Наконец-то. Я укладываюсь в постель поудобнее, сжав пышное одеяло руками. Спокойной мне ночи. Утром меня никто не разбудил. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть где Сабито, но постель уже заправлена, а одежды рядом не валяется. Кстати как и моей… Он… спрятал ее? Ну и глупая же месть. Встав с кровати прямо с одеялом, я начинаю свои поиски. Прятать одежду вне комнаты с его стороны было бы чрезмерной жестокостью, но даже обрыв все шкафы и в принципе места, куда ее можно засунуть, я все не мог ее отыскать. В кровати Сабито тоже нет. Если возьму чистую отчитает, но что мне еще остается? Нахожу хакама, кимоно с волнами и белое хаори. Хорошо хоть не одежда похожая на ту, что носит Сабито. Все же, стоит прекратить упрямиться и помириться с ним. Иначе мне совсем несдобровать. Находиться с Сабито в ссоре как оказалось очень тяжело. Но как пойти с ним на разговор? Выйдя из комнаты, я не замечаю в доме абсолютно никого. Пугаюсь. Решаю выйти на улицу, вдруг уже тренируются. Мои мысли оказались правдивыми. — Гию? Ты же сказал Сабито, что не станешь сегодня подниматься и тренироваться, потому что тебе это абсолютно не нужно? — Да?.. Я растерянно начинаю бегать глазами по маске Урокодаки-сана, а после смотрю на Сабито, что улыбается как дикая лисица. — Сабито сказал мне что так. — Извините, может я сказал это в полусне и в итоге проспал. Я поклоняюсь, надеясь, что все обойдется. Но в наказание меня заставляют делать больше упражнений. Намного больше. Ну и зачем прикрыл Сабито? Сказал бы, что это он соврал, и я и слова ему не говорил с утра. А теперь отдуваюсь. Моя мягкость мой же злейший враг. Сегодня Урокодаки-сан не заставил нас тренироваться друг против друга просто потому что я валюсь с ног после личных упражнений. Впереди еще тренировка после обеда. Урокодаки снова отпускает нас поесть что хотим и где хотим. Когда я плетусь за Сабито, он кидает злобный взгляд на меня, но я упрямо продолжаю. Моя главная цель сейчас помириться с ним, даже если прямо сейчас я разозлю его своими действиями. Я сажусь рядом с ним на том же бревне. Сабито снова отодвигается от меня как можно дальше, но я стараюсь сесть ближе. — Я хочу помириться с тобой. Я смотрю ему в глаза, стараясь вообще не дать уйти от себя. Окружить собой полностью, заставить забыть об окружающей среде, чтобы точно понял, насколько сильно ему нужны хорошие отношения со мной. — С чего бы мне мириться с тобой? — Потому что я не хочу быть с тобой в ссоре. — А почему я должен думать о том, чего ты хочешь? — Потому что мы друзья? Я откровенно смотрю ему в глаза, стараясь разглядеть в его лице эмоции после моих слов он смущается и отворачивает голову. Немного выждав, он все же снова поворачивается и теперь смотрит на меня. — А мы правда друзья? Я активно киваю головой, и Сабито становится мягче, протянув мне свои онигири, которых явно приготовил больше, чем стоило бы взять на одного. — Спасибо. Протягиваю я, а после счастливо беру еду и сую в рот. Сабито тоже больше не выглядит злым. Кажется, мои слова сильно влияют на его отношение ко мне и теперь он спокоен.