город, в котором нет меня

Между нами сугробы немыслимы Мы скованы холодом знания наперед Хоть всю злобу на меня выплесни Кому было предрешено - тот умрет Возрождая давно забытую истину Что ненависть даже толще, чем лед

Только ступив в гостиную, Намджун понимает, что что-то не так. Она кажется пустой, но неприятный холодок пробегает где-то между лопаток, знаменуя о чем-то нехорошем. Мужчина в недоумении рассматривается и тут же находит это самое нехорошее. Тэхён стоит в самом углу, о чем-то глубоко задумавшись и при этом пристально рассматривая комнату. - Нет, - тут же вырывается из Намджуна. Со стороны может показаться, что это обычное слово, произнесенное бесстрастным голосом, но для него оно – крик отчаяния. - Что «нет»? – Тэхён чуть наклоняет голову, продолжая рассматривать комнату уже под немного другим углом. - Нет, мы не будем делать перестановку в гостиной, - тут же отвечает Намджун и садится на диван, пытаясь этим показать, что в комнате все хорошо и ничего двигать не нужно. Тэхён вздыхает и подходит поближе к брату, пытаясь выглядеть как можно более дружелюбным. У него уже месяц чешутся руки немного обновить обстановку, сделать ее не настолько скучной, что даже горящее на стене слово “silence” не спасает. - Ну Джун, - он свято верит, что того возможно переубедить, - эта комната выглядит удручающе, ей не хватает шика! - Как по мне, шика здесь хоть отбавляй. И вообще, Тэхён, мы же договорились – в своей комнате ты двигаешь все, что угодно, и как тебе угодно. Но остальную часть квартиры не трогаешь. Парень кривится, вспоминая об этом самом договоре (в прямом смысле договоре, Намджун составил его на бумаге и заставил Тэхёна подписать). Ну, подумаешь, разбил пару фигурок, когда пытался передвинуть полки, ничего страшного не случилось же. - Но, послушай, - не сдается Тэхён, - я не собираюсь прям все изменять. Только перестелить ковер, повесить пару картин и передвинуть диван… - Нет, - реакция на «передвинуть диван» не заставила себя ждать. - Джун, неужели тебя не волнует уют в нашем доме, - до глубин души возмущается Тэхён. Ему действительно непонятно, что в этом такого и почему брат настолько против. Он же не собирается трогать полки с дурацкими статуэтками, так в чем вообще проблема? Намджун достает пиликнувший телефон из кармана простых домашних штанов и демонстративно откидывается на спинку дивана, забрасывая ногу на ногу. - Нет. Меня волнуют те несколько месяцев, в течение которых я лечил сорванную спину после того, как в прошлый раз пытался передвинуть этот самый диван. Тэхён хмыкает. Ой, ну подумаешь! Тогда оно того стоило. Сейчас же стало отчетливо ясно, что это была одна из грубейших ошибок, которую он, как раз, и пытается исправить. - Ну, теперь мы знаем, что диван очень тяжелый и будем двигать его осторожно… - Нет. - А Чимин сказал, что идея отличная, - дует губы Тэхён, уже начиная понимать, что вряд ли удастся убедить брата в том, насколько крутой эта идея является. Намджун открывает чат и начинает писать ответ на входящее сообщение, некоторое время полностью игнорируя стоящего над душой, словно изваяние какого-то супер надоедливого бога, брата. - Ну, вот пусть Чимин и двигает этот самый диван. И вообще, у нас договор, ты забыл? Тэхён тяжело вздыхает, но так и не находит, что ответить, потому что документ-то он действительно подписал, крыть больше нечем. Да и, глядя на диван, вспоминая, насколько он действительно тяжелый, становится понятно, что даже вдвоем с Чимином, который тоже, мягко говоря, не гора мышц, они его с места не сдвинут. Становится интересно, каким образом этого монстра желтого цвета из искусственной кожи вообще смогли сюда занести. - Мама уже была у врача? Что ей сказали? – парень, отчаявшись, тяжело падает рядом с братом на многострадальный диван. Ничего, это не поражение, он попробует еще раз чуть позже. Телефон тут же откладывается в сторону, а Намджун вздыхает. Тема, конечно, не самая приятная, да и новости тоже, но что поделать. - Анализы не очень хорошие, - говорить об этом неожиданно тяжело, хотя ничего критического, вроде, и не произошло. Наверное, слишком уж неприятные воспоминания из прошлого. – Но пока все стабильно, серьезных ухудшений нет. Он некоторое время молчит, слушая прерывистое дыхание Тэхёна, который, на самом деле, переживает еще больше, просто как обычно не говорит. - Ты же знаешь, что рассеянный склероз не лечится, его можно только сдерживать. Тэхён вздыхает. Конечно, он знает. Он перечитал об этом миллионы статей в интернете, пытаясь найти хоть небольшой лучик надежды среди всей этой липкой болезненной дряни, но не удалось. Радует лишь то, что не слишком быстро прогрессирует. Хоть что-то. - Поехали со мной на выходных домой, - неожиданно начинает Намджун, отчетливо чувствуя, как сидящий рядом брат вздрагивает. – Два года не был, родители будут рады тебя увидеть… - Не говори ерунды, - тут же перебивает его Тэхён. Поднимает колени к груди и обнимает их руками, чтобы хоть немного поддержать себя. Хоть как-то. Этот вопрос уже второй год незаживающей раной горит в душе, превращает в пепел все вокруг, а потушить просто нечем. Он не хочет об этом говорить, даже на миг вспоминать, хоть как-нибудь поднимать, потому что знает, что ничего хорошего не выйдет. И изменить невозможно, не от него это все зависит. - Тэхён, ну что ты опять начинаешь. Два года прошло, столько всего изменилось. Они действительно будут рады тебе. Парень отмахивается, словно от назойливой мухи. - Ты и сам прекрасно понимаешь, что бред несешь, - в его голосе холод и даже какая-то скрытая агрессия. – Если бы они хотели меня видеть, то уже давно бы позвонили. Он замолкает на миг, а потом с явной обидой тихо продолжает: - Или хотя бы взяли трубку, когда я звоню. Поэтому, прошу, не начинай. Мне там не рады, все это знают, давай закончим этот разговор раз и навсегда, хорошо? Намджун не находит, что ответить. Второй год он мечется меж двух огней, то там, то сям притушивая возгорания, но не в силах полностью загасить весь начавшийся пожар. Он ездит к родителям, пытается уговорить их успокоиться, что-то решить, черт подери, ведь это их сын! Но результатов никаких. И он знает, что Тэхён раньше пытался все исправить, связывался, звонил, но с каждым проигнорированным звонком отчаивался все сильнее. В один момент он сказал, что больше не будет пытаться, что это слишком больно и бессмысленно, только выворачивает душу наизнанку и не дает никаких результатов. Намджун все еще пытается иногда его расшевелить, и родителей, но в последнее время тоже понимает, что, похоже, это тупик. - Тебе Джин пишет? – Тэхён отчаянно пытается сменить тему разговора, потому с любопытством сует нос в мобильный брата. Тот быстро выключает экран, но парень успевает заметить ник “Jin”, что заставляет его улыбнуться. - С чего это ты взял? – Намджун, как обычно, непробиваемо спокоен. - У тебя выражение лица немного меняется, когда ты с ним общаешься. Совсем чуточку, но я замечаю, - Тэхён не может прекратить улыбаться. Даже такое изменение – это необычайное достижение для брата. И очень-очень любопытное, если уж на то пошло. - Тебе кажется. Тэхён резко поворачивается к мужчине, хватает за плечи и заставляет развернуться к себе в пол оборота. - Признавайся! – чуть ли не кричит парень, почувствовав необычайный прилив энтузиазма. – Он тебе нравится?! Он столько времени уже говорит, что брату нужен кто-то рядом, кто-то родной, чтобы успокоиться, быть вместе, идти дальше, в конце концов, но Намджун всегда только отмахивается. - Тэхён, - мужчина все так же непробиваем. Он точно знает, что парень не прав и сейчас несет чушь какую-то. – Он пытается смутить и вывести меня из себя всеми способами, забавляет – это да. Но нет, он мне не нравится, и никогда не будет нравиться. Может ты забыл, но я, вообще-то, предпочитаю девушек. Тэхён кривится: - Неправда. Помнишь, ты был влюблен в нашего соседа! - Это просто был переходной возраст и желание экспериментов, не больше. Сато быстро исправила ситуацию и расставила все точки, потому, повторюсь, не неси ерунды. Мне не нравится Джин в этом плане, и между нами никогда ничего не будет. Тэхён немного разочаровано отпускает его плечи и важно дефилирует на кухню, бормоча себе под нос коварное: - Это мы еще посмотрим. ** - Эй, Чон Чонгук, ты чего такой кислый? – Кан Джи Вон хлопает парня по плечу и весело улыбается, когда тот, вздрогнув, выпускает из рук бронежилет. – Сегодня будем отмечать успешное окончание одного из самых больших дел в нашей жизни! Будем пить до утра! Чонгук вздыхает, поднимает упавший бронежилет и натягивает его на себя. Кан Джи Вон прав, это может стать самым большим делом, в котором он когда-либо участвовал. Не каждый день они находят и собираются накрыть основные склады самого большого наркокартеля в городе, это не шутки. Но Чонгук так же уверен, что стопроцентная уверенность друга в успехе и оптимизм преждевременны. Это вам не кучка неотесанных гопников, терроризирующих прохожих. Это серьезная организация головорезов, прекрасно умеющих обращаться с оружием, которые так просто не сдадутся. Конечно, все рассчитывают на быструю операцию без единого выстрела, Чонгук тоже надеется, но не слишком. Предчувствие у него какое-то нехорошее, хоть убей, извините за каламбур. Еще и сердце так сильно колотится, что он уже и сам не уверен, предвкушение это или страх. В любом случае, спокойствия не наблюдается. - Все нормально, скоро будем пить, - улыбается Чонгук и, заприметив вошедшего в комнату Юнги, бросается к нему. - Эй, босс. Я знаю, сейчас не время, все готовятся, но, я уверен, ты потом мне весь мозг выешь, если я не расскажу тебе все новости. Юнги внимательно рассматривает свой бронежилет на предмет непредвиденных повреждений. Юнги раздражен и, как и все, в предвкушении. Его заставили серьезно так шевелиться днем, много думать, много говорить и планировать, от чего привыкший к работе в ночное время мозг очень хочет взорваться и оставить бренный мир дурацким жаворонкам, нормально функционирующим днем. - Что там у тебя за новости? – бубнит он, доставая пистолет и так же проверяя, все ли там в порядке. Сейчас точно не до Чонгука, но раз уж подошел, то не посылать же его, в самом деле. - Я, наконец, смог установить местоположение Ким Намджуна во время старых убийств. Он берет драматическую паузу. - Не беси, говори быстрее. Если ты думаешь, что я сейчас оценю твою театральность, то ты очень ошибаешься. Чонгук и сам понимает, что это было лишним, злить босса днем – чистое самоубийство. Особенно тогда, когда его заставили подняться со стула и как-то шевелиться. - Ким Намджун был во всех городах в то время, когда там происходили убийства. Может помнишь, нашумевшее дело о торговле людьми, огромная сеть работорговцев на несколько регионов. Вот он был одним из адвокатов там и в каждый из городов приезжал как раз из-за него. Не думаю, что это просто совпадение. Юнги хочется засмеяться в этот момент. Ну неужели! Неужели у них появилась серьезная зацепка, которая сможет пролить свет на эту историю и, наконец, вывести на убийцу? Да быть этого не может! Он уже начал приписывать это дело о маньяке в разряд висяков. - А что по убийствам Ли Анны и Хан Юны? Вы установили, где он был во время их смерти? Чонгук вздыхает и отрицательно качает головой: - Пока нет. Ты же сказал делать это очень осторожно, чтобы он не узнал и не перекрыл нам все каналы, потому так долго. Но, думаю, сегодня-завтра все разузнаю. Юнги кривится, но ничего на это не говорит. Чонгук прав, он сам приказал действовать крайне осторожно, от чего простая проверка алиби так затянулась. Но, все же, прекрасные новости. Надо будет покопать дальше в сторону этого адвоката, авось что-то да найдется. - Ты прав, - кивает мужчина, - не похоже на совпадение. Возможно, нам-таки удалось что-то нащупать в этом деле, правильную ниточку. Узнай все об этом Ким Намджуне, я хочу знать о его каждом шаге на протяжении всей жизни. Чонгук кивает. - Это еще не все. Криминалисты нашли на обоих местах преступления следы от колес инвалидной коляски. Юнги в недоумении поднимает голову на парня. - Мы же облазали те закоулки вдоль и поперек, и что-то я не припоминаю там таких следов. - Они были стерты и затоптаны, осталось всего несколько небольших фрагментов, сейчас проверяют, совпадают ли эти следы и могут ли вообще относиться к нашему делу. Но, босс, опять же, это не может быть просто совпадением. Затылок чешется сам собой. Юнги не уверен. Да, он сам постоянно повторяет, что совпадений не бывает, но, черт. Инвалидная коляска? Это тут каким образом появилось. И, главное, зачем? - Если допустить, что следы к делу таки относятся, - начинает он думать вслух, - тогда зачем убийце инвалидная коляска? Самый логичный ответ – он привез на ней тело, это да. Но, если он подъезжает на машине, как мы считали, зачем ему сначала перетаскивать девушку на коляску, провозить ее каких-то десяток шагов и потом оставлять тело там, где мы его найдем. Зачем так много проблем? Не проще ли перенести девушку на руках, например? Чонгук пожимает плечами. Он и сам уже думал об этом, но четкого ответа так и не нашел. - Возможно, мы ошибаемся, босс? Что, если он не подгоняет машину близко к тому месту, где хочет сбросить тело? А, например, оставляет ее довольно далеко, чтобы никто не смог связать с местами, где нашли трупы, и оттуда уже на коляске везет девушку, закрыв ей лицо. Со стороны будет выглядеть абсолютно нормально – человек помогает инвалиду, ничего подозрительного. Звучит довольно логично, Юнги согласен, что версия сама по себе неплохая. Но, опять же, еще не доказано, что эти следы коляски вообще имеют какое-либо отношение к делу. - Окей, твой вариант похож на один из возможных. Я подумаю об этом. Но давай не забывать, что следы могут оказаться чем-то, что к делу не относится, этот вариант отбрасывать тоже нельзя, - Юнги смотрит на часы. – У нас еще есть время до выдвижения, пойду перекушу пока, а то на голодный желудок работать как-то совсем не хочется. Уже сидя на своем излюбленном диване в кухне, откусывая очередной кусок от огромного желтого яблока, к которым у него особая нежная любовь, Юнги продолжает раздумывать об этих следах от коляски. Странно это все, немного не вписывается в картину, которую он себе обрисовал. Но ничего, главное, что есть хоть какой-то сдвиг. - Нужно узнать, не были ли причастны девушки к тому делу о торговле людьми, - бормочет он в голос неожиданно появившуюся мысль. ** - Так куда едем? Голос доносится сквозь шум и жуткие помехи, которые неприятной какофонией смешиваются в голове, давят на уши и мешают не то, что слышать – дышать мешают. Таксист смотрит на него равнодушным взглядом, терпеливо ожидая адрес. «Наверное, он возит таких вот пьяных и потерянных в складках реальности людей каждый день и это для него совсем никакая не неожиданность», - несется в мозгу Чонгука единственная более-менее отчетливая мысль. Адрес, неожиданно, вспоминается быстро. Черт, будто абсолютно все, что связано с этим человеком больше никогда не покинет его головы. Раздражает. До такой степени, что хочется бить кулаками в это сидение перед ним, но Чонгук держится. Из последних сил, но держится. Нельзя терять контроль. Он сцепляет до скрипа зубы, ногти больно впиваются в кожу из-за сжатых кулаков. Подташнивает, но пока терпимо. Шатает сильно, то и дело хочется завалиться на этом заднем сидении и не подниматься. Нельзя. Держи себя в руках, Чонгук. Машина медленно трогается с места, постепенно набирая скорость. За окном миллиардами бриллиантов снег отражает городские огни, превращая мир в одну огромную сокровищницу. Все так ждали этого снега… После стольких дней грязи и противного дождя, наконец, похолодало. И этому хотелось порадоваться, но что-то не радуется. Чонгук смотрит сквозь окно и не понимает, то ли это мир несется мимо него, а он застыл на одном месте, где-то между прошлым и настоящим, или же он несется с невообразимой скоростью, а мир застыл на месте. На месте, где утром он спокойно пришел на работу, перекинулся несколькими словами с боссом, посмеялся с Кан Джи Воном и договорился вечерком выпить с ним, так как «что-то давненько мы никуда не выбирались». На месте, где они чуть ли не всем отделом дружно собираются на планировавшуюся несколько месяцев серьезную операцию. Чонгуку немного не по себе, сердце гулко стучит из-за нервов, но они уже вошли в кураж, они в предвкушении. Еще бы, не каждый день ведь получается накрыть огромные склады одного из самых серьезных наркокартелей города! А вместе со складами и большую часть их банды. Ничего такой улов предстоит! Кан Джи Вон хлопает его по плечу и сообщает, что сегодня они все будут пить до утра, потому что такое крупное дело нельзя праздновать чем-то меньшим. На месте, где нарисованный на стене огромный красный паук – знак наркокартеля – вызывает лишь животный ужас и тупую боль в области груди. Потому что даже не он привлекает внимание. А знакомое тело, лежащее на его фоне. Так спокойно и умиротворенно, кажется, сейчас поднимется и позовет за собой в бар, пить. Если бы не маленькая круглая ранка во лбу и красная струйка, которая из-за немного наклоненной вбок головы попала в глаз и вырвалась из него кровавой слезой. Просто обычный перекрестный огонь. Просто обычная несчастливая случайность. Просто никто не застрахован. Именно на этом месте все остановилось: мир, время, жизнь, сердце Чонгука. Все, что после этого момента – набор ничего не значащих заблюреных картинок, никак не влияющих на окружающую среду, никак не позволяющих Чонгуку хоть немного, хоть что-то осознать. На одной из них он даже пил в баре. Правда, один. Кан Джи Вон больше не сможет с ним выпить. А кто в этом виноват?.. - Приехали, - голос таксиста все еще доходит сквозь жуткие помехи, но все же доходит. Чонгук неуклюже выбирается из авто, где-то по пути радуясь, что можно не волноваться за оплату, так как его телефон до этого все сделал. Он не знает этажа, только номер квартиры, потому, пошатываясь, бродит от одной двери к другой, в поисках нужной. Она находится аж на четвертом. Подташнивает уже намного больше, но он все еще держится. Ходить тяжело, то и дело бросает из стороны в сторону, но здесь он тоже пока держится. После нескольких минут настойчивого стука дверь, наконец, распахивается, являя за собой удивленные глаза, в которых затухают звезды, и милые, немного растрепанные кудряшки. Чонгук собирает всю волю в кулак, сжимает его крепко-крепко и из последних сил замахивается, попадая парню куда-то в район челюсти. Глаза распахиваются намного шире от удивления и боли, и в них звезды теперь не затухают, нет. Они взрываются мощными взрывами, сметающими все на своем пути. - Это ты во всем виноват! – собственный голос доносится до Чонгука словно сбоку, словно издалека, словно и не он это вообще говорит. Он твердо верит в эти слова, готов поклясться в их правоте, но не успевает, потому что, неожиданно ощутимый ответ тут же прилетает ему кулаком по губам. Будь на месте Чонгука там кто-то другой, Тэхён бы даже не стал тратить время на выяснение обстоятельств, просто закрыл бы дверь, ушел и забыл об этом. Ему было бы глубочайше плевать. Как в случае с тем ударом от брата мертвой девушки – если человек ударил, значит, у него была на то причина, но конкретно этому человеку он не хочет спускать ничего. Для Тэхёна это оказалось огромной неожиданностью, абсолютным непониманием, ведь только вчера они спокойно переписывались, а тут здравствуйте, является под дверью в непонятно каком состоянии и сразу же начинает кулаками размахивать. И, скорее всего, у Чонгука тоже есть очень серьезная причина на такое поведение, но это не значит, что Тэхён готов с ней смириться и молча терпеть. Он ведь не какая-нибудь сопля-размазня, он готов постоять за себя, если уж сильно приспичит. Просто обычно старается уходить от конфликтов. Иногда в прямом смысле. Но сейчас другое дело, сейчас он крайне раздражен и обижен. - Ты что творишь, сволочь?! – ревет Чонгук, цепко хватая парня за плечи, чуть ли не впиваясь ногтями в кожу под тонким слоем ткани свободного домашнего свитера, и силой толкает внутрь прихожей. Лопатки Тэхёна больно впечатываются в стену, выбивая воздух из легких. Он хмурится, немного закусывая губу. Не самое болезненное, что он чувствовал в жизни, но тоже ощутимо. Больше всего раздражает не это, а абсолютное непонимание. За что с ним так? - А ты что творишь? – Тэхён пытается заставить голос звучать как можно более спокойно и отрешенно. Спокойствие всегда страшнее бешенства. Так его учили. - Что здесь происходит? – на крики и звуки возни из комнаты показался Намджун, до этого спокойно работающий. Чонгук все еще крепко прижимает парня к стенке, тяжело дыша и чувствуя, как саднит в губе, как медленно по подбородку стекает капля крови. Ему кажется, что он всей душой ненавидит того, кто стоит перед ним. Его хочется дубасить всем, что попадется под руку, уничтожить и эти чертовы глаза, и эти кудряшки, и эти сцепленные губы, которые когда-то улыбались ему милой квадратной улыбкой… Чонгук содрогается и словно приходит в себя, словно наваждение схлынуло, оставляя только мелкие осколки разбитой вдребезги реальности. Неужели это он сейчас думал о таком? Причинить вред этому человеку? Да он же не посмеет… Неожиданно он чувствует острую боль в районе паха, затем его, после ощутимого толчка, относит в соседнюю стену, больно ударяя головой. Приходится неловко упасть на пятую точку и прислониться к этой самой стене, чтобы хоть как-то удержать связь с реальностью. Тэхён даже горд собой за этот маневр. Он понимает, что, будь Чонгук не настолько рассредоточен и не пьян, ему бы никогда не удалось с ним справиться. Но ведь тут, как говорится, нужно уметь пользоваться ситуацией. - Не знаю, что здесь происходит, - Тэхён оборачивается к брату, который уже был готов броситься на обидчика, но не успел. – Этот больной приперся к нам и начал размахивать кулаками. - Красный паук на стене, - цедит сквозь зубы Чонгук. – Не помнишь этого, экстрасенс сраный? Это ты во всем виноват! У него не осталось сил для того, чтобы подняться, потому он так и сидит на полу, злобно зыркая снизу вверх на того, кого, почему-то, признал главным виновным во всей ситуации. Почему вся ненависть пала именно на Тэхёна, а не, например, непосредственного убийцу – он так и не разобрался и не хотел разбираться. Тэхён некоторое время молчит, пытаясь понять, что это за красный паук, а потом вспоминает. Одно из последних своих видений, второй следователь рядом с Чонгуком, в университете. - Неужели он уже умер? – только и может выдавить из себя. – Так быстро… Ему очень не по себе, он понимает, почему следователь сейчас винит его, но от этого легче не становится. Наоборот, обида поднимается все выше и выше, как вода в реке во время наводнения – быстро и стремительно. А я-то что сделал? Почему ты так со мной? - Знаешь, я просто не могу понять одного, - Чонгук смотрит на него холодно, будто взглядом пытается дать в челюсть. И у Тэхёна такое чувство, словно ему это удалось. - Чего? Взгляд немного меняется и теперь Тэхён замечает в нем нотки презрения. Ему хочется потеряться в этих стенах, утонуть в этом ковре, разлиться тенью за диваном, но не видеть этих глаз. Что он такого сделал? За что ты меня презираешь? - Ты постоянно видишь, что с ними случится, - Чонгук цедит сквозь зубы, Тэхёну кажется, что его ненависть сейчас разорвет эту комнату ярким взрывом, превратит стены в груду камней. – Но никогда и никому не пытаешься помочь! – его чуть ли не крик ураганом делает круг по комнате и ударяется в Тэхёна, снова выбивая воздух из легких. Кажется, Намджун тоже слышит. Но это уже не так важно. Все в этом мире больше неважно. Тяжелая маска спокойствия, которую он так бережно создавал столько времени, просто рассыпается пеплом, измазывая Тэхёна с ног до головы. Он чувствует себя грязным и противным. - Меня от тебя тошнит! – продолжает Чонгук. – Всю свою жизнь я считал, что самое страшное преступление – безразличие. И, встретив тебя, я в этом убедился. Ты гадкий эгоистичный червяк, который в этом мире не видит ничего, кроме себя. Ты знаешь, как умрут люди, но в итоге просто проходишь мимо, словно ничего и не видел. Я презираю тебя. Просто презираю. На его лице теперь только это самое презрение. Тэхёну кажется, что он бы сейчас сжег его на костре, дай ему в руки спичку. Слова «презираю», «безразличие», «гадкий» вихрем продолжают кружиться по комнате, по мыслям Тэхёна, ударяя по лицу и царапая острыми углами душу. Безразлично. Ему правда безразлично? Тэхён вздыхает, а затем поднимает затуманенный взгляд на все еще стоящего перед ним парня и, неожиданно, улыбается. - Мне безразлично?.. – он и сам не понимает, был ли это вопрос или утверждение, но все слова слишком сильно на него насели, потому приходится бежать как можно скорее. В прямом смысле. Он пулей проносится мимо Чонгука, хватает с вешалки свое пальто и, попутно чуть ли не на ходу запрыгивая в ботинки, вылетает прочь из квартиры. Он не хочет его сейчас видеть, слышать, знать, помнить. И его совсем не волнует, что там зима, мороз, а он в легких домашних штанах и свитере. И так же не волнует, что это, собственно, его квартира, и именно Чонгук тут непрошеный гость. Сейчас нужно просто успокоиться и вернуть штиль на место тех гигантских волн, которые беснуются внутри. Еще минуту после этого Чонгук молча смотрит на то место, где только что находился Тэхён. Он и не ожидал, что парень вот так просто сбежит, оставив его в собственной квартире. Через какое-то время он приходит в себя, еле-еле поднимается на ноги и уже собирается уйти, но замечает совсем рядом с собой Намджуна, который молча наблюдает за ним, скрестив руки на груди и проникая под кожу колким холодным взглядом. - Иди сюда, - он хватает парня за локоть и тянет в гостиную с желтым диваном. Его голос звучит вроде как спокойно, но Чонгуку не по себе. К нему после побега Тэхёна начало потихоньку доходить, насколько дурацкая это была затея сюда ехать и обвинять парня во всем. Чонгук все еще считает того виновным, но не настолько, сколько он тут устроил. Еще и эта реакция Тэхёна… С чего вдруг он сбежал? Странный. Надо бы свалить отсюда поскорее. - Сядь, - неожиданно громко командует Намджун, когда замечает, что Чонгук пытается сделать шаг в сторону выхода. - Не собираюсь… - Замолчи и сядь, - все так же холодно произносит Намджун, и Чонгук чувствует, как вспотели ладошки. Когда в последний раз им так командовали вообще? И почему ему остро захотелось подчиниться? Он медленно опускается на этот самый диван, не сводя глаз с прислонившегося к дверному косяку Намджуна. Тот, заметив, что парень сел, вздыхает, словно пытаясь собраться с мыслями и начать разговор, затем произносит: - Я расскажу тебе, насколько безразличен мой брат к чужим смертям, которые видит. Расскажу все, постараюсь быстро. А затем ты уйдешь из этого дома и больше никогда в жизни сюда не вернешься. И никогда больше не подойдешь даже близко к Тэхёну. Потому что сейчас, своими пустыми словами ты уничтожил его. Острым лезвием разрезал старую рану, которая только перестала кровоточить. Его слова к Чонгуку доходят не сразу, задержка довольно серьезная, он только моргает, пытаясь все понять. В смысле, не подходить к Тэхёну? С чего это вдруг? И что у этого ненормального может быть там за рана? - Что ты?.. - Я сказал тебе замолчать и слушать. Чонгук сжимает в кулаки ладони, лежащие на коленях, но послушно молчит. Ему очень интересно, что там хочет сказать этот мужчина. Но еще больше ему хочется выслушать все это и засмеяться тому в лицо, показать всю свою ненависть к этим «супер кровоточащим ранам» Тэхёна. Какие там могут быть раны вообще? - Тэхён еще с детства был таким, - немного отрешенно начинает Намджун, словно по пути собирая вновь воспоминания о том, о чем рассказывает. – В первый раз он предсказал смерть нашей бабушки. Прилетел ко мне в комнату, рыдая, и сказал, что она упадет со стремянки, когда попытается достать с самой верхней полки книгу. Он сказал, что видел, как она лежит на полу рядом с этими дурацкими полками, а на ней книга в синей обложке. Через несколько дней бабушку нашли, лежащую так, как предсказал брат – она упала со стремянки. Тэхёну тогда было семь, и он очень винил себя в ее смерти, говорил, что мог спасти. С тех пор он всегда говорил, как что-то видел, но ему никогда никто не верил. Родители даже начали таскать по врачам, решив, что он болен. Я взял с него слово помалкивать, чтобы его вообще не закрыли в психушке, и пообещал, что мы будем пытаться спасти тех, кого он видел, своими силами. Знаешь, сколько смертей он предсказал? Десятки. Возможно даже сотни. А знаешь, скольких людей мы спасли? Ноль. Никого. А знаешь, почему? Потому что судьбу невозможно изменить. Мы предупреждали, но сложно было заставить кого-то поверить, так как видения брата обычно очень расплывчатые, он даже не знает, когда именно это случится – через день или через десять лет. Было один раз, что мы знали точно, но даже тогда не удалось спасти человека. Но мы продолжали бороться… «Судьбу невозможно изменить», - раздается в голове Чонгука непрерывным навязчивым гулом. Ему не хочется верить этому дурацкому адвокату, в душе все еще бушует пожар, взывающий уничтожить того, кто виноват в смерти друга, все еще болит и туманит мозг. Но по коже, почему-то, мурашки. У него больше нет сил быть здесь, хочется закрыть уши руками и бежать. Кажется, что история только набирает обороты и с каждым новым сказанным словом давит его как букашку. - Я больше не хочу слушать этот бред… - он пытается подняться с дивана и уйти, но Намджун бросает на него такой острый взгляд, что парень прекращает всякие поползновения в сторону выхода. - Сиди молча, - словно яд выплевывает мужчина и продолжает: - Мы верили, что сможем все изменить, до одного момента. Момента, когда я встретил свою жену. Мне тогда было шестнадцать, а Тэ – девять. Сато переехала сюда из Японии, и впервые я ее увидел в магазине неподалеку от дома, куда нас мама отправила за какими-то продуктами. Когда мы оттуда вышли, я твердо знал, что эта девушка будет со мной. А Тэхён плакал. И не хотел говорить, почему. Он прорыдал тогда весь вечер, и только ночью мне удалось у него выпытать причину этих рыданий, от которой захотелось так же завыть рядом. Он сказал, что увидел, как умрет Сато. В отделении онкологии в больнице, в палате с желтыми стенами, ночью, когда будет идти снег, а фонарь будет освещать ее лицо. И я буду сидеть рядом, держа ее за руку. Она правда была моей судьбой, как я и решил для себя. Но знать, что она умрет вот так… Я подумал, что смогу изменить судьбу, если буду ее избегать, не познакомлюсь, не влюблюсь… И честно пытался почти два месяца, обходил десятой дорогой места, в которых она бывала, прятался, если замечал ее на улице… Но, вот тебе еще одна правда жизни – от судьбы не уйдешь. Она сталкивала нас раз за разом, в самых неожиданных местах, в самых неожиданных и дурацких ситуациях. И однажды я понял, что просто не могу так больше. Понял, что должен быть с ней, и спасти другим способом. Я признался ей, когда мне стукнуло семнадцать, с тех пор мы были неразлучны. Вместе поступили в университет и переехали в Сеул, вместе проводили чуть ли не все свободное время, строили планы на будущее. Я рассказал ей про видения Тэ и заставлял каждые три месяца проверяться у врача на онкологию. Она лишь посмеивалась, но ради моего спокойствия послушно ходила. Пять лет Сато возвращалась от врача, тыкала мне бумажки с отрицательными результатами, закатывая глаза и говоря, что я дурень. Он на несколько мгновений замолкает, чтобы сделать один глубокий вдох. Эту историю из его уст не слышал еще ни один человек в мире. Только Тэхён знает все, потому что был еще одним действующим лицом в ней, да родители лишь вскользь. Никому больше он не рассказывал, да и не собирался, если уж на то пошло. Но этот парень, обвиняя Тэхёна, неожиданно сделал то, чего Джину не удавалось уже больше месяца – вывел его из себя. И пусть внешне Намджун относительно спокоен, в груди беснуется пламя. - А на шестой у нее нашли лейкемию. Год мы упрямо боролись за ее жизнь, и вроде как это помогло – болезнь нашли на ранней стадии, Сато была готова бороться, потому лечение подействовало, и она вернулась к нормальной жизни. На год. А после этого все полетело в тартарары, болезнь начала прогрессировать с утроенной силой, и моя малышка Сато угасла через каких-то несколько месяцев. Умерла в больничной палате с желтыми стенами, слабо сжимая мою руку. За окном шел снег, и фонарь освещал ее изможденное лицо. Намджун снова замолкает. Ему остро хочется заорать просто здесь и сейчас, потому что эти воспоминания – табу. Их нельзя вытаскивать из той могилы, в которой он их похоронил, в самом дальнем завитке собственной души, чтобы и самому не добраться, и чужие не лезли. Но сейчас, этот парень, почему он раздражает настолько, что Намджуну остро хочется его приструнить? Пусть даже такой вот болезненной правдой. - После ее смерти некоторое время меня вообще не существовало, я не очень помню, что делал, где был. Но Тэхён, будучи тогда еще семнадцатилетним подростком, тут же перебрался ко мне. Добровольно сменил школу, оставил всех друзей и знакомых и переехал сюда, мгновенно повзрослев. Днями он учился, вечерами подрабатывал, чтобы помочь нам, так как моих сбережений было не так много и приходилось растягивать. А в перерывах пытался вернуть меня к жизни. Выл вместе со мной, когда я не мог успокоиться, обнимал, когда я снова просыпался от очередного кошмара, заставлял есть, вытаскивал на улицу, чтобы хоть как-то развеять, заставлял заниматься хоть чем-то, лишь бы отвлечь мысли. Если бы не он тогда, я бы точно не выжил, давно бы уже покончил с собой. Но, я был так сосредоточен на себе, что не заметил, в какой момент он сам очень изменился. То ли это было сразу после смерти Сато, то ли в то время, как пытался поставить меня на ноги, но где-то в это время он прекратил пытаться. Пытаться спасти тех, кого видит в своих видениях. Однажды я спросил его об этом, и он сказал, что смерть Сато открыла ему глаза. Что над ним жестоко поиздевались, подарив дар видеть чужие смерти, но не оставив ни единой возможности как-то это исправить. Он ведь знал о смерти Сато с самого начала, и мы со всех сил старались ее спасти, делали все возможное. Но так ничего и не изменили. Он сказал мне тогда: «Я устал, Намджун. Устал раз за разом тягаться со смертью и раз за разом проигрывать. Судьбу невозможно изменить, потому я больше не хочу пытаться. Это слишком больно. Поэтому я буду просто проходить мимо, делая вид, что ничего не вижу. Может, однажды сам в это поверю, и видения исчезнут». Намджун отлипает от дверного косяка и подходит ближе к Чонгуку, чуть ли не впритык. Резко поднимает подбородок и заставляет смотреть на себя, пусть даже мутным и расфокусированным взглядом. Его боль снова рвется наружу, но сейчас главное не это. Сейчас главное заставить этого наглеца хоть немного думать и понимать. И оградить от него Тэхёна. - Теперь ты знаешь, почему мой брат не мог бы спасти того, кто умер, в чем ты его сейчас обвиняешь. Поэтому убирайся прочь из моего дома, и больше никогда не возвращайся. И Ли Анну он не убивал, всего лишь видел ее смерть. Отстань от него, наконец, и займись поисками настоящего убийцы. И оставь в покое Тэхёна. Не переписывайся с ним, не встречайся. Даже когда судьба снова сталкивает вас раз за разом, просто разворачивайся и уходи прочь. Забудь о нем. Судьба сталкивает. Сталкивает судьба. В смысле, сталкивает? Почему-то, опьяненный мозг Чонгука услышал только это. Почему сталкивает? Но задать вопроса он не успевает, потому что Намджун уже схватил его за шиворот, как нашкодившего котенка, и тащит к двери. Чонгук даже не сопротивляется, ему сложно сейчас что-то делать, он все еще думает о том, что сказал Намджун. И ему страшно. Неужели действительно судьбу нельзя никоим образом изменить? Даже немножечко? Считай, это он только что обвинил Тэхёна в ужасном, в бездействии, во всех грехах, а тот, на самом деле, просто не мог ничего исправить? Теперь понятно, почему тот сбежал… Черт, Чонгуку не помешал бы хороший такой подзатыльник. - Забудь этот адрес, - напоследок бросает в парня Намджун и закрывает дверь за его спиной. А затем, словно в тумане, бредет к своей комнате, ориентируясь больше по памяти, чем зрением. Он панически избегал любых проявлений эмоций вот уже столько лет, любых упоминаний о Сато, со всех сил пытаясь выстроить в душе глухую стену, за которой спрячется все, что о ней помнит, все, что о ней говорит. Чтобы не было настолько больно. Чтобы можно было хоть как-нибудь жить дальше. И он вроде как преуспел, но сейчас, после одного-единственного разговора все, что так бережно строилось годами, просто рассыпается на глазах. Черт, зачем он начал эту историю? Так сильно разозлился за брата, что теперь сам на грани безумия. Он медленно закрывает дверь в комнату, так же медленно подбирается к кровати и садится рядом на пол, начиная монотонно биться затылком о матрас. Жутко хочется выть и кричать, но он просто молча бьется головой, сжав кулаки до такой степени, что ногти больно впились в кожу. Хочется плакать, но слезы, почему-то, никак не хотят проливаться. И вроде понятно, что нужно взять себя в руки и идти искать брата, вернуть домой, а то где он в холодину таскается, но в руки все никак не берется. Звонит телефон. Намджун резко подрывается, надеясь, что Тэхён все же с мобильным выскочил и сейчас хочет сказать, что возвращается домой. Но на экране светится «Джин». Говорить нет желания, он просто откладывает трубку в надежде, что «позвонит и перестанет». Но не перестает. Телефон орет снова и снова, раздражая тишину и самого Намджуна до такой степени, что хочется его просто разбить. Он все же снова берет его в руки, намереваясь выключить к чертовой матери, но потом вспоминает о том, что брат может-таки позвонить и, вздохнув, отвечает на вызов. - Джин, - пытается изо всех сил казаться обычным. – Не сейчас. Трубка секунду молчит, а затем отдает взволнованным голосом: - У тебя что-то случилось? ** Чонгуку кажется, что он все же немного протрезвел. По крайней мере, шатает уже не настолько сильно, лишь чуточку. Даже можно ни на что не опираться, он даже всего лишь пару раз споткнулся, когда спускался с четвертого этажа, а это уже очень даже показатель. В голове до сих пор туман, мысли, не переставая, кружатся и кружатся, от чего снова начинает подташнивать. В груди так же зияющая дыра. Наверное, он еще не скоро от нее избавится. Хочется закрыться в шкафу на несколько недель и не выползать оттуда, выплакать все слезы, выкричать все слова, которые огромным комом скопились где-то в районе горла, да все никак не хотят вылетать наружу. Чонгуку тошно до одури. Настолько, что он даже готов пересмотреть свои желания со шкафом и упасть в забытии прямо здесь, перед подъездом, в котором живет Ким Тэхён, на присыпанный снегом бетон, в надежде замерзнуть к черту и больше не очнуться. Чонгук медленно елозит рукой по карманам, пытаясь вспомнить, куда он засунул телефон или, хотя бы, когда в последний раз его видел. Рука застывает в нескольких сантиметрах от кармана джинсов, когда глаза, хаотично блуждая по линии горизонта перед ним, натыкаются на дурацкую, печально знакомую шапку с медвежьими ушками. В сумерках все вокруг кажется нечетким, но до парня немного достает свет уже зажженного уличного фонаря, что позволяет Чонгуку быть уверенным на 90% в том, что он видит. Тэхён сидит к нему спиной на одной из детских качелей и невыносимо медленно, по очень маленькой траектории шатается туда-назад, видно, задумавшись. И приблизительно так же невыносимо медленно по голове Чонгука туда-сюда шатается мысль, что нужно подойти. Зачем? Что он скажет? Что он вообще хочет высказать парню, так одиноко сидящему на детской качельке? Извиниться? Но Чонгуку не за что извиняться! Не за что. Или все же есть за что? Да, не за что, Ким Тэхён виноват! Он знал обо всем, он мог исправить ситуацию! Или не мог? Если все, что рассказал Ким Намджун, правда, то Чонгук, получается, самый большой говнюк этого мира, который ударил по самому больному месту человека и обвинил в том, в чем он даже близко не был виноват? Может, именно поэтому Чонгуку так тошно? Ну, не считая, конечно, факта, что один из его самых близких друзей сегодня получил пулю в лоб. Не зная точно зачем, Чонгук неуверенно ступает вперед, все еще не понимая, что именно собирается сделать. Не сказать, что он сильно протрезвел, но все же некоторые проблески здравого смысла то тут, то там протестуют за сиюминутные извинения. - Эй, Тэхён, - Чонгук, все еще не очень уверенно (и все еще немного пошатываясь) зовет парня, абсолютно не зная, что собирается сказать. Тот на это заметно вздрагивает чуть ли не всем телом и резко разворачивается, при этом едва не свалившись с качели. Кажется, только что, на миг сердце остановилось. Это же надо настолько задуматься, что не услышать отчетливого скрипа ботинок по снегу прямо у себя за спиной! Зачем ты меня позвал, надо было пройти мимо и сделать вид, что не заметил! И плевать, что мне бы стоило отойти подальше и не попасться тебе на глаза! Тэхёну совсем не хочется сейчас говорить с Чонгуком. Да, если честно, и не только сейчас. Хочется, чтобы этот назойливый парень, который раз за разом переворачивает все вверх дном в его душе, просто исчез и больше не тревожил. Он приносит только огромную бурю нежелательных и не слишком понятных эмоций, которые попробуй еще потом усмирить. И ничего хорошего. А, и еще жуткую обиду от обвинений. Тэхён сидит на этой качельке, кажется, уже вечность, пытается успокоиться, подавить обиду, отпустить, выдохнуть, но все никак не отпускается и не выдыхается. Очень неприятно, когда в твой дом приходит человек, который не имеет ни малейшего понятия о твоей жизни, о твоем мире, и начинает обвинять тебя в том, в чем ты сам себя винишь уже кучу лет. В том, что доводит до отчаяния. - Просто иди. Куда шел. Чонгук даже не уверен, что сейчас более морозное – голос Тэхёна или воздух на улице. Кажется, парень на качельке вот-вот превратит его в ледяную глыбу, как долбанная Эльза из мультика. - Тэхён, я хотел… Он делает несколько шагов вперед, чтобы обогнуть качели и встать перед парнем, но слишком уж переоценивает свои возможности координации в этом состоянии. Его ведет, ноги заплетаются, и Чонгук с приглушенным: «ой» летит на встречу с присыпанной снегом дорожкой, при этом задевая рукой стоящую рядом лавочку. Несколько секунд он ошарашенно смотрит в землю, пытаясь осознать, что вообще случилось и где он, как тут же чьи-то руки крепко хватают за плечи и начинают поднимать. - Вот же свалился на мою голову, алкаш недоделанный, - бурчит под ухом недовольный голос Тэхёна. – Вставай, давай, - он пытается поднять Чонгука своими силами, но уже через пару попыток понимает, что это бессмысленно. Тело Чонгука и так вдвое тяжелее его самого, так сейчас еще и растеклось, будто желе, ни одна мышца не напрягается. - Ну же, вспоминай своим проспиртованным мозгом, что есть такие штуки, называются ноги, и ты даже можешь ими управлять, если поднапряжешься! Сам я твою тушу не подниму! С горем пополам и еще десятком острых комментариев от Тэхёна, которые, если быть совсем честным, к мозгу Чонгука дошли с огромной задержкой и искажением, им вдвоем все же удалось поставить парня в более-менее вертикально-пошатывающееся положение. - Тэхён, я… - снова начинает лепетать Чонгук, пытаясь закончить то, ради чего, собственно, и подошел, но ему снова не позволяют. - Черт, это еще что такое? – Тэхён бесцеремонно хватает его за левую ладонь, на которой, оказывается, красуется большая и на первый взгляд довольно глубокая царапина. Еще и кровь по всей руке уже размазалась… - Одни проблемы от тебя, - продолжает бормотать он, сосредоточено роясь в кармане. Через секунду вытаскивает на мутноватый свет фонаря аккуратно сложенный снежно-белый платочек. - Тэ… - Дай телефон, вызову тебе такси, пьянь несчастная, - парень намеренно перебивает его, не имея никакого желания слушать то, что он так настойчиво пытается сказать. Честно говоря, Тэхёну просто не хочется слышать от него абсолютно ничего. Хочется, чтобы он просто замолчал и уехал прочь. Домой или куда там еще. - Тэхён, блять, выслушай меня! – у Чонгука, кажется, начинают сдавать нервы. Частично от того, что его постоянно перебивают, а частично от наблюдения того, как чужие длинные тонкие пальцы осторожно обвязывают небольшой белый квадратик ткани вокруг его кровоточащей ладони. - Мне нечего слушать, - тут же отзывается парень. – Просто дай сюда телефон, я вызову такси. - Тэхён, прости за то, что я сказал! – получается намного громче, чем Чонгук рассчитывает. Его голос эхом разносится по двору, отбиваясь от стен домов. – Я не должен был… На миг у Тэхёна замирает сердце. Он всего в миллиметре от того, чтобы поддаться порыву и начать процедуру прощения, но тут же сбрасывает с себя эти нахлынувшие ненужные эмоции и лишь качает головой. - Это уже неважно. Просто дай мне телефон, я свой дома оставил. На Чонгука вдруг накатывает какое-то невероятное отчаяние, потому он в этом порыве совсем по-детски хватает Тэхёна за рукав пальто и, не слишком отдавая себе отчет в собственных действиях, повинуясь лишь порыву, тихо шепчет: - Пожалуйста, не отправляй меня домой, побудь со мной сейчас. Тэхён немного вздрагивает и не может отвести взгляда от руки, держащей его рукав, пытаясь понять, услышал ли он действительно то, что услышал, или же ему показалось. - Я не могу сейчас быть один. Давай просто пройдемся немного. А потом ты вызовешь такси. Прошу. Некоторое время Тэхён колеблется, перекатывает мысли, словно бильярдные шары, но затем, неожиданно даже для себя, отвечает: - Ладно. Куда идти будем? И нет, Тэхён не простил и не забыл об обидах, до этого еще очень и очень далеко, он, на самом деле, такие вещи помнит очень долго. Ему просто по-человечески жаль Чонгука. Черт, парень потерял коллегу и, если судить по его поведению, еще и друга. В отчаянии, пьян, растерян и потерян, дезориентирован и очень остро одинок, настолько, что просит того, кого считает возможным маньяком, кого считает виновным во всем, побыть с ним немного. И факт, что они несколько дней довольно нормально переписываются, ничего не меняет. Если у Чонгука нет кандидатуры для «выслушать и поддержать» получше Тэхёна, тогда, похоже, что там все очень плохо. А Тэхён совсем не зверь и не бессердечный социопат, чтобы бросить человека в таком состоянии, когда тот почти открыто просит о помощи. Четкого маршрута так и не наметилось, они просто медленно бредут куда глаза глядят, выбирая более-менее нормальные освещенные дорожки. Уже через несколько минут таких похождений Тэхён понимает две вещи. Первое, домашние штаны совсем не годятся для прогулок по морозному зимнему вечеру. Это начало ощущаться еще на качели, когда часть ног ниже уровня пальто с каждым моментом чувствовалась все слабее и слабее. Да и домашний свитер тоже не очень способствует сохранению тепла. Да и пальто не такое уж и подходящее… В какой-то момент просто начинают клацать зубы. Второе, пьяный Чонгук это либо размахивающий кулаками Чонгук, либо говорящий Чонгук. Кажется, за один вечер Тэхёну удалось познакомиться с обоими. Все время, которое они идут, Чонгук говорит. Покачивается, так что парню приходится его периодически поддерживать, иногда заикается или теряет суть, но все равно продолжает говорить. Рассказывает сначала о своем друге, который сегодня умер, Тэхён теперь хорошо запомнил имя – Кан Джи Вон. Вспоминает кучу веселых историй, милые и трогательные моменты, а потом говорит, что тот «вытащил Чонгука из ада», и замолкает, думает о чем-то тяжелом и неприятном, даже Тэхёну становится не по себе. - Каким образом он вытащил тебя из ада? - Мы учились в одном классе, были знакомы кучу лет. В шестнадцать он забрал меня из дома, приютил у себя, еще и подключил своего папу, тот отца моего отвадил, чтобы больше ко мне не лез. Чонгуку говорить сложно, он выдавливает из себя слова порционно, словно остатки зубной пасты из тюбика. Но он все еще продолжает говорить. Ему кажется, что если вот сейчас он замолчит, то все исчезнет, весь мир, Тэхён, он сам, и останется только гнетущая, увязшая в тишине пустота. Поэтому он рассказывает бывшему подозреваемому, как сильно отец его ненавидит за то, что он похож на мать, которая ушла к другому, когда ему было пять. Как каждый день с того момента был хождением по иголкам – одно неверное движение – и боль, и кровь. Как его могли побить за то, что он говорил или не говорил, неправильно одевался, неправильно ходил, думал, дышал, существовал. Как всегда смотрели свысока, презрительно, как бросались обидными словами чуть ли не на каждом шагу, так, что они стали привычным делом. Как ему хотелось покончить с собой, но он так и не решился сделать шаг с крыши. Как он записывался во всевозможные и невозможные секции, вызывался оставаться после уроков, лишь бы не возвращаться домой. - Знаешь, еще с того времени я больше люблю темноту. Она ассоциируется со спокойствием, потому что, если я возвращался совсем уж поздно, а свет в окнах не горел, это значило, что отец уже спит и у меня есть целая ночь, чтобы делать все, что захочется, и меня не будут трогать. Он снова покачивается и рефлекторно хватается ладонью за руку Тэхёна. Тот крепко держит, не позволяя упасть, и руку не выдергивает, словно не замечая. Он внимательно слушает, внутренне содрогаясь от всего услышанного. Даже представить трудно, сколько всего пришлось пережить Чонгуку, учитывая, что его рассказы – это всего лишь капля в море. А что происходило там, о чем он не рассказал? У Тэхёна болит сердце за маленького мальчика, на котором столько лет вымещали собственную злобу. И вроде Чонгук уже совсем не мальчик, но у Тэхёна такое чувство, что рядом с ним сейчас идет испуганный и обиженный малыш, от которого мир почему-то отвернулся, не позволив иметь ни нормальных родителей, ни нормального детства, вместо этого оставляя глубокие раны, которые вряд ли когда-либо заживут. Общение с профессором дает о себе знать. Парень вспоминает ее слова о таких детях, над которыми издевались. Она говорила, что они, по сути, никогда не вырастают, так и остаются сломленными детьми, несут боль и разбитую вдребезги психику сквозь всю жизнь. Случается, конечно, по-разному, кому-то удается стать полноправным членом общества и жить более-менее нормально, кто-то падает на самое дно, но одно неизменно – внутри каждого так и остается маленький сломленный ребенок. - Кан Джи Вон вытянул меня оттуда, - продолжает Чонгук, не догадываясь о мыслях своего спутника. – Даже представить не могу, где бы я был сейчас, если бы не он. Он всегда хотел стать полицейским, как его отец. А я хотел быть похожим на них двоих, именно потому пошел учиться за ним. А теперь его больше нет… Он замолкает и вздрагивает. Болтовня какое-то время отвлекала его от реальности, позволяя окунуться в прошлое, в котором его друг все еще жив. Но сейчас эта реальность накатывает новой жестокой волной, сбивая с ног и напоминая о том, что в ней живого Кан Джи Вона больше нет. И, если бы не все еще поддерживающая рука Тэхёна, с ног бы его сбило буквально. Неожиданно Чонгук чувствует, как чужая конечность под его ладонью буквально дрожит. Он переводит немного непонимающий и все еще затуманенный взгляд на Тэхёна, и только сейчас замечает, что дрожит там не только рука, а весь парень целиком. А если хорошо прислушаться, то отчетливо можно услышать отбиваемую его зубами чечетку. Чонгук бесцеремонно хватает парня за ладонь и ужасается – та абсолютно ледяная, у мертвецов, кажется, и то теплее. - Черт, почему ты молчишь, что замерз! Так ведь и до гипотермии недалеко, и до воспаления легких и остальной гадости. Давай я вызову тебе такси домой, тебе нужно отогреваться. Тэхён мотает головой. Да, он замерз как собака, и рук давно уже не чувствует, просто надеясь, что там ничего ампутировать не нужно будет. Но оставить парня в таком состоянии просто не может. И неважно, какие там между ними отношения и какие обиды, Тэхён просто не может вот так сейчас уйти, зная, что Чонгуку невыносимо больно. - Все нормально, - изо всех сил стараясь не стучать зубами, бросает он. – Пошли дальше. - Мой дом вот, - Чонгук тыкает подрагивающим пальцем в строение через дорогу. Холода он не чувствует, это просто рука дрожит. Просто так. – Ты можешь спокойно возвращаться, спасибо большое, что побыл со мной… - Я зайду с тобой. Секунду Чонгук обрабатывает информацию, пытаясь понять, куда тот собрался заходить вообще. Потом доходит. - Зачем? – он глупо хлопает глазами, потому что цепочка мыслей Тэхёна ему пока неподвластна. Тот только пожимает плечами и прячет ладонь в карман пальто. - Не хочу, чтобы ты оставался один. Чонгук десяток секунд не дышит, затем громко выдыхает. - Я и так всегда один. - Не сегодня, - парень поворачивает к нему лицо, которое вот уже которую неделю не дает покоя, и улыбается. Еле-еле, но все же это заметно. В глубине карих глаз все еще затухают звезды. ** Системный блок тихонько шумит, послушно выполняя свою работу. Обычно для Хосока этот шум – один из самых любимых и успокаивающих звуков на планете, но сейчас он кажется безумно раздражающим. Парень уже огромное количество времени пересматривает по кругу одно и то же видео, пытаясь осознать и переварить. Таки он был прав, таки полиция кое-что пропустила. Одну камеру слежения, как раз захватывающую большую часть тупика. Пусть не слишком хорошего качества, но вполне способную снимать. И она сняла. Вопрос, кому понадобилось наблюдать за тупиком, остается без ответа (Хосок придерживается варианта, что просто руки установившего камеру оказались растущими немного не из того места). В правом верхнем углу картинки уже в который раз за этот вечер человек стягивает с инвалидной коляски тело девушки в легкой одежде, без куртки, и начинает скрупулёзно выкладывать его на земле в не очень понятной позе. Мелодия входящего звонка заставляет парня вздрогнуть и дернуть мышкой по экрану. - Эй, Хоби, - тут же слышится в трубке без всяких «привет», - есть какие-либо новости по делу? Говорят, там подозреваемый нарисовался. Хосок внимательно наблюдает за действиями человека в правом верхнем углу экрана, чувствуя, как сильно пульсирует кровь в висках. Ему кажется, что вены сейчас взорвутся вместе со всей головой, переполненной мыслями. - Подозреваемый пока слабенький, - задумчиво произносит Хосок, не в силах оторваться от монитора, - я проверяю его. Больше никаких новостей нет, иначе позвонил бы. Извини, но я немного занят, надо бежать. - Хорошо, держи меня в курсе. В ухо ударяют гудки. Хосок все еще прикован к экрану. Черт, что же теперь делать? Как такое вообще могло случиться? И, главное, кто еще мог видеть это? Ведь, если он откопал видео, то, теоретически, кто-то другой тоже может. И как быть дальше? Сейчас нужно очень много о чем подумать и решить эту неожиданную проблему.