город, в котором нет меня

Красный паук стянул вокруг шеи

Сеть

Твоя рана в груди - мишень

Не заживает

В мире где хочется залезть

На карниз

Когда что-то убивает

Ломает

Помни - если полетишь вниз

Я не поймаю

Квартирка Чонгука кажется Тэхёну, мягко говоря, странной. Он только вошел, как тут же зачесались руки сделать хотя бы небольшую перестановочку. Первое, что бросается в глаза – в помещении слишком уж темно. Все окна зашторены тяжелыми шторами так, что из внешнего мира не проникает ни капли света, а все лампочки горят тускло и очень плохо освещают территорию. Верхний свет парень, кажется, вообще никогда не включает, перебиваясь небольшими ночниками, поставленными в каждой комнате, кроме, разве что, ванной. Второе, что изумляет Тэхёна – разница в обстановке малюсенькой спальни и такой же малюсенькой второй комнаты, которая, по идее, должна бы служить гостиной. Везде мебель старая и совсем не ощущается уюта, но, если в спальне обстановки по минимуму – кровать, тумбочка рядом и узкий шкаф за дверью, то гостиная буквально захламлена чем только можно и нельзя. На минимуме квадратных метров Тэхён нашел кучу разных вещей. Первым привлек внимание притаившийся в углу мольберт с незаконченной картиной. По белому полотну простым карандашом аккуратно расчеркан будущий рисунок, городской пейзаж, но краска коснулась только одного места вверху, на будущем ночном небе. И пусть Тэхён еще не дипломированный реставратор, и совсем не оценщик, но у него острое чувство, что в таком виде мольберт стоит уже очень и очень давно. Рядом небольшой столик, так же заваленный кучей хлама. Недоклеенный макет самолета, какие-то недовырезанные фигурки из дерева, камня, всякие инструменты для этого, непонятные бумажки. Где-то по углам еще рассованы музыкальные инструменты вперемешку со спортивным и туристическим снаряжением. Тэхён замечает сложенный синтезатор, прикрытый карематом, футляр от скрипки, на котором спокойно красуется сложенная походная палатка, где-то там гитара, и еще труба между гантелями. - Ты на всем этом играешь? – удивляется парень. Он даже подумать не мог, что Чонгук настолько талантлив, что у того столько разных хобби и интересов. Тэхёну он казался обычным чурбаном невоспитанным, еще и с проблемами с агрессией. - Не то, чтобы играю… - тихо отзывается Чонгук за его спиной. – Начинал учиться, но бросал, так как надоедало. У Тэхёна мурашки по спине от его голоса. Такой бесцветный и сломленный, хочется наплевать на все правила приличия и просто обнять парня крепко-крепко, сказать, что тот не один, что боль однажды притупится, и не будет настолько тяжело. Но он молча продолжает рассматривать вещи, пытаясь придумать, что же сказать Чонгуку, и каким образом можно было бы его поддержать. В голову раз за разом начинают приходить мысли о странности того, что он видит. По сути, хозяин квартиры начал столько всего интересного, невероятного, но ни одна вещь в этой комнате так и не была закончена. Странно ведь. Почему? В какой-то момент Тэхён поворачивается, чтобы что-то спросить, но не находит парня в комнате. В растерянности бродит по квартире в поисках, очень надеясь, что тот не ушел вообще из дома. А что, тот в таком состоянии, может что угодно вытворить. Находит Чонгука в спальне, сидящего на полу, на светло-сером ковре, от чего Тэхён парня сначала даже не замечает. Он тихонько обходит кровать и приседает на корточки перед следователем. Тот на него никак не реагирует. Спиной прислонился к кровати, в руках бутылка, от которой остро разит алкоголем. Сердце Тэхёна разбивается на мелкие осколки, когда он видит в глазах сидящего напротив парня слезы. Они мучительно медленно ползут по уже насквозь мокрым щекам, теряясь где-то под подбородком, в верхней части толстовки. Чонгук плачет беззвучно, ни всхлипа, ни шороха, от чего становится еще тяжелее. Он выглядит маленьким брошенным щенком, от чего Тэхёну еще больше хочется обнять парня. - Чонгук… - он пытается подобрать слова, как-то успокоить, но, черт, что тут можно сказать? «Все будет хорошо»? За такое хочется убивать, от этих слов тошнит. Как еще ему помочь? Тэхён осторожно убирает из рук несопротивляющегося парня бутылку, отставляет ее подальше, затем становится на колени и осторожно, будто перед ним фарфоровая статуя, которая готова развалиться от любого прикосновения, обнимает. - Чонгук, ты выдержишь, - шепчет он на ухо, чувствуя, как его несмело обнимают в ответ. – Ты не один… Он понятия не имеет, что еще сказать. Хочется объяснить, что рано или поздно боль притупится, потом уже не будет настолько невыносимо, и он сможет жить дальше, даже улыбаться, мечтать о будущем. Что просто нужно сейчас это все пережить, выдержать, не сломаться. Хочется сказать, что он готов поддержать, пока Чонгуку это нужно, но мысли, почему-то, никак не становятся словами. Неожиданно Чонгук легонько отстраняет парня от себя и несколько мучительно длинных мгновений смотрит в упор ему в глаза. У Тэхёна такое чувство, что воздух вокруг заискрился и поднялся до немыслимых температур, грозясь вот-вот превратить два тела в уголек. Чужие губы врезаются в его с такой яростью и остервенением, что поначалу парню кажется, будто хотели ударить. Чонгук целуется резко и очень настойчиво, словно дорвался, наконец, до того, что у него постоянно забирали, словно это вообще последнее, что он собирается сделать в этой жизни, потому вкладывает все оставшиеся силы. Он бешено вжимается в губы Тэхёна, сминает их с непонятной самому злостью, проникает языком в добровольно приоткрытый рот, совершенно не обращая внимания на металлический вкус крови, появившийся из вновь начавшей кровоточить ранки. Тэхён не сопротивляется совершенно, кажется, ему все еще непонятно, что здесь происходит. У него все еще такое ощущение, будто он стоит где-то вдали и со стороны наблюдает, как кого-то очень похожего на него яростно целуют. Именно яростно, не покидает чувство, что Чонгук готов сейчас снести к чертям и его самого, и всю квартиру этим самым поцелуем. Чонгук дрожит. Тэхён ощущает эту дрожь везде: в губах, которые продолжают доминировать над ним, не позволяя сделать почти ничего от себя, направляя и заставляя подстраиваться. В руках, крепко прижимающих к такому же дрожащему телу, которые раз за разом проникают все дальше под любимый домашний свитер, оставляют горящие огнем и сочащиеся раскаленной лавой дорожки из прикосновений на голой коже. Даже щеки парня дрожат, когда тот раз за разом прикасается к лицу Тэхёна. Они все еще мокрые от слез. Нам нельзя! Нельзя-нельзя-нельзя! Чонгук! Хватит! Тэхён знает, что должен это прекратить. Он знает, что Чонгук сейчас слишком пьян, разбит, раздавлен и отравлен болью, чтобы рассуждать здраво. Он знает, что это именно отрицательные эмоции толкают парня на такие действия, а не какие-то настоящие чувства. Чонгуку нужно сбежать от мира, от реальности хотя бы на какое-то время, и средством побега стало то, что первым попалось под руку. Тэхён. И потом, когда Чонгук придет в себя, он будет очень жалеть. Потому нужно все прекратить, прямо сейчас. Давай, оттолкни же его, идиот, нельзя! Тэхён слышит этот оглушающий визг в голове, одно слово, причиняющее столько проблем. «Нельзя!» Он пытается немного отринуть от вжавшего его в себя тела, упирается руками в чужую грудь, даже начинает слабо отталкивать, но руки Чонгука мгновенно вылетают из-под свитера и цепляют его запястья в тиски, не позволяя сделать ничего больше. Парень лишь чувствует, как на него наваливаются всем телом, заставляя опрокинуться спиной на мягкий ковер, а затем придавливают сверху собственным весом, вытягивая слабо сопротивляющиеся руки над головой, и удерживают в таком положении, продолжая остервенело терзать губы, не разрывая поцелуй ни на мгновение. На запястьях словно металлом сомкнутые наручники. Кажется, Чонгук совершенно не контролирует свои силы. Кажется, там останутся синяки. От навалившегося на него веса, от неразрывающегося поцелуя дышать становится все сложнее и сложнее, Тэхён начинает ерзать и отворачиваться, лишь бы сделать хоть один глоток воздуха, все так же искрящегося вокруг. Чонгук, чувствуя это, немного отстраняется и внимательно смотрит на лицо лежащего под ним парня. Тот тяжело дышит, весь красный то ли от смущения, то ли от заряженного, горячего воздуха, так внезапно сгустившегося между ними. Так давно сводящие Чонгука с ума кудряшки хаотично разметаны по ковру, несколько из них прилипло к вспотевшему лбу, окончательно срывая крышу. - Тэхён, я тебе не нравлюсь? Тихий охрипший голос громом звучит над парнем, звенит где-то в ушах, эхом раздается в голове и ножом ударяет в сердце. Черт, если бы он сам знал ответ на этот вопрос! Как же не вовремя его задали. Если бы он мог сейчас нормально думать, а не таять под чужими прикосновениями, словно сопливая барышня в руках первой любви. Он ведь тоже дрожит не меньше Чонгука! Внутри все просто ходуном ходит, сердце, словно попрыгунчик, уже успело отбиться от каждого ребра за эти несколько минут. Черт, ну почему все так запутанно и жестоко?! Почему они не могли встретиться как-то совсем иначе, иметь самую скучную историю знакомства, как все остальные сначала просто признаться в симпатии, сходить на свидание, поцеловаться. Почему все должно быть настолько сложно? Тэхен не понимает. Тэхену обидно. Он знает точно, что это должно прекратиться, даже не смотря на тот факт, что тело взрывается возбуждением, а в районе паха стало уж слишком тесно. Им нельзя! По крайней мере, не в этой ситуации, не сейчас. Может когда-то потом… - Чонгук, - наконец, получается выдать из себя хоть один жалкий звук, - мы... Все остальные слова и мысли тонут в невольно сорвавшемся из губ стоне. Чонгук именно в этот момент прижимается к нему сильнее, заставляя почувствовать крепкий стояк, желающий вырваться из тугих джинсов. Снова срывается в поцелуй. Тэхен забывает, что хотел сказать, забывает кто они, кто он, где он и что вообще происходит. Все ощущения сосредотачиваются там, в одной единственной точке тела, которая, кажется, сейчас вспыхнет пламенем. Все разумные мысли разбегаются, тают и сдаются на милость одной единственной. Никогда в жизни его еще настолько сильно не хотели. Никогда еще так яростно не целовали, так не вдавливали в ковер, желая быть еще ближе. Все время до этого ему казалось, что он барахтается где-то посреди океана, пытаясь отбиваться от накрывающих с головой волн. Так вот в этот самый момент просто прекращает бороться и добровольно отдает себя глубине. Мыслей о том, что это неправильно, что нужно бы прекратить, больше нет. Да и в общем мыслей больше нет, остаются только чужие руки, которые, наконец, выпустили его запястья и теперь нагло шарятся по бокам, по бедрам, доставляя какое-то болезненное наслаждение, перемешанное с чувством вины. Им все еще нельзя. Но он больше не может сопротивляться. Эти же самые руки в какой-то неопределенный для самого Тэхёна момент стягивают с него всю одежду. Он не успевает уловить, когда Чонгук отстраняется, чтобы достать из стоящей рядом тумбочки презервативы и баночку со смазкой, замечает лишь тогда, когда на него снова наваливается уже абсолютно обнаженное тело, выбивая из легких оставшийся воздух и терзая уже и так израненные губы. Берут его резко и жестко, на том самом ковре, в шаге от кровати. Берут почти без подготовки, толком и не растянув, заставляя скулить от боли и материться в зажавшую рот чужую руку. Не то, чтобы Тэхён привык к такому обращению, к выбранной за него позиции, так как обычно он сверху, но что-то в этом всем вызывает болезненное наслаждение и жгучее желание продолжать, когда в какой-то момент грубые вколачивания начинают приносить не только дискомфорт, но и удовольствие. Тэхён в этот раз позволяет парню творить с ним все, что вздумается. Сознание плывет, теряется где-то в фактурах, связь с реальностью разорвана напрочь. Перед глазами светло-серый ворс от ковра, в который его изо всех сил пытаются вжать. Локти и колени пекут от постоянного трения с поверхностью, но это сейчас не имеет никакого значения, ведь все, на что Тэхен может обращать внимание - это чужое тело, бьющееся о его ягодицы, бьющееся в него, распирающее изнутри, заставляющее задыхаться, видеть фейерверки перед глазами, и снова, и снова тонуть в глубинах безумного желания. В какой-то момент он, кажется, глохнет от собственных сдавленных стонов, которые сплелись в один концерт с охрипшими, приглушенными стонами, раздающимися сверху. Чонгук кончает первым, до этого толкаясь несколько раз еще более яростно. Тэхён чувствует, как презерватив внутри него наполняется горячей жидкостью, замечая, как этот момент становится и его пиком, потому остервенело помогает себе рукой, через несколько тягучих мгновений тоже спуская все в ладонь. Некоторое время они не двигаются и молчат. Затем Чонгук отстраняется и усаживается рядом на все тот же ковер, а Тэхён еле находит силы для того, чтобы так же молча подняться и на трясущихся ногах двинуться на поиски ванной. Он не находит, что сказать, потому пытается убраться из комнаты как можно скорее, чтобы под бьющими струями воды осознать, что только что произошло и можно ли хоть как-то этот ужас исправить. Успокоиться Тэхёну все никак не получается уже десяток минут, дрожь проходит по телу приятными электрическими разрядами, раз за разом взбудораживая только что пережитые воспоминания и ударяя по рту, заставляя расплываться в улыбке. Он закусывает губу и прислоняется лбом к плитке ванной, пытаясь вытянуть из нее весь холод и, может, хоть так немного приглушить фейерверки, взрывающиеся в груди. Получается плохо, тело не желает отпускать всю ту эйфорию, которую ощутило совсем недавно. Хочется продержать эти чувства, запечатлеть в каждой клеточке, словно самую дорогую памяти историю. Тэхён со вздохом позволяет себе признать, что его слабые попытки совладать с судьбой увенчались крышесносным провалом. Кажется, Чонгук все-таки ему нравится. Иначе как объяснить эту непонятную кашу, происходящую сегодня весь вечер? Если бы не было никаких чувств, он бы легко оттолкнул парня еще в самом начале, не позволил бы зайти дальше. А теперь вот они достигли точки невозврата, и черт его знает, что делать дальше. А еще в этот момент вернулась та неприятно визжащая мысль «Нельзя!», которую до того удавалось заглушить. Тэхён понимает, что это было ошибкой. Чонгук совершенно не в себе, ему больно, страшно, парень страдает, а он, вместо того, чтобы просто помочь и поддержать, идет на поводу у эмоций и спутывает все в еще более безнадежный клубок, чем было раньше. И у Тэхёна-то, как раз, оправданий нет, он мог остановиться. Мог. Но не захотел. Он должен извиниться и попытаться исправить ситуацию. Он сейчас выйдет к Чонгуку и скажет ему все. Каждую чертову мысль, маленькой юркой рыбкой шныряющую в огромном аквариуме его головы. Не упустит ни одну, лишь бы Чонгук захотел потратить время на эту болтовню. Прошу, оставь мне немного пространства для того, чтобы все исправить. Все так же не теряя надежды, Тэхён вылетает из ванной лишь для того, чтобы наткнуться на невидимую бетонную стену у двери спальни, где ему совсем недавно было так хорошо. Парень видит, как Чонгук сидит на кровати, хмуро глядя на него, но сам войти не может, его словно что-то пригвоздило к полу. Хотя, почему же «что-то»? Он знает что. Взгляд ужасно тяжелый, тяжелее, чем эти бетонные стены, чем киты и слоны, чем весь мир. Он, кажется, железным прессом вдавливает тебя в землю с единственной целью – закопать и больше не видеть. - Мне уйти? – только и может вырваться из Тэхёна раненной птицей. Чонгук кивает. Тэхён глубоко вдыхает, пытаясь протолкнуть обратно внутрь всю боль и ярость, которые, казалось, готовы вырваться из него с дыханием и ринуться крушить все вокруг. Он нечеловеческими усилиями заставляет себя сделать шаг через порог, в комнату. Невидимая стена все еще не пускает его, приходится с силой продираться, прокладывать себе путь как раз тогда, когда душа так яростно протестует. Но внутри его одежда, а уйти без нее было бы более чем глупо. Собирается в полной тишине. Взгляд Чонгука не становится ни капельки легче, он только давит и давит, и Тэхёну начинает казаться, что в этой самой злополучной комнате собралась огромная грозовая туча и каждый шорох, который он издает, разражается оглушительным громом и холодным дождем из острых льдинок, больно царапающих кожу. Душа разъярённой львицей рычит и беснуется, хочет все исправить, все вернуть в тот момент, когда они были просто двумя людьми, которые недавно начали общаться. Он хочет узнать, сможет ли Чонгук простить его за эту минутную слабость, за то, что не остановил. Но Тэхён молчит и лишь быстрыми резкими движениями одевается. Он понимает, что не хочет спрашивать. Да и знать не хочет, если честно. Только что в его маленьком мире температура упала с эйфорических +30 к ледяному минусу, и ему просто хочется поскорее уйти и согреться. Хотя бы немного. Хотя бы до того обычного нуля, в котором он обычно живет. А здесь, в затянутой грозовыми тучами комнате этого сделать не получится. Наверное, судьба все же ошиблась, и не будет между ними ничего. Или Тэхён ошибся с видением, принял желаемое за действительное, а на самом деле они вообще вместе не будут, да и не должны были. Так же молча он выходит из комнаты, чувствуя лопатками, как тяжелый взгляд Чонгука неотрывно следует по пятам. Он уже открывает входную дверь и даже выходит, но затем медленно разворачивается и храбро поднимает тяжелую ношу взгляда парня, глядя прямо ему в глаза. - Ты только что сбросил в моей душе самую большую ядерную бомбу и сжег этим всех бумажных журавликов… - Тэхён судорожно сглатывает поднявшуюся к горлу боль. - Но, знаешь, спасибо, что сделал это быстро. По крайней мере, надежда тоже умерла, а без нее жить легче. Чонгук несколько секунд молча смотрит, в чужие глаза, которые, казалось, всего за секунду стали дальше на световые годы, века. Так, что и не достать. В которых звезды гаснут с утроенной скоростью, так быстро, что скоро уже ничего не останется от бесконечной Вселенной. - Прощай, - только и может выдавить из себя. - Прощаю, - шепчет Тэхён. И закрывает дверь за собой. Глухой стук отзывается в голове Чонгука оглушительным взрывом, и он вдруг понимает, что только что и его бумажных журавликов тоже охватило пламя. ** Чонгуку кажется, что он сходит с ума. Мысли навязчиво-жужжащим роем носятся по голове, не позволяя ни нормально спать, ни чем-нибудь заниматься, постоянно создавая фоновый шум, мешающий жить. В какой-то момент начинает казаться, будто все вещи в комнате стали невесомыми и так же начинают кружить вокруг него, засоряя пространство и давя на голову. Чонгук не помнит, какой сегодня день, помнит лишь, что когда ушел Тэхён, все, что еще более-менее держалось после смерти Кан Джи Вона, просто рухнуло и рассыпалось. В порыве какой-то загнанной ярости, или больше агонии, он разгромил гостиную. Все эти незаконченные поделки, все фигурки, модельки, мольберт с картиной теперь рухлядью, грязью валяются на полу. Он не может спать, не помнит, когда в последний раз хотелось есть, только иногда пьет воду, потому что алкоголь закончился слишком быстро, а выйти на улицу, чтобы пополнить запасы, морально просто не хватает сил. Он раз за разом прокручивает в голове события того жуткого дня, раз за разом тянется рукой к трубке телефона, чтобы позвонить Джи Вону и рассказать обо всем, а затем, вспоминая, одергивает ее, словно от огня. Еще эта вся ситуация с Ким Тэхёном. Он вспоминает произошедшее до мельчайших подробностей, словно на самом деле чувствует прикосновения чужого тела, снова и снова видит рассыпанные по ковру темные кудряшки, взрывается от мысли, что ему отвечают на поцелуй… Вспоминает и пытается понять, в какой момент все пошло не туда. По сути, он сам виноват. Тэхён всеми силами пытался его поддержать, был рядом в очень тяжелый момент, даже не смотря на то, что Чонгук перед этим натворил. Не хотел оставлять одного, успокаивал… А что сделал Чонгук в итоге? Набросился на него, словно на кусок мяса и, если так посмотреть, даже выбора сильно не оставил. Конечно, не то, чтобы Тэхён так уж сопротивлялся, но ведь сопротивлялся, пытался даже оттолкнуть… Но, все же, не оттолкнул, даже отвечал на поцелуи – данная мысль почему-то греет ту кучку осколков, оставшихся от души. Все, в общем, было неплохо, пока Чонгук это не испортил. Он копается в себе который день, пытается понять, что же случилось, почему выставил за дверь человека, с которым очень не хотелось бы прощаться, но ответа не находит. Ему больно. Ему страшно, что на этом все. Что Ким Тэхён исчез из его жизни навсегда. Ему страшно, что вот-вот зазвонит телефон, в котором бесцветный голос человека, заменившего ему отца, скажет, когда пройдут похороны его сына. В какой-то момент Чонгук ловит себя на мысли, что не в этом ли вся проблема? Что он просто опять испугался? Ким Тэхёна, своих эмоций, что у них может что-то получиться? Визг входящего звонка заставляет его вздрогнуть. В душе все холодеет от осознания, кто это может звонить, но на экране высвечивается имя босса, от чего от сердца немного отлегает. - У нас еще одно тело, - голос Юнги тише и, кажется, еще более хриплый, чем обычно. – Я понимаю всю ситуацию, потому если не можешь… - Я приеду, - Чонгук даже не хочет слушать продолжение. Ему нужно вырваться из этого ада собственной головы. – Пришли адрес. Юнги угукает и сбрасывает вызов. Кто-то другой бы тут же возмутился, мол, какого черта, неужели этому парню абсолютно плевать, даже не узнал, как дела. Но Чонгук знаком с боссом уже достаточно долго, чтобы понимать, что реально происходит. Юнги просто не любит лишних дурацких вопросов, а «как ты?» в этот момент в этом состоянии для Чонгука как раз таки дурацкий вопрос. Потому что и так понятно, что никак. И Юнги это знает. И он тоже переживает и за Чонгука, и за смерть Кан Джи Вона, просто не умеет этого показывать. Не так, как обычные люди. В подтверждение этим мыслям, на месте преступления Юнги стоит поодаль и смотрит вообще в другую сторону. В обычном состоянии босс всегда внимательно рассматривает каждую деталь, а тут будто никак не может собрать себя в одно целое. Приблизительно так же, как и Чонгук. Да и выглядит еще более помятым, чем раньше. - Босс, - Чонгук осторожно касается его локтя, от чего Юнги мелко вздрагивает и поворачивает на него немного потерянный взгляд. - Босс, что здесь? – повторяет парень, замечая, что взгляд становится более осознанным, а Юнги приходит в себя. Мужчина неожиданно резко дает себе пощечину, затем ерошит волосы, затем отвешивает Чонгуку несильный подзатыльник. - Соберись, тряпка, - бормочет он. – И мне собраться нужно. Мы не можем сейчас упускать детали и запороть дело из-за собственных эмоций. Почему-то от подзатыльника становится немножечко легче. Совсем чуть-чуть, но этого достаточно, чтобы собрать мысли в кучку и начать осматривать место преступления, но этим планам не дано сбыться – их прерывает спокойный голос судмедэксперта. Сун Бо машет рукой в синей хирургической перчатке, в которой зажат листик бумаги, и настойчиво зовет: - Эй, Юнги-босс, Чонгук, идите сюда. Я нашел кое-что интересненькое. Он пихает в руки подошедшего Чонгука знакомый листик бумаги с надписью «Елена должна умереть», уже заботливо вложенный в пластиковый пакет для доказательств. - Окей, и что здесь интересного? – бормочет парень, внимательно рассматривая записку, надеясь найти в ней что-то необычное. Замечает в верхнем левом углу маленькую черную полоску, больше похожую на размытую каплю – чувство, будто лист измазали чем-то. - Это? – он показывает Сун Бо кляксу. – Похоже, будто на бумаге какая-то грязь, не похоже на серьезную улику. Судмедэксперт сам склоняется ближе к листику и внимательно его рассматривает, будто в первый раз видит. - Надо же, - бормочет он, - я и не заметил. Больше похоже на артефакт от принтера, мой тоже постоянно след оставляет, правда, внизу листа. Но я хотел показать не это. Ты бумажку-то переверни. Прогнав в голове ленивую мысль, что надо бы глянуть на остальные записки, нет ли там такого же следа, переворачивает другой стороной и застывает на месте. Кое-что изменилось. Теперь на листе чернеет не одно предложение, а два. «Война не должна начаться. Тиресий, ты ведь должен был все это видеть!» Несколько мгновений не получается вдохнуть. Он очень хорошо знает это имя, оно светится в чате вот уже который день, не давая возможности даже немного передохнуть. - Тиресий, - бормочет глянувший из-за плеча Юнги. – Знакомое имя. Это вроде какой-то там прорицатель из мифов… - Босс, - Чонгуку больно говорить. Сердце колотится, в безумной истерике просясь наружу. - Ну? - Босс, это Ким Тэхён. Юнги с недоумением смотрит на него. - Что Ким Тэхён? Чонгук набирает в легкие побольше воздуха. - Это его ник во всех соц.сетях. Помнишь, я просил знакомого проверить этого парня, оттуда мы узнали. Это ведь не может быть просто совпадением. Юнги мотает головой, продолжая внимательно рассматривать листок бумаги в надежде, что там появится еще что-нибудь новое. - Не может, - таки соглашается он, - слишком уж все складывается… Таки этот парень тут замешан, ты не ошибся. Но, похоже, не он убийца, а, наоборот, насолил чем-то этому маньяку. В любом случае с ним надо связаться и узнать все об этом нике, кто знает и так далее. Дыхание прерывается, сердце пропускает удар. Как связаться? С Ким Тэхёном связаться? Но ведь это то, что Чонгук собирался никогда в жизни больше не делать. - Но, босс, может, ты с ним свяжешься..? – слабо надеясь на успех, блеет Чонгук. Юнги смотрит на него с минуту цепким, проедающим душу взглядом, затем бубнит: - Мне абсолютно плевать, что там произошло между тобой и этим парнем, не мое дело. Хотя нет, все же мое. Надеюсь, ты с ним не спал, а то ведь подозреваемый, черт возьми… Дурацкое ты Око Саурона, все знаешь и видишь! Чтоб тебя! - В общем, сейчас мне даже плевать, если ты с ним таки спал, - продолжает Юнги, не отводя взгляда и прекрасно замечая, как вытянулось при этом лицо Чонгука. – Сейчас главное – разузнать, что и как с этим Ким Тэхёном и его ником, и имеет ли это отношение к записке. Потому хватит смотреть на меня так, будто я собираюсь тебя съесть, иди работай! А я тут разберусь с телом девушки и посмотрю еще в этой подворотне. Да, и камеры поищи! Вдруг на этот раз нам сказочно повезет, и мы, наконец, схватим этого маньяка. Чонгук тяжело вздыхает, но ослушаться приказа не может. Последнее, что ему хочется – так это опять связываться с Тэхёном. Он знает, что сам виноват во всей мути, появившейся между ними, но он так же безумно боится снова поднимать эту ситуацию, разбирать ее по камешкам, говорить с парнем. Черт, кажется, встречи с ним Чонгук боится больше всего. Но выбора-то нет. Вариантов никаких, Юнги ему голову отгрызет, если не пообщается с Тэхёном. Да и где-то в глубине души начинает нарастать волнение за это странное существо в дурацкой шапке с медвежьими ушками. Ведь не просто так маньяк о нем написал в записке, лежащей рядом с мертвым телом. Как минимум это означает, что он знает Тэхёна. Как максимум – что Тэхёну грозит серьезная опасность. Что бы там ни происходило между ними, Чонгук себе не простит, если с парнем что-то случится. Потому он нехотя достает телефон, открывает список чатов. Tiresias Я знаю, что ты не хочешь больше меня видеть, но я очень волнуюсь о твоем состоянии. Скажи хотя бы, что ты ничего с собой не сделал. Последнее сообщение так и осталось без ответа, вместо этого внизу чата курсивом светится: «Вы заблокировали этот чат. Хотите разблокировать?» Несколько секунд Чонгук пустым взглядом пялится на этот вопрос, пытаясь осознать и все понять. Хочет ли он? Затем понимает, что выбора все равно нет, и со вздохом нажимает «Да».