Из бездны — домой

      Скафандр поддерживал комфортную для пилота температуру. Кислорода, как уверяла инструкция, должно было хватить где-то на шесть часов. Углекислый газ регулярно удалялся, а двигатели-манипуляторы исправно доставляли астронавта туда, куда он хотел, стоило только мысленно приказать. Да и поломка была, по меркам космоса, пустяковая. Заклинило штангу-манипулятор, при помощи которой можно было проводить несложный ремонт укреплённых снаружи корабля различных устройств. Во всём виноват был крошечный метеорит, угодивший как раз в место изгиба штанги, застряв между болтом и скобой, и тем самым лишив эту каркалыгу подвижности. Ничтоже сумняшися, Валя вытащил из кармана отвёртку и, с минуту покопавшись, выковырял вредителя. Шлёпнув его для ускорения ладонью, отправил в далёкое путешествие, и наверное от избытка чувств, засвистел в шлемофон марш Мендельсона. — Задание выполнено на сто процентов, Любаша, — продолжая насвистывать незатейливую мелодию, зачем-то отчитался перед компьютером Орешкин. — Принято, капитан. Простите, а свадебный марш здесь к чему? Можно подумать, вы мне предложение делаете. — Я? Машине? — удивился Валька. — А почему бы нет. Красива, сексуально раскомплексована, в меру ревнива. Прекрасный кулинар, отличный инженер и нескучный собеседник. Такую и на земле-то непросто найти, а уж тут… — Обещаю непременно обдумать твоё предложение, — улыбнулся находящийся в прекрасном расположении духа Валька. — Вот только со священником беда, разве что Сашку попом нарядить. — Глупости. Да и не пойдёт он на это. У нас с ним и так из-за тебя контры. Внезапно в метре от парящего в пустоте Валентина образовалась яркая фиолетовая воронка, куда его тут же успешно и затянуло, моментально оборвав интересную дискуссию, и заодно погасив сознание… Сколько прошло времени, Орешкин так и не узнал, а с удивлением обнаружил себя сидящим в темноватом полуподвальном помещении, за заставленным пустыми и полными бутылками деревянным столом. В руках у него была огромная, вмещавшая никак на меньше поллитра, налитая до краёв вином кружка. Напротив находился колоритный тип, с закрученными кверху будёновскими усами, с медной кирасой на голове и с копией валентиновой кружки в руке. — Нет, ты послушай, что эти ослы в протоколах пишут, — усмехнулся в усы собеседник, доставая из-под стола кипу замусоленных бумаг. — А ведь каждый из этих бездельников года по четыре в полицейской академии обучался! «На вопрос следователя, где ты был вчера в половине второго ночи? — подозреваемый заявил, что накануне, во время посещения сортира, ему внушила подозрение одна гнилая доска, постеленная в опасной близости от очка, и как стемнело, он, тайком от жены, пробрался в «место уединения» с целью поменять оную плашку на новую, а заодно оприходовать спрятанную в герметично упакованном пакете бутыль с самогоном. Вытаскивая самогон за привязанную к пакету верёвку из очка, подозреваемый имел неосторожность наступить на гнильё, в результате чего по самую макушку нырнул в дерьмо, а выбрался оттуда, согласно наручным часам, ровно без десяти час. В результате проведённого следственного эксперимента, на котором в точности выполнили то, что показал подследственный, было решено снять с него обвинения в изнасиловании дворника, а также краже свиного окорока из-под подушки потерпевшего. Доказательством невиновности подозреваемого были найденные под кустом малины насквозь пропитанные дерьмом семейные трусы.» Картинка подвала, вкупе с усатым, пошла волнами, и через секунду Валя оказался в седле, на приземистом жеребце, одетый в кольчугу и доспехи. Рядом с ним стояла сухонькая старушка и жалостливо протягивала парню котомку с едой. Причём сознание парня наблюдало за происходящим как бы со стороны, а управлять самим собой втиснутый неизвестно кем в ипостась древнего русского богатыря Валя не мог. — Ты бы перекусил на дорогу, Илюшенька? — просяще проговорила пожилая опрятная женщина могучему, кряжистому парню, одетому по походному в кованые медные доспехи, тонкую плетеную кольчугу, похожий на луковку островерхий шлем, и с тяжеленной железной палицей на бедре. — Дорога-то, чай, не близкая, дён десять до Киев-града ехать придётся. — Некогда мне, маманя, — вздохнул богатырь, — не зря, видно, князь за мною послал. Знать, беда какая приключилася. Эх, жаль на землице родной поработать мне не случится уж. По сохе руки соскучились. — Вот тебе котомка в дорогу, сынок, да водицы нашей муромской я в туесок набрала, — передала мать богатырю сверток. — Спасибо, матушка, — обнял женщину молодец, — а за меня не кручинься, родная, я вернусь обязательно. С этими словами лихо запрыгнул Илья Муромец в седло Бурушки, и, помахав на прощанье палицей, вскоре скрылся в лесной чаще. Заросла тропинка незаметная. Но умная коняга, да наверняка не раз ездивший, в отличие от Орешкина, Муромец, дорогу знали наизусть, и Илье оставалось лишь отпустить поводья и наслаждаться неспешной рысью, да лесными красотами. Мысли у Валентина путались с богатырскими, а потому все его знания достались на двоих. Места между тем стояли глухие. От Карачарова редко кто ездил в Киев. Лишь раз в году осенью всем селом собирали большой обоз с разным товаром, и под охраной из десятка вооруженных дубинами мужиков отправляли в Чернигов на ярмарку. Нечисти по кустам тут тоже хватало, а вот повывести её у Ильи всё руки не доходили. То у князя на службе, то в поле пашет, да и один он, как ни крути. А на Руси издавна говорят: «Один в поле не воин». Хотя к Муромцу эту поговорку можно было применять с большой натяжкой, так как он один стоил добрую сотню ратников. А покопавшись в воспоминаниях богатыря, Валька без труда нашёл тому подтверждение… Попробовал было о прошлом годе хан Кумбельды напасть на деревню по осени. Выслал вперёд лазутчиков, дабы на Илью Муромца не нарваться. Те всю деревню потихоньку обшарили, богатыря не нашли и довольный хан неспешным шагом въехал на, казалось бы, беззащитную околицу. В это время молодец из погреба вылез, где после пьянки в прохладе отлёживался и, стоя на крылечке, с наслаждением допивал четвертый ковш медовухи. Налетевших с посвистом бандитов Илья невозмутимо встретил посреди дороги здоровенной оглоблей. И после двух взмахов от ханского «эскадрона» никого не осталось. А когда осела пыль, парень нашарил в лежащей куче-мале главаря, и, утопив его, ещё живого в ближайшем сортире, как ни в чём ни бывало вернулся к своей медовухе. Эх, да что вспоминать. Прожил Илья на свете тридцать шесть лет, а для себя и не жил. Даже женской ласки до сих пор не изведал. До тридцати на печи сидел. Ноги не ходили. А кому на селе калека нужен, лишний рот. Разве отцу да матери. Какая девка на такого посмотрит. Хоть не косой и не рябой, да работник никакой. А затем, как помог он князю Черниговскому татар от города отогнать, да в делах нескольких самому князю Владимиру помочь, был он постоянным гостем в Киеве. Не мог великий князь без Ильи обходиться. Домашние дела бросать приходилось. Вот и сегодня, оставив свою пашню невспаханной, наскоро собравшись, ехал он по воле княжеской в стольный град. Закончив копаться у Ильи в голове, Валя с изумлением увидел деревню. Два десятка покосившихся тёмных избушек, расположенных по неописуемо кривой линии. Такое впечатление, что архитектор был в дым пьяным или нарочно так построил, дабы снизить скорость у предполагаемого конного супостата. Прямо посреди улицы лежал и громко храпел могучий детина. Аборигены с опаской обходили его стороной и подъехавший к телу Илья живо поинтересовался у какого-то оборванного субъекта: — А не подскажешь ли ты мне, мил человек, что за нахал у вас поперёк дороги развалился. И почему это все люди должны его обходить? — Так староста это наш, — снял шапку селянин, — слегка перебрал с утра, вот и разморило беднягу. — Да знаю я его, — отмахнулся Илья, — почему в виде столь непотребном сей богатырь пребывает? — Пристрастился наш голова к винопитию. И суток не проходит, чтобы ему пьяну не быть. Всю брагу на селе вылакал, до запасов меда добрался. Забери ты его с собой, Илья Муромец, сделай доброе дело. Может хоть ты его от напасти этой избавишь. Илья молча слез с коня, зачерпнул из находящегося рядом колодца ведро ледяной воды и с размаху окатил спящего парня. Мгновенно протрезвев и пробудившись от холодного душа, Добрыня вскочил на ноги и, грозно рыча, приготовился наказать неведомого обидчика. Но увидев улыбающегося Илью, сменил гнев на милость, а Валька, вывалившись из богатыря, продолжил свой путь в призрачной пустой темноте… *** Тёплым парижским вечером, под развесистым столетним дубом необременённая одеждой однополая парочка, ничуть не таясь, занималась любовью. Действо происходило в позе наездника и один из участников с громким стоном регулярно поднимался и опускался, сидя верхом на любовнике, в роли которого выступал уже ошалевший от всех этих перипетий Валентин. Процесс, видимо, подошёл к концу, и дойдя до кульминации, оба скакуна громко застонали и в какой-то момент наблюдающему из-за куста упитанному монаху даже показалось, что бедняги испустили дух. — О, Антуан, — блаженно промурлыкал тот, что был сверху, поцеловав любовника в набрякший сосок, — ваш жезл, как всегда, бесподобен, а сегодня мне показалось, что я улечу на небеса. — Помилосердствуйте, друг мой, — рассмеялся явно польщённый похвалою красавец, обладавший, в отличие от первого, длинными гренадерскими усами, — не покидайте меня надолго, ведь я без вас и дня не протяну, а все эти ужасные компаньонки, которых мне пытаются подсунуть в здешнем борделе, просто омерзительны. К тому же на них столько блох, что каждое совокупление превращается в лотерею. Эти твари такие кусачие, что не удивлюсь, если однажды они отгрызут мне член. С этими словами он пощекотал сидящего на нём молодца по низу живота усами, и схватив губами начавший оживать жезл любви, на долгое время замолчал по причине занятости рта… — И ещё нужно будет приготовить заливную рыбу. Без неё и праздник не праздник, — донеслась до Орешкина быстрая девичья скороговорка. Открыв глаза, он с огромной радостью обнаружил себя сидящим в одних плавках в родной каюте, легкомысленно свесив ноги с не менее родного дивана. Рядом стояла улыбающаяся Любаша, а на коленях развалился довольный своею кошачьей жизнью Барсик. «Что это, интересно, было?» Продираясь мыслями сквозь женскую болтовню, подумал капитан. «Теперь, наверно, и не узнать. Но ведь как достоверно привиделось!»  На всякий случай потрогав абсолютно сухие трусы, прошептал Валя и даже немного пожалел, что неизвестный ему Антуан так и не закончил так здорово начавшийся процесс…